Генка Берг тонул.Его несло водой по самой стремнине быстрой Или под противоположным берегом. Его черноволосая голова всплывала среди мутных гребнистых бурунов и снова скрывалась под водой. По берегу вихрем неслась его молоденькая жена Ира и её раззявленный рот кричал:
- Гена! Геночка!! Гена!
Её глаза, полные ужаса, были направлены туда, в эти безжалостнае жёлтые волны, уносившие маленькое тело её мужа , её Генку. Она промелькнула мимо меня, не видя ничего под ногами, её крик был полон отчаяния и страха.
Как Генка оказался в реке? Как он попал в эти жёлтые водовороты? Пятнадцать минут назад они с Ирой пошли по берегу вверх по реке проверить поставленные с вечера закидушки. Пошли тихонько и скрылись за прибрежными зарослями тальника, а я остался на месте нашего лагеря, где мы втроём кое-как преночевали , отбиваясь от нещадных комаров. Ночью изредка позванивали колокольчики наших ближних закидушек , и мы вытащили из воды несколько некрупных сазанчиков. Кое-как дождались утра , и они пошли проверить остальные закидушки, а я остался готовить завтрак. А сейчас Генка тонул. Это бвло ясно, он не плыл, не взмахивал руками, его несло....
Мы с Генкой Бергом познакомились 6 лет назад, когда я, закончив активный спорт, покинул свой транспортный отдел, где я работал инспектором по вагонам и пришёл работать на производство , на Сарбай, в Сарбайское рудоуправление, в вагонную службу. Меня поставили старшим мастером на участок эксплуатации.
Генка был тоже старшим мастером , но на ремонте, в депо.
Это был небльшого росточка худенький паренёк. Весь он был чёрненький: чёрные волнистые волосы, чёрные остренькие глазки, смуглый матовый цвет лица.. Лицо его было пожалуй даже красивое или лучше сказать - красивенькое: нос тонкий с горбинкой, красиво очерченные ноздри, ярко-красные губы. Никак не вязалась с его миниатюрной внешностью его разухабистая вразвалку походка, будто шёл этакий богатырь. Большая не по росту телогрейка и керзовые сапоги подчёркивали, что под ними скрывается худенькое тело.
Мы быстро познакомились с Генкой, как могут познакомиться люди , сознающие, что им теперь придётся долго общаться друг с другом.
Генка над всем и над всеми смеялся и издевался. На лице его всегда была приклеена полуулыбка, которая быстро делалась насмешливой язвительной гримасой, иногда жёсткой и презрительной. Он был со всеми "на ты" - и с начальством, и со всеми знакомыми и незнакомыми сослуживцами из других служб и цехов. Он не верил никому, ни чему и, по-моему, он никого не уважал. Он насмехался над человеком прямо ему в лицо и имел привычку хватать собеседника за пуговицу и крутить. Иногда его били по рукам , но он всё равно хватал.
Благодаря своему такому поведению и отношению к окружающим, Генка становился каким-то нереальным , и многие всерьёз его не принимали.
Как Генка работал? Да кто его знает - я особенно-то в ремонтные дела не вникал. Как-то работал.
Постоянной темой наших разговоров было обсуждение персоны нашего начальника Каргина Валентина Николаевича. И тут уж Генка изощрялся во-всю. Конечно, видно было сразу, что Каргин начальник никакой, хотя не молодой и знающий вагонник. Он и заместителем был никудышним, но , подсидев пьянствующего начальника и настучав на него, сам стал начальником. А начальствовать Каргин не умел. Ни в каие дела не вникал и за полгода нашей с ним совместной работы не сделал мне ни одного замечания и не дал ни одного указания. Чувствовалось, что долго он начальствовать не будет. Он мало с кем общался, никого в службе он не знал и как будто всех сторонился , его тоже не знали, даже вроде бы стеснялись и болтали про него чорт-те что.. Больше всех в этом преуспевал Генка Берг. Он подвергал критике в Каргине всё, начиная от его седины до походки и то, что Каргин увлекается рыбалкой и ездит на работу на велосипеде.
При мне Генка смеялся над всеми, а со всеми, конечно, надо мной.
Генка производил впечатление весёлого и в то же время мрачноватого человека, но унывающим я его не видел.
