Отпевали Никиту Романовича в Новоспасском монастыре, что на Крутицком холме, где ещё со времен Ивана Великого покоился с миром родоначальник его семейства Василий Юрьевич Кошкин-Захарьин. Никита давно болел, но как-то справлялся со своей хворобой с помощью немецких и английских лекарей. А тут после обильной трапезы прихватило живот. До своего нужника добежать не было сил, решил воспользоваться дворовым, для жильцов, да провалился одной ногой в срамную дыру. Ну провалился и ладно, делов-то. Но боярин отчего-то сильно от того запереживал, зажгло в груди, слег. Привезли Никите Романовичу на Варварку из Государевой аптеки английского доктора Роберта Джекоба. Тот вертел возле кровати больного вечно красным то ли от чрезмерной значимости, то ли от неуемного употребления ячменной водки, носом, чесал свои волосатые уши: " То сильный припадок от сужения жил и вздымания чрева, надо пускать кровь и давать толченый семицвет с белой ртутью",- говорил врач, которого в свое время королева Елизавета прислала "в подарок" государю Ивану Васильевичу.
-Не надобно семицвета,- сказал ослабшим голосом боярин.-Зовите попа.
Примчался сам митрополит Дионисий, сел рядом с Захарьиным, взял его за руку. Так до вечера молча и просидел. Утром провел с чернецами службу, нарек Никиту Романовича монахом Нифонтом. Захарьин приподнялся на локтях, обвел всех блуждающим взглядом:
-Уберите кадила, дышать от дыму невмочь. Варвара с Евдокией здесь?
И священники, и толпившиеся в углу дети-Михаил, Федор, Александр, Анна, недоуменно переглянулись. Жены боярина- Варвара и Евдокия были давно уже в могиле.
-Здесь, батюшка,- ответил за всех Федор.- Тута они, не печалься.
-Славно,- выдохнул Никита Романович, с облегчением опустившись на подушки.
-Так вот слушайте все,- произнес он после долгой паузы.- Грех на нашем роду великий, всё наше семейство в срамную яму провалится.
-Какой грех, батюшка?- спросил осторожно Федор.
Никита Романович сделал попытку снова подняться, но не смог, лишь тихо повторил:" В яму". Закрыл глаза и более их уже не открыл.
В деревянном Преображенском соборе Новоспасского монастыря было многолюдно и душно от свечей и густого ладана. Под низкими, темными сводами, слева от алтаря стояли дети, дальние и близкие родственники Никиты Романовича. Справа- опоздавшие на службу царь Федор Иванович и царица Ирина Федоровна. За ними- бояре, земские и придворные сановники, воеводы полков, которыми когда-то командовал Никита Романович, иностранные послы. Церемония выдалась пышной, словно отпевали самого царя.
-Ишь, Бельский с Головиным и Щелкаловым пожаловали,- шепнула мужу Ирина.- Хитрые, с Шуйским-то в сговор не вступили, надеются на опекунстве усидеть. А ведь Бориса и меня ненавидят не менее. Братец их теперь всех к ногтю прижмет.
Бояре и члены регентского совета Бельский, Головин и Щелкалов вошли в храм стайкой, бочком, притулились за жертвенником. Но от всевидящего глаза Ирины не скрылись. Смотрели на царственную пару с опаской, будто и они были повинны в заговоре против брата Ирины. "Страшно. Вона, Никита отчего-то вдруг помер, Мстиславский ужо в монастыре просвиры жует, Голицын с Воротынским вообще незнамо где. Шуйский на веревочке подвешен. Примерение? Знаем мы про примерение меж пауков. Так, глядишь, и мы под те же жернова попадем".
-И я, Феденька, еле на ногах стою,- не поворачивая головы, продолжала шептать Ирина.- Дай Бог, опять понесла.
-Что?-сразу и не дошло до царя, а когда понял, аж воскликнул:
-Неужто, Иринушка!
Стоявшие поблизости бояре и сановники повернули к ним свои скорбные ( и не очень) лица.
Царица подпихнула мужа, еще тише сказала:
-Всё к тому, что зачала. Молись теперь Создателю, Феденька, что б и на этот раз не выкинула.
Теперь она сама обернулась на супруга и как-то странно на него посмотрела. А Федор Иванович горячо зашептал благодарственную молитву.
-Надобно королеву Елизавету просить, чтоб прислала сведущую повивальную бабку. На своих-то надежды нет,- сказал Федор.
