"Все мы состоим из межзвездного вещества, взорвавшейся когда-то сверхновой. Все мы маленькие звездочки, то есть солнышки. Рано или поздно мы вновь станем межзвездным веществом. Наши атомы станут частью новых миров, новой жизни. Нет у Вселенной начала и нет конца. А, значит, смерть - это лишь начало нового. Бесконечный путь преобразований. Мы частицы Вселенной, то есть бессмертны, как и она сама".
Эту короткую, но оптимистичную речь Филимон Ниточкин произносил на каждой погребальной церемонии ?-кого крематория. Был он как бы штатным "скорбником". Когда родственникам, друзьям и близким в прощальном зале морга сказать уже было нечего, вступал он. И его короткая речь всегда имела успех. Заплаканные вдовы и вдовцы с благодарностью поживали ему руки, иногда даже припадали к его костлявому плечу.
Речь Ниточкина нравилась и директору кладбища господину Саврасову. После очередной прощальной стопки по усопшему, Эдуард Никитович говорил Ниточкину:
-Хоть ты лицом и безобразен, как Квазимодо, но слова говоришь глубокие, правильные. Оптимизм внушают. Все мы маленькие солнышки...Замечательно.
-Непременно произнесу их на ваших похоронах.
-Спасибо, - говорил Саврасов, а когда до него, наконец, доходили слова Ниточкина, грозил пальцем:
-Э-э, шельма, не дождешься. Я еще спляшу на твоей могиле.
Директор обычно пытался показать, как он спляшет, но ноги его заплетались и он падал, сваливая на себя венки и траурные ленты.
И вот однажды, будучи, как ни странно, почти трезвым, директор ухватил Ниточкина за лацкан черного, траурного пиджака.
-Гляжу на тебя, Филимон, и удивляюсь, - сказал Саврасов. - Откуда у тебя такой, я бы сказал, философский склад ума. У тебя же нет ни образования, ни рожи.
-На свою рожу посмотрите.
-А ты не груби, уволю. Кому тогда твоя речь понадобится?
-На другое кладбище подамся.
Об этом директор не подумал, а потому прикусил язык. Скорбник был ему полезен и брал он за свою речь недорого. А эффект был значимый. Многие через интернет благодарили кладбищенского начальника за умные, согревающие слова его сотрудника Ниточкина.
-И все же откуда? - не унимался директор. - И имя у тебя патриархальное, крестьянское. Филимон, так теперь разве что котов называют.
-Сами вы кот.
-А ты не груби, не груби. Я вот что... На днях привезут одного значимого клиента, так ты... Ну, расширь что ль свою философскую речь. А я тебе доплачу.
-На днях? Клиент еще жив, что ли?
-А ты не груби... То есть, не твое дело и не моё. Сказано привезут, значит привезут. Там про звездочки какие добавь. Во, про черные дыры, я про них что-то по ящику слышал, только ничего не понял.
-Черные дыры - это альфа и омега любой галактики. Ладно, посмотрю про них еще в сети, что-нибудь придумаю. А вы денежки готовьте, а то платите воробьиные слезки, попрошайки на паперти и то больше имеют.
-Не подведи, Филимончик, скажи такую речь, чтоб все возрадовались... чтоб он подох еще 30 раз, этот значимый клиент. От таких покойников одни проблемы. То венки не те, то надпись на них не та, тьфу. Лежали бы тихо и радовались, что про них добрые слова говорят, при жизни поди их и не слышали.
-Вы пьяный что ль опять?
-А ты не груби, не груби.
-Раз клиент значимый, - сказал Ниточкин, - то и так все радоваться будут. Такие оставляют после себя много.
-А ты не... Словом договорились? Ну и ладушки.
Через два дня директор позвонил Ниточкину ни свет ни заря. Он хрюкал, словно говорил из подвала. Филимон разобрал лишь несколько слов: "полдень", "давай, не подведи" и частично фамилию клиента, то ли Клюквин, то ли Брюквин. Попытался перезвонить начальнику, но тот не ответил. Тогда набрал администратору:
-Звонил шеф, говорил, кажется, о Брюквине или...
