Пронизывающий ветер гнал пожухлую листву вверх по узкой тропинке и сбрасывал их с высокого утеса, смотрящего на огромный Словорианский залив, сейчас заполненный боевыми судами. Эта осень наступила очень рано. Небывалые холода для этого времени года, быстро сняли больше половины листвы с деревьев еще в конце сентября, а ежедневно моросящий дождь превратил дороги и тракты в мерзкую, чавкающую жижу, тем самым затруднив передвижение карет, двуколок и повозок. Варгослав Крэйдский, сокращенно - Варг Крэйд, ибо полные имена, уходящие своими корнями в древнее и проклятое Богом язычество были запрещены, поправил длинные русые волосы, развивающиеся на ветру и еще сильнее закутался в черный плащ, на котором серебром был вышит узорчатый крест объятый пламенем. Утес Веры, на котором он находился, был слабо защищен от яростного ветра, который так и норовил сорвать плащ и постоянно путал волосы. Варг усмехнулся и вдохнул холодный утренний воздух полной грудью. Он любил здесь бывать в свободное от службы время, это место каким-то образом придавало ему уверенности. Утес Веры был назван не просто так - это было место, на котором возвышался огромный крест в двадцать три фута высотой из чистого серебра, являя собой символ истинности церковных догм и победы над языческим прошлым, когда жестокие и беспощадные боги владели этими землями. Не способное обжечь, белое пламя, объявшее священный символ, горело постоянно, при поддержке отвечающих за это монахов жрецов. Оно было видно на многие мили вокруг и по сути служило маяком для вплывающих в Эстаротский порт кораблей.
Крэйд обошел крест и уселся на выступающий из земли корень, под раскидистым дубом, который рос прямо над обрывом и смотрел на обширный город внизу. Облокотившись на ствол дерева спиной и закрыв глаза, он обдумывал предстоящее путешествие, теребя в зубах сорванную травинку. Крэйд был "Воином креста", рыцарем могучего ордена Талмариона, защищающим идеалы церкви. Этот орден являл собой неоспоримую власть и силу, с которой считались и которую боялись все, от сухих Казарийских степей, до снежных земель Полуночной тундры. Но были и те, кто не боялся. Мало того - они бросали вызов не только ордену Талмариона, но и всей святой религии в целом. Варвары с далекой и холодной земли именуемой Норгид-Вар, не признавали Отца Создателя, веря в пантеон своих собственных, выдуманных богов, коих святая церковь, давно нарекла демонами. Именно против них, против бесноватых и закаленных в боях норгидов и было затеяно это плавание. Разведчики докладывали, что от эскадры драккаров, недавно разграбившей северное побережье Объединенных Королевств именуемых так же Емарией или Емарийскими королевствами, отделилась небольшая группа судов и поплыла зачем-то на юго-запад. По сведениям на одном из них был сам конунг Хьергун, за голову которого, инквизиция сулила немалую награду. А если бы его удалось захватить в плен, то помимо денежного довольствия, в глазах всей церкви отряд сделавший это, получал полное отпущение всех грехов, место в раю и повышение в ранге каждого рыцаря. Для Варга, это был очень важный этап в его церковной жизни. Слишком долго он засиделся в простых рыцарях, душа хотела большего, не просто выполнять приказы, а самому принимать решения. Стать лордом командующим отряда. Особенно если учесть то, что в последнее время некоторые распоряжения их командира во время боевых и иных более тайных и не слишком уж и благородных операций, он считал не слишком адекватными и довольно жестокими...
Легкие шаги, услышать которые нетренированное ухо было не способно, прервали раздумья Варга. Их обладатель двигался очень тихо, стараясь не потревожить дрему развалившегося под деревом рыцаря. Однако цель не была достигнута, послышался шелест вытаскиваемого из ножен меча и Крэйд уже стоял в боевой стойке, направив острие в сторону опускающейся вниз тропинки. Полы черного плаща раскинулись, и стало видно стальные латы, на которых была выгравирована эмблема с тремя скрещенными мечами на фоне пылающего креста.
- Никогда не получалось подловить тебя брат, - сказал улыбаясь, вышедший из-за раскидистой ели, коротко стриженный, рыжеволосый мужчина. По комплекции телосложения он гораздо уступал Варгу, хоть и ростом он был выше почти на голову, он был худ и не имел тех бугрящихся мышц, которые имелись у Варга. Лицо мужчины было усеяно шрамами, один из которых был особо крупным и пересекал все лицо от левого виска, до нижней правой скулы, и обрамлено рыжей, аккуратно подстриженной бородкой, когда как у Крэйда растительности на лице не было совсем. И если Варгу можно было дать от силы лет семнадцать, восемнадцать, хотя ему этим летом исполнилось уже двадцать три, то мужчина выглядел на все тридцать, а то и тридцать пять, будучи старше друга всего лишь на пять лет. В отличие от Варга, тот был коротко стрижен, что было присуще скорее монахам в обители, или инквизиторам, чем воителям рыцарям, но Олави всегда отличался от остальных. На нем был такой же черный плащ с огненным крестом, как и у Крэйда, накинутый на латы. Варг улыбнулся и ответил:
- Конечно Ол, ты ж топочешь как свихнувшийся медведь в поисках самки. Как же тут не услышать?
- Кто бы говорил, - подавил смешок Олави. - Зато ты с мечом двигаешься как тот самый медведь, косолапый! - парировал тут же он. И это было отчасти правдой. Не имея такой силы и массы как Варг, Олави превосходил его в скорости и технике владения мечом. Они частенько поднимались сюда в свободное от службы время, чтобы потренироваться, пообщаться или просто усевшись под дубом на краю обрыва, вдыхая ароматы соленого морского воздуха, предаваться мечтам о славных походах и битвах во имя Яхверда Вседержителя. Они были хорошими друзьями, хорошо знали мастерство и способности друг друга. Два брата по ордену частенько устраивали состязания на этом утесе. Суета тренировочного лагеря при церкви, почему то не очень нравилась им, здесь, на стыке неба и земли братья могли полностью отдаться тренировке духа и тела. Чаще побеждал именно Олави. Он брал хитростью, ловкостью и коварством, в то время как простоватый и крупный Варг, был хоть и сильнее его, но это преимущество сходило на нет, когда Олави применял быстрые и отточенные контрудары, запутывающие финты и непредсказуемые выпады.
- Ну что, сегодня потренируемся? - спросил Варг, продолжая держать меч перед собой, - завтра уже в путь, надо быть в форме брат.
- К сожалению не выйдет. Сегодня вечером в церковь привезут молодых послушников, в коих обнаружен дар. Я вхожу в число тех, кто должен присутствовать на церемонии их посвящения. Так что через пару часов я уже должен быть в торжественном зале, в парадных одеяниях, а сюда пришел в поисках тебя брат, так и знал что ты тут.
Варг усмехнулся, меч скользнул в ножны:
- Жаль, хотелось бы размяться перед отплытием, нервы успокоить. Задание будет не из легких, это не печенегов возле Темного моря бить, и не еретиков по лесам гонять... Зачем искал то?
- Есть к тебе дело Варг, но поговорим об этом уже в казарменных покоях, но ты не волнуйся, - сменил тему Олави, решив подбодрить приунывшего друга. - Хоть поход и опасен, но он того стоит. Нас ждет славная битва и если выживем, cразу поднимемся в глазах магистров, да и награда поди не шуточная...
- Это верно, однако все равно боязно, - перебил Крэйд. - Ты ведь в курсе, что для норигдов смерть в битве - это честь, это то, к чему они стремятся всю свою греховную жизнь. Поэтому они не боятся гибели в бою, наоборот они ее жаждут, так как якобы только таким образом они попадут в свою Валгаллу!
- Конечно знаю! Не дрейфь брат, эти неотесанные и буйные варвары, лишь на словах страшны, одной физической силой им не сдюжить против натренированных и дисциплинированных воителей Божьих!
- Да но...
- Ты еще довольно молод по меркам нашей братии Варг, не много боев пережил. Поверь мне, этот враг такой же как и все остальные!
- Что ж, надеюсь ты прав Ол, - ответил Варг другу. Олави усмехнулся и хлопнул товарища по плечу, сказав:
- Пойдем брат, вернемся в обитель, мне надо подготовиться к церемонии, а тебе услышать то, что поведал мне сегодня брат Эрнест. Он уже ждет тебя.
- Ты за этим меня искал?
- Да.
По лицу Олави, Варг понял, что большего от него он не вызнает, и поэтому пожав плечами, двинулся вниз по дорожке. Ол двинулся за ним. Двое рыцарей Талмариона медленно спускались по витиеватой тропинке, окруженной со всех сторон хвойной пущей. Утес Веры оказался позади, как и все сомнения, которые преследовали Варга в это пасмурное утро. И сейчас, когда время шло к обеду, свет дня, как и свет пламени священного креста, развеял так некстати нахлынувшие на него страхи, коих у воителя церкви быть не должно. По крайне мере он пытался в это верить. Норгиды, так норгиды, чай не демоны. Выстояли против многих ворогов, и против этого выстоим! С такими мыслями Крэйд спускался вниз, и хоть Олави успокоил друга, хоть сам он себя пытался успокоить, веря что все страхи остались там, на верху, что животворящее пламя креста сожгло их в праведном огне, все же мысль о том, что придется схлестнуться с этими безумными воинами не давала молодому рыцарю покоя. Он не мало про них слышал и даже завидовал приписываемой им силе и бесстрашию.