Царица опять пытливо взглянула на мужа. Ответила спокойно:
-Об том, братец позаботится.
Ирина же подумала- как славно, что Федор сам про английскую королеву заговорил. Теперь можно и к делу приступить.
А дело было задумано хитрое. И помог его замыслить, сам того не подозревая, никто иной, как Федька Захарьин- сынок почившего Никиты Романовича.
Месяц тому, на Варварке давал пир, или как теперь было принято говорить у немцев- приём, английский управляющий Московской торговой компанией Джером Горсей. Пировал по случаю своего очередного возвращения в Московию из Туманного Альбиона. Привез подарки царю и царице, ближним боярам и сановникам. Федор не хотел идти на "прием":
-Скучно мне там будет, лучше пойду на медвежьи забавы погляжу.
-Завтра поглядишь, Феденька,-отвечала царица.- Нам с Джеромом дружить следует. Через него предложим королеве монополию на торговлю с нами, взамен на то, чтоб наши купцы свободно торговали пушниной, осетрами да медом в Англии. Горсей вскорости снова домой собирается, с ним послание Елизавете и отправим.
-Хорошо, Иринушка, токмо я в этом ничего не смыслю. Ты уж сама его составь.
-Ох, Феденька,-делано вздохнула Ирина,-что бы ты без меня делал. Надобно не токмо о медведях думать, но и о благе отечеству. Письмо заготовлено давно, приложишься к нему своей печаткой, да подпись поставишь.
Не успел государь и глазом моргнуть, как Ирина достала из кривоногого шведского столика свернутую в трубочку клееную французскую бумагу. Позвала дворецкого, велела принести чернила и перо. Тот с поклоном удалился.
Вскоре в светлицу вошел жилец Иван Губов. Его пристроил ко двору помощником постельничего, в знак благодарности Василию Губову, Борис. А вот Михаил... остался у Ивана Петровича Шуйского. Князь сам попросил "приберечь для него этого хитрого, ловкого, расторопного мальца". Это очень удивило и Бориса, и самого Василия Губова- как же так, Мишатка оказался лазутчиком Годунова, чуть князя до плахи не довел, а теперь тот желает оставить его у себя? Но возражать не стали- ежели Шуйский намерен и далее быть под присмотром людей Годунова, то это его выбор. Спросили, разумеется, для чего ему. Князь ответил, что отрок знает цену жизни и добру. Не побоялся сделать так, как велело ему сердце, несмотря на то, что понимал- ставит под удар весь умысел Бориса Федоровича. "И ведь поставил,- говорил князь.- Ежели бы не случай, еще бы неизвестно как дело повернулось". "Не тебе, князь, о добре рассуждать,-ответил Борис,- а отрок, что ж...ежели надобно, держи при себе".
Иван, одетый по дворцовому этикету в светлый камзол с начищенными до блеска бронзовыми пуговицы, узкие штаны и остроносые, тоже белые сапожки, никак не мог к ним привыкнуть. Особенно раздражала его высокая шапка-колпак, которая постоянно наровила свалиться с головы. Но он терпел. Еще недавно и помышлять не смел, что судьба его занесет ни куда- нибудь, а в кремлевский дворец. Более того, он подружится с самим государем Федором Ивановичем. Они быстро нашли общий язык. Однажды Иван от нечего делать метал нож в поленницу за столовой палатой и получалось у него ловко как никогда. "Дай и я попробую",- услышал он голос за спиной. Обернулся. Рядом стоял сам государь Федор Иванович. Но не было в нём ничего царственного, надменного, отделяющего его от других. "На",- спокойно ответил Иван. Так и кидали ножи до самого вечера, а потом пошли вместе смотреть медвежьи бои.
Губов положил на стол чернильницу и перо, собирался уйти.
-Ванятка, принеси-ка мне из моего кабинета печатку именную,- обратился к жильцу государь. Она за троном, в коробице.
-Не дело это, Федор, жильцу малому печатку свою доверять. Сам сходи.
-Ну, Ири-инушка,-заныл государь.- У меня ножки болят.
-Ничего у тебя не болит, не притворяйся. Сама уж схожу.
Царица принесла печатку в кожаном мешочке, развернула перед Федором бумагу.
Государь округлил глаза, видя абсолютно чистый лист.
-Здесь же ничего не написано! А говорила послание заготовлено.
