Ей нравилось, что одна из ламп, освещающих палату, висела прямо над кроватью: практически единственным развлечением по вечерам служили книги, и Марии не приходилось выходить в коридор, где чтению мешали бесконечные разговоры пациенток, бродящих по отделению. Но вот уже месяц каждое утро она проклинала этот свет, так резко и больно скребущий по глазам.
Кто-то шумно вдохнул, скрипнула кровать. Мария натянула на голову одеяло и закрыла лицо руками - до того, как паучья рука медсестры дернет ее за плечо, оставались какие-то смешные минуты.
- Седьмая палата, просыпаемся! - Екатерина Максимовна оглядела дремлющих женщин и преувеличенно бодрым голосом поприветствовала каждую из шести обитательниц палаты. Они открывали глаза, покорно кивали и приподнимались на локтях, тянулись за халатами. Удовлетворенная результатом, медсестра выбежала в коридор, и спустя некоторое время Мария услышала, как та с притворной жизнерадостностью командует "подъем" восьмой палате.
Мария встала с кровати, и пронизывающий холод пробрался под тонкую ночную рубашку, вытягивая из тела остатки сонного тепла - начало октября, а всё еще нет отопления. Поежилась и побрела умываться. Навстречу, держа руки в карманах, медленно шла Света. Подавив зевок, она улыбнулась и обняла подругу:
- Доброе, Машенька. Ну вот, дотерпели до дня посещений... теперь бы дождаться, да? - Мария вздохнула и посмотрела в окно. Она знала, что Света будет сидеть на кушетке у входа, высматривая своего брата, которому она каждый вечер звонила с телефона в ординаторской, но тот вновь не придет.
- Дождемся. Смотри: сейчас завтрак, потом прогулка, обед и тихий час - всё, будет четыре часа, и мы их увидим, - рассеянно сказала Мария, думая о своем. Каждую неделю она повторяла эти слова, Света расправляла плечи и приободрялась, а вечером стояла у зарешеченного окна палаты, сглатывая слезы, и не оборачивалась, когда ее звали ужинать.
Саша
Длинные дрожащие пальцы ухватились за край помойного ведра. Саша с усилием подтянула его к себе и, даже не обернувшись по сторонам, запустила туда руку. "Как здорово," - подумала она, - "сок остался, и огрызок тут..." Положила находки в карман и задремала, прижавшись спиной к кафельной стене. Уплывая в смутный сон, она сползла на холодный пол и раскинула руки в стороны.
Так ее и нашла Екатерина Максимовна. Саша была ей неприятна - вечно спутанные рыжие волосы, серые глаза, в которых большую часть времени не отражалось ничего, кроме безнадежной потерянности. В них медсестра видела себя и свою постоянную усталость от постылых больных, от их одинаковости: застиранные халаты делали женщин сестрами. Десятое отделение и было, в какой-то степени, одной семьей, скрепленной общим настоящим и страхом перед будущим: страхом вновь прийти в эти стены или, порой наоборот, - малопонятной даже им самим боязни не вернуться, а привыкнуть к острой реальности мира.
Саша не могла долго держаться вдали от спокойной вселенной психиатрической больницы. Однажды она просыпалась, и голоса просыпались вместе с ней. Невнятное бормотание и шепот, отдельные выкрики бессмысленных слов и несвязных предложений сливались в постоянный гул, и ей приходилось бежать. Она целыми днями бродила по улицам, а к вечеру подкрадывалась к служебному выходу "Макдональдса" - если повезет, на смене будет те добрые парни, которые не прогонят ее вон, окатывая пренебрежением и брезгливостью, а принесут что-нибудь поесть. Саша любила колу и часто, смущенно глядя в сторону, просила налить ей "на донышко". Такой же рыжий, как она сама, Вовка приносил полный стакан. В бреду ей казалось, будто он - ее сын, хотя своих детей у нее никогда не было, да и быть не могло... впрочем, она и не помнила, почему. Саша почти матерински любила этого парня и обвивала его длинной цепью вопросов о нем самом, хотя порой, в бреду, практически не могла расслышать его обстоятельных ответов. О себе же она ничего не помнила. Единственное, что оставалось - имя, фамилия и дата рождения. "Михайлова Саша, Михайлова Саша. Пятнадцатое число шестьдесят девятого года. Пятнадцатое число шестьдесят девятого года," - повторяла она, держа фельдшера за рукав, пока ее везли в больницу. Ей хотелось остаться в теплой ночи, но кто-то набрал "112".
Перед обедом
Света стояла перед единственным на всё отделение мутным зеркалом, что висело у поста медсестер, и держала в зубах расческу. Мария - у стены, сочувственно поглядывала на нее, то и дело опуская голову и сдерживая улыбку, когда темно-русые волосы Светы вырывались из ее пальцев и падали на плечи, закрывая спину. Мария провела рукой по своей не совсем чистой голове - короткие волосы отросли, и она уже могла заправлять пряди за волосы, чтобы не мешали.
Света очередной раз недовольно пробормотала что-то своему отражению, резко выдохнула и спрятала расческу в карман.
- Маш, пойдем-ка перекурим? - с надеждой спросила она, пытаясь найти сигарету, - три штуки всего, а день еще долгий.
- Пойдем.
