Аннотация: Есть места, куда лучше не возвращаться...
Дом на озере.
Когда мы приехали, солнце уже садилось, и мне пришлось шарить по кухне с фонариком, чтобы найти выключатель. Я не был здесь лет пять, но когда в доме, наконец, зажегся свет, я увидел, что ничего не изменилось. Все было ровно тем же, каким я запомнил, разве что мать поменяла совсем выцветшие занавески на новые. Даже засохшие цветы на столе, казалось, сохранились с тех самых пор, когда я приезжал сюда в последний раз.
Мы с отцом разгрузили вещи, затем посидели на крыльце, выпив по банке пива. Он спросил: помню ли я, как в детстве каждый год проводил лето здесь? Этот вопрос не нуждался в ответе. Я очень хорошо помнил. У меня было много воспоминаний.
Долго не засиживаясь, я пожелал родителям доброй ночи и пошел наверх, в свою комнату. Мебель там была занавешена, и чувствовалось, что все эти пять лет сюда никто не заходил. Сняв покрывала и расстелив постель, я подошел к книжному шкафу и провел ладонью по книжным корешкам. Немного подумав, вытащил одну, самую любимую. О. Генри. В ней обнаружилась закладка. Я раскрыл книгу и принялся читать. "Если вы не знаете "Закусочной и семейного ресторана" Богля, вы много потеряли. Потому что если вы - один из тех счастливцев, которым по карману дорогие обеды, вам должно быть интересно узнать, как уничтожает съестные припасы другая половина человечества...". Я проглотил три или четыре рассказа, а потом меня начало клонить в сон. Встав, чтобы потушить торшер, я невольно замер.
Был последний день июня, поэтому спать можно было с открытым окном. И вот через это открытое окно с колышущимися занавесками я увидел одноэтажный городок у озера, который когда-то знал вдоль и поперек, и который любил. Еще не поздно, поэтому во многих домах горит свет, в чьих-то окнах переливаются множеством оттенков голубого телевизионные экраны. По берегу гуляли люди, и я то разглядывал их, то вновь смотрел на город. Он был совсем небольшим, но отсюда, со второго этажа нашего дома, который когда-то стоял на отшибе, но постепенно обрастал соседями, город казался крошечным и далеким. И вдруг я нашел взглядом ее дом. Ничем не примечательный, похожий на все остальные дом с бледно-зеленым фасадом, который легко спутать с любым другим, стоящим на самом берегу. Но я знал, что это ее дом. С минуту я смотрел на него, не сводя глаз, а потом аккуратно закрыл окно и лег спать.
Утро выдалось замечательное, и у отца чесались руки заняться домашним хозяйством. Первую половину дня мы латали крышу, затем подновили забор, который, как водится, носил чисто декоративный характер. Пообедав, я собрался взять Чарли на прогулку. Этот обаятельный, но совершенно тупой ретривер был подарен мне на пятнадцатый день рождения. Мы росли неразлучными друзьями, но когда я уехал учиться в Бостон, Чарли остался с родителями. Однако, не смотря на такое "предательство" с моей стороны, каждый раз, как я приезжал погостить, пес был вне себя от радости.
Мы с Чарли уже выходили из дома, когда на крыльце появилась мама.
- Приятно вернуться туда, где проводил все летние каникулы? - спросила она.
Я не знал, что ответить, потому что не знал, что я на самом деле чувствую, вернувшись сюда спустя столько лет. Я даже был не уверен, жалею ли я о том, что так долго сюда не приезжал.
- Здесь все, как в детстве, - сказал я. - Будто и не уезжал.
- Пойдешь, проведаешь старых друзей?
- Не знаю, может быть... - я не хотел ее расстраивать, признаваясь, что у меня навряд ли остались здесь друзья.
- А та девушка, Энни? Зайдешь к ней?
- Ой, не знаю, мам, - смутился я. - Думаешь, она все еще тут живет?
