Я встретил его в зарождавшемся тогда городе Рудном, куда был направлен на работу после института. Быстро пролетела осень, за ней зима, и весной состоялась серия соревнований по лёгкой атлетике: первенство комбината, первенство города и первенство Кустанайской области, а в конце лета должен был состояться чемпионат Казахстана. В Рудном стадиона тогда не было, а в Соколовке (в 3-х километрах от Рудного) было подобие стадиона - земляная с супесью дорожка, разбитая яма для прыжков, одиноко торчали одни футбольные ворота. Надо отдать должное городским физкультурным руководителям - легкоатлетические соревнования были проведены раньше футбольно - баскетбольных матчей и боксёрских встреч. Так вот на первом первенстве комбината я его и увидел. Они тогда трое приехали из Свердловска (сейчас Екатеринбург): Юрка Епишин, Юрка Герасименко и ОН - Або Желудков. Ну что это за имя для красавца-блондина - Або Павлович!! А он был истинный красавец: ростом почти с меня, лучшей пропорциональности в развитии человеческого тела трудно было вообразить, хотя была заметна почти незаметная некоторая сутуловатость, почти совсем белые, чуть-чуть желтоватые волосы, лежащие мягкой волной, белая-белейшая кожа, щёки с розовинкой, прямой некрупный нос, яркие губы необыкновенно красивой формы и серо-голубые глаза. Такому красавцу не спортом бы заниматься и не горное дело изучать, и не в Рудном на комбинате работать посменно, а стоять где-нибудь на пьедестале в музее в Париже в плавках вместо Апполона.
Эти трое закончили в Свердловске горный техникум, были на 3 года младше меня, оба Юрки были средненькими спринтерами, а Або был приличным десятиборцем - у нас в Ростове он был бы, пожалуй, лучшим. В спринте, и вообще в беге, он не блистал, кроме ракетообразного старта, а во всех технических видах имел ровные, выше второго разряда, результаты.
Я приехал тогда в Рудный из Ростова-на-Дону с перворазрядными результатами на 800, 400 и 400 с барьерами. Условий для тренировок не было никаких, да и некогда было тренироваться - мы в нашей общежитейской комнате с азартом предавались, если не пьянству, то во всяком случае - вину и водке. "В доску" не напивались, после пьянок не дрались, пели песни под гитару и абсолютно не занимались девушками. Я работал тогда вагонным мастером и, будучи очень ответственным и дисциплинированным, ежедневно вынужден был произвести манёвры в депо - подготовить работу для мужиков на завтра. Почти каждый вечер, а в выходные и днём, иногда после несильной пьянки я шёл в депо, запрашивал паровозик 9-П и маневрировал на тракционных путях - выводил готовые вагоны из депо и ставил новые на ремонт. Я опасался ездить с вагонами на подножке или на буферном брусе и бегал бегом вслед за паровозом из депо до стрелки и обратно, иногда выбегал аж за горловину. И так по глубокому снегу полтора-два часа. Это и была моя тренировка, а я этого и не подозревал! А водку мою и всякое там вино брала на себя моя молодость. Не мудрено, что летом и дома и в Кустанае я бежал не хуже, чем в Ростове и сделался "корифеем" областного уровня. Желудков в этих
соревнованиях выступал и выступал, видимо, в свою силу - неплохо, но и без особого блеска, живя в Ростове, я насмотрелся на результаты значительно лучшего уровня. Оба Юрки тоже выглядели бледненько - они всю зиму не тренировались, а водки засаживали прилично. Летом, правда, Юрки побегали более или менее добросовестно, а Або приходил на стадион редко, метал диск, толкал ядро, реденько прыгал тойным и в высоту, а бегать - не бегал совсем. Надо сказать, что в высоту уже давно все прыгали очень экономичным и результативным "перекидным", а он по-прежнему использовал "перекат". Когда мне приходилось по-несчастью выступать в прыжках, я тоже прыгал "перекатом", и ничего - 170 я преодолевал.