Тропа расширилась превратившись в грязную дорогу, пыль была прибита недавним небольшим дождем и не взвивалась как обычно, а хрустела словно мокрый песок под их железными сапогами. Уклон выровнялся, а лес вокруг заметно поредел, стали видны многочисленные опушки и поляны. Они спустились с горы. Вскоре показались фермы, пажити и сделанные из бревен, крытые соломой, хижины крестьян. Началось небольшое предместье раскинувшееся под стеной громадного северного города. Эстарот - был главным портовым мегаполисом, раскинувшимся на берегу Словорианского залива, Ледового моря. Он находился в Словдарии, на границе с Рекианским королевством, одним из многих других, расположенном на западе. По большей части эти королевства были разрозненными и плохо уживались друг с другом. Постоянные пограничные стычки, а то и войны, частенько усеивали трупами эти земли, однако когда дело касалось религии и веры в Яхверда, все эти ненавидящие друг друга короли, собирали армии и вместе шли в крестовые походы против неверных. Так случилось и с дикой Словдарией - довольно огромной и древней землей словдаров, располагающуюся на северо-востоке континента от так сказать "объединенных" северо-западных королевств. В те далекие времена Словдария была дикой и невежественной страной, пока мудрые, несущие свет королевства запада не принесли мир, покой и веру обитающим там диким племенам. Так говорили мудрые историки. Так говорила святая церковь. А кому как ни ей знать правду? Именно поэтому словдары и считались людьми второго сорта. Как и норгидов на них навесили клеймо позора и безбожия, но в отличие от морских северян, словдары были завоеваны, порабощены и крещены. Не мало было полито крови на полях брани, полях вечной славы, как с той, так и с другой стороны. И если бы Словдария, как и Норгид-Вар находилась бы на отдельном континенте, то скорее всего туда бы до сих пор отправляли крестовые походы и кампания по захвату и крещению этих непокорных земель была бы в самом разгаре. Хотя если подумать, то норгидские земли мало того что до сих пор не завоевали, война, если постоянные морские стычки назвать войной, так и не дошла до кромки берегов языческой и холодной земли. Мало того - норгиды сами приплывали в западные королевства и восхваляя своих дьявольских Асов, с дьявольским безумием предавали огню все прибрежные поселения, встречавшиеся у них на пути. Словдария же находилась рядом с Емарией, их не разделяли глубокие и темные воды мирового океана, она уступала по размерам, численности и военной боевой машине объединенным королевствам, и поражение не заставило себя ждать... Однако все это осталось в далеком и очень кровавом прошлом. Отгремели великие битвы, когда невообразимо огромные армии схлестывались в жестокой рубке, оставляя за собой десятки тысяч трупов, превращая поля сражений в пиршественный стол для воронья и волчьих стай. Обратились в руины и отстроились заново древние города. А жестокие демоны, коим поклонялись дикие и необразованные племена словдаров были уничтожены светом святой веры, и Словдария была признана крещеной землей, местом куда коснулась десница Всевышнего, осветив его своею благодатью. А сами словдары - те кто покорился и крестился, стали подданными церкви и возымели право на жизнь, работу и службу хозяевам - емарийцам. Увы, но за то что они так долго сопротивлялись, церковь решила что народ сей - слишком сильно погряз во грехе и глубоко ушел своими нечестивыми корнями во тьму, поэтому полных прав, кои имеют истинные подданные Короны любого королевства, не имели. Им назначалась самая грязная, тяжелая и рабская работа. Жить в достатке для словдара - непозволительная роскошь, хотя такие все же были. Запрещалось носить любое оружие, если ты не являешься воином при дворе князя. Мало ли что взбредет дикому и убогому невежде? Вдруг решит напасть на благочестивых граждан? Словдары облагались чуть ли не двойным налогом. Они не имели право голоса, право на владение землей в любом из королевств кроме своей страны, право создавать брак с любым из жителей Емарии, ибо не гоже благородным емарийцам смешивать свою кровь с людьми второго сорта, негоже очернять, связывая свой высокий род с богомерзкими и неотесанными дикарями. Также запрещалось использовать полные словдарские имена, разрешалось использовать либо емарийские, либо делать сокращения. Без свидетельства о крещении, попасться на святой патруль в любом королевстве Емарии - означало прямую дорогу в застенки инквизиции, а вот выйти от туда живым, удавалось очень не многим. Даже у себя на родине словдары не могли полностью распоряжаться своей жизнью. Князья, княжество решили оставить после крещения, но при этом сильно модернизировав почти что в монархию, были из самых разных западных королевств: и Рекиане, и Тевторы, и Болвары, и Пруты, и Аглорды. Словом все эти бароны и графы из Емарии, были по сути королями в определенных и разграниченных частях словдарских земель. Законы тоже шли с запада и были очень жестоки по отношению к жителям покоренной земли и с каждым годом становились все жестче. Например во многих словдарских селениях, практиковалось право первой брачной ночи для местного князя - ставленника запада. Только такими методами, по мнению церкви и светской власти, можно было изгнать злых духов из темных и беспросветных душ дикарей. Да, в отдаленных селениях и землях, правили словдарские князи, но они были даже хуже чем их коллеги с запада. Сам представитель, а по сути неофициальный монарх всей страны, который на съезде советов, выступал от лица всей Словдарии, тоже был по крови словдаром, но до того гнилым, продажным и безмозглым, что некоторые словдары шутили, мол, поставь на его места емарийца - и то толку больше будет. Вечно пьяный дебошир, устраивающий у себя на усадьбе кровавые оргии, о которых ходило не мало страшных слухов, этот "царь" больше вредил стране, чем делал для нее что-либо хорошее. Для Емарии, такое положение вещей было выгодным. Хаос и нищета царившая на территориях, некогда вражеского государства, не давали оному подняться с колен и вновь заявить о себе. Естественно, недовольных было не мало, так же как и настоящих бунтовщиков. В основном эти еретики прятались в самых далеких от цивилизации, густых словдарских лесах и наносили удары по караванам или местным церквушкам грабя и убивая прихожан и прислужников. "Обычные разбойники погрязшие в ереси, которые как шакалы кидаются на слабых". Как поговаривал Элмерт Далброт - командующий подразделением талмарионских рыцарей, в котором нес долг службы Варг.
Сам Варг по крови являлся словдаром, русые волосы, более сглаженные черты лица, широкие плечи, крупные и могучие мышцы, крепкий торс, широкая спина, сразу выдавали в нем восточного варвара, как иногда именовали словдаров. Он казался великаном по сравнению со многими емарийцами. Живя всю жизнь среди них он как ребенок верил во все то, что те ему рассказывали и искренне досадовал по поводу нынешнего положения вещей и, как он полагал, неправильному восприятию высокородных емарийцев о его народе. Он считал что грех, давно был искуплен. Что его народ давно поумнел и стал ближе к Богу. Он очень старался на своем примере показать что его сородичи, давно избавились от демонов в своих душах, что свет веры так же ярко горит в их сердцах как и у других благословленных и богоизбранных народов! За все восемь лет службы, где ему вдалбливали в голову то, что его род является по своей сути убогим, безмозглым и безбожным, он достиг не малого по меркам того, на что обычно способны и что обычно имеют его соплеменники. Он стал Рыцарем Талмариона! А этого добились лишь немногие, ой как немногие словдары. Ох если бы вышло как-нибудь отличиться и доказать что он не хуже любого емарийца, что и он способен возглавить одно из подразделений святых рыцарей, став лордом командующим. И вот возможно, что это опасное задание по ловле конунга Хьергуна, поможет ему в этом, прославив его имя и род в веках! Отплытие намечалось на завтрашний день, и сердце Варга бешено колотилось от одной мысли что впервые придется встретиться с врагом, который на порядок сильнее тех, с кем ему уже доводилось скрещивать мечи.
Размышления о походе и возможных перспективах, были прерваны многоголосым шумом и выкриками. Превратная территория Эстарота была наполнена людьми, расхаживающих возле разнообразных прилавков и торговых рядов, что расположились подле каменной, тридцатифутовой, городской стены. Здесь торговали в основном те, у кого не было либо разрешения на торговлю непосредственно в самом городе, в котором власть в этой нише имела торговая гильдия, либо не было свидетельства о крещении, или жалели денег на оплату превратной пошлины, коя взималась за проход в город. Разнообразие товаров придавало этому место особый колорит и соответствующий аромат, где запах рыбы, мяса, всевозможных специй и тому подобного товара, смешивался с запахами метала, кожи, людского пота, коровьего и конского помета. Толкотня стояла страшная. Среди торговых рядов бегали стайки грязной и чумазой детворы, занимающиеся попрошайничеством. Тут и там сидели нищие с протянутой рукой, а в луже неподалеку от загона со свиньями, отсыпался пьяница, который почему-то привлек внимание вислоухого пса, с интересом его обнюхивающего. В общем, по мнению Варга, зрелище было гадкое, он испытывал нескрываемое отвращение к этому месту, которое по своему нелицеприятному виду, могло сравниться разве что с главным Эстаротским рынком. Однако Олави подобные места, коих к слову, в самом городе было ой как не мало, почему-то нравились. Он с упоением вдыхал ароматы местной городской жизни и частенько повторял Крэйду: "Мол, чуешь запахи цивилизации?" В гробу Варг видел подобную "цивилизацию". Хуже этого места, были разве что кварталы бедняков, образующие собой довольно-таки крупный район в городе, что находился неподалеку от городского порта. Когда длинные торговые ряды наконец иссякли, друзья подошли к городским воротам, перед которыми, как обычно в предобеденное время собиралась нешуточная очередь, тянущаяся на добрых полмили. Ленивая стража, взимающая пошлину и проверяющая людей на наличие у них свидетельства о крещении, являющимся по сути пропуском во многие города западных королевств, не справлялась с потоком желающих попасть внутрь. Платить пошлину, и тем более становиться в очередь рыцарям Талмариона не пристало. Высокое положение, возвышающие воинов Бога над простым людом, давало свои преимущества, которым оба друга незамедлительно воспользовались. Дойдя до людского потока, стремящегося попасть в Эстарот, Варг и Олави пошли вдоль него, огибая неровную очередь справа, прямиком к воротам, попутно обсуждая обыденную ерунду, как вдруг, как всегда чуткий Варг почувствовал на себе чей-то взгляд. Краем глаза он посмотрел влево, на людей стоящих в очереди и увидел телегу, запряженную старым ослом, нагруженную всевозможной сельскохозяйственной утварью. Грабли, вилы, лопаты, ведра, подковы, скобы и другой подобный хлам для пахарей и крестьян. Ничего особенного. Но заинтересовало Варга не это. На краю телеги сидел широкоплечий, седовласый мужичок, и прямо-таки прожигал Варга недобрым взглядом. На вид ему было лет пятьдесят, что выдавали многочисленные морщины избороздившие его лицо. Прямые, ниже плеч волосы и грозно свисающие ниже подбородка длинные усы, словно у казров, были бело-серыми от седины. Крепкое, мускулистое тело, которое прикрывала лишь серая и рваная рубаха без рукавов, было даже массивнее чем у Варга. Налитые кровью мышцы бугрились словно от напряжения, хотя мужчина был совершенно расслаблен. Ноги скрывали старые и потертые, штаны в заплатках. Обут он был в лапти. Еще бы чуб, и совсем не отличить от воина казарьей вольницы. Но самыми поразительными были его глаза. Острый, буравящий взгляд зеленых, светившихся мудростью глаз, казалось, читал Варга как книгу, проникая в самую суть. На торговца он точно не походил, хотя явно вез все это барахло на продажу. Какая нужда заставила воина, податься в жалкого торгаша? А то что это был именно воин, Варг не сомневался, хватило лишь одного беглого взгляда. Мало того - он явно был словдаром по происхождению, но то неприкрытое недружелюбие, с которым мужичок смотрел на рыцаря Талмариона, удивляла Крэйда. Как же так? Наоборот собрат должен гордиться тем, что другой словдар оказался ничем не хуже емарийца, что сумел достичь таких высот! А он наоборот смотрит с ненавистью. По факту, за такой взгляд на воителя Божьего, от лица обычной челяди, можно было покарать арестом и ударами плетью. Это как минимум, но Варг не стал его трогать. Словдаров и так где только можно притесняли, наказывали, понукали и часто казнили и за более мелкие проступки. Поэтому Крэйд отвернулся и нагнав Олави, который даже не заметил что его друг отчего-то замешкался, двинулся дальше, решив выкинуть этого человека из своей головы. Дойдя наконец до ворот и пройдя сквозь людской поток, они оказались на левой стороне дороги, по которой люди выходили из города, не мешая входящему потоку движущемуся справа, тем самым не вызывая еще большего столпотворения возле входа, чем то, что уже было. Приветственно махнув страже, двое друзей вошли в город.