- Кто знает!? Я ее давно не видела. Миссис Жилински, - обратилась она к пожилой соседке, так не вовремя вышедшей в бигудях и цветастом халате развешивать белье во дворе. - Вы не знаете, Энни Бэкстор так и живет в том зеленом доме, что ближе к озеру?
- Не знаю, душенька. Я редко хожу в город, с моим-то артритом! Хорошо, если ко мне кто придет, но мои все подруги тоже уже не молодые девочки! Вот и сидим по домам, по телефону перезваниваемся. А вы, милая, слышали, в прошлом месяце моя сестра, Берта, пошла в бакалейную лавку, так у нее там...
Я не стал дожидаться, когда внимание матери вновь вернется ко мне, и, пользуясь случаем, шмыгнул за калитку. Чарли радостно последовал за мной.
Мы шли с ним вдоль берега, он с охотой кидался за брошенным теннисным мячиком, весело разгонял чаек, важно расхаживавших по мокрому песку, и за этим задором совершенно не заметен был его солидный возраст. В булочной я купил крендель с розовой глазурью, и собирался двинуться дальше, но застыл, когда увидел невдалеке знакомый бледно-зеленый дом.
Сколько времени я провел, ошиваясь возле него. С тех самых пор, как мы познакомились, мы проводили все время вместе. Сколько нам тогда было? Лет восемь, наверно. Стоило мне приехать, и я первым делом бросался к ее дому. Я кричал под ее окнами, и она выбегала мне навстречу. У меня и дома были друзья. Ребята, с которыми я ходил в школу. Но я не мог дождаться летних каникул, считал дни до того момента, когда наша семья вновь поедет к озеру.
Мама знала, что меня не стоит ждать к ужину, и никогда не ругалась, что я гуляю допоздна. Они с отцом оставляли на крыльце зажженный фонарь, а на столе в кухне - тарелку с едой. Возвращаясь домой, я самостоятельно ужинал, а потом тихонько крался наверх, в комнату. А на следующий день я опять просыпался ни свет, ни заря, завтракал на скорую руку и вприпрыжку мчался к Энни.
А сейчас я стоял посреди улицы, проходящей вдоль самой линии берега, и не мог сделать ни шагу вперед, к ее дому. Поглядев на Чарли, тыкавшегося мордой мне в ногу, я развернулся и побрел домой.
Мама уже собирала на стол, когда я вошел.
- Ты как раз к ужину! Зови отца, и садитесь за стол.
Когда мы доели пюре с курицей и перешли к морковному пудингу, она вдруг спросила:
- Ну как, повидался с Энни?
Я застыл, не донеся ложку до рта. Не могу с уверенностью сказать, что я испытывал в этот момент - смущение, или, может, раздражение, но ответил не сразу.
- Нет, - сказал я. - Чарли повел меня в другую сторону. Мы с ним прогулялись на холм.
Я был очень рад, что мама не стала больше ничего говорить на эту тему. Мы закончили ужин, посидели немного у телевизора, и я пошел в свою комнату. Я взял с полки другую книгу, тоже зачитанную в детстве до дыр, и открыл на первой попавшейся странице. "На город опускались летние сумерки. Из дверей бильярдной, где мягко постукивали шары, вышли трое молодых мексиканцев подышать теплым вечерним воздухом, а заодно и поглядеть на мир...". Когда пришло время выключать свет, я мимоходом бросил взгляд в окно, на ночной город. В окне бледно-зеленого дома на берегу горел свет. Я глубоко вдохнул свежий воздух, а затем потушил торшер.
С утра пораньше родители затеяли в доме уборку, и, так как проку от меня в этом деле никакого, мама выпроводила меня на улицу, составлять компанию стареющему, но не унывающему Чарли.