При всём своём нигилистичном отношении к окружающим Генка именно мне уделил внимание совсем другого порядка. Как в последствии выяснилось, Генка выделил меня из общего окружния из-за моего добропорядочного отошения к своим служебным обязаностям. Я не халтурил и работал как настоящий комсомолец, хотя из этого возраста давно вышел. Не признавая никакой идейности и издеваясь над любыми проявлениями порядочности, Генка относился ко мне более сдержанно. Об уважении и говорить-то было нечего, но его змеиного языка по отношнию к себе я не испытывал.
Постепенно мы с Генкой общались всё больше и больше. Оказывается, он тоже интересовался своей работой. Ходил своей разухабистой походкой по депо ,подходил к работающим бригадам, балогурил с людьми, поглядывал на вагоны. У него была записная книжка , в которую он иногда заглядывал и делал какие-то пометки. Было видно, что рабтой в депо он руководит. Иногда он возмущался, когда я выгребал из его кладовой все детали и материалы для своей эксплуатационной деятельности. Производственные вопросы общего характера мы с ним обсуждали редко,и всегда наши с ним обсуждения скатывались к "мытью косточек" нашего начальника. Мне дела в депо были всё-таки как-то интересны, а его мои эксплуатационные несчастья явно не интересовали.
Генка достаточно последовательно интересовался спортом как общественным явлением. Он знал, что я спортсмен и что в недавнем прошлом был отличным бегуном. Сам он прилично играл в футбол и о футболе знал много, мог о футболе судить и рассуждать и болел за "Спартак". Иногда мы с ним приходили на стадион и гоняли мяч один на один. Я никогда не забивал мяч в его ворота, а он заколачивал мне десятками. Бегал он очень не быстро, но мяч контролировал всё время , отобрать у него мяч не было никакой возможности , и от его лёгких ударов мяч всё время закатывался в мои ворота.
Потом обнаружилось, что Генка заядлый рыбак. Я в те времена не рыбачил, а он рассказывал постоянно, что он рыбачил с тем-то и там-то и что он ловил, и чувствовалось, что рыбалка была его нешуточная страсть.
С рыбалки всё и началось.
Генка уговорил меня пойти с ним на Тобол на ночь ловить язей, окуней и всякую там плотву. Мы собрались.
- Ты возьми водку - сказал он мне. - А я возьму бутылку портвейна. Лады7
- Лады.
Мы пришли на отличный плёс Тобола , расположились и обнаружилось, что портвейн он не купил.
- И водки хватит, мы же не пьянствовать сюда пришли.
И действительно: с какой это стати напиваться!
Всю ночь шёл дождь, который отгонял комаров. Мы грелись моей водкой и, мокрые до нитки, встретили утро. Дождь не прекращался, но клёв был хороший. На хлеб клевала крупная плотва. Рыбалка мне очень понравилась. Я остро ощущал огромную порцию счастья , когда вынимал из воды очередное упругое тело крупненькой плотвички.
Потом вздумалось нам сходить на озеро Балахта. Если по прямой от моего дома до озера поперёк реки и далее, то было бы километра два с половиной. (потом зимой мы так и ходили). Но сейчас было лето и надо было идти через сергеевскую плотину - это раза в три дальше. Да всё бы и ничего, но с нами была лодка. Это была не лодка , а огромная мазовская камера из шестимиллиметровой резины. Весила эта лодка чуть более 20 кг.
- Ты понесёшь лодку туда, а я оттуда. - скомандовал Генка. Лады?
- Лады. - согласился я.
Лодку затолкали в мешок, привязали лямки, я водрузил это хозяйство себе на спину, и мы отправились.
Клёв был ужасный, невозможный. Мы сидели в лодке и изнывали - ну когда же эти окуни перестанут клевать! Наловили чорт-те сколько. Собрались домой. Сдули лодку, затолкали её снова в мешок, Генка взял рыбу, свою удочку и пошел по дороге, по которой 8 км надо было идти домой. Я взвалил лодку на спину и пошёл следом. Дошли до плотины - это чуть больше половины пути, и Генка присел в тени большого тополя.
- Садись, отдохни, ты наверное устал.
Отдохнули и пошли дальше. Пришли ко мне домой, и Генка говорит:
- Можно было бы от плотины на палке вдвоём лодку нести, но я смотрю - ты так бодро идёшь.... Его лицо перечеркнула кривая ухмылка.