***
Деревянные колеса с трудом месили слегка промерзлую, осеннюю грязь. Натужный скрип осей пробивался сквозь пелену зыбкого сна, такого же промерзлого и сырого, как и нынешняя, резко наступившая осень. Который день уже дул не переставая, холодный северный ветер, поднимая полог крытой повозки и занося внутрь осенние листья. И без того зыбкий и беспокойный сон батюшки Эванса был прерван упавшим прямо на лицо влажным от утренней росы листком. Стерев с лица влагу рукавом рясы, он лениво повернулся на другой бок и хотел было вновь впасть в блаженную дрему, как резко наехавшая на придорожный камень колесо хорошенько встряхнуло их транспорт, от чего Эванс стукнулся головой об внутренний борт повозки.
- Проклятье! - дальше последовал поток брани, от чего ехавший рядом с ним молодой монашек смутился и вместо привычного "Утро доброе батюшка", промямлил нечто нечленораздельное.
- Ну чаво пялишься, словно Яхверда увидав? Где мешок с харчами да пойлом? Едрить тебя побери! Нет, положительно - с каждым годом новые неофиты, все глупее и глупее! Словдар, что уж тут взять... Я вообще не пойму как тебя только допустили к церковной службе? - не выспавшийся Батюшка Эванс, похоже решил вылить всю свою злость на молодого парня, начавшего рыться в барахле, которым была завалена почти вся повозка. Найдя наконец затянутый на шнур мешок с провизией, молодой монашек протянул его отцу Эвансу. Достав солонину, хлеб, сушеную рыбу и бутылку самогона, батюшка отложил мешок, принявшись с усердием жевать солонину, поглядывая на облизывающегося монаха. Не выдержав голодных взглядов юноши, он оторвал краюху хлеба и бросив ее ему, продолжил есть, громко и неприятно чавкая. "Словно псу" - недовольно подумал молодой неофит, подняв со своей рясы брошенный сухарь, но в открытую возмущаться не стал. Он знал, что малейшая непокорность в поведении могла привести к суровому наказанию через бичевания, либо наложением жесткой епитимьи на несколько месяцев. К тому же он являлся словдаром, тем более до сих пор еще не посвященным. Любой серьезный проступок мог навсегда закрыть перед ним двери церкви, а человек, обладающий сверхъестественным даром, но не являющийся священником церкви Яхверда, всегда, и без каких-либо разбирательств обвинялся в темном колдовстве. А таких сношателей с дьяволом всех, без исключения, распинали на крестах, а потом заживо сжигали, дабы очистить богомерзкие души нечестивцев в праведном огне, чтобы они выстрадали то, что выстрадал сам Всевышний, когда умер за их грехи. Так, и только так по церковным догмам, можно было очистить зло и искупить свою вину перед Богом.
- Опять ворон считаешь недотепа? - вывел из раздумий молодого неофита скрипучий голос. - Или тебя не устраивает утренняя трапеза? - тыкнул пальцем в сухарь, ворчливый батюшка, при этом хлебая прям из горла водку и закусывая это дело сушеной рыбой.
- Нет, что вы отец Эванс! Нам, рабам божьим не следует потакать телесным слабостям! Я благодарен Всевышнему за столь щедрую пищу! - воскликнул юноша, всем своим естеством пытаясь не выдать сарказма в голосе. Прекратив наконец созерцать унылый пейзаж позади их повозки, он достал кожаную флягу с водой, чтобы хоть чем-то запивать сухой кусок хлеба.
- Это хорошо... Вы словдары хуже зверей! Скажи спасибо за то, что ешь нормальную, человеческую еду! - пробубнил себе под нос батюшка Эванс, но так, чтобы это было слышно и неофиту, который склонил голову в знак согласия, хотя все внутри него, кипело от негодования. "Как так? Какие звери? Неправда! Мы испокон веков возделывали и благоустраивали земли, засеивали поля, пекли хлеб, выращивали богатые урожаи, растили целые поколения воинов и тружеников, почитающих силу природы!" - хотел крикнуть в оплывшее лицо наглого и брюзжащего емарийца, молодой словдар. Но конечно же не стал допускать столь фатальную ошибку. А так как смотреть, на унылую и грязную дорогу, пролегающую через пожелтевший, осенний лес было действительно скучно, он решил все же позавтракать.
- Но, но, но! - встрепенулся опостылевший батюшка. - Ты вообще способен думать своей дурной башкой?
- Ох простите меня! Очень долгая дорога и постоянный холод с недосыпанием...
- Не надо оправданий юноша! Это все твои дьявольские, словдарские корни! Забыть помолиться перед едой! Это ж надо же! Эвон какие козни лукавый, с вами словдарами строит! Так и доложу отцу настоятелю, что молодой брат Добс, не благодарит Господа за ниспосланную ему пищу!
- Что вы батюшка, я благодарен! Просто не привык еще, я ведь только начал учиться, только начал грехи свои видеть, понимать и замаливать! Дайте мне время и я все, все пойму и всему научусь! Честно, честно батюшка, помилуйте бога ради, больше не повторится!
- То-то же! Ладно, так уж и быть... Наказания тебе уже не избежать, но оно не будет сильно суровым. Как прибудем на место, я переговорю с твоим духовным наставником, которого тебе назначат, и мы решим как поступить с тобой за эту оплошность... Но смотри мне! Коль учую в тебе я тень сомнения в вере нашей праведной, коль пойму что грехи в тебе плотненько укоренились, уж потом смотри, рта не смей разевать и не оправдывайся, взыщу как должно!
- Да, да батюшка! - испуганно пробормотал Добс. Встав на колени, он принялся неистово молить о прощении.
- Вот так уже лучше, - увидев рвение ученика, проворчал обрадованный отец Эванс, тем, что наставил на путь истинный, очередного молодого осталопа, когда тот, не допустил ни единой запинки. Хотя сам он, давно уже позабыл, когда последний раз молился перед едой. Да и не заботил его, перевалившего уже за пятый десяток лет жизни, этот маленький нюанс в его духовной службе. Самое главное - научить уму-разуму молодняк, тем более грязного и неотесанного словдара, в котором как ни странно был обнаружен дар к святой магии. Закончив молитву о прощении, Добс принялся читать предобеденную.
- Ты не меня должен бояться, брат Добс, любые телесные муки ничто, по сравнению с тем, что может ожидать тебя за гранью смерти. Исправляй грехи свои тут, при жизни! Молись Господу нашему, дабы Он был милостив, ибо пожалеешь ты, ежели узришь Его во гневе, и кара будет жестока и сурова! - подняв наставительно палец, в тон молитвы, которую читал Добс, проговорил, донельзя довольный собой Эванс.
Помолившись, молодой брат Добс принялся грызть сухарь, который ко всему прочему оказался еще и заплесневелым. "Да уж, было бы за что благодарить..." - недовольно подумал Добс и тут же испугавшись своих безбожных мыслей, перекрестился. "Наверняка это дело рук местного лешего, что до сих пор хозяйничают в словдарских лесах. А как всем известно, все древние духи, в которых веровали словдары, являются бесами, в услужении у средоточия зла, Люцифером прозываемого. Вот оно и пытается, это отродье дьявола, навеять мне всякие греховные мысли в мою головушку", - рассуждал Добс. "Эвон как густо и плотно растут деревья вокруг, так и цепляют своими скрюченными ветвями нашу повозку, так и норовят замедлить ее, приостановить, тем самым давая больше времени темным силам на то, чтобы смутить наш разум, околдовать нас и навеки утащить в лесные дебри", - с содроганием закончил свою мысль молодой монах. Еще ужаснее было бы, если б его полное имя, звучащее как Добросвет, стало бы им известно. Священники часто учили о том, что языческие имена, мало того что сами по себе привлекают бесов, так еще и дают им власть над теми людьми, чьи имена они узнают. Именно поэтому их и запретили, сократив, чтобы дьявол не смог больше совращать неокрепшие умы, через эту лазейку. Юный неофит искренне в это верил, и поэтому после каждого пережеванного куска хлеба, начинал нервно шептать свое сокращенное имя, думая что этим собьет с толку злобных духов этого этих мест.
