Тишину промозглого и густого леса, нарушал свист холодного и яростного ветра, разгонявшего опавшую листву и закручивая ее в танцующие хороводы. Ветви натужно скрипели и прогибались под его напором, то и дело теряя пожелтевшую листву. Этот свист ветра меж ветвей, то усиливался, начиная напоминать вой урагана, то затихал настолько, что его можно было различить лишь на пределе слышимости человеческого слуха. Нечто недоброе сквозило в нотках этих свистящих завываний и шепоте шуршащей листвы. Нечто зловещее угадывалось в молчании поникших от осенних холодов, почти потерявших свое летнее одеяние деревьев. Оно сквозило вместе с ветром, проникая повсюду, впитываясь в кору деревьев и почву стылой земли. Оно пробудилось...
Через какое-то время, злой, навевающий тоску и предвещающий неясную угрозу вой ветра, разбавил иной, новый звук, вторгшийся в эту свистяще - воющую симфонию. Конское ржание, цокот копыт, лязг оружия, приглушенные разговоры и смех нарушили здешнюю звуковую меланхолию, разметали порядок нот, добавив новые, давно здесь неслышимые. Живые голоса людей. Вскоре появились сами нарушители спокойствия. Довольно крупный отряд емарийских рыцарей двигался в западном направлении сквозь дебри неприветливой словдарианской чащи. Человек тридцать, не меньше, одетые в тяжелые доспехи, на которых была выгравирована эмблема, с тремя перекрещенными мечами на фоне пылающего креста. Среди них ехал тучного телосложения монах, в коричневой рясе, без каких либо обозначений и надетым на голову капюшоном, а так же мальчик лет двенадцати, коротко стриженный, служивший явно оруженосцем кому то из этих рыцарей. В отличие от остальных воинов, которых покрывала тяжелая, стальная броня, одет мальчишка был в легкие кожаные доспехи, из вываренной кожи. И хотя шлемы, как и некоторые, добавляющие ненужный вес элементы доспехов были сняты и навьючены на отдельных животных, чтобы лишний раз не нагружать своих боевых коней, полностью снимать свое облачение, воины не стали. Случаи нападения словдарских мятежников хоть и были редкими, но рыцарь, на то и рыцарь, что ко всему готов. Никому не хотелось пасть жертвами глупой самонадеянности. Отряд двигался неспешно и открыто, длиной цепью по два, три человека, без какого либо строя и боевого порядка. Они явно никого не опасались, уверенные в своей силе и праве находиться тут, высокомерно считавшие, что ни один словдарский еретик или бандит, не посмеет заступить им дорогу. Они возвращались с дальнего похода и в перерывах от словесных перепалок и плоских шуток - пели веселые, боевые песни.
Белесые, словно щупальца ручейки тумана, потекли по направлению к этим, таким звонким и таким полным жизни звукам... Ветер стал резче, его порывы заставляли натужно скрипеть близлежащие деревья, рвали листву с еще большей силой, безжалостно ломали сухие сучья и ветки. Нечто обнаружило людей, о чем те, даже не подозревали, продолжая петь песни. И тут, резкий и злой ветер вдруг успокоился. Оно затаилось...
Молодому оруженосцу, было не по себе. Вот, казалось бы, только что пронизывающий ветер рвал полы плаща идущего впереди отца Тимбларда, и вдруг все утихло. Причем почти моментально. Стало заметно теплее и редкие лучи осеннего солнца, наконец смогли пробиться сквозь небесную хмарь и еще не опавшую листву высоких деревьев, заставив заиграть негостеприимный лес, новыми сверкающими красками. Однако на душе было неспокойно. Постоянно мерещилось нечто зловещее в тенях окружающей пущи. Ему уже иногда казалось, что за ними кто то наблюдает, но доказать или опровергнуть свои теории он никак не мог, потому что чувствовал что это были не звери, и даже не люди... Нечто необъяснимое и от того вдвойне пугающее таилось в близлежащем лесу. Теперь же это ощущение не покидало и вовсе. И казалось, что в вое ветра и шуршании листвы, появились новые звуки, доселе неслыханные им. Нечто похожее на порывистое, свистящее шипение... Бежать и все рассказывать дяде, который ехал впереди, и у которого он уже ни один год служил оруженосцем, мечтая наконец доказать свою состоятельность и получить наконец посвящение в рыцари, было глупо. Скорее всего над ним посмеются и обвинят в трусости, а еще хуже, если дядя, как он это неоднократно уже проделывал, достанет ремень и надолго выбьет у нерадивого племянника, всякую дурь из башки, которая непотребна для рыцаря Талмариона. При этих воспоминаниях, лицо мальчугана залилось краской от стыда, и он судорожно оглядел такие знакомые лица товарищей вокруг, которые всегда заливались громким хохотом, когда дядя проводил подобные экзекуции. Решив отречься от всех этих не прошеных ощущений, и заглушить все нарастающее чувство беспокойства и предчувствия чего-то плохого, юный оруженосец, стал насвистывать себе под нос веселую мелодию, которой его когда-то обучил один знакомый воришка, живущий с ним по соседству и бывший ему хорошим другом, до поступления на службу к дяде. О друзьях и родном доме, ему пришлось забыть, после начала службы, но оруженосец ничуть не жалел об этом. Стать рыцарем - была его заветная мечта, и он был готов многим пожертвовать, ради ее воплощения.
Однако долго отмахиваться от нехороших предчувствий не получилось. Отряд проехал еще пару десятков ярдов, как оно вернулось, навалилось с новыми силами. Казалось, что нечто, находится прямо за его спиной. Следит за ним бесплотным взором, проникающим в самое чрево его естества. Мальчишка резко обернулся в седле, но кроме своих соратников и пройденного пути за их спиной, ничего больше не увидел. Ехавший позади рыцарь, удивленно воззрился на мальца, но тот лишь отмахнувшись, вновь повернулся вперед, продолжая испытывать все нарастающий страх перед надвигающимся нечто. Зловещее шипение стало громче и настойчивее. Отдавалось в висках, от чего начинала болеть голова. Теперь юный оруженосец, стал различать отдельные слова. Таинственный шепот явно пытался что-то сказать мальчишке и наконец, ему впервые удалось разобрать два слова:
- Ооооон гряяядееет! - прошипело нечто. Эхо его слов разнеслось окрест, жутковато повторяясь. Однако кроме мальчишки, никто этого не услышал.