Грязной, слякотной осенью кустанайская команда уезжала на соревнования в Алма-Ату. Нас из Рудного было шестеро: оба Юрки, Або, я и два стайера из числа лыжников. Многие члены команды (кустанайцы) уже были в Алма-Ате, там они тренировались и аклиматизировались (Алма-Ата находится значительно выше над уровнем моря, чем Кустанай), а мы жили на квартире у хазяйки Сургаёвой Клавдии Михайловны, т.к. в гостинице мест для спортсменов не было. Целыми днями на дворе лил дождь, а мы трое (два Юрки и я) дулись в карты в "дурака", потом шли в столовую питаться на талоны, которые нам выдали в облспортсовете, а вечером снова играли в карты, но уже двое на двое, четвёртым игроком была дочка Клавдии Михайловны - забыл как зовут (она сильно замуж за кого-нибудь хотела, но мы не поддавались). Жёлудев с нами в карты не играл, он листал и читал подшивку английских журналов, неизвестно как оказавшихся в этой сугубо рабоче-крестьянской семье и временами тихонько что-то наигрывал на гитаре. А в столовую он с нами всё-таки ходил.
И опять что-то получилось не то: уехали, т.е. улетели в Алма-Ату все кроме меня. Я ещё пару дней жил у Сургаёвых. Потом и я полетел, летел в самолёте в первый раз в жизни. Самолёт был ЛИ-2, бывший американский "Дуглас". Было две посадки: в Акмолинске и в Караганде. Всё было бы нормально, если бы не давило сильно в ушах при посадке на аэродромах. Но потом мне подсказали, что надо зажать пальцами нос и надуться хорошенько - в ушах легонько затрещит, и всё обойдётся хорошо.
Алма-Ата встретила меня отличной погодой, благодатным теплом, в клумбах росли огромные красные калы, кругом было зелено, и хотелось заплакать от умиления. Я розыскал республиканский спорткомитет, получил направление в гостиницу и талоны на питание. Гостиница была "Алатау", здесь я снова умилился от вида чистеньких номеров, от мягких оранжевых одеял и от больших розовых подушек. Столовая была здесь же.
На завтра, утром в 10-00 я должен был стартовать на 400 с барьерами.
Пробежал я отлично. Забег выиграл и вообще устроился вторым за Альбертом Альтенгофом. Вечером должен был состояться финал. А до финала я едва дожил- подташнивало, кружилась голова, сердце трепыхалось как пойманный воробей, ноги были ватные, я был весь потный - так плохо отреагировал мой организм на высокогорье. В финале из 8-ми участников я был 7-ым, а когда снял шиповки и побежал легонько по газону босиком, подвернул стопу и получил разрыв суставной сумки. Так бесславно закончились мои первые соревнования в Казахстане. Меня немного утешало то, что в зачёт пошёл мой приличный результат, показанный в забеге.
Все дни я валялся в гостинице на кровати, 3 раза в день шкондылял в столовую и обратно и читал роман "И один в поле воин".
В последний день должна была состояться эстафета 4 по 400, в которой должен был участвовать я. Вместо меня поставили Або Желудкова. Причём он яростно отказывался и отказался наотрез, а когда было предложено заполнить вакансию Юркой Герасименко, Або резко заявил, что он пробежит свой этап "лишь бы алкаши по стадиону не бегали" - так он выразился.
Я смотрел эту эстафету (с грехами пополам добрался до стадиона). Желудкову дали старт в надежде на то, что если он много проиграет, то его смогут подправить остальные трое. А он выиграл свой этап, длинными мощными ногами, как дикий олень, он мчался по дорожке весь белый, в белых трусах и в белой майке - ну прямо белая молния - и отдал эстафету первым. Я не знаю. смог ли бы так пробежать я, хотя и был я заправским 400-метровиком. И время он показал прекрасное. После бега Або скромненько сел в сторонке, посматривал по сторонам, а потом предложил мне проводить меня до гостиницы и практически поволок меня на трамвай. Мы разговорились. И оказалось, что он женат, что жену зовут Катя, что учились они в одном техникуме, и что скоро у них будет "бэби" - так он выразился.
Возвращались мы в Кустанай поездом, ехали в купе вчетвером, Юрки спали всю дорогу, а мы с Або играли в карты в "гусарский преферанс", т.е. в "66". Было скучно, но спать не хотелось, и мы играли и играли. Заглянул в наше купе "тип" - высокий, худой, костистый, лысоватый, в очках, по всему видно было, что он очень силён физически и очень даже не глуп.
