Валентин смотрел в открытое окно на поля, лес и деревни, которые они проезжали, даже не пытаясь зафиксировать взгляд на чем-то определенном. Поля, густо заросшие высокой травой - скоро сенокос. Деревни, живые и полуживые, курящиеся дымом из труб или зияющие пустыми окнами и полуразрушенными крышами - российская глубинка. Лес, смешанный и густой, лист на осинах и березах зеленый, разлапистые ели, стремящиеся вверх - осень неизбежна. Столбы, отсчитывающие расстояние: летящее через пространство время. Странная грусть, которая всегда приходила к Валентину в дороге, навевала мысли о вечности. Он был оптимистом, но только не в пути. Он верил в себя, но, сидя в машине, созерцал утекающее сквозь пальцы время.
Обернувшись, Валентин посмотрел на жену. Оксана сидела на заднем сиденье посередине, положив руки на живот. Улыбнувшись, она подняла большой палец вверх - у меня все хорошо. И Валентин улыбнулся в ответ: один вид её улыбки отгонял хандру, а знание того, что скоро на свет появится мальчик, поднимало настроение.
За рулем сидел брат жены Кирилл и сосредоточенно смотрел на дорогу. Ехали они к матери Оксаны - повидаться, а то потом после рождения ребенка они долго не смогут приехать. Валентин не очень желал видеть тещу, но понимал, что для жены это важно. Повернувшись обратно, он вскоре вернулся к своей грусти.
Канусята. Деревушка, мимо которой они проезжают. Меланхолично Валентин смотрел на заброшенные дома, упавшие ограды, заросшие сорняками огороды, одинокую фигуру старика, бредущую вдоль трассы. Нелепо выглядящая летом телогрейка, висящие мешком штаны, сапоги на ногах. Вот он повернулся и посмотрел на них: два мира, расстояние между которыми безразмерно. Старик, живущий в своей вселенной, и они, оставляющие это пространство позади. Валентин встретился со стариком глазами - на мгновение, которое невозможно заметить - и вернулся глазами вперед.
Чтобы увидеть черный джип, который вылетел из-за поворота.
Чтобы не успеть вспомнить всю свою жизнь. С мыслью, что сморщилась в ожидании неизбежного - это невозможно, потому что мы с женой ждем через три недели мальчика, нашего давно ожидаемого первенца.
Валентин ощутил удар лобового столкновения так, словно его тело легче пушинки и выброшено навстречу черной смерти. Боль от ремня поперек груди разрезает плоть. Стекло, летящее в лицо с закрытыми глазами. И в черной пустоте все та же сморщенная мысль о том, что все это абсолютно невозможно - их мальчик едет с ними, и Бог не мог их оставить именно сейчас.
В наступившей тишине он открыл глаза. Ничего, что кровь застилает глаза. Пустяки, что в голове шумит. Валентин вылез из разбитой машины и, не думая о том, что боль в левой ноге, пошел к выброшенной на асфальт Оксане.
Обещая Богу.
Умоляя Бога.
Проклиная Бога.
Он упал на колени перед телом Оксаны и заплакал. Кровавыми слезами. Неестественно вывернутая шея жены не оставляла сомнений в том, что женщина была мертва. Он держал еще теплую руку, он смотрел в открытые глаза, он не замечал красные капли, падающие между ними. Слишком неожиданно, чтобы поверить. Слишком быстро, чтобы осознать.
Валентин увидел движение - живот его жены, скрытый порванным сарафаном, шевельнулся. Совсем чуть-чуть, но и этого достаточно, чтобы в сознании возникла надежда. Разорвав сарафан, Валентин освободил живот и - был вознагражден: сначала в верхней части живота набух бугорок, затем он двинулся вниз и разгладился. Живот вздрогнул и снова замер.
Их мальчик еще жив. Валентин выкрикнул эти слова, и не услышал их. Может, прошептал, может, подумал.
-Ребенок еще жив, - услышал он свои мысли. Повернувшись, Валентин увидел старика. Хотя, нет, не старик - нелепо одет, бородат, но глаза молодые, кожа лица гладкая.
-Мой мальчик жив, - сказал Валентин не старику. С обреченностью в голосе, с надеждой в глазах.
-Его можно извлечь из живота женщины, - сказал мужчина и, чуть нагнувшись, достал из сапога нож.
-А ты сможешь?
Мужчина пожал плечами, посмотрел Валентину в глаза, и улыбнулся. Улыбкой старого человека, повидавшего столько, что сомневаться в его способностях просто глупо. С такой многолетней мудростью в молодых глазах, что Валентин сразу понял суетность своего вопроса. Он отодвинулся от тела жены, освобождая мужчине место.
Валентин вздрогнул, когда острый нож рассек живот. Словно острие разрезало его, переживая боль мертвой жены. Набухающая кровью полоса по мраморно-белому животу сверху вниз, которая нарушила девственную чистоту тела - может, ему показалось, что она мертва, может, ему привиделось, что он видел движение. Надежда попыталась умереть, еще не родившись, но живот снова вздрогнул.