- Что с тобой Кевин? - спросил ехавший позади рыцарь, который уже несколько минут с беспокойством посматривал на оруженосца. Кевин не ответил, и хоть он был очень напуган, его, тем не менее, раздирало типичное юношеское любопытство, когда все в мире кажется по плечу, и с любой проблемой можно справиться молодецким взмахом меча. Он очень хотел узнать, кто или что следит за ними, и что оно пытается сказать.
-"Кто ты"? - мысленно спросил Кевин, понимая, что другим не стоит знать, что нечто таинственное, находящееся рядом, вышло с ним на контакт. Но вместо ответа, Кевин услышал новое предупреждение, а то, что это были именно предупреждения, он не сомневался:
-Еееего сссссшаги... Сссслышно... Сссза пределами нееееба... Он гряяядееет! - затем все смолкло. Шепот затих. Затихли и другие звуки, кроме тех, что издавали люди из его отряда. Лес стал немым и безмолвным, будто затаился в ожидании чего-то. Кевин всматривался в чащу, пока не заметил что-то в кушерях можжевельника, слева, в двенадцати шагах от дороги, по которой они ехали. Выхватив меч из ножен, соскочив со своего коня, и не обратив внимания на оклик все того же рыцаря позади, мальчишка рванул в чащу. Отодвигая руками цепляющие ветви деревьев, прорубая тропинку сквозь кусты амброзии, он целенаправленно двигался туда, где только что увидел нечто интересное.
- Стойте! - крикнул рыцарь, который ехал за Кевином, остальным. Весь отряд остановился. Всадники недоуменно зашептались, удивившись выходке молодого оруженосца, когда увидели, куда тот рванул.
- Ну что там такое? - ворчливо осведомился подъехавший с головы отряда рыцарь, на черном вороненом коне, закованном в броню. Дальше дорога резко поворачивала вправо и те, кто находились впереди, не сразу поняли что случилось. Доспехи подъехавшего были более богато украшены гравировкой, чем у остальных, что выдавало в нем командира.
- Ваш племянник, сэр! - вымолвил все тот же рыцарь, и указал на мальчишку, который присев в двенадцати-тринадцати шагах, слева от дороги, что-то рассматривал под кустом можжевельника. Его обнаженный меч, был воткнут в землю рядом с ним. Лорд командующий чертыхнулся. Нет, однозначно, этот мальчишка просто несносен. Его непослушание, нездоровое любопытство, лишняя болтливость и бунтарские замашки, до добра не доведут. Он надеялся что наказание, которым он подверг своего нерадивого племянника пару дней назад, устав лупить того ремнем, научит мальчишку уму разуму. Видимо он ошибался. Впрочем, как всегда, когда дело касалось этого непослушного ребенка, что остался на его попечении от родного брата, погибшем в бою, много лет тому назад. Чертыхаясь и проклиная все на свете, благородный сэр Николас Брейдби, командующий отрядом рыцарей Талмариона, двинулся, продираясь сквозь чащу к своему оруженосцу.
- Ты что тут делаешь? - начал гневную тираду Николас, продравшись наконец, через колючие ветки акации, растущей поблизости и грозно уставившись на Кевина, уперев руки в бока. - Тебе мало было того, что я запретил тебе ехать рядом со мной, как подобает настоящему оруженосцу, находящемуся на службе у благородного рыцаря? Хочешь, чтобы я снова тебя выпорол на глазах у всех? Их это позабавит, будь уверен!
- Прости дядя, но смотри что я тут нашел! - забыв об этикете, воскликнул паренек. Посмотрев, на что же все-таки указывает племянник, Николас и думать забыл о наказании. Под кустами можжевельника, частично присыпанный сухими ветками и листьями, лежал древний идол какого-то словдарского божества. Большая его часть была зарыта в землю, и судить о размерах было сложно, но то что он был сделан из цельного дерева, толщиной в обхват, не оставляло никаких сомнений. По всей длине идола, был вырезан красивый орнамент, присущий словдарской культуре. Ближе к верхушке узоры сменялись, рунами и свастическими символами, и наконец, на самой верхней части, где идол заканчивался тупым конусом, на котором был написан какой-то текст на древнесловдарском, чуть ниже, было вырезано лицо божества, при взгляде на которое, Николаса охватил праведный ужас. Перекошенный уголками вниз рот, был раззявлен в безумной ненависти и представлял собой дыру, которая когда-то была дуплом, но потом его углубили и расширили. Верхнюю губу изрезали зигзагом, чтобы придать ей вид, ряда длинных и заостренных зубов. Носа не было, зато два впалых углубления, расположенных таким образом, что казалось, будто они пристально следят за тобой, являли собой глаза. Николас перекрестился, схватил Кевина за руку и резко оттащил от деревянного монстра, прорычав, чуть ли не срываясь на крик:
- Никогда! Слышишь меня? Никогда не подходи к подобным штуковинам без разрешения! Ты понял?
- Но дядя! - возмущенно воскликнул Кевин.
- Никаких "но"! Эти древние, языческие идолы, принадлежали когда-то словдарам. Они поклонялись этим демонам, принося кровавые жертвы. Это злое место, проклятое. Надо уходить, - закончил свою мысль сэр Николас, как вдруг послышался громкий хруст ветвей под стальными сапогами, позади собеседников. Обернувшись, они увидели своего монаха. Тот откинул капюшон, засветив своей лысой головой, на которой за время дальнего похода, уже успели пробиться первые волосы, делая похожей голову монаха на ежа. Несмотря на походные условия, бритвенные принадлежности были всегда при нем, и он старался по мере возможности брить голову налысо, однако волосы росли слишком быстро, не давая его лысине быть гладкой более одного дня. Но чего не хватало на голове, было в изобилии на лице. Густая, черная борода, свисала почти до груди. Суровый взгляд вопросительно взглянул вначале на Кевина, затем на благородного сэра Николаса.