- Играете? - начал он общение с нами. - Давайте сыграем? - предложил он. - Только моими картами!
Нам было настолько скучно, что мы согласились. Денег у нас всё равно не было, так что проигрывать можно было сколько угодно. В преферанс я играл плохо. Играли в его купе. По-моему мы даже не стали спрашивать, кого как зовут. Мы с Або сразу стали играть "на лапу", т.е. подыгрывали друг другу против нашего партнёра. Он это сразу увидел, усмехнулся, нисколько не возразил и громил нас направо и налево, записывая висты на нас десятками и уже через пару часов накрутил на меня пару "колёс". Как ни выручал меня Або, я всё время проигрывал, а он, видимо, должен был остаться "при своих".
- Давйте распишем - предложил наш загадочный партнёр. - По-моему на коньяк хватит. - он кивнул на мои "колёса".
Росписали - я проиграл этому верзиле что-то очень много и немножко Желудкову.
- Прошу прощения, подождите меня, я сейчас. - произнёс наш верзила и скрылся за дверью.
Через 10 минут он появился с бутылкой коньяку в одной руке и с десятком беляшей в другой.
- Давайте познакомимся: Иван Иванович Иванов (так меня родители обозвали - видимо настроение у них было хорошее), доцент Карагандинского университета, доктор математических наук. Так что мои успехи в картах вполне объяснимы моими математическими данными. Давайте выпьем да пора спать - мне в Чу выходить.
Мы выпили, поели и пошли в своё купе.
Утром мы снова ехали и снова дулись в "гусарского". Потом Або вышел в корридор и стал делать гимнастику в порядке утренней физзарядки. Занимался он долго, вошёл раскрасневшийся и слегка вспотевший, сел, выставил свою правую руку на столик и жестом предложил мне побороться с ним на руках - выполнить "армреслинг". Я и вообще-то был не слабый, а в этом упражнении не проигрывал никогда, даже победил Мишу Адамова, нашего машиниста электровоза, неплохого штангиста - его потом током убило. Мы взялись за руки и стали валить друг друга. Або не ожидал встретить во мне жёсткого соперника, видимо, не смог правильно мобилизоваться, и я всё-таки завалил его. К месту сказать, что в последующие годы нашего общения я ни разу у него на руках не выигрывал.
Потом я женился на моей теперешной жене, мы получили 9-метровую комнатку "на хозяина", у нас родился мой сынок Гарик (сейчас ему 50 лет), я подрастал на производстве и всё время тренировался и зимой и летом. Ещё в институте после военизированных соревнований в Москве, где одним из видов программы было фехтование на карабинах с эластичным штыком, я полюбил фехтование, и наряду с бегом трижды в неделю до самозабвения фехтовал в спортзале со всеми, кто под руку подворачивался. Уже тогда, выступая однажды в пятиборье (тогда ещё был у мужчин такой вид), я неожиданно для себя и для всех хорошо прыгнул в длину. Мой тренер Решетников Юрий Николаевич этот успех объяснил так:
- Ты ведь на фехтование ходишь? Выпады на правую ногу делаешь? Ты ведь их множество делаешь! Правая нога у тебя накачалась, а толчковая у тебя, в отличие от других, тоже правая, бег у тебя поставлен отлично - вот и результат.
О хорошем результате в прыжках я сразу же забыл, но не забыл про фехтование, и, зайдя однажды в склад Соколовской школы, бнаружил там гору фехтовального инвентаря: сабли, рапиры, маски, нагрудники, перчатки. Всё это хозяйство было заржавленное и порванное, но я организовал ребят, мы всё отчистили и починили, и стал я забесплатно вести фехтовальную секцию в школьном спортзале. Ребят учил, и сам научился. Мы стали постоянными победителями по фехтованию в Кустанайской области. Но не в этом дело - правая нога-то накачивалась и накачивалась, а беговые возможности никуда не девались, и стал я отличным прыгуном (наряду с бегом), и выиграл однажды на областных соревнованиях у самого Або и по результату подбирался к первому разряду. Або продолжал удерживать лидерство в прыжках в высоту и в тройном (хотя совсем не тренировался), а в длину я у него уже выигрывал постоянно.