-А-а, знаю, - перебила администраторша. - Тюквин Анатолий Карпович, зал ?5. 11.30.
-Саврасов вроде бы трещал о полдне. Ладно, пьяный, наверное, был, как всегда перепутал. Тюквин, говоришь? Какая-то несерьезная фамилия у "значимого клиента".
-Какая есть.
Ровно в назначенное время скорбник вошел в зал прощания и скорби ?5. Вокруг белого гроба с золотыми кистями, стояли рослые, бритоголовые парни в черных костюмах и все как один в лакированных туфлях. Их было не меньше двадцати. Распорядитель предложила попрощаться с усопшим, произнести несколько слов. Парни оказались неразговорчивыми, двое сказали по пяти слов, еще трое по два: "прощай, брат". Уголовники, заключил Филимон. Ну и ладно, мне-то какая разница, такие слова скажу, на всю жизнь свою бритоголовую запомнят.
Первая часть его речи была прежней, а к ней, по просьбе шефа, он присовокупил еще одно научно-философское обоснование смерти.
"В каждом атоме человека записана полная информация о нем, - говорил Филимон неторопливо, с чувством, но твердой убедительностью, - в том числе его нравственность. Некоторые люди, то есть их частицы, после смерти попадают в черные дыры. Это такая область пространства-времени, которая пожирает всё, что в неё попадает и ничего не выпускает, даже свет. Это полная тьма и забвение. Попавшие во тьму атомы уже не станут началом нового, это их конец. И нет им оттуда выхода. Условно это можно назвать адом. В каждом из нас есть черные дыры, но разной величины. Главное их вовремя подавить в себе добрыми делами. А некоторые уже и при жизни являют собой огромную черную дыру".
-Как Тюха, - тихо сказал один из бритоголовых, с лоснящимся, будто смазанным маслом, черепом.
-Обломись, Кирюха, - цыкнул на него сосед справа, сложивший на груди красные, словно обваренные кипятком, руки.
-Я не Кирюха, а Корь,- злобным шепотом ответил тот. - Корь, запомни, наконец, Шпрот, моё погоняло.
-Не Корь ты, а скарлатина, - усмешкой парировал краснорукий. - А я не Шпрот, а Карась.
-Килька ты, с рачьими клешнями.
-Тихо вы! - гаркнул на них тот, кто стоял у изголовья гроба. Это был здоровенный детина с красным носом. Его туфли имели загнутые носы, почти как у африканских бабушей.
Но было поздно. "Кто килька?!" "Кто скарлатина?". Словесная перепалка перешла в толчки, тычки, пинки и, наконец, в драку. Массовую.
Распорядитель вовремя скрылась в административной комнатке, а Ниточкин не успел. Непонятно от кого он получил оплеуху, упал на пол, закатился в угол и оттуда с ужасом наблюдал, как братва мутузит друг друга. Сперва, в качестве оружия, вход пошли венки, сложенные у стены, потом стулья и как вишенка на торте: кто-то достал ствол.
В замкнутом, небольшом пространстве выстрел прозвучал, словно гром небесный. У Ниточкина заложило уши. Зажав их и разинув рот, как выкинутый на берег карась (или шпрот), он пополз к выходу. Рядом о стену что-то шмякнулось. С еще большим ужасом он увидел разбитый в щепки гроб и тело усопшего, скрюченного будто его завязали на узел.
Выскочив, наконец, на улицу, Ниточкин что было мочи, завопил: - Караул, убивают, полиция!
Сзади его смела толпа, выскочивших из зала скорби, уголовников. У каждого в руках было по стволу. Пальба началась, как голливудском вестерне. На четвереньках Филимон доскакал до гранитных плит, выставленных у входа в крематорий на продажу. За самым высоким надгробием он обнаружил, прижавшегося к земле директора Саврасова. Глаза у того почти вывались из орбит. Трясущимися пальцами он тыкал в клавиши кнопочного телефона. Но набрать номер у него не получалось.
-Что, что происходит? - Начальник в ужасе схватил Ниточкина за плечо.
-Уголовники на церемонии разборки устроили, - ответил, удивляясь складности своей речи, Филимон.
-Какие уголовники? Это же уважаемые люди из рыбного департамента.