- О! Преподобный отец Тимблард! Вы как раз вовремя, - начал Николас. - Вот, полюбуйтесь на то, какая бесовщина тут находится, господин инквизитор! Просто поразительно, откуда оно тут взялось? Я полагал, что все эти богомерзкие капища и идолы словдаров, были уничтожены и сожжены, еще несколько столетий назад! Почему этот идол цел? - рядом с инквизитором, человеком, который нес с собой карающую волю Господа, Николас почувствовал себя увереннее. Отец Тимблард посмотрел за их спины, хмыкнул, поддергивая свою бороду, и уверенными движениями, растолкав рыцаря и его племянника, подошел к идолу. Присев, он начал с интересом изучать руны и символы, что-то шепча себе под нос. Снова хмыкнув, он принялся счищать рукой засохшую землю, с тех участков, где она налипла на поверхность, скрыв собой некоторые надписи. Другой рукой, он методично поглаживал бороду и что-то бормотал. Кевину показалось это донельзя забавным, и он с трудом подавил в себе желание, как-нибудь пошутить, в попытке скрасить молчание.
- Интересно другое, - соизволил, наконец, сказать инквизитор, - как эта штука, вообще оказалась незамеченной? Ведь эта дорога, - указал он пальцем за спину, - хоть и находится в глуши, но достаточно известная, и по ней часто следуют караваны в Рекианию. Тимблард поднялся и посмотрел на Николаса.
- Вы полагаете, что это проделки нечистой силы господин инквизитор? - с ужасом пробормотал Николас и опять перекрестился. Скосив взгляд на Кевина, он тыкнул его в плечо. Тот понял свою оплошность и тоже принялся креститься. Преподобный отец Тимблард рассмеялся.
- Ой, ну что за суеверия! - отсмеявшись, проговорил он. - Если эти божки когда-то и существовали, - он указал пальцем на идола, - то мы давно повергли их в небытие, во времена крестового похода и святой войны со Словдарией. Наш Господь поверг их, испепелив и обратив их в прах! Когда наши армии вторглись в эти дикие края, никакие бесы навроде этого, так и не перегородили им путь, не защитили здешние племена. Шаманы этих дикарей, приносили жертвы, молили о помощи, но никто их не услышал, ибо молили они лжебогов, за что и поплатились. Не забывайте это, дети мои. Мы, рабы Божьи, лишь через искренность помыслов и силу веры, сможем прийти в Царствие Небесное. Его сила защитит нас от любых проявлений зла! Не стоит, поверьте мне, боятся каких-то там резных деревяшек из давно забытого прошлого. Никогда не сомневайтесь в силе Его, и праведности нашего особого Пути к Нему. - Закончил свою пафосную, не то тираду, не то проповедь забывшийся инквизитор. Его глаза были обращены к небу, а руки сплетены в молитвенном жесте. Сэр Николас тоже проникся одухотворенностью его речи, склонив в почтении голову. Кевин же, был совершенно иного мнения, по поводу безопасности и защиты. Странное чувство, которое можно было бы назвать шестым, предостерегало его об опасности. От кого или чего исходила эта опасность, он понять не мог, но то, что с этим как-то связан лежащий тут идол, он не сомневался. Тем временем, чтобы доказать свои слова, отец Тимблард совершил, пожалуй, самый необдуманный поступок, в данной ситуации. Скрестив руки на животе, выпятив грудь и приподняв высокомерно голову, он наступил одной ногой на идола, выказывая тем самым, свое презрение. Поза победителя над побежденным. Простояв так с полминуты, он развел руки и с улыбкой повернулся к своим собеседникам. Видите мол, ничего со мной не случилось.
- Зря вы так, отец Тимблард, - посмел сказать Кевин. - Нельзя подобным образом тревожить духов этих мест, это очень опасно, они могут разгневаться...
- Ты не веруешь в силу и защиту господа нашего Яхверда всемилостивого? Я слышу в твоем голосе тень сомнения? Брешь в вере? - Кевин с ужасом замотал головой, и тут же получил подзатыльник от дядиной руки, одетой в латную рукавицу, да такой, что зазвенело в ушах. Подобные обвинения от инквизитора, могли повлечь за собой большие неприятности, вплоть до обвинения в сношениях с дьяволом и последующем сожжении на костре.
- Нет, святой отец! Конечно нет! Я ни на секунду не сомневаюсь в вере! - попытался оправдаться мальчуган.
- Видимо мало тебя дядя наказывает, раз в твоих высказываниях присутствуют еретические настроения... Может мне взяться за твое воспитание? Поверь мне, удары плетью, мигом научат тебя уважению к нашей вере, коя является истинно правильной! Это тебе не ремень, шрамы останутся на всю жизнь, как напоминание о твоем безрассудстве! - Кевин потерял дар речи, испугавшись грозного инквизитора.
- Оставьте его святой отец, - попытался разрядить обстановку Николас. - Он еще слишком мал и глуп, чтобы понимать, что следует говорить, а что нет. И самое главное - когда стоит говорить, в присутствии духовной персоны.
- Я в его возрасте, не был столь неосмотрительным... Но, да ладно, прощаю тебя сын мой. Прощение - есть великий дар Господа. Прощение, за которым следует Спасение... - инквизитор улыбнулся, и от этой улыбки у Кевина прошел мороз по коже.
- С-с-спасиб-бо батюшка. Впредь, я постараюсь б-быть более осмотрительным в своих высказываниях, - заикаясь, пробормотал Кевин.
- Сегодня, во время привала, будешь мыть всю посуду после ужина, - сурово сказал сэр Николас, добавив:
- В одиночку, - Кевин склонил голову в знак повиновения. Тем временем отец Тимблард, уже и думать забыл об этом инциденте. Он, склонился над идолом, продолжая изучать вырезанные на нем руны.
- Вы понимаете, что там написано? - чтобы заполнить затянувшуюся паузу, спросил сэр Николас.