Лошади вдруг резко встали, и от неожиданности брат Добс, чуть не подавился сухарем. Размышления о нечистой силе и резкая остановка бросили в дрожь и так, очень напуганного юношу. Внутрь, со стороны возницы, заглянул еще один молодой монах, с вечно не выспавшимся лицом, хотя сейчас, он был скорее ошарашен, чем сонным.
- Батюшка Эванс... - начал было он.
- Ну что там такое? - заворчал как всегда недовольный святой отец. Водка закончилась, как и сухая рыба. Оставалась лишь вода, да немного солонины и Эванс прикидывал, сколько времени, пока они будут ехать, ему придется обходиться без любимого пойла. - Почему встали?
- Батюшка, батюшка... Таааам такооооое! - смешно протянул последние слова возница, как бы преувеличивая их значимость. И похоже, там действительно произошло нечто такое, что не укладывалось в привычный мир паренька, так как обычно сонный и часто отрешенный взгляд, на этот раз смотрел остро и с оттенком страха.
- Ну хватит там мямлить Томас... Нет, действительно, с каждым годом молодняк все тупее и тупее, вне зависимости от происхождения, нации, и времени службы в церкви, - проворчал раздраженный Эванс. Оттолкнув сжавшего от испуга голову в плечи Томаса, он выглянул наружу, при этом зло бросив:
- Подвинься тупица!
Некоторое время, пока батюшка осознавал увиденное снаружи, стояло молчание, затем смешно крякнув, Эванс вполз обратно и переместившись к обратному краю повозки, он кряхтя и чертыхаясь, полез через задний борт. Повозка жалобно заскрипела, выражая свое недовольство. Вес батюшки Эванса давно превысил норму. Спустившись в осеннюю грязь, зачавкавшую под его ногами, он вперил гневный взгляд в Добса, который сам уже было хотел выглянуть наружу и посмотреть, что же стало причиной их остановки.
- Тебе надо особое приглашение? Иди и посмотри, остались ли выжившие.
- Выжившие батюшка? - удивился Добс, но Эванс не ответил, скрывшись за пологом. Добс резво спрыгнул на дорогу и подошел к двум лошадям, что тащили их повозку. Они нервно фыркали и мотали головами, явно показывая что им тут не нравится, и они не прочь двинуться дальше, да поскорее.
Картина бойни, представшая перед глазами монаха, ошарашила парня. Темногущья дорога, которая через пару миль примыкала к Эстаротскому тракту, была по большей части глухой и безлюдной, она всегда кишела бандитами самых разных мастей, однако Добс оказался не готов увидеть подобное. Путь впереди, который так некстати, вдруг, перегородил разграбленный, купеческий караван, обильно устилали трупы людей, явно тех самых купцов и их немногочисленной охраны. Некоторые повозки были перевернуты и разбиты, их содержимое, не представляющее ценности, выпотрошено и хаотично разбросанно. Все повозки были распряжены, грабители, кем бы они ни были, забрали и лошадей.
- Н-надо доложить об этом страже, - испуганно, себе под нос пробормотал Томас.
- Ты не бездельем страдай, а наших лошадей успокой, да повозку аккуратно через это побоище перевези. Недотепа ты пустоголовый! Долго задерживаться не станем, посмотрим есть ли раненные и двинемся в путь... А доложить - доложим! Вышлют патруль и разберутся, не нашего ума это дело, - строго распорядился Эванс, и испугавшись его сердитого взгляда, Томас побежал выполнять порученное.
- А я тут по остаткам пошукаю, документы какие може всплывут. Узнать то надо, чей караван и куда направлялся... Добс, осмотри убитых, глядишь и жив кто остался!
- Да батюшка, - ответил второй монах и двинулся вдоль обочины, старательно обходя кровавые потеки и лужицы, окрасившие мокрую грязь в красное. Трупов было много, и судя по всему, резня произошла не так давно, кровь, вытекшая из рассеченных тел, до сих пор еще не свернулась. Что примечательно, среди мертвых не было нападающих. Так по крайне мере показалось Добсу. Все были одеты в цветные и нарядные одежды, украшенные затейливыми кружевами и не предназначенными для сражений. Тут и там попадались трупы в стальных латах - та немногочисленная охрана, сопровождающая караван, на нагрудниках которых, была выгравирована путеводная звезда, освещающая верхушку большого вяза, в скругленном книзу прямоугольнике. Это был герб рекианской гвардии, вопрос кому принадлежал караван, отпадал сам собой.
- Ну да, так и есть! - послышался голос Эванса. - Торговый караван Рекиана! Направлялся по маршруту от Полноводья, через Темногущье к Эстароту. Так что нагрудники отважных гвардейцев нам не солгали. Гм... Дороги от Словдарии до Емарии, всегда были не безопасны. Я не удивлюсь, если это сотворили твои полудикие сородичи Добс, - с презрением, выплевывая слова, пробухтел батюшка Эванс, продолжая ковыряться в найденных бумагах. Добс промолчал, не обратив на задиристые высказывания святого отца никакого внимания. Он привык к такому отношению к себе и своему народу, как со стороны Эванса, так и других емарийцев и уже давно не удивлялся подобному. Он ощупывал пульс у очередного трупа, как вдруг услышал тихий стон. Оглянувшись в сторону звука, который исходил из ближайших придорожных кустов, находящихся на другой стороне, Добс заметил тянувшуюся к ним кровавую дорожку, которую ранее проглядел. Кто-то явно полз истекая кровью, в ту сторону. Подойдя к кустам и заглянув за них, на узенькую обочину, которая вся заросла высокой растительностью, Добс увидел первого и похоже что единственного выжившего. Он лежал на правом боку, опираясь на локоть позади кустарника, наполовину скрытый бурьяном, и растущей повсюду вялой, пожелтевшей травой. Раненый все еще пытался ползти, прижимая левой рукой, страшную рану на животе, однако сил на это у него уже не было. Изо рта текла струйка крови. Его блуждающий и ничего не понимающий взгляд, полнившийся невыносимой болью, остановился на монахе и осознав что перед ним вовсе не бандит, раненый вновь простонал и обессилено упав на спину, потерял сознание. Подойдя и присев рядом с ним, Добс отметил, что человек был обычным прислужником, если судить по старым и окровавленным обноскам, что были на нем одеты. Где-то поблизости, должно быть лежало тело, его мертвого господина.
- Брат Томас, дай воды, тут выживший! - крикнул Добс монаху вознице, который уже успел перевезти их повозку через побоище.
- Сейчас! - ответил тот и скрылся за пологом.
- Что тут у нас? - деловито осведомился подошедший батюшка Эванс, в упор глядя на лежащего в траве раненного, над которым копошился Добс.
- Вот батюшка, выжил, слава тебе Господи!
- Состояние определить способен? В обучающем семинарии внимательно курсы по медицине слушал?
- Да батюшка, - кивнул юный неофит. - Многочисленные ранения на руках, видимо ими он пытался защищаться, скорее всего от топора, разрубы аж до костей. Правая кисть сломана, сильное кровотечение из предплечья, возможно задета артерия, выбит локтевой сустав, и вывихнуто левое плечо. Но самое страшное - это распоротый живот. Повезло что внутренности еще наружу не вывалились. Не знаю даже насколько они повреждены, трогать эту рану, как и самого раненного, опасно. Необходимо ментальное вмешательство, иначе он умрет батюшка.
- Вода, - сказал подошедший Томас и протянул флягу Добсу.
- Спасибо брат. Ну так что батюшка? - монах повернул голову в сторону Эванса. - Поможете ему лечением? Среди нас троих, только ваш дар, развит как полагается. Я только начал его развивать, а у брата Томаса его вообще нет.
- Ты мне тут не указывай что делать щенок, - гневно, сквозь зубы, процедил Эванс, однако на этот раз, Добс не вжал голову в плечи и не испугался разгневанного взгляда. Он явно жаждал помочь умирающему, поскольку, именно ради помощи людям, он и стал служителем церкви. Увидев что юный неофит не испугался его гнева, Эванс удивился. "Неужели этот неотесанный словдарский юнец и впрямь желает помочь"? - подумал он.
- Дар, - Эванс наставительно поднял вверх палец, - нельзя растрачивать попусту и не знамо на кого. Это всего лишь прислужник. Он должен был быть готовым умереть ради своего господина. Обязан! А что у нас получается? Он жив, а его хозяин стал кормом для червей. На все воля Божья сын мой, и раз Яхверд всемилостивец оставил его в живых, значит наше магическое вмешательство необязательно. Ты лучше промой и перевяжи его раны. Уложи поудобнее, оставь ему воды. На первом же посту стражи, сообщим об инциденте, пусть высылают тамошнего врача, который будет поопытнее нас с тобой, и патруль, дабы те разбирались с тем бардаком, что твориться на этих проклятых дорогах!
- Постов уже не будет батюшка, - со знанием дела, констатировал Томас, который не мало ездил по этой дороге. Юноша пытался казаться спокойным и уверенным, но было видно что он очень напуган. Нервно оглядываясь по сторонам, и переминаясь с ноги на ногу, он как можно скорее мечтал покинуть это ужасное место, боясь что разбойники могут вернуться. - Дальше, четверть мили пути на запад, начинается Эстаротский тракт, проехав по которому с милю на север, мы окажемся уже в предместьях Эстарота. Совсем чуть-чуть осталось. Стража будет лишь у ворот, там и можно будет все рассказать, хотя, если повезет, можно встретить дозорный патруль и в предместьях... Батюшка, а может того-этого? Закинем бедолагу в повозку и рванем подобру, поздорову отседова?
- Ты слышал что сказал Добс? У него живот распорот, ты его сейчас подымешь и его кишки по земле распластаются! Ты этого хочешь окаянный?
- Нет батюшка!
- Однако если поднять аккуратно, то я думаю что... - начал был Добс.