Он сел смотреть телевизор, а я (моя жена с сыном уехала в отпуск на Украину к моим тамошним родственникам) почистил рыбу на две сковородки, остальную пристроил в морозилку, изжарил рыбу, сделал салат и позвал Генку ужинать.
- А чарочки не будет? - спросил мой гость.
Чарочка была - у жены где-то был спрятан спирт, я нашёл его, и мы отлично поели.
Лето прошло, настала холодная казахстанская осень, с нею участились сходы с рельсов наших технологических поездов. Каждый сход выводил из строя 2-3 вагона , причём последствия были тяжёлые. Я постоянно участвовал в ликвидации аварий.
За полгода своей работы на Сарбае я очень прилично изучил конструкцию думпкара ВС-100 и условия эксплуатации. Конструкция была исключительно неудачная, особенностью конструкции было то , что думпкар во время работы разрушал сам себя.
Эксплуатация была варварская: жёсткая погрузка с перегрузами, высокие скорости движения и выгрузка при помощи экскаваторного ковша, т.к. из-за перегрузки думпкар не мог выгрузиться самостоятельно.
Имел места полный разгром нашего вагонного парка.
Положение становилось безнадёжным. Депо не успевало затыкать дыры, а эксплоатация занималась аварийщиной. Как и положено, все несчастья были повешены на начальника службы Каргина. Да и действительно он не мог высказать ни одной здравой мысли , когда его спрашивали, что же надо предпринять, чтобы кординально выправиь дело.
Нас с Генкой пригласили к начальнику рудоуправления на беседу, стараясь понять, что думают "хвосты", если "голова" не думает.
Не помню, что там говорил Генка, а я сказал, что надо менять конструкцию думпкара, надо его модернизировать и что я имею представление, что именно и как, и кроме того надо в корне менять условия эксплуатации.
Начальник рудоуправления Уваров Пётр Кириллович посмотрел на меня ,как на ненормального и отпустил нас во-свояси.
Каргина с работы сняли, а Генку Берга поставили начальником вагонной службы Сарбайского рудоуправления.
Внешне наши с ним отношения никак не изменились: я звал его Геной , он звал меня Костей. Я продолжал работать на эксплоатации , а на ремонте управлялись сменные мастера, контроль за которыми Берг оставил за собой.
Аварийность не уменьшалась, депо продолжало "латать" вагоны, чтобы затыкать дыры в поездах , которых становилось всё меньше.
Неожиданно из не всегда понятного Генкиного поведения нарисовалась ещё одна абсолютно дикая выходка. Дело было на 7-е ноября. Дома у нас собрались какие-то гости: сослуживцы жены, сестра жены с подругой ,мой однокашник по спорту женой и может быть кто-нибудь ещё. Я позвал Генку. Мы все сели выпивать и закусывать, потом пели песни, стали танцевать. Я на эту ночь был назначен ответственным дежурным по железнодорожному цеху - была такая мода страховать умеющих и толковых начальников смен ни черта не понимающими в вопросах движения поездов "ответственными" дежурными. Как я, вагонник, мог повлиять на работу прекрасного начальника смены Володи Караванского!? Какие я мог дать указания ему, если он знает технологию от и до, и человек он умный и решительный!?
Но назначили - так назначили. Я соответственно перед выпивкой съел граммов150 шоколадного масла и выпивал осторожно и не много. Генка посидел у нас недолго и ушёл, а я стал собираться на дежурство и тоже покинул развеселившуюся компанию.
Придя в цех, я не пошёл в диспетчерскую, а из комнаты мастеров позвонил начальнику смены доложить, что я, ответдежурный ,на месте, и пусть он распоряжается мной, как подсказывает ему обстановка.
- Слышь, Костя. Друг-то твой чего отчебучил? Он позвонил мне и говорит, что ты придёшь на дежурство пьяный и чтобы я тебя до дежурства не допускал, чтобы составил соответствующую докладную. Ты что ли правда пьян? По голосу не чувсвуется. Ты выпивал? - Володя Караванский был явно обеспокоен.
- Было немного.
- А откуда он узнал?
- А он был у меня в гостях, мы с ним вместе выпивали.
- Брось ты!!! Правда что ли? Ну это друг! С таким другом ты не пропадёшь. Ты вот что: сиди у себя . Если надо будет, я тебя найду. Ну и друга ты себе схлопотал!