- С трудом, сын мой. Эти словдарские руны, очень сложно разобрать, а вот древнесловдарские письмена, я прочесть сумею, вот тут, как раз над этой жуткой рожей, на фоне символа Черного Солнца, что-то написано. Это похоже на какое-то пророчество... - Кевин тоже вспомнил про ту, не относящуюся к рунам надпись, которую не смог прочесть и теперь с жадностью ловил каждое слово инквизитора, начавшего переводить написанное:
- ЗВЕРЬ ЗАШИВЕЛИТСЯ В БЕЗДНЕ. РЕКИ ТЬМЫ ВЫЙДУТ ИЗ БЕРЕГОВ. ТКАНЬ РЕАЛЬНОСТИ ЗАТРЕЩИТ ПО ШВАМ, И ВОССТАНУТ ТЕ, КТО ДАВНО УСОП, И КОГО ПОЗАБЫЛИ, ДАБЫ МСТИТЬ ВСЕМ ЖИВУЩИМ... ВЗОЙДЕТ ЧЕРНОЕ СОЛНЦЕ, И СВЕТ СТАНЕТ ТЬМОЮ, - медленно, по слогам, прочитал инквизитор. Нависла гнетущая тишина, даже инквизитор проникся всей этой зловещей серьезностью момента.
- Хм... Господин инквизитор, что это могло бы значить? Неужели словдары были настолько глупы, чтобы верить в подобные пророчества и поклоняться подобным ужасам? - спросил Николас, указывая на жуткое лицо идола. - Их боги действительно были подобными монстрами? Просто я немного знаком со словдарской мифологией. Во время обучения в ордене, нам рассказывали и приводили примеры в виде изображений. Вроде бы их боги выглядели как некие мудреные старцы или же молодые воины, все с длинными бородами... И у всех были человеческие лица, а не это...
- Ты прав сын мой. Словдарский пантеон высших богов, по-другому - Арии, те, от кого по их верованиям произошел род людской - все, ну или почти все, выглядели как люди, ничем от них не отличаясь. Но были и другие божества, которым тоже приносили дары и жертвы. Это всевозможные духи лесов, полей и рек. Они могли быть как злыми, так и добрыми, выглядеть как люди или как звери. В древности, до крещения Словдарии, словдарских племен было великое множество. Некоторые племена, избирали для защиты, тотемное животное-покровителя. Обычно это был либо медведь, либо волк, либо лось, иногда лиса. Тотемы с их изображениями ставились на капищах и перед воротами в их поселения. Иногда какой-нибудь дух, местного леса, брал под свое покровительство отдельное племя, и за поклонение и жертвы, защищал целое селение от врагов. Но, по правде сказать, я никогда не слышал о подобной мерзости, - кивок в сторону лежащего идола. - Вероятно, какой-нибудь давно забытый, злобный дух этих мест. А вообще - все они демоны без исключения, что добрые, что злые! Все они прокляты, ибо отреклись от священного света Яхверда - Всевышнего и выбрали тьму и пламя геенны огненной! - закончил свою еще одну многословную речь инквизитор, снова опустился на корточки и продолжил изучать находку из далекого прошлого.
- Наверное, надо сжечь его, - предложил Николас.
- Нет времени. Идол надо еще выкопать, он же наполовину в земле. До Эстарота еще две недели пути, а мы и так опаздываем. Больше словдарских деревень мы уже не встретим и пополнить запасы провизии негде, - не согласился Тимблард, подобрал ветку и начал ковырять ею в дырке, которая изображала правый глаз. Кевину захотелось закричать, остановить отца Тимбларда, так как чувствовал нарастающее напряжение, нечеловеческую злобу и гнев, но не посмел. Он знал, что могло последовать после этого. Удары плетью - это самое безобидное, что мог придумать разгневанный инквизитор.
- Но тогда что...? - начал было Николас, но Тимблард перебил его, ответив на так и невысказанный вопрос:
- Ничего. Как вернемся, я сообщу об этом Настоятелю Маркусу, он примет меры. Думаю, снарядит экспедицию, чтобы уничтожить эту пакость, - лицо инквизитора скривилось от отвращения, откинув ветку, он полез рукой в "рот" идола, в надежде найти там что то интересное, но не найдя ничего, разочарованно потащил руку назад, да так неаккуратно, что порезал тыльную сторону ладони о самый длинный, выпирающий "зуб".
- Проклятье! - со злостью, от боли вскрикнул Тимблард, вскочил и со всей силы ударил ногой по этому "зубу", который громко треснув, переломился и упал внутрь дупла-рта. Внутри Кевина все сжалось от страха перед возможными последствиями от этого поступка, но все было тихо, хотя ощущаемый гнев, разлитый в воздухе, продолжал интенсивно нарастать. Порез на руке Тимбларда, был довольно сильным, кровь обильно стекала по руке и капала на землю. И никто не заметил, что там, где она падала, раздавалось если слышимое шипение, и образовывался дымок, будто кровь капала не на землю, а на раскаленную поверхность сковороды. Земля будто поглощала ее в свою ненасытную утробу.
- Надо бы перевязать, - заметил Николас.
- Перевяжем... Проклятая штуковина! Ты еще и кусаться вздумала!? Ну, ничего, ничего! - пригрозил инквизитор здоровым кулаком идолу. - Вы идите. Нечего терять тут время. Это место, таит в себе зло. И я как служитель Бога, как его карающая длань, должен очистить это место от скверны.
- Вы уверены, что вам не нужна помощь? - с уважением спросил сэр Николас.
- Уверен! А теперь идите, не мешайте мне. Мне нужно, сосредоточится на молитве. Освещать подобные места, мое предназначение, - кивнув, Николас развернулся, и, схватив за руку Кевина, отправился к остальному отряду на дороге. Когда Николас и Кевин ушли, отец Тимблард со злостью посмотрел на свой кровоточащий порез на руке. Вытащив из кармана рясы белый кружевной платок, он перевязал свою руку. Затем, со вздохом облегчения и мерзкой улыбкой, инквизитор приподнял рясу и помочился на идол древнего божества.