- Да мне плевать что ты там думаешь! Не смей открывать свой рот, в присутствии высшего чина, если тебя не просят и тем более, что-то советовать! Запомни это, раз и навсегда! - негодовал разозленный батюшка, на молодого монаха. - Промой, обработай и перевяжи ему раны! Если хочешь, можешь попробовать использовать дар, вот тебе и практика будет. А я его лечить не стану. Еще я свою энергию на всякую челядь не растрачивал! И ты Добс, если хочешь стать хорошим священником, или даже жрецом, то должен понять и усвоить этот простой урок. Не всяк заслуживает магического спасения! Особенно холопский сброд. Кто-то, получает от этой жизни все, и богатство, и власть, и здоровье, а кому-то предназначено выстрадать и многое вытерпеть, тем самым получив очищение через боль, коей подвержена наша грешная плоть! Непрестанные молитвы Богу, вот что должно их спасти! Так и только так, они поймут насколько хрупко их бытие, и что только во спасении их блудливых душ, а не тел, есть истинный смысл!
- Да батюшка, - не стал больше спорить насупившийся Добс. - У нас все равно в повозке места мало, да и сама она разваливается на ходу. Он просто не выживет в дороге от такой тряски.
- Вот теперь ты рассуждаешь логикой, а не чувствами! Так и надо! - довольно крякнул Эванс. - Займись его ранами. После того как обработаешь и перевяжешь, можешь попробовать использовать свои священные силы. Для практики - полезно. Но будь аккуратнее, лечение энергетикой, небезопасно даже для опытных целителей. Если все же, что-то получится, и перенос раненного в повозку не станет угрожать ему смертью, тогда мы его заберем, так уж и быть.
Добс с облегчением посмотрел на батюшку Эванса и кивнул. У раненого появились шансы на спасение.
- А ты Томас, подготовь повозку к дальнейшей дороге. Не дай Бог, снова что-то произойдет! Не думай что я забыл о том, как в Темногущье, мы с час простояли, потеряв время, пока ты новое колесо приделывал, - отдав распоряжения, Эванс развернулся и прихватив с собой найденные документы, отправился изучать их в повозку. Добс проводил его взглядом, полным непонимания и неприязни. Но затем опомнившись и оставив раненного, он тоже рванул к повозке, обогнав святого отца, вольготно шествующего по дороге и читавшего на ходу документы. Добсу была нужна чиста вода, тряпки, бинты и лекарства, благо, что всего этого добра у них хватало. Собрав, все что было нужно, он отправился обратно, не прекращая обдумывать слова батюшки, с которыми он, ну ни как не мог согласиться. Как же это так, что дар не для всех? Ведь сам Яхверд заповедовал помогать униженным и обездоленным, и не важно кем по рождению был страждущий, когда как этот толстый и бессердечный священник, призывает тратить целительную энергию лишь на высшее сословие, или тех, кто имеет хоть какую-то значимость в благородных кругах. Тем более - как же можно так относиться к своему сородичу? Он ведь такой же емариец, как и Эванс. Хорошо что раненый был без сознания и не слышал всех этих злых речей, от преподобного отца.
Не мало времени ушло, прежде чем Добс промыл, обработал и перевязал все раны. К сломанной кисти, бинтами, была закреплена и привязана палка. Кровотечение было остановлено жгутом, который так кстати, оказался среди медицинских принадлежностей, и затем страшная рана на предплечье, как и остальные, была перевязана и уже не представляла опасности. Сделать же что-либо с распоротым животом, не представлялось возможным. Разруб был очень глубоким, внутренние органы, скорее всего тоже были повреждены. Сам пострадавший в сознание не приходил, сказалась сильная потеря крови, что облегчало работу. Простой перевязки на животе, увы было недостаточно, раненный был не жильцом и его скорая смерть была лишь вопросом времени. Поблагодарив Бога за то что умирающий не приходит в себя, иначе его боль была бы настолько ужасной, что ничего бы, не получилось, Добс приложил руки к его животу, прямо на рану и закрыл глаза. В отличие от профессиональных целителей, он не умел "видеть" и выявлять главные проблемы. Не умел точечными уколами энергии, мягко и эффективно заштопывать самые опасные повреждения, или быстро уничтожать источник любой болезни. Он только недавно открыл в себе способности к святой магии и действовал чисто интуитивно. Пробуждение силы, произошло внезапно. Волна прохладной энергии, прошла от головы, до кончиков пальцев, которые резко стало покалывать. В состоянии эйфории, Добс, всеми фибрами души жаждя исцелить умирающего, выпустил эту энергию на свободу, которая подобно неистовому водопаду, низринулась в смертельную рану на животе. Батюшка Эванс, уже сидящий в повозке, и начинающий раздражаться по поводу того, что молодой неофит так долго возится с повязками, опешил. Мощный толчок энергии, почувствовал даже он, находясь в пол десятке ярдов от Добса. Выглянув за край полога, Эванс увидел монаха, который закрыв глаза водил руками над раненым. С его рук вырывались ослепительные потоки исцеляющего света, и... И бессмысленно уходили в землю. Лишь малая часть этой силы была задействована в целительных процессах, гораздо больший ее поток, просто уходил в никуда, в связи с неопытностью молодого неофита. Такой силы, как у этого юного словдара, Эванс, повидавший многое на своем веку, не наблюдал уже очень давно. Обычно, подобными способностями обладают верховные жрецы, магистры и настоятели церквей. Сам же, многократно тренировавший свой дар и исцеливший не мало людей батюшка, не смог бы выпустить и малую часть той силы, которую так неопытно расходовал Добс. Если бы он, направил эту энергию как полагается и куда нужно, то мало того что полностью излечил бы все ранения, вывихи и перелом у пострадавшего, он бы скорее всего вылечил бы и все хронические заболевания, если таковые имелись у раненного. Вот такой, невероятной силой, обладал этот поток исцеляющей мощи, срывающийся сейчас, с пальцев молодого неофита. Это было невероятно, но это было так. И что самое удивительное, Добс был словдаром, тем, кто по своей природе никак не мог обладать подобными способностями к святой магии. Но из-за неопытности и неумения, вся эта сила расходовалась почти впустую, с огромной скоростью ослабляя неофита, что было очень опасно. Истощение энергии, могло вредно сказаться на здоровье целителя, вплоть до смерти, и если сейчас не остановить мальца, то довезти его до Эстаротской обители, что было задачей Эванса, станет проблематичным, а то и невозможным. И тогда, словдар его подопечный, не словдар, а ответ перед настоятелем Маркусом, держать придется.
Кряхтя и проклиная все на свете, Эванс снова вылез из повозки и несмотря на свою комплектацию и возраст, довольно резво оказался возле находящегося в магической медитации Добса. "Эко его уже унесло", - подумал батюшка, глядя на вздувшиеся вены на шее и кровь, текущую у монаха из носа. Размахнувшись, преподобный наотмашь дал пощечину, заигравшемуся с магией неопытному неофиту. Только так можно было прервать те цепкие скрепы, которые связали разум Добса с силами далекого космоса. Удар вышел что надо. Монаха опрокинуло на спину, щека заалела, налившись кровью. Целительный поток для раненного, и губительный для Добса, прекратился. Эванс вздохнул с облегчением и взглянул ясновидящим взором на рану караванщика, пытаясь выявить, насколько лечение его подопечного, оказалось эффективным. Увы и ах, но вся небывалая мощь, пущенная Добсом, ушла по сути в пустоту. Органы до сих пор были повреждены, однако магические швы, хоть и небыли крепки и могли разойтись при любой, достаточно сильной тряске, все же держались. Рана на животе была затянута, оставив после себя шрам на всю жизнь, хотя при должном и правильном лечении, этого можно было бы и избежать. Многие поврежденные участки внутренних органов, сошлись и восстановились. Парень теперь выживет, хотя чтобы добиться подобного, можно было потратить в сотни раз меньше энергии и это притом, что любой профессиональный целитель, стал бы плеваться при виде такого неаккуратного лечения. "Столько много сил потрачено и все в пустую", - подумал Эванс и взглянул на ошарашено мотающего головой и потирающего горящую от затрещины щеку, Добса.
- Можешь собой гордиться, работа хоть и грязная, но пациент жить будет, - сказал Эванс, все еще не пришедшему в себя, Добсу. - Зови Томаса и аккуратно несите его в повозку. Наложенные тобою "швы" очень слабые, и могут разойтись от сильной тряски, так что будьте аккуратнее.
- Он правда выживет? У меня правда получилось? - недоверчиво спросил Добс, поднимаясь на ноги. Однако Эванс сразу заметил как переменилось настроение парня. Радость от спасения чьей-то жизни, отразилась в его глазах. Стерев с губ кровь, что натекла из носа, тыльной стороной ладони, он с интересом взглянул на раненного. На лице заиграла довольная улыбка и послышался вздох облегчения.
- Правда, правда, - вдруг подобрел батюшка и отечески похлопал монаха по плечу. - Правда ты чуть кони не двинул. Ну кто же так исцеляет? Всю энергию впустую слил. От смерти ты его спас, но перелом и раны на руках у него остались. Хорошо что ты их вовремя перевязал.
- Врача бы сюда опытного...
- Привезем его в Эстарот, там есть врачи. Только ехать надо аккуратно, чтобы повозку сильно не швыряло по колдобинам. Ты молодец, - снова похвалил Эванс молодого монаха.
- Но учиться тебе предстоит еще очень многому, потому что более глупой и необдуманной растраты энергии я еще не видел, - тут же добавил батюшка, строго взглянув в глаза улыбающемуся Добсу.
- Да батюшка, спасибо. Ради этого я и пошел на службу в церковь... Но позвольте, разве спасение человека от смерти, это трата энергии впустую?
- Я не об этом. То что ты его спас, честь и хвала тебе. А вот неумение правильно распоряжаться своим даром, могло привести к настоящей трагедии. Вы могли оба погибнуть. Либо ты мог его спасти, а сам погибнуть. Однако твоя жизнь, гораздо ценнее, нежели его, запомни это...
- Но Яхверд заповедовал...
