В 1978 я стал работать на русской службе БИБИСИ. Для этого я сдал экзамены и прошел длительную проверку - не засланец ли я? Все же бывший офицер-подводник, член Союза журналистов СССР.
Тогда совсем недавно больше ста советских шпионов и провокаторов были выдворены из Великобритании.
В их числе был технарь, которому подставной человек вынес с завода небольшой зенитный снаряд в газете. Дело было в парке, и технаря остановили британские службисты.
- Что у вас в газете? - спросил один из них.
Шпик дрожал, как осиновый лист.
- Не дрожи, а то снаряд взорвется! - крикнул по-русски вражеский человек.
Шпик с воем швырнул пустой снаряд в кусты и помчался к выходу из парка. Официально он числился работником советского посольства, и на следующий день советские сотрудники проводили его в Москву.
В то время английские начальники на БИБИСИ отличались благородством и пониманием. Работников нехватало, и я, например, пару раз работал в три ночные смены подряд, после дневных смен, что скрывалось от профсоюзов.
Мой папа слушал меня под Москвой, окруженной базами ПВО - глушилки там не гудели, чтобы не нарушать радиокоммуникацию.
Наш замечательный английский начальник службы Питер Ю. предложил мне встретиться с военными моряками в Портсмуте - по их просьбе. Они работали на перехвате русских переговоров в море. Советские рыболовные и океанографические суда собирали информацию возле британских и американских эскадр.
В Портсмуте меня встретил старшина и доставил на машине в военно-морское училище. Начальник училища крепко пожал мне руку и сказал: - Мы, офицеры, должны всегда помогать друг другу. - Я до сих пор не знаю, шутил ли он.
Моя аудитория хорошо знала русский, но я все равно говорил медленно и отчетливо. Британцев интересовала моя морская биография. Перед массовым сокращением числа офицеров при Н. Хрущеве, я служил в Феодосии, которая была частью Керченско-Феодосийской военно-морской базы.
Я следил за передвижением судов в акватории порта, то же самое делал и гражданский портнадзор, но он не подчинялся военным.
Недалеко от грузовых причалов в строго отгороженном пространстве стояли секретные суда со спецгидроакустической аппаратурой слежения за подлодками.
"Дела давно минувших дней", - гордо подекламировал британский контразведчик.
- Абсолютно, - согласился я. - Тогда в порт зашел теплоход "Котовский" из Батуми. Вечером, в моё дежурство, пассажирский помощник теплохода сладко уговаривал на корме пассажирку отдаться зову любви под шум волны.
Он был в парике, который приклеивал к лысому черепу, предвидя резкие движения тела. Как он позже мне рассказал, пассажирка ослабла от его ласки, а в это время на поверхность всплыл водолаз с фонарем на лбу.
- Караул, - сказала шепотом женщина, а помощник заорал дурным голосом: - Человек за бортом!
Вахтенный теплохода сразу мне позвонил, я позвонил дежурному по базе, и он срочно приехал ко мне в морскую комендатуру.
- Докладывайте, лейтенант! - рявкнул он.
- Якорные цепи судов пересыпаны, вот он и ткнулся балдой в цепь, отчего и всплыл.
- Кто "он"? Кто? Водолазы в темноте в субботу не работают, тем более без разрешения! - Подполковник был в смятении.
- С турецкой базы НАТО, - предположил я, - лодка-малютка на малых оборотах подошла к противолодочным сетям, ныряльщики проделали в сетях отверстие и запустили гада сфотографировать обводы приемников акустических станций под ватерлинией судов на закрытых причалах.
- Какой ты умник, лейтенант! - вскричал он. - Как подлодка могла подойти не замеченной нашей береговой акустикой?
- На малых оборотах почти бесшумно. А тут еще жидкий грунт преломляет акустический сигнал.
Лицо подполковника становилось то бледным, то багровым: - Какой ещё жидкий грунт, лейтенант?
Морские организмы веками склеивались жопами, когда умирали. Целые острова кочуют под водой, - объяснил я.
- Как бы вам не пришлось склеиться жопой с нарами в карцере! - Он негодовал: - А откуда, интересно, ты это знаешь?
- Я состоял в НОКе - научном обществе курсантов, и там это изучал.
- Пробомбить акваторию порта! - заорал на меня подполковник, понимая, конечно, что это его сфера, а не моя, причем почти весь личный состав в увольнении. - По ушам гада, по ушам!