Злость, первобытная и дикая, идущая из глубины прошедших веков, всколыхнула окружающий лес. Птицы, звери и даже насекомые пытались убраться из эпицентра всё нарастающего гнева. Мутные щупальца тумана продолжили свое перемещение вдоль дороги, по которой возобновил свое движение отряд рыцарей Талмариона. Словно хищные змеи, они скользили по земле, просачивались меж выпирающих корней и оседали в оврагах... Оно было в ярости...
Туман, в стремительно сгущающихся сумерках, был достаточно плотным и создавал определенные трудности в обзоре. Дальше пяти шагов все тонуло в молочно-сером море, и разглядеть что-либо было очень затруднительно. Скрюченные деревья, настолько искажались в его покровах, что напоминали гротескные фигуры застывших чудовищ, готовых вот-вот, сбросить свою кажущуюся неподвижность и накинуться на идущего к реке и громыхающего посудой Кевина. За спиной у мальчишки, пробиваясь сквозь плотные клубы нависшей мглы, словно маяк, горело расплывчатое пятно костра, на котором дожаривалась последняя тушка кролика. Сегодня, рыцари Талмариона плотно поужинали жареным мясом, раздобытое на удачной охоте рыцарем Брендовом. В его ловушки угодило шесть кроликов, что было редкой удачей, и меню скудного и приевшегося рациона солдат, было разбавлено крольчатиной, от чего воины заметно повеселели. Рассевшись возле костра, под веселые звуки губной гармошки, с которой никогда не расставался рыцарь Квентин, и, не забыв про медовуху, раздобытую в одном из словдарских селений, они пели пахабные песни, забористо смеялись и хлопали в ладоши, в такт незатейливых, но веселых мелодий, которые уже чуть ли, не наизусть знал, все дальше отходящий от лагеря Кевин. Дядя не забыл про наказание и отправил своего не в меру болтливого племянника мыть посуду в одиночку, как и обещал. Стопка из первой партии железных котелков, радостно позвякивала в руках оруженосца, словно подыгрывая слышимой мелодии за спиной. Эта посуда, использовались рыцарями для горячих похлебок, которые варились из самых разных, съестных припасов, в общем котле, за которым еще предстояло вернуться и тоже помыть. Обжаренных на огне кроликов, рыцари предпочли есть руками, тем лучше для Кевина - меньше жирной посуды. Шум журчащей воды впереди, не дал сбиться с дороги, и вскоре, Кевин уже был на берегу песчаного пляжа, не слишком широкой, но быстрой реки, окунал в воду посуду и оттирал ее кожаной, тертой тряпкой. Судя по выражению лица, это занятие было ему ненавистно. Вода была ледяной, и мальчик то и дело бросал работу, подносил руки ладонями ко рту, в попытке согреть их своим дыханием. Сквозь мутную мглу, угадывались очертания противоположного берега, не имевшего пляжа и заканчивавшегося отвесным, земляным обрывом, из которого торчали переплетенные корни деревьев, что окунались в студеную, вольно текущую воду. Позади, неясной точкой, горел их костер. Расстояние было приличным, и поэтому Кевин с трудом мог различить, о чем поют его товарищи, да и сам туман, казалось, не только скрывает видимость, но и приглушает звуки. Через какое-то время, заиграла новая мелодия. Она была по-боевому веселая и воспевала славный поход емарийского воинства против каувгаров - кровожадного и жестокого народа, проживающего на склонах Казарьих гор. В тон мелодии, заголосил гул нестройных голосов рыцарей, возобновились хлопки и радостный смех. Как же Кевину хотелось бросить это проклятое мытье посуды и оказаться там, возле костра, в кругу его веселых товарищей. Ощущение неясной угрозы, никуда не ушло, оно лишь затаилось в дебрях его подсознания, ждало лучшего момента, чтобы вновь завладеть чувствами и мыслями паренька, и он понимал это, потому и не хотел идти в одиночку к реке. Все уже и думать забыли о сегодняшней находке в лесу. Днем, когда Кевин рассказал что он нашел под кустом можжевельника, эта тема, была самой обсуждаемой в их отряде, но ближе к вечеру, все о ней забыли. Даже не на шутку перепугавшийся дядя, который несмотря ни на что, выполнил свое обещание: наказать взбаламученного и болтливого племянника. И вот теперь, находясь в одиночестве, в сумерках подступающей ночи, Кевин по настоящему пожалел, что попытался образумить глупого, по его мнению, господина инквизитора. Будь его воля, он готов был идти и целую ночь не останавливаясь, лишь бы поскорее покинуть пределы этого туманного, и таящего в себе нечто зловещее, словдарского леса. Но он не стал больше ничего говорить, и тем более перечить дяде. Хватит с него пафосных и слишком фанатичных речей инквизитора, от которого у Кевина шли мурашки по коже. Хватит с него наказаний. Теперь придется весь вечер заниматься мытьем опостылевшей посуды, в холодной воде, вместо того чтобы сидеть возле теплого костра и слушать песни.