Приехала из Свердловска его жена Катя. Была она рослая, крепкая, она тоже в техникуме занималась легкоатлетическим пятиборьем, была она голубоглазая и очень милая и страшно гостеприимная и доброжелательная. Уних был сын Витька, а потом родился сын Сашка. Мы стали дружить домами. А Желудков к тому времени изменил своим принципам и стал панемногу выпивать, но вобщем-то не больше моего - по праздникам и между ними. В это время Або Желудков увлёкся фотографированием, фотоаппаратами и другой точной и умной техникой, работал машинистом эксковатора и всегда отказывался от предлагаемых ему административных должностей. А потом его избрали профоргом на его отвальном горном участке, но он и по профсоюзной линии ни в какие лидеры выходить не хотел, хотя многие вопросы для рабочих участка решал решительно, грамотно и принципиально. Его администрация участка и даже карьера побаивалась, потому что он все недостатки видел и ничего и никого не боялся.
Постепенно я всё ближе знакомился с Або Желудковым и узнавал некоторые стороны его характера и натуры. Человеком он был жёстким: с некоторой иронией он относился к жене, хотя она заслуживала более тёплого отношения, с детьми он был холоден, а иногда и откровенно груб, дети его боялись,с окружающими он держал себя с некоторым превосходством насколько это позволяли сами окружающие. Он много прочёл и к моему удивлению ежедневно просматривал некоторые центральные газеты. Я,например, выписывал только журнал "Лёгкая атлетика" - для себя и "Крестьянку" - для жены, ну и для детей что-нибудь детское. А он для жены и для детей не выписывал ничего, а для себя: "Наука и жизнь", "Техника - молодёжи" и "Советские профсоюзы". По-моему Або изменил своё отношение к спиртному и к потреблению оного. Пьяным я его не видел никогда, мы с ним не выпивали вместе, но иногда, приходя к нему домой, и видел или на кухне, или ещё где-нибудь пустые бутылки из-под вина. Причём именно из-под дешёвого портвейна и вермута. Портвейна было больше. Жёны наши, моя Эля и его Катя, находились в тёплых товарищеских отношениях. Мы с ним тоже относились друг к другу терпимо, я даже скучал иногда без него. А потом неожиданно для себя я обнаружил, что он самый примитивный сластолюбец. Пока Катя ещё не приехала, Желудков успел "оказать внимание" тренерше по гимнастике Ленке Кукарцевой и официантке кафе Инге. Когда мы с ним бывали в совместных поездках, он недвусмысленно отпускал замечания по поводу всех девчат, которые попадались нам по дороге. Видимо, я идеализировал его, и моё открытие несколько подзатмило тот ореол, который я успел на него водрузить. Я по наивности своей считал, что если уж ты женат, то и будь женат, и нечего там....
Всё равно мы с ним дружили и общались со взаимным удовольствием. Або совсем не тренировался, а "засаживал" всё крепче. Я тоже сезон 1961-62 годов посвятил фехтованию и не бегал совсем, но пьянствовать всё-таки не стал. А на областных соревнованиях, куда мы с ним по старой памяти поехали, я "сделал" Желудкова и в длину и тройным, и в эстафете его, как стоячего, обошёл кустанаец Володька Прохоров так, что я после этого на финише никак не мог догнать старшего лейтенанта Лёню Хохлова - мои скоростные качества тоже резко снизились. Пришлось тренироваться активно тем более, что был я уже не молоденький мне было уже 29 лет.
И снова мы с Або в составе областной команды поехали на республиканские соревнрвания, на этот раз на зимние в Чимкент. Чимкент это самый южный казахстанский город на самой границе с Узбекистаном, 120 км от Ташкента . Название "Ташкент" сложилось из двух тюркских слов: "таш"-камень и "кент"-город. Каменный Город. А "Чимкент" соответственно: "шим"-глина и "кент"-город. Глиненный Город. Вот в этот "Глиненный город" мы и приехали. Может быть он и был где-нибудь на окраине глиненный, а в центре был вполне приличный сциалистический областной центр. Был март, погода была - дрянь, промозглые туманы и мокрый снег. До соревнований было время, и мы с Або решили смотаться в Ташкент, к родителям моей жены, т.е. к тестю моему и тёще. Просто так - в гости. Пришли на автостанцию, автобус по расписанию был только ближе к вечеру, надо было искать такси. Або взялся за это дело и через 10 минут просигналил мне, указывая на серую "волгу", стоящую на стоянке. С шофёром кто-то уже сидел, мы сели сзади и поехали. Ехали-ехали, болтали-говорили и приехали. Машина развернулась на какой-то площади и встала.