-И вы про рыбу. Они из лесопильного департамента, что на Магадане. Вы на их физиономии посмотрите.
Но высунуть голову из гранитного убежища шеф не решился, пальба продолжалась.
-Не предполагал я, что господин Клюквин окажется рецидивистом,- сказал директор.
-Тюквин, - поправил его Филимон.
-Клюквин,- настойчиво повторил начальник.- Ты в каком зале-то был?
-В пятом.
-Балда, тебе в седьмой сказано было.
-Так я...
-Уши промой, перед тем как с шефом по телефону разговаривать. И что ты этим... гражданам наговорил, отчего они палить начали?
-Ничего особенного, как вы и просили, про черные дыры добавил, а они...
-Сам ты черная дыра, погибель моя. Меня теперь точно с этого хлебного места погонят.
-Ага, погонят, - обрадовался Филимон. - И от расстройства вы помрете. Не переживайте, я на вашем прощании такую речь забабахую, закачаетесь.
Стрельба так же внезапно прекратилась, как и началась. Ниточкин высунул голову. Вся братва толпой стояла у крыльца крематория и мирно курила. На улице не видно было ни одного убитого или раненного, что при такой интенсивности стрельбы было бы закономерно. Приподнялся и директор. Видя, что все спокойно, он встал, несколько нерешительно приблизился к "рецидивистам". Заплетающимся языком, спросил:
-Я извиняюсь, граждане, что здесь произошло?
Из толпы выделился тот огромный браток в "бабушах", что стоял у изголовья гроба:
-Хорошо повеселились, папаша, от души. Пацанам разрядка нужна была, оторвались по полной программе. Не переживай, холостыми палили, ну будто бы салютовали. Ну а драка, это как... водочка под селедочку. На.
Уголовник протянул директору пачку денег:
-Поправь там что нужно, почини. И этого, как его... брателлу нашего со стенок соскреби, ха-ха и как надо спали, чтоб на хороших дровах в небо вознесся... Понял?
-У нас...- Директор хотел сказать, что дрова при кремации не используются, но спорить не стал. - Хорошо, понял, лично прослежу.
-Да, чуть не забыл. - Браток вынул еще пачку денег.- На, ты этому спикеру своему отдай. Тому, что про черные дыры так душевно втюхивал, аж слезу прошиб. Точно про Тюху всё изложил. Нравственность - самое главное в жизни, иначе все в эту черную дыру попадем и уже не выберемся. Понял?
-Понял.
Когда приехала полиция, вызванная охранниками, предусмотрительно залегшими за могилами, братва уже грузилась в черные Мерседесы и Лэнд роверы. Старший браток так же быстро разрулил ситуацию и с ментами. Наконец на площадке между административным зданием и крематорием, повисла тишина. Из-за могил, словно воскресшие грешники, стали появляться охранники. Некоторые из них крестились.
-Давайте. - Ниточкин ухватился за зажатую в руке директора пачку купюр. - Мне заплатили.
-Что? - сначала не понял Саврасов.- А потом закричал: - Да я из-за тебя чуть жизни от страха не лишился! Скорбник ты чертов.
Ниточкин не растерялся:
-Напрасно вы так. Я с самого начала знал, что весь этот дебош просто игра, - врал экспромтом Филимон. - Мне амбал в бабушах телефон свой сказал, мол звони, если проблемы будут. Вот и скажу ему, что ты (Ниточкин перешел на "ты") мои деньги зажилил. У братвы с этим строго. Закопают тебя, Савраска, прямо здесь, выбирай местечко...
-Ну, ты это... так уж сразу, - не на шутку перепугался директор. - Пошутил я. Бери свои деньги.
Спрятав купюры в карман, Филимон похлопал по нему:
-Слово - самая страшная сила. В начале было слово...
-Так что ты там про черные дыры наговорил?
-Подождите немного, я же обещал, что на вашей церемонии прощания про них расскажу. Предвкушение лучше обладания. Предвкушайте.
Директор состроил кислую гримасу, пошел смотреть на разрушения в пятом зале. "Оттаявшие" охранники собирали на площади гильзы от холостых патронов.