На этот раз я решил пройтись по главной улице, на которой сосредоточились основные культурные ценности города (в число которых входит городская администрация, букинистическая лавка и здание, совмещающее в себе функции полицейского участка, пожарной части и больницы), чтобы оценить, насколько изменился этот город. Нельзя сказать, что я был удивлен, но оказалось, что весь город в целом изменился с моего детства мало. Люди, встречавшиеся мне на улице, в большинстве случаев признавали меня еще издалека. Главное, что я отметил - у лавки букиниста сменился владелец. Вместо мистера Томпкинса, приветливого суховатого чернокожего неопределенных лет, за прилавком теперь стоял незнакомый мужчина с густыми усами и южным говором. Должно быть, из Техаса. Я зашел, чтобы просто засвидетельствовать свое почтение мистеру Томпкинсу, но когда увидел этого коренастого усача, то не мог просто развернуться и уйти. Я взял потрепанную книжонку в мягкой обложке, самую дешевую, которую смог найти. Какой-то второсортный детектив. Расплатился, запихнул в задний карман джинсов и вышел. Чарли, ждавший на улице, завилял хвостом. Мы свернули с ним в переулок и неспешно побрели в сторону озера.
Выйдя к берегу, я обнаружил, что мы всего в двух домах от дома Энни. Беда маленьких городков в том, что, куда бы ты ни шел, вечно натыкаешься на одни и те же дома. Я окликнул Чарли, побежавшего было к воде, и торопливо зашагал прочь. Мне совершенно не хотелось вот так вдруг встретиться с ней.
Странная вещь - вот вы друзья навек, а потом даже не пишете друг другу письма на рождество или, скажем, на день рождения. Впрочем, я был рад, что за пять лет не получил от нее ни одного письма. Тогда, будто в другой жизни, мы писали друг другу каждую неделю, что были в разлуке. Наша семья уезжала в начале августа, когда у отца заканчивался отпуск, а буквально через три-четыре дня я получал от нее первое письмо. Я писал в ответ, и с нетерпением ждал нового.
Даже обзаведясь к старшим классам друзьями и подружками, мы оставались верны своей дружбе. Даже наоборот - между нами укреплялось чувство родства. Помню, гуляя как-то вечером, я в шутку опустился на колени и надел ей на палец розовенькое пластиковое кольцо с сердечком, которое прилагалось к жевательной резинке или леденцу на палочке. Конечно, мы тогда дурачились, но это колечко она проносила несколько лет. Мы никогда не клялись в вечной любви, но это что-то да значило для нас обоих.
На следующий день утро встретило нас низкими тучами и моросящим дождем. Выбрав небольшой просвет, когда с неба почти не капало, я выгулял Чарли, а затем на весь день засел в своей комнате. Разобрал старые вещи, сложенные под кроватью в две картонные коробки, так и не решившись что-нибудь выкинуть. Я просто отнес большую часть на чердак, где обнаружил такие же коробки с моими детскими игрушками. Поглядев на когда-то милые сердцу вещи и едва не обронив на пыльный пол чердака скупую слезу, я вернулся в комнату и, пошарив по книжным полкам, уселся в старое кресло возле окна. Книгу, которую я держал в руках, подарила мне Энни. Мы часто обменивались с ней книгами, но эта тоненькая книжка в черной обложке была мне особенно дорога.
"Настало утро, и золотые блики молодого солнца заплясали на едва заметных волнах спокойного моря.
В миле от берега с рыболовного судна забросили сети с приманкой, весть об этом мгновенно донеслась до Стаи, ожидавшей завтрака, и вот уже тысяча чаек слетелись к судну, чтобы хитростью или силой добыть крохи пищи. Еще один хлопотливый день вступил в свои права...".
Не было еще и полудня, когда я дочитал. Поставив книгу на место, я вновь сел в кресло, глянул в окно на промоченный дождем город, понаблюдал за стайкой чаек, прогуливавшихся по берегу, а потом долго всматривался в окна бледно-зеленого дома у озера. Остаток дня я маялся, не находя себе места, и, не дожидаясь наступления темноту, лег спать.