В туалете стояли расшатанные стулья, они с опаской на них пристроились. Мария щелкнула выключателем, и над головами загудел вентилятор - замысловатые зигзаги сигаретного дыма выпрямились и потянулись вверх. Из щелей в деревянной оконной раме тянуло холодом прямо в шею, и женщины, не сговариваясь, попытались поднять мягкие воротники, чтобы защититься от сквозняка.
Курили молча. Это по утрам и перед тихим часом "курительная комната", как про себя говорила Мария, напоминала вагон метро в час-пик, а днем здесь было тихо и безлюдно. Света неловким щелчком отправила окурок в унитаз и покосилась на Марию:
- Затяжку оставишь? - почти шепотом спросила она. Мария хмыкнула, выпуская дым, и протянула ей сигарету.
Они снова подошли к зеркалу и с удивлением увидели стоящий напротив стул, а рядом с ним - Сашу. Очень неуверенно она спросила Свету:
- Хочешь, косичку заплету?
Мария пристально посмотрела на Сашины исцарапанные, все в мозолях, руки. Та поймала ее взгляд и вытерла ладони полой халата, слишком короткого для нее. Выпрямилась и уже по-хозяйски сказала Свете:
- Садись. Умею. Будешь красивая!
Саша улыбалась, когда расчесывала длинные волосы Светы и время от времени приглаживала их рукой. Ее обычно трясущиеся пальцы сейчас ловко управлялись с седеющими кудрями, а Мария смотрела в зеркало на эту странную пару - в глазах каждой лучится радость, далеко спрятались отчужденность и потерянность. Обсуждают, плести ли две косы или обойтись одной, но уложенной венком на голове, на два голоса сетуют, что давно пора бы купить краску для волос, но уж теперь отложим до выписки. Саша и не помнила, как это - красить волосы, но согласно кивала, когда Света сыпала названиями и номерами оттенков, ой, девчонки-юбчонки, как-то раз у парикмахера... думала, налысо придется!
- Тебе не получится. Короткие еще, отпусти длинные, - Саша провела пальцем по голове Марии, и та медленно перевела взгляд на нее. Вокруг них собралось всё отделение, и никто не мог поверить своим глазам - это же Саша, та самая Михайлова, которая два дня назад вышла из надзорной палаты, питается объедками и докуривает бычки!
- Михайлова, а мне сможешь? Саша, сделай мне так же! Я следующая, ну Саша! - восклицания и вопросы посыпались со всех сторон. Она вдруг подбоченилась, став еще выше, и раскатисто объявила: "Становись в очередь!"
16:20
Мария стояла, оглушенная внезапным пониманием, что к ней никто не пришел. Прошло десять минут, как вошел последний человек, а она так и сидела в кресле одна. Визиты ее друзей были краткими - они проводили с ней от силы полчаса и убегали по своим делам. Выходя из здания, переглядывались, и у каждого в глазах явственно читалось единственное слово: "бедняжка".
Мария встала, и, качаясь, поплелась в палату. Ей хотелось одного - лечь и отвернуться к стене, забыться на час. Проснется - а всё уже прошло, родственники и друзья помахали своим с улицы и отправились по тропинке в сторону метро. Каждая будет провожать взглядом своих до самого угла, и многие обернутся, чтобы напоследок послать воздушный поцелуй и улыбку.
Она прошла мимо Светы и с поразившим ее саму безразличием отметила, что к ней всё же пришел брат - та сидела, обняв его одной рукой, и молчала. Он смотрел в противоположную стену, старался сохранить невозмутимость, но крупная дрожь колотила его изнутри. Он всё заметил - и прическу, и чистый халат, что она выпросила у сестры-хозяйки два часа назад. Заметил - и не мог найти слов, чтобы сказать, насколько же ему и всей семье не хватает Светы. Лишь глубоко вдохнул и обнял ее в ответ.
Стоя на пороге палаты, Мария услышала крик Екатерины Максимовны:
- Михайлова! Михайлова, тебе передача!
Саша подняла голову. Она сидела в глубокой задумчивости рядом со Светой и ее братом, но не думала об одиночестве - как можно понять, что ты одинок, когда рядом с тобой никогда не было друга? Но голос медсестры встряхнул ее, и, путаясь в собственных ногах, она подошла, и в ее руке оказались две пачки сигарет, к одной из которых была приклеена записка: "От Вовки". Саша неожиданно протяжно всхлипнула и побежала в туалет. Мария вдруг поспешила за ней. Ее подгоняло беспокойство и любопытство - она сама не знала, какое чувство сильнее.
На занозистом стуле сидела Саша, на коленях ее лежала вскрытая пачка, откуда она бережно достала сигарету. Мария опустилась перед ней на колени и сжала ее руки. Заглянула в прозрачные от слез глаза и, не говоря ни слова, обняла ее, и Сашины руки сомкнулись на ее спине.
Эпилог
Света воссоединилась со своей семьей. Иногда Мария ловит себя на случайной мысли, что хотела бы увидеть ее на улице, ведь они жили в одном районе, но понимает - спустя четыре года после расставания говорить им будет не о чем.
Несколько лет спустя Мария узнала, что Саша теперь живет на отделении, потому что не осталось места, куда бы она могла пойти.