Через полчаса моряки в шестивесельном яле поджигали толовые шашки и бросали их по борту, т.е. сеяли доброе, вечное. Всплыло несколько рыбешек.
Чекисты сняли с теплохода пассажирского помощника для допроса, а его знакомую арестовали - у неё в багаже нашли запрещенную литературу.
- Как вам работается на БИБИСИ? - спросил меня в Портсмуте британский моряк.
- Замечательно. - Я не преувеличивал. - Переводишь или читаешь сообщения из СССР и мечтаешь, чтобы побольше народу их услышало.
- Вашу русскую службу ставят высоко, - сказал другой моряк. - Я сам работал на английском радио БИБИСИ в том же здании.
- Еще бы! - подхватил я. - На заседании полибюро генсек предупредил: "Никто не выходит. Ведь после каждого закрытого совещания все становится известно на БИБИСИ".
Через некоторое время А. Микоян просит разрешения выйти в туалет.
- Потерпи, Анастас. Скоро закончим.
Микоян опять просится.
Вдруг открываются двери и входит с ведром и тряпкой тетя Даша. Генсек вне себя: - Тетя Даша! Товарищ капитан! Вы же знаете, что идет закрытое совещание!
- По БИБИСИ передают, что товарищ Микоян усрался.
Такова была слава Британской радиовещательной корпорации. А сейчас она превратилась в несвежую тягомотину.
Сейчас бибисивцы подражают российским работникам СМИ, даже в напыщенном обновлении значений слов. Например: "Достаточно отрицательные стороны" (для кого "достаточно"?), "Интрига дня" ("интрига" - это, прежде всего, "скрытные происки"), и т.д. и при этом молодняк не чувствует себя "дискомфортно". Видно, большинство училось в институтах, где все билеты на экзаменах были проданы.
Застал я на БИБИСИ и старую гвардию, бежавшую из Германии после Второй мировой войны. Леночка, державшаяся на виски и таблетках, пережила под Берлином бомбежки союзников. Она называла их излюбленным словом "кошмар".
- Леночка, говорят Геринг губы красил, пудрился?
- Кошмарно очерняют.
- Леночка, знаете, сколько народу выехало из СССР в США и на историческую родину в Израиль?
- У большинства из них историческая родина - кошмарная Монголия.
На БИБИСИ два лжесиониста призывали евреев срочно лететь на Сион, в Израиль, но к себе они этого не относили.
- Ребята, зачем вы скрываете трудности иммиграции?
- Замолчи свой рот, - шутливо отвечал бородатый.
Что я мог на это ответить?
- Перестань сказать.
Как-то вел я передачу на БИБИСИ. Напротив меня сидит Леня Ф. - весельчак, мастер спорта СССР. он правит свой репортаж о теннисном финале в мужском одиночном разряде, чтобы прочитать его "живьем".
Переводчик, записывая в спешке переведенное сообщение, выругался, досадуя на своё упущение, и забыл это вырезать в студии. Мы с Леней воем от смеха, а нам через полминуты читать перед микрофоном.
Я ввел его репортаж и выскочил из студии на четвереньках, а Леня читает дрожащим голосом, сквозь слезы: "Чемпион, безнадежно проигрывая, разбивает свою ракетку о землю..."
Русский продюсер, сидящий рядом с английским, все пропустил и не понимает, почему я выползаю из микрофонной, чтобы Леня не увидел меня через стекло и не взорвался снова смехом.
Когда до русского продюсера все доходит, он шипит: - Извинись перед слушателями!
Меня опять душит смех: - Опомнись! Простите, что мы премьера по матушке...
На БИБИСИ в мелкое начальство выбивались в основном, "чекисты": "че" - выходцы из Черновцов, и "ки" - из Кишинева. Как правило, в прошлом они были комсомольские или партийные активняки. Сейчас такие "чекисты" окопались в русских газетах на Западе.
Вначале английское начальство скрытно посмеивалось над их показушной любовью к демократии, а затем, когда пришли другие английские руководители - все оголтелые карьеристы, как на подбор, бывших советских активняков сделали кем-то вроде "капо".
На польской службе БИБИСИ машинисткой работала одноглазая княжна. Её вомущали нравы плебеев, и при ней сотрудники старались не чавкать в столовой.
А на русской службе недолго работала Вера-вегетарианка, которая часто втягивала носом свое простудное желе. В столовой её тайно избегали, чтобы не стошнило.