От горестных дум о своем нынешнем не лучшем положении, его вдруг отвлекло до боли знакомое чувство присутствия некоей таинственной силы. Казалось, оно успокоилось, исчезло, когда отряд отошел от словдарского идола, но теперь оно вновь вернулось и что-то изменилось, что-то поменялось в пропитанном холоде воздухе, заставив паренька насторожиться. Клубы тумана перешли в движение, вырисовывая неясные очертания каких-то сюрреалистических и жутких, кривляющихся рож. Кевин встал, не понимая, то ли это разыгралось его воображение, то ли... Вновь задул беспощадный, пронизывающий до самых костей ветер, сквозь вой которого, стало слышаться нечто совсем уж странное. Многоголосый хор шепчущих голосов, что-то пытался сказать. Что именно? Понять было невозможно, так как вещающие рекли на незнакомом Кевину языке. Затем раздался тяжелый и низкий вздох, на самом приделе слышимости, звучащий каким-то неестественным, замогильным шепотом. Ветер все усиливался, заставляя скрипеть пригибающиеся прибрежные деревца и разрывая в клочья гротескные очертания размытых лиц, вырисовывавшихся из клубов этого, странного и зыбкого тумана. Железные котелки разметало в разные стороны и первым порывом Кевина, было поймать разлетевшуюся посуду, но услышав со стороны своего лагеря крики боли, ужаса и дикое ржание лошадей, бросил недомытый котелок и тряпку на берег, кинувшись к своим. Сердце бешено колотилось, предчувствуя страшную беду. Порыв мощного, жестокого ветра, остановил уже вбегающего в лес Кевина и с силой урагана, бросил его на землю, протащив несколько ярдов по прибрежному песку. Приподнявшись на локтях, Кевин оторопело посмотрел вперед. В глубине леса, там, где должен был гореть огонек костра, там, где под напором неистового ветра метались разорванные клубы тумана, появилось лицо. Лицо того самого идола, воплощенное сгустками скопившейся впереди мглы. Искаженное нечеловеческой ненавистью, оно смотрело на Кевина и этот взгляд, был ощущаем физически. Замогильный холод обволок все тело мальчишки, казалось, что его душа, вот-вот покинет тело. Обездвиженный ледяным взором неописуемого ужаса, он, тем не менее, пытался подняться, но получалось это очень плохо. Его кожа начала синеть, словно у мертвеца. Дышать было тяжело, ледяной воздух сковывал легкие, вместо выдохов слышался удушливый хрип. Кевин чувствовал как жизнь, медленно истекает из его остывающего, но все еще живого тела. Ужас, которого он еще ни разу не испытывал, полностью поглотил сознание мальчишки, мешая искать пути к спасению. Тем временем, кошмарно раззявленный рот туманного духа, начал медленно открываться. Ураган достиг своего апогея, слышался хруст ломающихся под его напором деревьев, однако самого Кевина, как будто придавило к земле, в той точке, куда он упал. Он не мог сдвинуться с места, не мог встать. Почти все тело было парализовано, и все, на что его хватило, это приподняться на локтях и наблюдать за происходящим вокруг хаосом. Криков со стороны лагеря, уже не было слышно. Либо вой урагана заглушал их, либо там уже некому было кричать. Свет костра тоже давно как пропал. Кевин остался один на один, с этой необоримой и чудовищной мощью, но силы уже покидали его, дышать становилось все труднее, локти, скованные морозом, предательски дрожали и он вот-вот был уже готов упасть и сдаться. Гигантская пасть туманного монстра, тем временем продолжала открываться под неестественным углом, безжалостная и сокрушительная мощь древнего духа, нарастала с каждой секундой. Ближайшее к нему дерево, находящееся возле самого берега, спиралью вывернулось из земли и, разбрасывая ломающимися корнями глину с камнями, подлетело на двадцать футов вверх, в сторону Кевина, упав рядом с ним и чуть не придавив. Пасть, наконец, открылась и, издав оглушительный вой, сотканная из лоскутов тумана кошмарная рожа, рванулась к лежащему и уже с трудом понимающему, что происходит горе-оруженосцу. Почувствовав, что его сердце останавливается от страха, мальчишка закричал и упал на спину, закрыв глаза предплечьями онемевших рук. Теряя сознание, он решил что умирает.
Сознание вернулось вместе с болью, которая поселилась во всем онемевшем от холода теле. Кевин застонал, было ощущение, будто он попал под копыта, несущихся во весь опор лошадей. Но хоть боль и была очень сильной, она постепенно унималась, и это давало надежду, что не все еще так плохо как кажется. С трудом пошевелив руками и ногами, проверяя их целостность, он наконец открыл глаза. Увиденные им россыпи звезд на ясном ночном небе, говорили о том, что проклятого тумана больше нет. Приподняв голову, которая тут же налилась тупой тяжестью и отдалась в висках, новой вспышкой боли, от которой захотелось взвыть, Кевин попытался оглядеться. Прибрежная часть, опустошенного недавним ураганом леса, была пустынна и тиха. И хотя стояла поздняя ночь, полная луна, взошедшая по левую сторону горизонта, серебристым светом освещала лес впереди и последствия произошедшего тут хаоса. Повсюду валялись железные котелки, так и не домытые Кевином. Множество из них, канули в журчащей речке за спиной, однако об их судьбе, юноша уже давно как не беспокоился. Слева, совсем рядом, лежало вывернутое с корнями дерево, которое чуть было, не придавило на смерть мальчишку. Многочисленные выломанные ветви и сучья, гнилая листва и комья земли, покрывали собой весь песчаный пляж, напоминая о том кошмаре, что произошел тут совсем недавно. В самом же лесу, тоже царило сплошное разрушение. Та дорога, по которой сюда пришел Кевин, была как раз, перегорожена несколькими поваленными деревьями, пройти через которые, теперь было не так уж и просто, с нынешним, обессиленным состоянием паренька. Схватившись за ветку упавшего рядом дерева, Кевин ругаясь, со стонами, сумел все-таки подняться. Хромая и разгоняя по замершему телу и онемевшим в судороге мышцам кровь, он двинулся в сторону лагеря. Проковыляв так пару тройку ярдов, дрожащие от напряжения ноги не выдержали, и он упал на четвереньки, тяжело дыша, словно обессилевший старик. Сил не хватало, даже на то чтобы позвать кого-нибудь на помощь. Вместо слов, изо рта вырывался какой-то надрывной хрип. Голова кружилась, от чего Кевин чуть было снова не лишился сознания. Боль уже практически не беспокоила, вроде бы отпустив. Наконец отдышавшись, мальчишка все-таки дополз на четвереньках до кромки леса. Облокотившись на ствол вяза и решив передохнуть, он прислушался к звукам ночного леса, в надежде услышать кого-нибудь из своих товарищей, все еще веря, что они там, живы, сидят возле теплого костра и поют песни, а все случившееся лишь кошмарный сон или разыгравшееся воображение или даже галлюцинации, навеянные каким-нибудь лешим, коих по словдарским поверьям, много в подобных лесах. Стрекот ночных сверчков, какофония квакающих лягушек в камышах, да журчание быстротекущей речки, вот и все что он смог услышать. Где-то неподалеку, проухал