- Куда это ты нас привёз? - изумились мы.
-Как - куда? В Ленгер! Куда договаривались! А вам куда надо?
- В Ташкент!!
Шофёр попался исключительно демократичный, он посадил 2-х пассажиров и забесплатно отвёз нас обратно в Чимкент. Я смотрел на Або с укоризной, он тоже чувствовал себя виноватым.
Або снова мне просигналил. И мы поехали в Ташкент. Ехали-ехали, болтали-разговаривали, и вдруг шофёр резко затормозил и съехал на обочину:
- Ребята, вы куда едете? - шофёр нас спрашивает.
- Как - куда? В Ташкент!
- Машина идёт в Джамбул!!
Я пулей вылетел из машины и бросился бежать в сторону Чимкента, за мной лёгким пружинистым шагом мчался Желудков. Я один раз оглянулся - шофёр стоял, растопырив руки возле своей "волги". Мы пробежали достаточно далеко и пошли шагом. Я молчал, а Або тихонько матерился. Мы подсели в какой-то грузовик и вернулись в Чимкент. В Ташкент мы так и не попали.
Жили мы в мужском общежитии какого-то института,которое гудело с вечера и почти до утра. В красном уголке крутили танцевальную музыку, но танцевать в нормальном понимании этого слова было некому: казахи-студенты танцевать не умели, девушки (и русские и казашки) за редким исключением сюда приходить опасались и просто не хотели общаться с казахами. Только наша Сонька Голощёкина крутилась там возле них , за что и расплатилась жестоко: по ней "прошлась" очередью казахская братва. На Соньку утром было страшно и больно смотреть: лицо чёрное, глаза остекляневшие, губы трясутся. Она нас сильно подвела своим любвиобильем - в эстафете бежать было некому, бегала Сонька прекрасно. Бежала вместо неё наша метательница диска Люся Егорова. Пробежала плохо, но слава Богу хоть пробежала. О Люсе Егоровой надо бы сказать несколько слов. Была она преподавательница математики, приехала откуда-то из Украины. На метательницу Люся мало походила - высокая, астеничная, с худым орлиным профилем, с мужской фигурой, худощавая и мускулистая. Она была резка в суждениях и остра на язык. У них с Або установились своеобразные взаимоотношения: они постоянно острили по поводу друг друга на грани дерзости, он звал её "пэдохох" (педагог), а она придумывала для него отчества "Согнибатович" (она усмотрела, что Або чуть сутуловат), "Белибердович", "Револьвертович". В конце концов она стала его называть "Абпалыч" (Або Павлович). В общем-то Люся была хороший человек - умница, жизнерадостная, преданная спорту, ответственный член команды.
Однажды я забрёл в красный уголок и увидел нечто неожиданное и мало для меня тогда понятное: за пианино, которое стояло на сцене, сидела Люся Егорова и аккомпонировала своему Абпалычу, а он вдохновенно выводил рулады нежного и захватывающего за душу романса:
- Я встретил Вас, и всё былое
В отжившем сердце ожило,
Я вспомнил время золотое,
И сердцу стало так тепло
Я вспомнил время золотое,
И сердцу стало так тепло.
- Тут не одно воспоминанье,
Тут жизнь восстановилась вновь,
И то же в Вас очарованье,
И таж в душе моей любовь
И то же в вас очарование,
И та ж в душе моей любовь.
И такие они стали мне близкими и хорошими, эти два циника и нигилиста , что слёзы на глаза навернулись - не из-за слов и мелодии романса, а из-за того, что исполняли его те, от кого ожидать этого было невозможно.
В этих соревнованиях Або выступал в последний раз, средненько он выполнил свои прыжки и снова неожиданно, как 5 лет назад, лихо промчался в эстафете 4 по300. Снова ему дали старт и снова он всех "надрал", потом обошли нашего одного, потом другого, и принесли мне палочку четвёртым - так мы и финишировали.