"Дежурство" моё прошло благополучно. Я немного поспал. Караванский не звонил. Ближе к утру я пришёл в диспетчерскую и отметил в журнале свой приход и уход. Володя Караванский лукаво и весело посматривал на меня.
Утром 9-го ноября мы с Генкой встретились в депо:
- Ты что же это наделал? Ты зачем сказал начальнику смены, что я пил? - возмутился я.
- Хотел проверить принципиальность Караванского.
- А если бы он действительно отстранил меня? Да доложил бы по всем правилам?
- Ну, значит, тебе бы не повезло.
- А теперь на Володьку доложишь, что на твоё предупреждение он не отреагировал?
- Нет, не буду. Кому докладывать? Все вы одинаковы!.
Этот Генкин демарш сбил меня с толку. Я даже на него не рассердился - нельзя было сердиться на нечеловека.
А тут ещё, как на грех, приехала из Алма-Аты Генкина невеста Ира, чтобы выходить за него замуж. Это была худенькая высоконькая девочка 18-ти лет, закончившая 10 классов в этом году. Где-то надо было им жить Ира нигде не работала, нигде не была прописана, общежития ей не полагалось, и я предложил Генке пожить с Ирой у нас в квартире. Предполагалось, что мы трое и их двое - поместимся. А там что-нибудь образуется. Моя жена, очень коммуникабельный и розумнй человек, согласилась на временные неудобства.
В первый же вечер, когда Генка с Ирой пришли к нам с чемоданами и расположились на диване, который был теперь их местом, моя супруга затеяла в квартире революцию. Дело в том, что на кухне у нас была обыкновенная печка, сделанная из кирпича. Эта печка соответствовала проекту наших "хрущёвок", но по прямому назначению не использовалась, а была чем-то вроде кухонного стола. На этой печке громоздилась посуда, которая не лезла в шкаф. В городе начиналась газификация домов, скоро должны были придти мастера, чтобы провести газовые трубы и установить газовую плиту. Надо было разобрать печку и выбросить на улицу.
Я взялся за работу. Жили мы на третьем этаже. Я разбирал печь, клал кирпичи в вёдра по 5-6 штук, нёс эти вёдра с третьего этажа вниз, пересекал двор и высыпал кирпичи в кучу, которую уже натаскали люди из других домов и квартир.
Рейс за рейсом я ходил с этими вёдрами. Руки мои сначала повытягивались затем стали отваливаться.
Генка с Ирой сидели на диване, уставившись в телевизор. У Генки даже никакой мысли не возникло, что когда один мужик надрывется, работает, то другому положено предложить свою помощь. Я таскал кирпичи до глубокой ночи , Генка с Ирой лежали на диване, свет потушили , моя жена с сыном были во второй комнате.
Я закончил работу, жена пришла, помыла в кухне пол и внимательно с вопросом глядела на меня пыльного грязного и уставшего.
Питались Генка с Ирой отдельно, никогда ничего себе не готовили, ели консервы из баночек и сгущёное молоко. По выходным, когда моя супруга готовила особо вкусненькое , она звала их за стол, но они почти всегда отказывались.
Наступил Новый Год. Мы хотели встретить его, как всегда: с ёлкой, со свечами, с гостями, с танцами, а потом с гуляньем по освещённому, радостному зимнему городу. Но Генка, слегка смущённый, сказал мне, что всего этого делать не надо, т.к. они с Ирой в 11 часов вечера лягут спать и желательно, чтобы в квартире было тихо.
Слегка обалдевший я сообщил обэтом его желании своей жене, она почти не удивилась, и мы сами отправились куда-то в гости.
Теперь на лице Генки не было той полуулыбки, теперь его лицо было постоянно угрюмым, а походка стала ещё более развалистая, причем он стал почему-то дёогать плечами.
И вот однажды я снова увидел Генку весело смеющимся. Я вошёл к нему в кабинет, и он мне с воодушевлением рассказал:
- Понимаешь, у нашего Ожгихина умерла жена. Так вот: приходит он ко мне весь зарёванный. Это же хохма - такой амбал и весь в слезах! Просит дать ему людей на похороны - ну там могила и всё такое.... где я возьму ему людей? Тут каждый вагон дорог, а я должен минимум две бригады снять! Да ещё завтра - гроб таскать и закапывать. Я сказал, что не могу , а он как заорёт: "- Да она же разлагается, как вы этого не понимаете!?" Это же надо - жена у него разлагается! Я сказал, чтобы он окна в квартире открыл.
