Аннотация: Как казак Митроха жинку свою напрочь со света белого пытался свести. И как сам же на свет божий ее изволять взялся...
В станице нашей как гуторят: день женись - век плакать будешь. Так, "повезло" и Митрохе. В девках жинка его, Катька, была краля-кралей, ласковая, домовитая. А в бабах - словно бес вселился. Слова поперек не скажи, что не так - в крик. Горячее, ей - холодное. Черное, ей - белое. Острое, ей - тупое. Пытался казак плеткой жену уму-разуму поучить, так Катенька об его голову скалку сломала.
И когда уж совсем не стало от жинки житья, решил он от нее, окаянной, избавиться. Да не просто это оказалось-то: пуля ее не брала, шашка об нее тупилась, водяной дед да болотный сбежали из озерца (аккурат они там втихую от жинок своих "беленькую" распивали), как только увидели бабенку зловредную. Смерть - и та к куреню не решалась подходить близко.
Вот тогда и обратился Митроха к старейшему ведуну, что жил на окраине станицы. Выслушал его злоключенья дед и говорит:
- Помогу тебе жену со свету белого свести. Да только жить без нее сможешь ли?
Рассмеялся казак на таковы дедовы слова и заверил, что только и ждет часу того заветного, как он от Катьки избавится.
Научил тогда его ведун, как зелье сонное колдовское сварить да жене в питье добавить. А как заснет, связать бабенку веревками заговоренными, кровью белого волка омоченными, закатать в бочку дубовую и спустить с Черной горы прямо в ад, где, как заверял сам Митроха, его жинке самое место.
Так казак и поступил.
Ну и жизня у него сразу же началась! Никто теперича на Митрофана не кричал-не покрикивал, кровь с утра до ночи не портил! Но день, второй - и затосковал он по своей Катюшеньке. А на третий и вовсе жить без нее не схотел. "Пойду, брошусь за ней, разлюбезной моей голубушкой, в пропасть глубокую", - решил закручинившийся казак.
Пришел он на Черну гору. А там - стон и скрежет зубовный. Враги рода человеческого чуть живые из-под земли выкарабкиваются, слезами горькими, что водой ключевой, умываются, копытами утираются, рога рвут на себе словно бабы волосья. Перекрестился с перепугу казак, да и спрашивает у нечистых, какое горе с ними приключилось-то. Рогатые, конечно же, поначалу вздумали его попугать-поморочить, но потом, махнув копытами, сознались, что какой-то нехристь окаянный за грехи их пред Творцом бесчисленные сбросил в ад зловреднейшую бабенку. Горячее, ей - холодное. Черное, ей - белое. Острое, ей - тупое. Чертей за хвосты тягает, рога им в кукиш сворачивает. Начальство адское попряталось, чертей чином поменьше на произвол судьбы бросило...
"Ба! Да это же моя жинка!" - смекнул казак, но виду не подал.
- А что мне будет, коли я вас, нехристей окаянных, от бабенки сей зловредной избавлю? - поинтересовался Митроха.
- Мешок золота отсыплем - не пожалеем, - отвечают те.
- Мешок мало, - заторговался он, смекнув, что из жены пользу какую-никакую получить можно.
- Два мешка, - предложили черти, - и по рукам.
- Не, - уперся казак, - три мешка - и баста!
Почесали лукавые в затылке. Делать нечего, согласились на Митрохино предложеньице.
Вмиг казак домой слетал, притащил зелья сонного, остатки коего на всякий случай припрятал. И пошел к жене с повинною.
Спустился он в самый низ владений адовых. Увидел свою Катерину да и начал уговаривать к нему в курень вернуться. Та - ни в какую.
- Хорошо, - говорит Митроха. - Будь по-твоему - оставайся здесь и живи, сколь душе угодно. Только дозволь с тобой чарочку напоследок на прощаньице испить.
Согласилась она. Вмиг черти стол накрыли, разносолами заморскими да кушаньями невиданными уставили А казак, пока лясы-балясы точал, сыпанул в рюмашку жены зелья сонного. Та и сомлела.
На руках вынес ее Митроха на свет Божий. Глянул на чертей так сурово и гуторит:
- Чтоб немедля свой провал замуровали да землей засыпали. Не ровен час, бабенка эта зловредная проснется - всем места будет мало. А золото сами к куреню доставите. Обманете - вот вам крест, верну жинку свою обратно.
Кинулись черти вход в ад заделывать, а казак - уж не помня себя от великой радости, со своей ношей драгоценной примчался прямиком в станицу.
Очнулась в курене Катерина и давай, что с ней случилось, ругаясь, припоминать. А Митроха сочувственно так головой качает: мало ли что в полуденный солнцепек примстится. Постучался тут кто-то в дверь.
- Кто там? - спросил казак
А то черти выкуп за освобождение от жинки зловредной ни дня и часу не медля принесли.
- Кто там? - окликнула вслед за мужем Катерина свет Ивановна.
И показалось лукавым, что крикнула она им: " В лоб дам!". Ломанули они от куреня, что было сил. Вышел казак на крылечко, мешки его тут как тут дожидаются, а по степи пыль вслед за рогатыми клубится - тикают они со всех копыт подальше от Митрохиной жинки. Заглянул казак в мешки, а там - золото самородное. Перекрестил его для проверки - не сгинуло, в хлам или в мусор какой, как бывает по обыкновению, если свяжется кто с врагами рода человеческого, не обратилось. Видать: крепко чертям насолила Катерина!
А Митроха со своей Катериной свет Ивановной и по сей день в станице живут. Не скажешь, что жинка его с тех пор тише стала, но, однако ж, малость присмирела, увидев, какое богатство муж домой за нее принес. А на расспросы любопытствующих и соседей, откель столько злата самородного раздобыли, Мироха так важно и отвечает: " Катенькина родня мне долг поквитала". И если уж, по правде сказать, не очень-то он и лукавит.