Утро четвертого июля вновь принесло нам хорошую погоду, и выглянув в окно, я увидел толпу людей на берегу, с шумом готовившуюся к празднику. У самой воды воздвигли шатры в красно-белую полоску и сцену, собирали что-то наподобие детской игровой площадки. Каждый год люди не только из нашего городка, но и со всей округи собирались в этот день у озера, чтобы весело провести время, глазея на приглашенных артистов и наедаясь приготовленных на огне бургеров и сосисок, и после торжественного вечернего салюта разбрестись по домам. Раньше и я не пропускал ни одного года, но потом традиция сошла на нет.
Впервые я пропустил празднование четвертое июля на озере, когда уехал учиться в Бостон. После первого курса мои новые друзья по университету предложили мне провести каникулы загородом, где у отца одного из них, Бобби, был охотничий домик. На следующий год я вместе с родителями вновь приехал в наш дом, но после этого стал приезжать сюда всего на несколько дней, а позже и вовсе перестал.
Я спустился на первый этаж, где мама уже вовсю жарила яичницу с беконом. За завтраком она спросила у меня, в чем я пойду сегодня на праздник, на что я ответил, что не знаю, пойду ли я туда вовсе. Она озадаченно посмотрела на меня, но ничего не сказала. Позже, когда они с отцом уже собирались выходить из дома, она подошла ко мне и спросила:
- Ты придешь к нам? Занять тебе местечко?
- Не знаю, мам. Наверно, я не пойду.
- А что случилось? Ты ведь всегда любил ходить на праздник. Может, там и Энни будет...
Меня будто окатило ледяной водой.
- У меня что-то нога разболелась. Наверно подвернул на скользкой траве, когда с Чарли вчера гулял, - соврал я.
- Ну смотри. Если что - приходи.
Они ушли, а я поднялся к себе в комнату. Я сидел у окна и листал какой-то старый журнал. С улицы доносилась музыка, смех и крики. Когда стало темнеть, я не зажег свет. Отложил журнал и стал смотреть на веселую толпу людей у озера.
Уже совсем стемнело, зажглись фонари и пришло время для салюта. Ночное небо прочерчивали огненные дорожки, одна за другой, чтобы закончить свой путь цветком из осыпающихся звезд. Тогда, в том жизни, мы в такую же ночь, каждый год, приходили с Энни на берег и смотрели, как в небе сгорают шутихи. Сначала сидя на заборе и болтая ногами, а став постарше - держась за руки, прижавшись плечами. Все изменилось в тот год, когда я не приехал. Впервые с самого знакомства мы отмечали праздник порознь. Не знаю, как проводила тот вечер она, но я злоупотреблял алкоголем в компании потерявших контроль над собой ребят.
Возможно, я забыл написать ей пару писем. Быть может, она тоже стала писать мне реже.
Приехав на следующий год, я не сразу отправился к ее дому. Были кое-какие дела по дому, которые, наверно, можно было отложить и на потом. Когда я, наконец, пришел к ней, дома ее не оказалось. Встретились мы лишь через пару дней, вечером четвертого июля. Я нарядился в свои лучшую рубашку из тех, что можно было найти в доме, и стоял у нее на пороге, когда миссис Бэкстор, ее мать, сообщила мне, что Энни уже ушла.
Я долго блуждал по берегу, то и дело натыкаясь на знакомых, но никак не мог отыскать Энни. Без нее мне делать было нечего. Уже собираясь уходить домой, я увидел ее в одном из шатров, в котором были организованы обычные ярмарочные увеселения. Она была с парнем в спортивной куртке, который бейсбольными мячами выбивал одну мишень за другой. На мгновение я застыл, решая - подойти к ней или уйти восвояси, но тут она обернулась и заметила меня. Мы обменялись приветствиями, и когда я покосился на парня, она сказала:
- Это мой жених, Риччи.