- Не перебивать! Твой дар ценнее, жизни любого холопа. Понимаешь? Если бы ты умер, представь, сколько еще жизней ты тогда не смог бы спасти в будущем! - Эванс резко дернул кисть вверх, предотвращая дальнейшие возражения Добса и отрубая этим жестом, любые сомнения в этих утверждениях, как у неофита, так и у себя самого. - Впрочем, когда ты начнешь свое духовное обучение в Эстаротской церкви, под мудрым наставничеством отца настоятеля Маркуса, ты сам все поймешь.
- Да батюшка...
- Все, хватит болтовни, несите раненного в повозку, пора ехать, мы и так сильно задержались. К полудню бы успеть теперь.
Аккуратно уложив караванщика в повозку, трое служителей церкви, вновь тронулись в путь. Добса мутило всю оставшуюся дорогу. Жуткая слабость и головная боль, не давали возможности расслабиться и подремать. К его удивлению батюшка Эванс, поделился с ним оставшейся солониной.
- Ты ешь, ешь. Тебе теперь силы надо восстанавливать, - приговаривал, он, вдруг подобрев и перестав ворчать. Повозка наконец выехала на ровный и многолюдный Эстаротский тракт. Ехать оставалось совсем немного. Добс присматривал за раненным, который забылся глубоким и здоровым сном. Его жизни, теперь ничего не угрожало и молодой монах, был очень счастлив, что без должного обучения, сумел-таки залечить смертельную рану, искренне веруя, что никак сам Яхверд помог ему справиться с этим. К сожалению, ближе к городу, переменчивое настроение батюшки, вновь испортилось и он ворчал весь остаток пути, придираясь по мелочам. Понять и тем более повлиять как-то на его характер, Добс не мог, и поэтому молча выслушивал очередное недовольное нравоучение, сопровождаемое крепкими словечками, которыми так и сыпал святой отец.
Через пару часов, их повозка добралась до предместий Эстарота. На пересечении дорог, у самого края начинающихся ферм, имелся небольшой монастырь, который помогал врачебной и духовной помощью многочисленным путникам. Туда они и передали на попечительство раненного, так и не пробудившегося за всю дорогу караванщика, имя которого, они так и не узнали. Обменявшись любезностями и рассказав о разграбленном караване на дороге, так кстати оказавшемуся тут патрулю дозорных, трое монахов продолжили свой путь, успев таки к полудню, прибыть к воротам города.
***
Седовласый мужчина, проводил недовольным взглядом, проехавшую мимо повозку с монахами, которые как и рыцари Талмариона до этого, пересекли ворота без очереди, в связи со своим особым положением имеющимся у всех адептов Яхверда. Что сразу же бросилось в глаза, так это то, что среди монахов, как и среди рыцарей, тоже присутствовал словдар, который покорно выслушивал громкую отповедь пожилого монаха емарийца. Мужичок, сидящей в открытой телеге, полной скоб, подков, гвоздей и другой хозяйственной утвари, презрительно сплюнул и дал лозиной по спине старого осла, который тупо встал на месте, уставившись в одну точку и начав задерживать очередь. К слову, до ворот было уже рукой подать и уставший путник полез в мешок в поиске денег для пошлины и необходимых документов для проезда в город. Документом было свидетельство о крещении, на котором писалось имя и национальная принадлежность крещенного. Там же, чуть ниже ставилась священная печать, сияющая и днем и ночью священным светом на листке пергамента. Поставить ее могли лишь священники, владеющие определенными способностями, недоступными простому люду, так что подделки практически исключались, хотя и пользовались огромным спросом, среди тех, кто в тайне не признавал святую веру, так легко и быстро насажденную по всей северо-западной части континента. Бродимир был одним из них. Его свидетельство было подделкой, и одной из лучших которые ему доводилось видеть. За нее он отгрохал не малую сумму золотом, готовясь к этой поездке. Признавать и тем более отдавать свою волю и душу чужеродному богу, он никогда бы не стал, как к примеру, это сделали те двое словдаров, предавших свой род и предков, коих он встретил стоя в многочасовой очереди. Настроение было наипоршивейшее, не хотелось признавать тех реалий, показывающих что его народ все больше и больше оболванивается, деградирует и приручается к рабскому строю, диктуемый емарийскими правителями. Мало того что словдары стали принимать неестественную здравому смыслу и законам природы религию, так теперь еще становятся ее верными последователями. Это было уму не постижимо и по мнению Бродимира, просто дико и кощунственно по отношению к культуре своего народа. То великое наследие, что оставили им их воинственные, и великие предки, то чем некогда обладали и гордились словдары, было навсегда потерянно для опустившихся до скотского существования потомков. Однако Бродимир ничего не мог с этим поделать, с каждым годом он все больше и больше отчаивался и разочаровывался в своих сородичах, понимая, что великого пробуждения родовой памяти и национального самосознания, укрепление единства и подъема с колен, о котором он так давно мечтал, может никогда и не свершиться.
Горечь от этих мыслей, заставил забыться путника, он продолжал отрешенно шарить в сумке, уже и не помня что там ищет. Он даже не заметил, когда его телега поравнялась со стеною неширокого прохода, который преграждали массивные ворота, окованные железом, сейчас открытые настежь и круглосуточно охраняемые. Подошедший стражник придержал осла и в упор, с неприязнью посмотрел в задумчивые глаза Бродимира, отрешенно смотрящие вперед.
- Документики то, предъявлять будем? - спросил он.
- Ща, ща, - опомнился Бродимир и положив сумку на колени, с усердием принялся их снова искать.
- Ты раньше не мог их вытащить, деревенщина безграмотная? В очереди же, с пол дня стоишь!
- Виноват господин стражник, склероз старческий, не та память уже, ох не та... Было ж время, когда никаких свидетельств не нужно было!
- Это когда вы сатанизмом занимались? На шабаши свои сходились, задницу козла целуя? - спросил еще один стражник, подошедший с другой стороны. - Ты очередь от то не задерживай, предъявляй документ о том что крещен, плати пошлину и проезжай. Ежели нет, то проваливай, пока я инквизиторов не позвал! В город бесопоклонникам вход запрещен!
- Да, да, сейчас почтенный, - пробормотал Бродимир, найдя наконец документ, на самом дне своей походной сумки.
- И никакой я не бесопоклонник, вот, пожалуйста! - улыбнувшись, мужичок протянул подделку хмурому стражнику, что подошел первым. Отличить ее от настоящей, этот неотесанный болван все равно бы не сумел. Красиво и заковыристо выписанные буквы, грамотно складывались в нужные слова на емарийском языке. Все подписи высших чинов церкви, там где и должны быть. Печать Епархии в виде пылающего креста в круге, светилась ровным, мягким, и слегка бледноватым светом. Все как полагается.
- Таааакс... что тут у нас? Бродя Ведович... Тьфу что за дурацкое имечко?
- Дык сокращенно от Бродимира. Бродимиром меня кличут, но запрещено ведь... - ответил пожилой мужчина, удивленный тем, что стражник умеет читать.
- Да знаю я, - отмахнулся стражник, возвращая свидетельство. - Но имя все равно дурацкое.
- То вам полные имена не угодили и язычеством веют, то сокращенные - дурацкие. Вы емарийцы сами хоть ту чушь, что напридумывали, в серьез воспринимаете? Не имена дурацкие, а законы ваши! - огрызнулся Бродя. Однако тут же замолк, когда стражник пригвоздил его взглядом и угрожающе потянулся к мечу. Бродя миролюбиво поднял руки вверх и улыбнулся, показывая что ничего плохого ввиду не имел, и воин, окинув его злым, прищуренным взглядом из-под бровей, гневно процедил:
- Следи за своим поганым языком, безродный пес, а то тебе его мигом отрежут. Гони монету, и с глаз моих долой! Итак очередь задержал прилично.
Бродя склонил голову, и не желая усугублять напряженную ситуацию, молча отсчитал деньги и сунул их в бугристую ладонь стражника. Но тот не отошел, а продолжал стоять, держа руку протянутой. Поняв в чем дело, словдар, тут же отсчитал еще, примерно половину отданной суммы, и добавил к имеющейся. Удовлетворенный стражник, хмыкнул. Деньги быстро скрылись в его кошеле. Вторую руку, что напряженно лежала на рукояти меча, он отпустил, давая понять, что Бродя искупил свою вину, необдуманными словами.
- Это все что ты везешь старик? - спросил между тем второй стражник, стоящий по ту сторону телеги и начавший деловито копошиться в ее содержимом. - Весь твой скарб?
- Ну да! Везу на продажу, решил вот в городе попробовать торговать, а не за пределами, - ответил повернув к нему голову, Бродя. Стражник недовольно махнул рукой, проезжай мол, отвернулся и пошел к караульне, раздосадованный тем, что поживиться было нечем.
- Ну что ж, езжай давай, надоел ты мне, очередь задерживаешь, - распорядился другой, тот что проверял документы и кивнул головой в сторону прохода.
- Благодарю почтенный, уже еду, - пробормотал Бродимир, понукая осла к движению.