И Берг снова залился своим весёлым, таким знакомым, смехом.
- И не дал людей?
- Дал. Болдырев позвонил - пришлось дать.
Болдырев Владимир Григорьевич был начальник нашего железнодорожного цеха.
Раньше я отмечал за Генкой поступки мало похожие на человеческие, а сейчас я увидел, что сидит передо мной какой-то монстр, недоступный моему пониманию.
Как-то Болдырев вызвал меня к себе:
- Ты вот тогда у Уварова в кабинете сказал, что представляешь себе какой должна быть модернизация думпкара, чтобы он работал нормально. Изменить условия эксплуатации мы с тобой не можем: перевозимые грунты остаются прежние, план никто нам не снимет и не скорректирует, психологию русского человека мы изменить не можем - всё это от нас не зависит, а вот попытаться изменить конструкцию вагона , сделать его вроде бы "на дурака" - надо пробовать.
Я подробно с карандошём в руке объяснил Болдыреву все конструктивные недостатки думпкара ВС-100 и свои соображения по их устранению. Картина, нарисованная мной, мне самому показалась удручающей, а идея модернизации - несбыточной.
Но Болдырев слушал меня внимательно, иногда переспрашивая и что-то уточняя. Он не смеялся надо мной.
- Ты Бергу об этом всём говорил?
- Нет.
- Ладно, я сам скажу.
Болдырев дал Генке задание произвести модернизацию двух думпкаров под моим техническим руководством. Я присутствовал при их разговоре и видел, как Берг сверкал на меня своими чёрненькими глазёнками
- Накапал? - прохрипел Генка, когда мы вышли из кабинета начальника.
- Я не капал, он спросил, я рассказал, объяснил.
- Ну и что делать будем?
- Ты голова. Что скажешь, то и будем делать. Ты хоть согласен, что эта модернизация положительно изменит весь думпкар?
- Да, согласен я! Что ты думаешь, что я совсем тупой? А кому это интересно, с чем я согласен и не согласен! Ты же понимаешь, что мы не можем заниматься никаким посторонним делом. Вагоны надо на линию выдавать.
- Ну и долго ты их будешь выдавать? Всё равно мы захлебнёмся! Уже захлебнулись! А так у Болдырева будет возможность аргументированно требовать помощи в комбинате.
- " Болдырев будет иметь возможность!" Он-то будет иметь возможность, да я лишусь возможности выпускать из ремонта 2-3 лишних вагона. Болдырев же с меня не слезет, он же будет требовать пополнять поезда!
- Гена, я не могу тебя уговаривать - это просто неприлично. Делай, как знаешь. Распоряжайся.
Берг дал команду приступить к модернизации, и мы с бригадиром Соколовым стали мерять, кроить, подрезывать, подваривать, менять, сверлить, клепать - занимались переделкой вагона. Возле нас часто собирались люди из депо, расспрашивали, вникали, кивали головами, разводили уками, что-то доказывали друг другу, иногда советовали и чаще всего по-делу. На глазах всего депо появлялся другой вагон. Берг подходил к вагону, постояв и не проронив ни слова, с мрачным видом уходил. Один раз приходил Болдырев.
Конечно, я занимался прежде всего основной своей работой, но консультировал Соколова постоянно.
И вот однажды я увидел бригаду Соколова снова занимающуюся текущим ремонтом.
- Всё! Кончились эксперименты! - комментировал Генка. - Нет такой возможности. Не буду я ничего модернизировать. Пусть снимают, убирают, а пока я буду работать на план, а не на ваши с Болдыревым мечтания. Вам слава нужна, а мне государственный план!
- Болдыреву докладывал, что ты снял людей с модернизации?
- Нет! Он сам узнает. От тебя узнает! Иди, докладывай Болдыреву.
У Генки Берга сделалась истерика: он бросал со стола бумаги, опрокинул стул, выпил три или четыре стакана воды. В кабинет заглянула техник Тамара Ворошнина и в испуге захлопнула дверь.
- Ты думаешь я не вижу , что мы развалились полностью. Кто виноват? Каргин? Я? Ты? Нет! Виновата вся эта мясорубка , в которую мы все попали - я, ты, Болдырев, да и вся наша держава!