Жизнь продолжалась без особых событий: мы с Желудковыми дружили , ходили лруг к другу в гости на дни рождения и в праздники и просто так, они приходили с детьми, т.к. их дома не с кем было оставить (а мы жили с моими родителями). В процессе этих встреч видно было, что Або имеет тенденцию выпивать много. Он не становился пьяным в общепринятом понимании, но я по себе способен был определить его состояние, если за вечер он выпивал втрое больше меня.
Однажды я зашёл к нему днём - он был на выходном. Он сидел за столом и ремонтировал чей-то фотоаппарат - хобби у него появилось такое, стояли на столе 2 бутылки - одна пустая, а вторая до половины. Он насвистывал "Я встретил Вас..." и предложил мне допить эту половинку вместе. Я не отказался.
- Слушай! - говорит он мне - тебе моя Катька нравится? Стал бы ты её?
- Ты дурак, Абпалыч, и будешь ещё дурее, если по столько будешь пить. -Я рассердился.
- Нет ты скажи! - приставал он ко мне. - Что такого? Мы же друзья! Поменяемся да и не скажем никому. - он гаденько захихикал.
Продолжать разговор в таком тоне я не захотел, встал и ушёл, громоподобно хлопнув дверью.
Противный осадок у меня от этого разговора оставался месяца два, а потом снова пришлось встретиться - жёны наши дружили, и Катя пригласила нас на "свежее-горячее".
На столе бутылки, закуски, прекрасные свиные отбивные и лимонады с "сельтерской" - всё как положено. Або наливает себе больше и выпивает чаще. Сидим, разговариваем. И вдруг Желудков прорезался:
- Вот что - вы с Катькой идите вон туда, в спальню, 20 минут вам хватит, а мы вас тут подождём. Эля, ты не возражаешь?
Моя Эля ничего не поняла, а я поднялся из-за стола:
- Всё! Пошли домой!
- Да подождите вы! - встрепенулся Або. - Шуток не понимаете? Не уходите! Давайте, хоть на посошок!
Мы стояли посреди комнаты - Катя, Эля и я, Або приблизился к нам держа бутылку в правой руке. Подошёл, переложил бутылку в левую руку, резким взмахом выбил рюмки у Кати и у Эли, хлестнул по лицу свою жену и... "что такое происходит, сейчас он ударит Элю, потом меня...!"..........
Резким апперкотом в подбородок я опрокинул Желудкова на пол, он грохнулся на задницу, глаза его сошлись к носу. Он встал на четвереньки и поднялся на ноги - Я ударил во второй раз - сбоку в челюсть. Або упал.
Мы оделись и ушли.
Утром я позвонил Кате на работу.
- Он в больнице. У него раздроблена челюсть. Делали операцию, собирали челюсть по кусочкам. Два часа делали. Сейчас в рот вставлен протез. Это не меньше, чем на месяц.Кормить будут из трубочки соками и бульонами.
- Как думаешь - надо мне его навестить?
- Думаю - нет не надо.
Вскоре мы уехали жить в Челябинск, в Рудном оставались мои родители. Я их систематически навещал. Приехав однажды. Я пришёл на стадион - проводились легкоатлетические соревнования. К своему немалому удивлению в секторе для толкания ядра я увидел Катю Желудкову. Она была в спортивной форме, и её ядро летело всё дальше и дальше. Катя немного подокруглилась, но была в хороших женских формах, техника толкания была безупречная - ведь она в молодости была отличной пятиборкой. Она закончила выступление, увидела меня, подошла, поздоровались и тут же к ней подбежали её сыновья - Витька - 14 лет и Сашка - 11. Разговаривая, я увидел, как по трбунам к нам приближался Або. Он прошёл мимо, не подошёл.
Через какой-то большой срок мы с детьми и внуками перелетели в США. Я раз в 2 года приезжал в Россию навестить могилы родителей. Заехал и в Рудный - там у меня живут племянники с семьями. Розыскал Катю - оказывается она живёт с другим человеком и носит другую фамилию. С Желудковым они разошлись после того, как он бросил ей в лицо кусок оконного стекла.
- Ну как он там?
- Он пенсионер. Живёт, вроде бы, один.У них с Люсей Егоровой кажется отношения. Пьёт....