филин. К сожалению, слух, как и зрение не помог определить, живы ли рыцари из его отряда или нет. Крики ужаса и боли, которые он слышал вначале всего этого кошмара, могли говорить лишь о самом худшем. Собравшись наконец с силами, он заставил себя подняться придерживаясь за ствол дерева. Сидеть тут и чего-то ждать было бессмысленно, тем более начал давать о себе знать все усиливающийся ночной, осенний холод. Надо было двигаться, двигаться не переставая, и быстро найти тех, кто мог выжить. Отпустив ствол вяза, за который он держался, Кевин двинулся к лагерю, аккуратно перебираясь через поваленные деревья, а где была возможность, обходя их. Ближе к их стоянке, поломанных деревьев наблюдалось меньше, чем возле пляжа. Но не это завладело всем вниманием юного оруженосца. Не доходя и десяти шагов до лагеря, он наткнулся на первое тело. Опознать его было невозможно по причине того, что голова отсутствовала. Стальной панцирь тяжелого доспеха, был словно разодран гигантскими когтями. Разодран вместе с телом, которое он должен был защищать. Само же тело было выпотрошено, внутренности отсутствовали. От этой страшной находки, Кевину стало не по себе. К горлу начала подступать тошнота, и кружиться голова. Он поднял голову вверх, дабы вздохнуть поглубже холодного и ободряющего воздуха. Но не тут, то было! На ветвях дерева, куда упал его взгляд, висело еще одно такое же тело без головы, согнутое пополам. Кто или что его туда закинуло? Ответов у Кевина не было. Но вот кому принадлежали эти тела, он понял сразу, увидев заляпанную кровью гравированную эмблему трех скрещенных мечей, на фоне пылающего креста. Теперь не оставалось никаких сомнений, что его товарищей постигла горькая судьба. Но всех ли? Он хотел закричать и пуститься прочь из этого проклятого места, но каким-то образом, осознавал, что в этом нет смысла, понимая, что это зло настигнет его прежде, чем он выберется из леса. Он чувствовал, что тот первоначальный гнев, та ярость, которая накапливалась весь прошедший день, достигнув своего предела и выплеснувшись, теперь развеялась в небытие, вроде бы успокоившись на содеянном. Однако, присутствие чего-то потустороннего, все еще ощущалось, оно никуда не пропало и даже наоборот, стало сильнее. Будто показав свою мощь и удовлетворившись этим, нечто сменило ярость... На что? А вот это было не ясно. Кевин все еще ощущал опасность, знал, что и для него все может закончиться очень плохо, но был уверен, что надо идти до конца. Надо хотя бы проверить, всех ли постигла та жестокая судьба, как и тех, на чьи тела натолкнулся юный оруженосец, или может, есть еще выжившие? Тем более что боль, уже полностью отступила, прошла, как будто ее и не было. Слабость все еще сковывала мышцы, но силы на то, чтобы дать деру в случае чего, уже имелись. Даже голосовые связки восстановили свою прежнюю работу, и Кевин больше не хрипел, пытаясь что-либо сказать.
- Дядя... - чуть слышно пролепетал мальчишка. Казалось, он вот-вот заплачет. Ему было очень страшно идти дальше. Но он понимал что надо. Могло случиться все что угодно. Шанс на то, что могли остаться выжившие, все-таки был. Среди них мог быть и его дядя. Возможно, он ранен. Возможно, ему нужна была помощь! Оруженосец он или кто, в конце то концов?! Собрав всю свою волю в кулак, он двинулся дальше, встречая все новые и новые тела рыцарей, изувеченные подобным образом, как и предыдущие. Плотная стена деревьев и зарослей ежевики, перекрывала видимость, и он даже представить себе не мог, что обнаружит там, в лагере, что откроется его взору дальше... Обойдя, наконец, очередное препятствие в виде упавшего дерева, Кевин вышел к небольшой поляне, где был разбит их лагерь. Зрелище, что предстало его взору, поражало своей невообразимой мерзостью и нереальностью. Помимо разбросанных тут и там выпотрошенных, безголовых тел, оружия, походных сумок, разодранных спальных мешков, оборванных привязей для лошадей и другой утвари, моментально побледневший оруженосец увидел такое, что его желудок не выдержал, и его стошнило прямо себе под ноги. По всей площади поляны, волнообразными линями-лучами, исходящими из общего центра, были симметрично расположены все те выпотрошенные внутренности, что отсутствовали в мертвых телах рыцарей, а так же оторванные головы, образовывая собой непонятный солярный знак, который еще никогда не встречался Кевину, при ознакомлении со словдарским язычеством. Ни одно изображение из старинных книг по символам и знакам, не соответствовало тому, что он сейчас видел. Вроде бы типичный словдарский символ солнца, но какой-то неправильный, с волнообразными линиями, словно ползущие змеи, концы которых раздваивались еще больше придавая сходство с ползучими гадами. Кровь ручейками-паутинками растекалась в разные стороны, придавая всей этой картине еще более ужасающий вид, несравнимый ни с каким ночным кошмаром, который когда-либо снился Кевину. Зловоние стояло страшное. Избавившись наконец, от содержимого своего желудка, бледный как смерть оруженосец выпрямился и закрыл нос рукой. В самом центре всего этого месива из потрохов, органов и голов, образующих символ, был потухший костер, на углях которого возвышался тот самый идол, найденный Кевином в лесу. Был он шесть с половиной футов в высоту и в обхват шириной - примерно такой, каким его и представлял паренек, когда нашел наполовину зарытым в кустах можжевельника. Выбитый инквизитором зуб, снова находился на своем месте. В серебристом свете полной луны, идол выглядел совсем новым, будто его только что вырезали, ни царапинки на отполированной древесине, ни куска налипшей грязи. Внутри дупла-рта лежал какой-то круглый предмет. Было слишком темно, а свет луны не проникал внутрь, чтобы Кевин мог рассмотреть, что это такое. Его взгляд упал на одно из тел, доспехи которого выделялись среди прочих. На глаза навернулись слезы. Несмотря на то, что они были сильно изувечены, он сразу опознал, кто был их хозяин. Это лежало тело его дяди. Заходить на поляну, внутрь чудовищного месива было противно и очень страшно. Подходить к идолу - тем более, да и смысла ровно никакого. Поэтому мальчишка уселся прямо там где стоял на землю, и обхватив руками колени, громко разрыдался оплакивая погибших дядю и друзей. Слишком многое сегодня на него навалилось, слишком сильный удар по его еще неокрепшей и юной психике. Он просто сидел и рыдал, будучи в шоке, готовый и даже желающий, тоже умереть и воссоединиться со всеми там, на небесах. Ведь больше никого у него тут не осталось. Отец погиб в бою. Мать, спустя несколько лет после его поступления в орден, слегла от болезни. Оставался только дядя, да отряд рыцарей, с которыми он нес службу, и которые заменили ему семью. Ничего не осталось больше. Прежняя жизнь исчезла, а вместе с ней исчез и прежний Кевин. Меж тем, в глазах идола начало зарождаться зловещее мерцание, но рыдающим мальчишкой, оно оставалось незамеченным.