Мужчина провел ножом еще раз, и перед взором Валентина оказалась синюшная поверхность матки. Блестящий шар темно синего цвета в обрамлении раздвинутого в стороны красно-белого живота - большая жемчужина в мертвой раковине, самая ценная из всего сущего в этом мире. Валентин хотел что-то сказать, возможно, о том, что дальше нужно резать осторожно, потому что ребенок рядом, и нельзя повредить его. Но сам понял, что это лишнее. Мужчина снова провел ножом снизу вверх, вскрывая жемчужину, а далее дорезал под контролем левой руки, не обращая внимания на околоплодные воды и кровь, заливающие рану. Отложив нож, завел правую руку в разрезанную матку и извлек ребенка.
-Мальчик, - сказал мужчина, а для Валентина остановилось время - тело его ребенка выглядело абсолютно безжизненным. Его мальчик не плакал и не кричал. Он не двигался, обвиснув мертвой плотью в правой руке мужчины. И даже кровь матери на нем не могла скрыть смертельную белизну кожи.
Мужчина отсек пуповину и, положив ребенка на мать, сразу же завязал на узел конец пуповины со стороны ребенка. Снова взяв тело, краем материнского сарафана обтер лицо ребенка, открыв его рот, обтер там тоже, затем взял его за ступни и перевернул вниз головой. Достаточно сильно постучал ладонью по пяткам.
Валентин ничего этого не видел - уронив голову на ноги жены, он оплакивал любимых людей, рухнувшие надежды, утраченные мечты. И когда раздался писк ребенка, он не сразу понял, что услышали его уши. И когда, подняв голову, он увидел стремительно розовеющее тело ребенка, он еще не осознал, что его глаза видят. И когда его язык произнес хвалу Господу, он уже забыл, что проклял Его.
Валентин смеялся и плакал, тянулся окровавленными руками к своему ребенку и боялся прикоснуться к нему, благодарил Бога и не верил своим глазам. Его маленький человечек кричал, придя в этот жестокий мир через боль и кровь.
-Отдай мне его, - сказал Валентин, - отдай мне моего мальчика.
-Нет, - помотал головой мужчина, - этому ребенку суждено было родиться здесь и сейчас, и в его дальнейшей жизни нет места для тебя. Судьба этого мальчика в руках Бога.
Придерживая левой рукой лежащего на плече ребенка, мужчина нанес удар ножом. В горло стоящего на коленях человека.
Валентин, для которого время сначала замедлилось - медленное движение ножа в вязком пространстве, а затем неожиданно остановилось, смотрел вслед уходящему убийце, спасителю его ребенка, с единственной мыслью - это невозможно ...
***
Вздрогнув, Валентин чуть не подпрыгнул, вынырнув из своей смерти. Открыв глаза, он быстро обернулся и - встретился глазами с Оксаной, которая улыбнулась и подняла большой палец вверх.
"Слава Богу. Это только сон", - подумал он и, улыбнувшись в ответ, повернулся - чтобы увидеть название деревни.
Канусята. Заброшенные дома, поваленные ограды, одиноко бредущий старик.
-Кирилл, стой! - неожиданно для себя крикнул Валентин.
Водитель среагировал сразу. Руль вправо и по тормозам. И только, когда они остановились, спросил:
-Что случилось? Ты, что, Валя, орешь, как резанный!
-Сейчас из-за того поворота, - Валентин показал дрожащим пальцем в направлении поворачивающей направо дороги, - выскочит черный джип на большой скорости, в который мы врежемся.
-Ну, даже, если и появиться, то сейчас уже не врежемся, - флегматично сказал Кирилл. И только он договорил, это случилось - с трудом вписавшись в поворот, черный джип на большой скорости пролетел мимо них.
-Да, ты прав, - провожая глазами джип, продолжил Кирилл, но Валентин его уже не слышал. Вывалившись из машины, он выблевывал из себя весь тот ужас, что он пережил в своем сне, с каждым рвотным позывом освобождаясь от стоящих перед глазами картин: Оксана с неестественно вывернутой головой, лежащая неподвижно на асфальте, синее полушарие матки в кровавом обрамлении разрезанного живота, белый, как мел, мертвый ребенок, и внезапная смерть без какой-либо надежды.
-Валя, что с тобой? - он почувствовал руки жены, которая поддерживала его содрогающееся в рвотных конвульсиях тело. И только тепло её рук успокоило его. Вздохнув несколько раз, Валентин открыл глаза - чтобы увидеть сапоги. Подняв голову выше, он увидел старика с молодыми глазами, который сказал:
-Этот ребенок родится здесь и сейчас, и ты, мужик, ничего не сможешь изменить. Здесь и сейчас.
Валентин закричал, когда кровь из горла жены, окрасила его лицо. Он бросился на своего врага - заторможенным движением навстречу острию ножа в тянущейся густоте времени, в утекающем сквозь пальцы пустом пространстве ...