- Гена, остановись! - крикнул я.
- Не остановлюсь! Не буду останавливаться! - и Генка упав головой на стол зарыдал. Его худенькие плечи вздрагивали , он всхлипывал как ребёнок..
- Гена , успокойся , возьми себя в руки.
- Замолчи! Ты ещё будешь меня успокаивать! Сам успокойся! Иди вон, работай! У тебя делов по горло! И никакой я тебе не Гена, я для тебя Геннадий Цальевич, твой прямой начальник!
Я ушёл. Больше мы с Бергом на эту тему не разговаривали, да и вообще говорили после этого редко и односложно, на глядя друг другу в глаза.
Обычно я приходил с работы позже Генки. Когда я приходил, они с Ирой сидели рядышком на диване и смотрели телевизор. Мы перебрасывались несколькими словами и быстренько расходились по постелям. Скоро Бергу выделили комнату в квартире на двух хозяев , и они с Ирой переехали от нас. Ира устроилась где-то на работу , её прописали, и она, по-моему , была уже немного беременна.
На дворе снова было лето, и тут Генку Берга с работы сняли и начальником службы поставили меня. В штаное росписание ввели должность заместителя начальника вагонной службы - вот на эту должность Генку Берга и поставили. Я поручил ему заниматься ремонтом вагонов в депо, потребовав при этом продолжить модернизацию двух думпкаров. Мы величали друг друга по имени-отчеству, немало удивляя тех, кто знал наши прошлые отношения. Через маленький срок я почувствовал что-то неладное: перестали выходить из ремонта вагоны. Люди работали в 2 смены, детали и материалы были, а думпкары из ремонта выходили редко и мало. Что такое? Берг мне объяснил, что он взял за основу высококачественный ремонт, что дыры в поездах мы штопать не должны , что надо стаовиться людьми, а не бежать на побегушках его "благородия государственного плана", который выдумали какие-то чокнутые в министерстве и в Кремле.
- Ты что ли всерьёз? - спросил я его выслушав этот бред.
- Вполне! Иди докладывай начальству!
- Конечно, доложу!
Через неделю Генка Берг уволился и уехал с Ирой в Алма-Ату.
Жизнь наша продолжалась, но какая это была жизнь! Разве это была жизнь! Это было сплошное производство, и от результаьов этого производства жизнь была более или менее кошмарной.
Два наши экспериментальных вагона исправно работали, а у остального парка статистический межремонтный срок достиг уже всего 17 дней и имел тенденцию к уменьшению. Поездов на линии становилось всё меньше, да и те были неполные. Руда, порода, экскаваторы громили эти уже в конец разрушенные вагоны.
Начальство забегало, появились комиссии, предлагались меры (вернее полумеры), но на реконструкцию думпкаров никто не соглашался.
Наконец главный инженер комбината Оскар Иван Трофимавич взъярился:
- Что вы мне: "реконструкция", "модернизация"! Слова ваши красивые! А дела? Вы хоть один вагон переделали?
- Переделали! Два! - ответил Болдырев.
- И где же они?
- В поезде N 715.
- Где этот поезд?
- Сейчас спросим - Болдырев вышел. - Поезд сейчас на погрузке, скоро будет выходить на фабрику.
- Поехали!
Мы все влезли в микроавтобус и через 15 минут были на приёмном бункере дробильно-сортировочной фабрики. Подошёл N 715. Наши вагоны были хвоствые, разгрузка начиналась с хвоста поезда. И тут машинист крана стала опускать свой огромный крюк.
- Это зачем? - спросил Оскар.
Подбежал помощник машиниста электровоза и махнул крановщице, чтобы она свой крюк убрала. Он включил разгрузку, и хвостовой думпкар, слегка напрягшись, благополучно выгрузился, и кузав его свободно и легко встал в транспортное положение. Затем так же выгрузился второй думпкар. Последующие думпкары были выгружены при помощи многотонного мостового крана.
- Так что, только эти 2 думпкара из 400-от исправно работают? - возмутился Оскар.
- Да! - ответил Болдырев.
- А остальные как выгружаются?
- Экскаваторами.
- Да ведь это же варварство! Так они все думпкары переломают!
- Вот они всё и переломали! И работать не на чем.
- А где же Вы были?