Уже через пару кварталов, Бродя смог облегченно вздохнуть. Все получилось и самое сложное позади. Покинуть Эстарот, что еще предстояло после, было уже на порядок проще чем попасть в него. Документы при выезде не проверялись, и таких столпотворений, как при попытке въехать город, обычно начинающихся в утреннее, и длящихся до полуденного времени, не скапливалось. Чем меньше Бродя будет светить своей подделкой, тем лучше для него. Свидетельства о крещении у него отродясь не было, креститься, дабы соблюсти закон, но при этом предать своих богов, он точно не собирался, потому и торговал каждый сезон, за пределами города, подле стены. С каждым годом, торговля шла все хуже и хуже, да и торговой жилки у того, кто всю жизнь проплавал на драккарах с норгидами, в качестве наемника, у него совсем не было. Вскоре средств, вырученных с продаж, едва хватало, на то чтобы свести концы с концами, благо что еще имелся огород и хозяйство. Хотя бы мясом, фруктами и овощами, они не были обделены. Однако словдарам, находящимся под юрисдикцией емарийского князя, необходимо было выплачивать огромные налоги и если денег не имелось, то выплаты шли за счет имущества. Приходилось расставаться с большей частью урожая и поголовья скота. В прошлый год, семейство Бродимира, чуть не погибло с голоду, отдав почти все из своих запасов, что у них имелось, местному, зажравшемуся, емарийскому князьку. С трудом, восстановив хозяйство, и поняв что так больше не может продолжаться, Бродя, накопив денег, купил себе поддельное свидетельство и решил попытать счастья в самом городе. В тайне припрятав во втором дне, которое имелось у его телеги большое количество урожая на продажу, а так же яиц, аккуратно завернутых в тряпки и молока разлитого по кожаным флягам, Бродимир поехал торговать в город, в надежде, что его не раскусят и он выручит неплохие деньги, что пойдут на уплату налогов. Обнаружить второе дно, тщательно сокрытое за всеми этими ржавыми скобами, гвоздями и старыми инструментами было почти не возможно. Теперь было необходимо разыскать местный рынок и поскорее все это распродать, что бы поменьше находиться в городе, где рыскают ищейки инквизиции. Естественно, что за один день, сделать это невозможно, но чем быстрее с этим покончить, тем лучше. Помимо инквизиции, проблема была и в жилье. Местные таверны, со стойлом для лошадей и амбаров для повозок, обходились не дешево. Можно было конечно остаться ночевать на улице, прямо в своей телеге, но этого Броде хотелось бы избежать. Город полон ворья и убийц, а так же голодных нищих, готовых зарезать за кусок хлеба. Подобный сброд отлавливали и жестоко карали, что свидетельствовали развешенные на суках преступники вдоль обочин, на подъездах к городу. Однако всех не выловишь, а одинокий путник, с товаром, и к тому же словдар, мог привлечь не мало внимания.
Старый осел постоянно упрямился, ему очень не нравился запах, исходящий из сточных канав и мусора, что был накидан в переулках. Впрочем Броде самому, тут было не по себе. Мрачный, с узкими улочками и грязными переулками город, поражал своей нечистоплотностью. Какая-то дамочка, высунувшись из стрельчатого окна третьего этажа, обшарпанного и просевшего в нескольких местах дома, вылила помои прямо на улицу, рядом с проезжающей мимо телегой Броди. Тот лишь с отвращением скривился и бросил недовольный взгляд на женщину. Но та, даже не извинившись, исчезла в глубине окна. Вот она - емарийская цивилизация и культура, во всей своей красе и великолепии. Хотя Бродимир, тут же себя осадил. Не все города, и тем более королевства Емарии, были такими. Были страны, которые действительно поражали своей чистотой, красотой, культурой и образованностью, но именно рекиане, граничащие со Словдарией, почему-то были самыми нечистоплотными. И именно Эстарот являл собой, самый убогий и вонючий город этого королевства. Конечно и тут, были богатые и зажиточные районы, где проживали вельможи, богатые купцы, лорды и другие представители благородного сословия, но в такие места, ходу, подобным Броде, не было. Оставалось терпеть неприятные запахи и смотреть на унылое нагромождение друг на дружке домов, с покосившимися стенами и кривыми окнами. Некоторые кварталы были настолько узкими, что люди, высунувшись из окон, могли пожать друг другу руки, находясь в противоположных домах. Естественно, тут, телега проехать просто не могла и приходилось постоянно, расспрашивая дорогу у не очень любезных жителей, искать обходной путь.
- Эй, любезный, - окликнул он, когда в очередной раз понял, что заплутал среди лабиринта узких улиц. - Не подскажешь как тут до рынка добраться?
Окликаемый повернулся, и Бродя тут же пожалел о том, что обратился к этому человеку. Правый глаз незнакомца был закрыт черной повязкой, из-под которой вырисовывался жуткого вида шрам, пересекающий лоб, и исчезающий в лохматой шевелюре черных, но не длинных волос. Покрытое шрамами, от когда-то вылеченной оспы лицо, обрамляла трехдневная щетина. В левом ухе, висела серьга, когда как половина правого, вообще отсутствовало. Одет он был в темно коричневый плащ, под которым виднелся выцветший камзол. Сбоку угрожающе торчала серебряная, усеянная рубинами, рукоять кинжала. Шею опоясывала массивная, золотая цепь, с палец толщиной. На незнакомце, в котором Бродя, сразу же признал каувгарца, были кожаные штаны и стертые, грязные сапоги, обитые по бокам металлом. Увидев недовольное выражение лица, говорившее о том, что Броде не понравился его внешний вид, он ядовито улыбнулся, показав нестройный и не полный ряд золотых зубов, и развел пустые руки, пальцы которых были унизаны перстнями и кольцами, показывая что в них не таится никакого оружия.
- Пират штоле? - не удержался Бродя, от чего незнакомец разразился звонким смехом и покачав головой, подошел к телеге.
- Не брат, ты что, не пират, хоть и похож, - отсмеявшись ответил, подошедший каувгарец, указывая пальцем на повязку, скрывающую глаз, или скорее всего, то что осталось, от глаза, судя по жуткому шраму, пересекающему его переносицу и сильно выдающийся вперед лоб.
- Хм... - Бродя очень недолюбливал каувгаров. Это был жестокий, горный народ, живущий в основном грабежами и насилием. За редкими исключениями, встречались мирные представители их племени, но они нечасто показывались в цивилизованном обществе, предпочитая разводить баранов у себя в горах, так как бедная на плодородную землю, скалистая порода, не слишком благоприятствовала земледелию. Этот же, явно был бандитом. То как он выглядел, как держался, его манера речи и движения, выдавали его с потрохами. Каувгарец, продолжая видеть во взгляде словдара открытое недружелюбие и чувствуя его негативное расположение, хитро прищурился и с ехидством спросил:
- А ты торговец? Что-то я раньше тебя не видел, ни на центральном рынке, ни на портовом. Недавно в городе? - Бродя решил, что посылать куда подальше незнакомца не стоит, тот явно плескался в уличной жизни, как рыба в воде. Имея дело с темными личностями вроде этого, всегда надо держать ухо востро. Скорее всего, его дружки были где-то поблизости, и нарываться на неприятности, вступая с ними в конфликт, в чужом городе, да еще и без документов, Бродя, всегда отличавшийся благоразумием, не хотел. К тому же, разбойник обладал информацией, что могло облегчить его поиски и даже разузнать обстановку внутри города. Правда стоить она могла не мало, да и доверия к таким личностям, у пожилого словдара отродясь не водилось.
- Да, недавно. Раньше торговал за пределами, теперь же, получив возможность, решил попытать счастья тут, - ответил он, ему.
- И чего же мы туточки везем, такого, что сможет составить сильную конкуренцию местным торгашам? - спросил каувгарец, взявшись за борт и с любопытством заглянув в телегу.
- А вот это тебя уже не касается, - угрожающе, сквозь зубы процедил Бродя, вытащив и положив себе на колени, спрятанный до этого в глубине повозки боевой топор, как раз для подобных случаев.
- Ой е ёй! Какие ж мы грозные, вах-вах! - в притворном испуге, воскликнул разбойник и отошел от телеги на пару шагов, подняв руки. Только сейчас Бродя заметил спрятанный в рукаве кинжал. В отличие от того, что висел на поясе, этот был совсем простеньким и неказистым, с обычной, деревянной рукоятью, без каких-либо украшений. Скорее всего, за голенищем был и третий. Просто не мог не быть.
- Не боись, я тебе не вор какой-нибудь и не бандит с большой дороги, - попытался заверить незнакомец Бродю, который давно уже понял что тот врет.
- Что-то не шибко похоже...
- Ха! А ты не шибко похож на торговца, с коими я и мои ребята, не мало дел имеем. Взаимовыгодных, так сказать, - бандит оскаблился, почесал щетину на правой щеке и мерзко улыбнувшись, ехидно заметил: - И что-то я не наблюдаю на тебе креста священного...
- Как ты...?
- Узнал? Так не видно же ни цепочки, ни веревки абы какой на шее, ты б хотя бы этим озаботился при въезде в город, ладно стража - чурбаны неотесанные, проворонят, не заметят. А вот господа инквизиторы... Конечно не все у нас тут их носят. Не всем по карману, даже ту же цепочку приобрести, не говоря о самих крестах, но это будет не очень приятным фактором, при встрече с нашими фанатичными ревнителями веры.
При упоминании об инквизиторах, словдар нервно заерзал на своем седалище, что не укрылось от прозорливого взора разбойника.
- И чует мое сердце, что тут попахивает чем-то более серьезным, нежели отсутствие религиозной побрякушки! Не так ли друг мой? - каувгарец спрашивал, но его наглый взгляд, уже утверждал неоспоримый факт.
- Не твое дело почтенный, все что нужно у меня имеется, и даже оружие, чтобы дать отпор вымогателям, что якобы берут за защиту и ворам, посмевшим позариться на чужое добро, - тут же нашелся Бродя, удивляясь наблюдательности своего собеседника и грозно потрясая топором перед его носом.
-Вах какие громкие слова! Но ты прав! Ты прав! И хоть церковь орет о том, что простой люд как мы, обязаны помогать им выявлять маловерных вольнодумцев и еретиков, я не ведусь на их сказки о вечной жизни после смерти и посулах о вечном рае для рьяных ее последователей. Не доверяю я этим чванливым святошам. Любой фанатизм, в любом вероисповедании, являет собой самую настоящую болезнь, что требует соответствующего лечения, - разбойник заговорщически подмигнул Броде, и поднеся тыльную сторону ладони ко рту, тихо добавил:
- Поверь мне друг мой, если хорошенько покопаться в грязном бельишке, то в каждом человеке можно отыскать грешок-другой, - хмыкнув, и лукаво улыбнувшись, он поднес палец к губам, как бы призывая хранить эту маленькую тайну, возникшую между ними, в секрете.
- Пожалуй, тут я с тобой соглашусь, уважаемый, - кивнул Бродя. И хоть этот человек ему не симпатизировал, он внутренне поаплодировал его смелым словам, за которые можно было жестоко поплатиться, услышь их не те уши.