Вера приносила на работу салаты с чесночком, который душит всякую заразу. Ела она жадно и взволнованно, полируя тарелку кусочками хлеба.
В такой момент мимо её стола проходила княжна, которая на миг застыла и скосила свой единственный глаз на Верунчика. Но плебейку от еды можно отпугнуть только выстрелом.
В комнате с Верой без привычки пребывать было тяжко. Как-то у другой сотрудницы сдали нервы с перепоя. Она подступила к Вере с пульверизатором: - Верка! Постыдись! - И тут же опрыскала её, как клопа. - Дышать нечем! Имей совесть! - Двойное опрыскивание. - До тошноты!
Вера перестала есть чеснок и потеряла свою индивидуальность.
В свободное время я с моим приятелем Севой Н. переводил Библию для детей, я как лингвист, а Сева как религиозный наставник. У нас оставалось время для разговоров за рюмкой чая.
Сева был и остался непревзойденным мастером интриги. В Ленинграде русская мама Севы была закоренелой сталинисткой - нужно было взять у нее разрешение на выезд сына в Израиль, что было очень трудно.
И еще он опасался, что его не отпустят как русского (кто-то его явно разыграл). Надо было вставить в паспорт "инвалидность пятой группы", т.е. национальность не "русский", а "еврей". Еврейский папа Севы работал в Балтийском пароходстве.
Хлопоты, жуткие хлопоты с раздачей подарков. А тут ещё, как назло, ему как музыкальному руководителю дали от работы для получения израильской визы блестящую характеристику. Ведь могут и не отпустить как хорошего организатора!
Сейчас это кажется фантасмагорией, коммунистическим бредом, а мы, старички, прошли через этот кошмар. Не зря тогда шутили, что отбывавшим навсегда из СССР надо давать медали. Мне - за освобождение Москвы, Севе - за освобождение Ленинграда.
В Вене Сева сказал представителю Сохнута, что не может лететь в Израиль, т.к. жена мусульманка с сыном категорически против. Тогда Сева сразу прибился к Толстовскому фонду.
Он объявил себя православным, подчитал религиозные брошюры и стал разъезжать по русскоговорящим сообществам в Италии, рассказывая о чудесах веры и разоблачая Дарвинизм.
Оттуда он попал на БИБИСИ, и однажды пригласил меня в церковь - ему надо было там показаться. Денег у нас было мало, а там обходят с огромным блюдом, и верующие косятся, кто сколько даст.
Сева нашел изящный выход из неловкого положения - он положил в конверт два пенса и заклеил его.
В церкви было душно и я сказал ему: - Мне как-то не по себе.
Сева даже вдохновился от моих слов, поставив мне диагноз: - Это из тебя бес выходит.
В Лондоне Сева развелся со своей женой татаркой - доброй и красивой женщиной, и женился на английской радиоактрисе - она талантливо подражала акцентам. Новая жена свела его с киношниками.
Сева стал играть эпизодические роли и выступать русским консультантом, отказавшись от постоянного контракта на БИБИСИ. Он и мне давал подработать. Я как-то изображал коменданта в советском концлагере.
Тогда я сказал Севе: - Привезенные для съемки гладкошерстные ротваллеры для лагерной охраны за полярным кругом подохнут.
- Знаю, - ответил он. - Режиссер сказал, что американцы любят этих собак, надо их оставить в кадре.
Со временем работа в мире кино иссякла. Сева развелся со второй женой, привезя из Питера третью жену. Дай Бог не последнюю, пока в трусах еще иногда кукарекает.
Несколько лет назад поклонники Севы прилетели в Лондон, мечтая повидаться с ним. Они позвонили его второй жене, с которой он делил тогда имущество. Она болезненно переживала судебный раздел их жилья.
- Можно поговорить с Севой? - радостно спросил один из приезжих.
- Сева умер! - сказала женщина и бросила трубку.
Ребята звонят на БИБИСИ: - Можно узнать, где Сева Н. похоронен?
- Он, по-моему, жив, - растерянно ответил сотрудник и неуверенно добавил: - Я, кажется, его видел.
Я уверен, что если бы Севочке не было за 70 лет, он бы скромно организовал через британских хлопотунчиков не только медаль от Королевы, но и какой-нибудь значок от ООН. Но сейчас силы не те; точно, как в песне, "И не один на мне волосик поседел".