- Там же где и Вы, Иван Трофимович. Я уже в течение года требую модернизацию думпкаров. И Вы об этом знаете.
- Ладно. Что делать-то будем?
- Думпкары модернизировать!
- Кто этим займётся?
- Цех ремонта подвижного состава.
- Какими темпами может идти модернизация?
- Если правильно организовать - по 20 вагонов в месяц.
- Это что же? 20 месяцев? Два года? Да нас с вами тут всех за эти 2 года выбросят как грязные тряпки!
- В общем-то правильно бы сделали, если бы выгнали, но надо надеяться на лучшее.
- А где деньги взять? Это же, поди, дорогое удовольствие!
- Деньги могут дать только под проект.
- А под чьи фамилии? Под Вашу что ли? Или под фамилии ваших вагонников?
- Под проектом модернизации должен подписаться главный инженер завода-изготовителя и, пожалуй, руководители нашего министерства.
- А твои вагонники останутся с носом?
- Как и мы с Вами, Иван Трофимович.
- Ладно, всё равно делать надо, а то действительно выгонят за забор. - констатировал главный инженер.
Я с группой конструкторов вылетел в Калининград на вагоностроительный завод, который строил эти безобразные думпкары.
Через месяц были готовы чертежи, а ещё через месяц комбинатовский цех ремонта подвижного состава приступил к массовой реконструкции думпкаров типа ВС-100. Темп и напряжение работы были невиданные: по 30 вагонов в месяц. Работая таким темпом, через3 месяца можно было ожидать улучшения общего положения, а через полгода - коренного изменения к лучшему.
Жизнь из кашмара образовывалась в нормальную. Я даже возобновил тренировки, находил в себе столько жизнерадостности, что в возрасте тридцати трёх лет выступил на некоторых незначительных соревнованиях, а через год в свойотпуск я поехал на республикансие соревнования в Алма-Ату.
За эти 4 года я про Генку Берга почти забыл, а вспомнив, уже не ощущал к нему какой-либо неприязни. Просто был он для меня парнем с чудачествами. А ведь были моменты, когда я задумывался над тем, зачем это рядом с нами живёт такой вот нечеловек, попирающий и не признающий нравственные нормы, выполнение которых делает человека человеком. Убивать такого монстра может быть и не обязательно, но жить такой тип среди нас не должен.
Но прошли годы, так я уже не думал, и мне снова захотелось увидеть Генку - этакое настальгическое чувство.
Я знал Генкин Алма-Атинский адрес и, не позвонив предварительно (помню-дело было в пятницу), приехал к нему.
Генка жил в собственном доме за высоким забором. Ира была такая же тоненькая, а по двору ходил её маленький сынок Миша. По Генкиному виду можно было понять, что он мне обрадовался. Он нисколько не изменился, ему было 30 лет, и сейчас на его лице была не полуулыбка, а настоящая широкая белозубая улыбка.
Мы сидели на скамеечке возле крыльца и разговаривали. Он рассказал, что работает в каком-то НИИ, скоро будет защищать кондидатскую. По всему было видно, что он доволен собой.. Я коротко рассказал ему о наших вагонных революциях, о наших общих знакомых и о жизни вообще.
Пока мы с ним говорили , небо потемнело, и стал накрапывать дождь. Дождь был не дождь, а подобие - чуть-чуть брызгал. Тем не менее Генка пересел со скамеечки на ступеньки крыльца под навес, который был над крыльцом. Он сидел на крыльце под навесом , а я на скамеечке под дождём. Дождь стал брызгать уже всерьёз.
- Ну ладно, иди домой, а то ты уже промок.
Генка оставался Генкой: он не только не позвал меня в дом , но даже на крыльцо не пригласил меня из-под дождя.
"Да пусть его: Генка естьГенка!" - подумал я.
Попрощавшись, я вышел за калитку.
- Слышь, Костя! А ты не хочешь ли съездить на рыбалку завтра? Если хочешь, то приходи завтра утром часов в 6, и мы поедем.
- Я к шести часам добраться до твоего дома не смогу - автобусы не ходят. Ты лучше подъезжай к гостинице "Спорт" к шести.
- Да? Можно. А я как-то не подумал. Только ты водку купи. Лады?
- Лады.
Я купил две бутылки водки (соревнования начинались только через неделю так что выпить было можно) и утром мы уже мчались на Генкиных "жигулях" в полупустынные места на реку Или.