Не знаю, что еще она мне говорила, но я пробормотал, что мне нужно идти и убрался из этого шатра. Я вернулся домой и заперся в комнате. Не помню, плакал ли я. Наверно, да.
С тех пор этот городок у озера, и наш дом вместе с ним, стали мне неприятны. Часто мне представлялось, как Энни выходит замуж за этого бугая, и мне становилось обидно до слез. Я любыми способами пытался отвертеться от поездок сюда, а если и приезжал, то старался поскорее уехать. Родители не особо спорили со мной, хоть и не понимали, в чем дело.
И вот, спустя пять лет после последнего моего приезда, я вновь сижу в своей комнате на втором этаже и гляжу на этот городок, озаренный фейерверками, а к горлу подступает ком.
Оставшиеся дни я провел за чтением книг, иногда и помогая отцу и гуляя с псом. К ее дому я так и не решился подойти. Вечерами, осматривая из окна окрестности, я останавливал свой взгляд на бледно-зеленом доме Энни, и пару раз мне казалось, что я вижу ее фигуру во дворе.
Наконец, пришло время уезжать. Две недели тянулись очень долго, но теперь остались позади. Вещи уже были уложены, завтра утром мы погрузим их в машину, родители довезут меня до ближайшей автобусной станции, посадят меня на рейс до Бостона, а сами поедут к себе.
Пока мама собирала ужин, я решил напоследок прогуляться по округе, заодно выгуляв Чарли. Мы поднялись с ним на холм, но дул холодный ветер и я побоялся простудиться в легкой футболке. Спустившись обратно к озеру, мы пошлепали вдоль берега. Чарли в своей обычной манере весело разгонял чаек. Внезапно он рванул во весь опор, разражаясь гавканьем. Поначалу я не придал этому значения, но когда он, перевернув мусорный бак, который со звоном покатился по тротуару, скрылся в чьем-то дворе, я забеспокоился и ускорил шаг.
- Чарли, Чарли! Иди ко мне!
Где-то послышался его лай. Потом я увидел его самого. Он стоял посреди двора, окатывая лаем забившуюся под крыльцо кошку.
- Ах ты, старый плут! А ну иди сюда!
На крыльце зажегся свет, и тут я понял, что стою перед тем самым бледно-зеленым домом, которого так долго избегал. Сквозь стеклянную дверь я увидел приближающуюся фигуру и спрятался за розовым кустом.
- Чарли, иди сюда!
- Кто там? - на крыльце, в ярком свете дверного проема, стояла женщина.
Чарли опять разлаялся.
- Фу! Пошел отсюда! - крикнула она.
- Чарли, кому сказал, иди сюда! - как можно тише позвал я.
- Кто там? - вновь повторила она.
Делать было нечего.
- Это я, миссис Бэкстор, - произнес я, выбираясь из-за куста. - Добрый вечер!
- А, так это ты! Здравствуй, здравствуй! - улыбнулась она. - Ты что тут по чужим дворам лазишь? Людям спокойно телевизор посмотреть не даешь?
- Да вот, - говорю. - Чарли совсем от рук отбился. На шалости потянуло на старости-то лет...
Она улыбнулась шире.
- Ты давно здесь?
- Да нет, минут пять всего. Этого паршивца ловлю.
- Я имею в виду - давно в городе? Что-то в гости не заходишь?
- Да я слышал, что Энни уехала, - неубедительно соврал я.
- Это правда, она теперь в городе живет. Ну а что ж теперь, к тете Сэлме и зайти уже нельзя? - она скривила губы, будто обижаясь. - Я тебе всегда рада!
- С Риччи? - перебил ее я.
- Чего?
- Я говорю, с мужем она в город перебралась?
- Так не замужем она. Кто тебе сказал? - удивилась миссис Бэкстор. - Вы, ребята, что, и не звоните друг другу совсем, что ли?
Я не нашелся, что ответить.
- Слушай, она про тебя спрашивала, когда звонила мне на той неделе. Приехать хотела, да вот не собралась.