На самом деле, каувгары, тоже были набожным народом, но их религия отличалась от здешнего поклонения Яхверду. Истоки их вероисповедания, происходили из далеких южных стран и Броде мало что было о нем известно, разве что бросалась в глаза сильная схожесть, этих двух, вечно враждующих между собой конфессий. Правда, именно этот представитель горного племени, повстречавшийся словдару на узенькой улочке Эстарота, отличался явно выраженными атеистическими взглядами.
- Так что привело такого словдара как ты, в наш чудесный город, помимо торговли? - спросил разбойник.
- Только торговля, и это правда, - ответил Бродя. Каувгарец недоверчиво взглянул в его лицо и вдруг, резко скривившись, полез рукой под штанину. Словдар напрягся, думая что бандит сейчас выхватит кинжал, но тот радостно воскликнув и вытащив руку, распрямился, медленно и со злорадством давя что-то между своими ногтями.
- Проклятые блохи, - пояснил разбойник, - будь они не ладны! Весь чертов город, просто кишит ими, особенно в гадюшных кварталах, вроде этого. Вот увидишь, стоит тебе только спрыгнуть со своей телеги, так сразу сгрызут все твои ноги, кровопийцы паршивые!
Бродя поморщился от отвращения. Его собеседник как и этот город, начинал его порядком раздражать. К тому же с ним нельзя было расслабиться, в любой момент ожидая какого-то подвоха или внезапного нападения. Поняв, что разговор пора поскорее заканчивать, словдар решил вернуться к тому вопросу, с которого он начал это неожиданное знакомство:
- Ладно приятель, было интересно с тобой поболтать, но мне и впрямь надо попасть на рынок. Время - деньги, как говориться. Желательно на центральный, а не портовый.
- Тогда возьми это, - бандит залез в карман своих штанов и вытащив от туда странного вида золотую монетку с изображением черепа, который раскалывала зигзагообразная молния, подбросил ее большим пальцем Броде.
- Что это? - спросил Бродя, поймав подарок и разглядывая его в своей ладони.
- Это доказательство, что ты пришел от меня. Покажи эту монетку в таверне "Черный восток", в "Крысином" переулке, и тебя сопроводят на аудиенцию к нашему атаману.
- Зачем мне это?
- Затем, что нихрена ты не продашь тут. Ты знаешь про Эстаротскую торговую гильдию? Нет? Так вот, - продолжил бандит, увидев отрицательное покачивание головой, - она покровительствует всеми торговцами, задумавшими открыть свою точку в этом городе, заставляя тех вступать в гильдию и делиться своим заработком от продаж. Типо они обеспечивают им защиту и право на свободную торговлю в пределах Эстарота. Ха-ха. Ну, а ежели ты не вступишь... То не удивляйся если твой маленький магазинчик, ну или телега, случайно так сгорят, одной прекрасной и очень темной ночью.
- Так это же настоящее разбойничество! Куда смотрит стража?
- Это бизнес хлопчик. Только бизнес. Ты вроде не выглядишь как малец, только оторвавшийся от маменькиной сиськи, а такой наивный, ей богу! Стража давно в доле, и если в торговой гильдии цены реально грабительские, то наш атаман предложит тебе более выгодную сделку. Если пойдешь к нему, то про сосунков из гильдии можешь забыть раз и навсегда. Я тебе гарантирую.
- Ну... я подумаю, спасибо за предложение, - не стал сразу отказывать Бродя, понимая что разговаривает с опасным человеком. Он не стал говорить что приехал лишь на несколько дней. Что как распродаст весь товар, сразу же уедет. Не стоит лишний раз заставлять таких людей, действовать быстро.
- Мне пару дней на раздумья понадобится...
- Смотри, гильдия не даст тебе много времени. Быстро про тебя, новенького то узнают и оприходуют... Тем более, - заговорщически подмигнул бандит, взглянув на крепкое телосложение Броди, - нам нужны такие люди как ты, и не в качестве клиентов. Тебе, с твоей силой, не продажничеством заниматься, а мечом махать, да людей бить!
Сказав это, разбойник разразился громким смехом, будто сморозил удачную шутку. Бродя криво улыбнувшись в ответ, спросил:
- А звать то тебя как? Кто дал мне эту монетку? Если спросят, когда я к вашему атаману то нагряну?
- О, это важно. Чуть не забыл про это, а то и не поверить могут... Скажешь что ты от Шааха. Меня там все знают.
- Занятное имечко...
- Еще бы!
Но тут их разговор был неожиданно прерван. Улицу, стремительно заполонили монахи в коричневых одеяниях с эмблемой руки, объятой пламенем, которая наставительно указывала в небо, образуя что-то похожее на троеперстие, где указательный и средний пальцы, вытянуты вверх, большой тоже, но слегка изгибался влево, а безымянный и мизинец прижаты к ладони, смотрящей вперед. Только единственное учреждение в стенах церкви, обладало подобным символом, как бы указывающего на неизбежную кару...
- Именем Святой Инквизиции, вы арестованы! - прогремело со всех сторон.
- Твою мать! - выругался Шаах. - Очень неудачное стечение обстоятельств, друг мой! До скорого!
И прежде чем Бродя успел хоть что-то сказать, бандит резко взмахнул рукой, бросив себе под ноги некий предмет, разглядеть который словдар просто не успел. Громкий хлопок и яркая вспышка слепящего света, заставила всех прикрыть глаза руками и отвернуть головы. Через долю секунды, на месте каувгарца, уже клубились сизые облака едкого дыма. Они были настолько плотными, что увидеть что-либо внутри, было нереально. Еще через секунду, дым заполонил весь тот участок улицы, где находился бандит. Инквизиторы стремглав кинулись туда, но ловили руками лишь пустоту. Многие кашляли и протирали глаза, дым делал свое дело. Нереально быстро среагировавший разбойник по имени Шаах, эффектно исчез, избежав западни. "Гениально! Надо бы и мне обзавестись чем-нибудь подобным", - отметил про себя Бродимир.
- Держите! Хватайте его сообщника! - между тем визгливо орал, какой-то высокий и долговязый инквизитор.
- Сообщника?! - переспросил удивленно Бродя, - да я впервые его вижу!
- Не важно, - ответил долговязый, - угроза шла исключительно от тебя! Все твои сообщнички выявятся на дознании...
- Но я ничего не сделал! - принялся оправдываться Бродимир, хотя уже понял что попался. Дым почти рассеялся, улицу со всех сторон перекрывали плотные ряды инквизиторов и бежать словдару было некуда.
- Это ты отцу дознавателю будешь рассказывать, колдун поганый! - прошипел долговязый, прямо в лицо Броде, брызжа слюной и обдавая его своим дыханием, от чего мужчина скривился, что не ускользнуло от инквизитора, еще больше его распаляя.
- Слышащий ангелов, отец настоятель Маркус, с помощью посланника небес, зафиксировал черную волшбу в пределах нашего славного города! И она, - тыкнул пальцем в Бродю разгневанный инквизитор, - исходит от тебя выродок ты нечестивый!
- Это ложь!
- Ты оспариваешь мудрость и знания отца настоятеля? Ты оспариваешь слова ангела небесного и волю Господа?
- Да какой к черту ангел? Разве высшим силам есть дело до какого-то словдарского торговца, пытающегося прокормить семью? - спросил растерянно Бродя. Он не верил в то, что даже если эти мифические ангелы и существуют, то им есть до него, хоть какое-то дело.
- К черту?! Лукавого призываешь паскуда?! Так и запишем! - проревел инквизитор. - Им, посланникам небес, есть дело до всех нас, чад Господних! Запомни это! - казалось инквизитора сейчас разорвет от негодования. Раскрасневшееся лицо, выпученные глаза с ненавистью смотрящие на Бродю, судорожно сжимающиеся и разжимающиеся руки, будто готовые вот-вот, вцепиться в его шею. И словдару по-настоящему стало страшно. Такого безумного выражения лица, как у этого долговязого фанатика, Броде еще встречать не приходилось. Тем временем, группа инквизиторов, уже вовсю копошилась в его телеге и сумках, и он ничего не мог с этим поделать. Они быстро обнаружили второе дно, и с интересом проверили его содержимое, на предмет оккультных и других предметов, подтверждающих причастие Броди к сатанинскому культу. Однако ничего, кроме продуктов не обнаружив, разочарованно оставили это занятие.
- Отец Блаум! У словдарского еретика есть свидетельство о крещении! И оно поддельное! - сказал монах-инквизитор, который до этого рыскал в походной сумке, найденную возле Броди.
- Правда? Вот и ответ! Это и есть тот самый источник черной волшбы! - безумно сверкнув глазами, воскликнул долговязый и со злой усмешкой, не предвещающей ничего хорошего, повернулся к словдару. - И что ты на это скажешь сатанинское отродье?
- А то, что вашим ангелам, что в святом уголку нашептывают настоятелю неприличное, следует обратить внимание на настоящие проблемы этой земли! Вместо того чтобы спускать цепных собак на бедных тружеников, которые ради того чтобы прокормиться, проводят махинации с документами, лучше бы нищим и голодным помогали, а не сказки для болванов сочиняли!
- Неприличное?! Цепных собак?! Сказки?! - повышая интонацию, переспросил отец Блаум, и уже не способный себя контролировать, нанес словдару удар в лицо. Тот стойко его перенес, и лишь усмехнулся, когда струйка крови потекла из его носа.
- Ты пожалеешь за свои гнилые слова скотина, - прошипел инквизитор. - Никогда не опровергай слова и действия настоятеля Маркуса! Он действительно слышит ангела и исполняет через его советы, волю Господа!
- Но я-то ведь ничего плохого не сделал, просто вовремя не крестился! Не подыхать же теперь с голоду, от того что у меня нет настоящего документа! - сделал последнюю попытку оправдаться Бродя.
- Это ты не мне будешь рассказывать! Я, инквизитор пятого ранга, преподобный отец Блаум, именем святой церкви, беру тебя под арест, проклятый ведьмак! - он кивнул кому-то за спиной Броди и когда обреченный словдар повернул в ту сторону голову, последнее что он успел увидеть, так это мощный кулак здоровенного детины в рясе, летящий ему в челюсть.