Видимо из-за водки и произошёл этот скандальный разговор на реке.
После второй чарки улыбка сползла с лица Генки, исчезла и полуулыбка ,и взгляд его был не просто мрачный, а злобный.
- Значит преуспеваешь? - начал он. -благополучествуешь, так сказать?
- Ну не так ,как ты, но жизнь стала нормальная.
- Не так, как я? Опять тебя зависть берёт за мою диссертацию да за мою машину? А ты знаешь, что я это всё своими руками, своим трудом добыл, а не то, что ты!? Ты сначала подсиживал меня , потом измывался надо мной, тебя Болдырев продвинул, этот эпилептик, и Оскар тебя поддержал по ошибке, а сам ты пешка пустая!
- Гена, перестань. - забеспокоилась Ира. Но Генка продолжал, его явно несло.
- Таких, как ты, тыщи и тыщи, вы заполонили эту землю, как черви на трупе дохлой собаки. Вы не приносите ни пользы ни радости, от вас только воняет! Вот посмотри на себя - кому ты нужен? Зачем ты существуешь? Ведь если ты сдохнешь , никого этим не огорчишь! Взять тебя вот этим камнем шваркнуть по башке, и ты сразу же освободишь место для следующего начальника вагонной службы. Вот только вонять тут на берегу будешь. Воздух портить.
- А что - сможешь меня шваркнуть камнем по голове?
- Смог бы! Иру огорчать неохота, чувствительная она у меня. Да и опять же - вонять будешь.
- Гена , перестань же! Костя, простите его, он немного больной, ему пить совсем нельзя. Он только болтает, он не будет Вас бить по голове камнем - стонала Ира.
А сейчас Генка тонул, и Ирин крик слышался уже за поворотом реки. А я стоял и смотрел на пенные буруны, которые неслись вслед тем , которые утащили Генку Берга.
" А ты-то кому нужен, Гена? Кого ты радуешь своим существованием? Вот выбросит тебя на берег водой ,и ты, а не я, будешь вонять под этим пустынным солнцем. Но ведь Ира-то как убивается, как кричит и как хочет тебя спасти! Может быть ты ей приносишь радость? Да, наверное. И Мише своему ты радость приносишь - это точно"
Я постоял ещё немного, раздумывал.
" А ведь я мог бы его спасти! Его ещё недалеко унесло. Так чего же я не спасаю?"
Как подброшенный пружиной, я бросился бежать, стараясь догнать уплывающее Генкино тело. Я догнал и перегнал Иру.
- Где он?
- Вот здесь я видела... - она ткнула рукой в сторону бурунов.
Я бежал и на бегу поглядывал на реку в надежде увидеть Генкину голову. Она не появлялась. Но вот Генка всплыл, на этот раз почти весь. Его перевернуло , и он снова скрылся под водой. Теперь я ориентировался и пробежал ещё метров сто, чтобы оказаться несколько впереди и надёжнее схватить Генку. Бросившись в воду, я успел отметить, какая она холодная, но приятная, только жаль, что она такая мутная. Я уже плыл по стремнине, шаря глазами в поисках Генки. Его голова в очередной раз всплыла близко слева, почти рядом. Я вцепился в его волосы, поднял голову над водой и стал отгребать правой рукой к берегу. Генка был лёгонький , я быстро почувствовал ногами дно и выволок его тело на берег.
Подбежала Ира:
- Геночка! Геночка! - больше она ничего не могла сказать, стоя на коленях перед абсолютно голым Генкинвм телом.
Я умел откачивать утопленников. Я встал на правое колено, положил Генку на левое бедро животом вниз и, схватив правой рукой за волосы, стал поднимать и опускать его тело , выдавливая этими движениями воду из лёгких и из желудка.
- Что Вы делаете? Ему же больно! - плакала Ира.
- Ничего, потерпит....
Вода хлынула изо рта Генки, он закашлял и задышал. Теперь он лежал на боку, зажмурив глаза, выражение лица было обиженное.
Через полчаса он пришёл в себя, но шевелиться не мог. А ещё через час я, не имея водительских прав, сидел за рулём Генкиного "жигулёнка", и мы ехали , выбираясь из этой пустыни к шоссе.
На заднем сидении сидела Ира, и Генкина ,уже обсохшая, но вся ещё в песке голова ,покоилась у неё на коленях.