Слово "сай" на узбекском языке означает небольшую речку или большой, или очень болшой ручей. Таких ручьёв или саев в узбекистанских горах множество. Все они бурные, быстрые, вода в них разноцветная или прозрачная и темперотура воды везде разная. Загазан-сай мало чем отличался от десятков тысяч таких речек: был он в ширину метров до 20-ти, вода была светлокоричнего цвета и абсолютно тёплая - ну совсем как нагретая. Где-то там в горах он имел начало, пробегал километрах в 10-ти от нашего города Ангрена и где-то там впадал в речку Ахангаран. По берегам речки можно было найти полянку,где можно было в весёлой компании "посидеть" с удовольствием. Кто-то из посетителей когда-то на таком месте соорудил невысокую плотинку, воды набралось много, глубина была приличная, можно было при желании даже поплавать - а вокруг тебя шыряли огромные сазаны, никто их не ловил это считалось западло. Вот такую полянку мы и посетили в тот раз.
Александр Васильевич Куценко , наш главный инженер, пьяницей не был, но выпить любил страстно, я пьяницей тоже не был, но выпить всегда был непрочь, особенно нахаляву - как все. А Одыл Файзуллаев пьяницей тоже не был, но зато был организатором всевозможных пьянок и застолий. Не помню причину , по какой мы втроём оказались у Одыла в кабинете. А Одыл был начальником вагонной службы (большей нелепости вообразить было невозможно). Так вот - мы собралсь, и вопрос встал ребром - быть или не быть. Председательствовал Куценко. Никто, конечно, не стал шарить по карманам - деньги надо было добыть по-другому. На то он и главный инженер - обязан был что-то придумать. Он и придумал. Вагонная служба, начальником которой числился Одыл, было разгромленное (в страшном сне не придумаешь) хозяйство: ободраннные, кое как залатанные вагоны в поездах и в отстое, загаженнное птичьим помётом и заваленное металлоломом депо (построенное ещё военнопленными японцами), замызганные, грязные работяги, стёкол в окнах нет, двери и ворота вегда распахнуты, т.к. не закрываются - ужас, а не депо! В этом хозяйстве никто не предполагал, что существует какая-то технология ремонта и эксплуатации вагонов. Одыл ничего такого не представлял, а главный инженер Куценко тоже ничерта не знал и знать не хотел. В этом изобилии бардака можно было много чего сделать розумного, но можно было и шею себе сломать. Меня старшие товарищи сразу предупредили, чтобы я ни боже мой не попытался бы что-нибудь в хозяйстве Одыла изменить к лучшему - меня бы не поняли и выбросили бы как ненужную тряпку. Но моя нежная вагонная душа и саднила, и ныла, и я иной раз, не выдержав, предлагал Одылу то то, то это. Одыл не торопился внедрять мои мысли, но однажды отдал мне в распоряжение очень розумного слесаря Хвана и не менее розумного газоэлектросварщика Сабеева. Это была такая бригада по рационализации. Командовал этой бригадой я. Я писал, считал, чертил и рисовал, а ребята быстро всё делали Мои предложения внедрялись, и я радовался. Иногда Одыл поглядывал на нашу работу и всегда был почему-то доволен. Видимо понимал что-то.
Так вот, в тот раз после недолгих раздумий Куценко мне скомандовал: - Давай рацуху быстро! Сщас всё сделаем. Обычно от подачи рацпредложения до выплаты вознаграждения Хвану и Сабееву проходило времени около месяца, на этот раз было так: я быстренько на листке бумаги нацарапал смысл простенького предложения, на обратной стороне набросал эскиз, Одыл заполнил бланк и росписался, отдали бумагу грязнущему сварщику Холову, он отнёс бумагу к Люсе Юрченко, она отнесла её в плановый отдел к Назаровой, потом в бухгалтерию к Розе Фаттыховне, затем в кассу к Гульнаре Меметовне, а потом некоторая ( не маая) сумма попалла в кабинет Одыла, т.е. к Одылу в корман. И всего-то полтора часа. Шофёр Сангин был в любую минуту в распрряжении Куценко, он и повёз нас в кишлак Бок-Сук в шайхану, куда Одыл успел уже позвонить. Шайханщик (имени не помню) встретил нас радушно, усадил за стол и стал приносить на этот стол то, что он имел в виду, а фантазия у него была исключительная - лепёшки (ну,это как положено), люля-кебаб ( тоже как и положено), казы ( это такая деликатесная конская колбаса), горячий лагман, от одного запаха которого можно было в обморок падать , какие-то фрукты и виноград, а в заключение огромное блюдо с ломтями холодного арбуза б ез косточек. Подкатил отдельный столик с бутылками (водка, газвода и большой стеклянный кувшин с холодным домашним вином). Подбежал мальчик с кувшином воды и предложил всполоснуть руки.
СТАЛИ ВЫПИВАТЬ И ЗАКУСЫВАТЬ!!
Выпили хрошенько и покушали.... Сангин сидел, конечно, просто так. И поехали дальше. На Заган-Сай. Сангин быстренько простелил на траву какой-то коврик и поставил возле него большую хзяйственную сумку, в которой что-то стеклянное позвякивало и выложил завёрнутую в полотенце ещё не остывшую варёную курицу. Снова выпили закусили....
Пошли купаться! У Куценко была нехорошая тенденция после выпивки меряться физическими возможностями, а у меня не было же лания от такого предложения уклоннитья (это было бы воспринято как подхалимаж). Надо сразу сказать, что в молодости я имел неплохое навыки и результаты в боксе, а теперь я каждое утро после пробежки на берегу реки бросал в воду камни по 100 раз каждой рукой и отжимался от пола на кулаках 2 раза по 50 раз. Встали в позицию (договорились "не бить по морде"). По команде Одыла я, не мудрствуя лукаво, атаковал главного инженера, и чере з 5-6 секунд он был сбит с ног. Он ничего не понял, встал и решил продолжить. Я рассердился и обрушил на своего противника шквал ударов ("не по морде"). Это продолалось секунд 12-13! Сангин обхватил меня сзади в охапку и оттащил от главного инженера, а тот сначала опустился на одно колено, а потом тихонько лёг на бок. Одыл не придумал ничего более остроумного, как в знак победы поднять мою руку.
На другое утро я не пошёл на физзарядку, а Куценко не пришёл на работу.