- Кеееевин... - услышал юнец голос в своей голове. Вскочив и смешно махая руками, он закричал:
- Кто ты? Что тебе надо? Почему ты их всех убил? Почему ты убил моего дядю? За что? - вновь заплакав, он не знал что делать. Да и как побороть подобную силу? Зарубить мечем? Оруженосец впервые взглянул на свой висящий в ножнах клинок, как на бесполезную железку. Он был уверен, что изруби он идол на кусочки, это ничего бы не изменило. Сила, витающая на этой поляне, была бесплотной и не относилась к материальному миру. Тем временем голос, ничего не ответил, однако глаза идола, до этого времени мерцающие слабым зеленоватым светом, вдруг вспыхнули так ярко, что привлекли к себе внимание Кевина. Резко и зло взвыл молчавший до этого ветер. Вновь, со всех сторон послышался многоголосый хор шепчущих нечто непонятное голосов. Потусторонний свет, источаемый взглядом идола, отражался в неотрывно смотрящих на него глазах юноши, который словно загипнотизированный смотрел в это страшное, резное лицо. Рыдания прекратились. Все внимание всхлипывающего мальчишки, теперь занимало лишь оно и ничего более. Свет становился все ярче, угли от бывшего костра, на котором стоял идол, вдруг тоже вспыхнули странным, зеленоватым пламенем, начавшим распространяться дальше.
- Оооон гряяяядеееет...! Ты ииизбрааан... Дабы донести пооооосссланиееееее... - жуткий голос, ворвался в сознание. Он дробил мысли в хаос, разрушал понимание действительности, все вокруг стало казаться каким-то туманным, зыбким, будто сама реальность распадалась, превращаясь в ничто. Кевина зашатало, кровь хлынула у него из носа, ушей и даже глаз, но он продолжал стоять и всматриваться в глубину изумрудного пламени, пылающим в глазах идола. Что он там видел? Вряд ли он сам мог дать на это ответ.
- Яяяяя... - начал было совершенно не соображающий мальчишка и тут зеленый огонь, горящий у подножия идола, резко перекинулся на лучи свастического символа, состоящего из внутренностей его товарищей, которые моментально вспыхнули бешенным всепожирающим пламенем. Казалось бы, как кровавые потроха, могут так гореть? Однако пламя пожирало их, будто бумагу, обращая в пепел и источая едкое зловоние. Освещения стало достаточно для того, чтобы находящийся в какой-то странной прострации Кевин, наконец, увидел, что за предмет лежит в пасти идола. Это была голова инквизитора. Его глаза были вырваны, а рот, лишенный зубов и языка, был разорван и широко раскрыт. Предсмертная гримаса выражала такой всеобъемлющий ужас, что Кевин, сбросив, наконец, странное оцепенение, навеянное зловещим мерцанием во взгляде идола, начал пятиться, судорожно сжимая рукоять бесполезного меча, все еще находящегося в ножнах. Борода, и те короткие волосы отца Тимбларда, что успели отрасти, были белыми как снег. Страшно представить какие муки и страх, заставивший его поседеть, пережил инквизитор перед своей кончиной. Меж тем, весь символ уже полыхал зеленоватым огнем. Все его содержимое, стало пеплом, даже черепа от голов распались ярко-красными углями. Едкий и зловонный дым, заполонил округу, а в центре всего этого кошмара стоял идол, объятый пламенем, но ничуть от этого не пострадавший. Дым проникал в легкие, заставляя кашлять и задыхаться пятившегося Кевина, пока тот не споткнулся об ветку лежащего дерева и не упал.
- Оооон гряяяядееет! - проревел теперь уже мощный, содрогающий твердь земли голос, - ты избран, дабы предупредить о грядущем! - Кевин вскочил как ошпаренный, перепрыгнул дерево, и напрочь забыв о прежнем желании, о смерти, кинулся прочь от этой окровавленной поляны, прочь из этого проклятого места, а за его спиной слышался утробный, громоподобный хохот, от которого кровь стыла в жилах. Образовавшиеся из ниоткуда щупальца плотного тумана, бросились за убегающим мальчишкой, словно охотники за добычей, заставляя падающего и обдирающего руки и колени в кровь Кевина, подниматься и бежать дальше. Бежать прочь из словдарского леса. Мальчишка очень боялся той смерти, которая настигла его товарищей и инквизитора и поэтому, как никогда прежде стремился выжить. Выжить любой ценой. Многие деревья на его пути, казались ему идолами, от которых он шарахался в стороны. Везде мерещились кровожадные рожи и огоньки сверкающих зеленым глаз. Шепчущие голоса преследовали его, и когда он оборачивался, то видел как по пятам, его настигают неумолимо ползущие по сырой земле, клубы кошмарного тумана. Он бежал что есть мочи, зная - попади он в них, и ему не выжить. Он бежал, не разбирая дороги и не думая о боли в ободранных руках и ногах. Вслед ему смотрела опускающаяся за горизонт луна, на которой вместо обычных пятен, проявилось призрачное лицо идола, медленно открывающее в плотоядном оскале пасть. Оно достигло своей цели и теперь подгоняло своего "посланника"...