Никогда не слышал Федор столько просьбы в голосе Ирины. Он отчего-то медлил.
-Не доверяешь мне что ль?-прищурилась царица.
-Что ты, Иринушка! Токмо тебе и доверяю, моей голубке.
Царь медленно, аккуратно и красиво расписался в нижнем углу длинного листа, подышал на печать, тиснул двуглавого орла рядом. Подписанную бумагу царица убрала в шкатулку, заперла, ключик повесила на шею.
-Ну, а теперь пора собираться на пир к Горсею,-сказала она.
Прием выдался на славу. В доме Английской торговой компании собрался чуть ли ни весь московский свет. Джером не поскупился на яства- на столах стояли целиком зажаренные бараны, поросята и зайцы, копченые бычьи окорока, на серебряных подносах горами возвышались жареные потроха и фрукты, в том числе и крайне редкие в Московии ананасы и манго. Подарки гостям помогали вручать Горсею его так называемые консулы и ассистенты. И подношения были богатые. Царице- золотое колье с бриллиантами, государю- длинный мушкет, отделанный тоже золотом и драгоценными камнями. Боярам-кому отрезы тканей, кому твердые как деревянные, по последней европейской моде, камзолы. Дьяку Щелкалову достались узкие порты с шелковыми подвязками. Андрей Яковлевич, всегда недобро относившийся к английскому торговцу, сплюнул, но под общий хохот штаны все же принял. Напитки лились рекой. На этот раз торговец потчевал гостей черным мавританским вином и португальской мадерой. Запрыгали шуты, немецкие музыканты с Болванки. Сначала играли нудные галльские и фламандские мелодии, потом ударили русские плясовые.
Заводил весельем, конечно,Федор Захарьин-Юрьев, куда уж без него. Шум и пыль в английских палатах он поднял такие, что казалось опять Гирей на Москву нагрянул. В какой-то момент подхватил царицу Ирину, скучающую рядом с Федором. Стал кружить ее, как ветер осенний листок. Все захлопали, тоже заскакали рядом. Таких вольных веселий сами родовитые москвичи обычно себе не позволяли, а у иностранцев отрывались, будто завтра конец света.
После танца, запыхавшиеся Ирина и Федор отошли в сторону. Давно нравился царице Федька, мечтала о таком по ночам. Отведали "дамского коньяка"- мадеры, он целый кубок, она пригубила.
-Шибко скачешь, Ирина Федоровна,- сказал, оказавшийся рядом, дьяк Щелкалов,- так никогда наследника в чреве не выносишь.
Ох, и ядовит был дьяк. И теперь попытался испортить царице веселье. Но тоже ведь опекун, не перечь ему особо. Откуда про чрево-то полное знает?
-А ты не завидуй, старый пень,- дерзко, со смехом ответил Захарьин.- Это в тебе твои потроха ужо не держатся, хоть веревками подвязывай. Ха-ха.
Рассмеялась невольно и царица.
-Муж-то твой, - продолжал ворчать дьяк,- царственную степенность соблюдает, а ты яко стрекоза порхаешь. С Федькой скудоумным народ потешаешь.
-От такого мужа любая упорхнет,- в задоре сказал Федор.- Ей бы кого по-крепче, глядишь, и пляски бы выносить наследника не помешали. Какого бы заморского принца. Мы бы тогда каждый день и танцевали.
Сказал и понял, что брякнул лишнего, прикусил язык. Даже очередной кубок с мадерой до рта не донес, замер.
Дьяк ухмыльнулся:
-Мне теперя о твоих злых речах государю донесть, али потом?
Но Федор на этот раз не растерялся:
-А я и не говорил ничего. Ты сам придумал. Так, Ирина Федоровна?
Та внимательно поглядела на Захарьина, тоже ухмыльнулась, незаметно сжала руку Федора в своей руке.
-Так,- подтвердила царица.- Ничего злого Федор и не сказывал. Померещилось тебе, Андрей Яковлевич. Лучше тоже мадеры выпей, да штаны, подаренные тебе Горсеем примерь. Ха-ха.
Она смеялась, но слова Федора Захарьина, кажется, зацепили ее.
Ушли на другой край стола. Царица опять тайно сжала Захарьину ладонь:
- А ведь, верно, неплохо бы я смотрелась под руку, предположим, с австрийским принцем. А? Ха-ха. И тебе, Федор, померещилось. Ничего такого я не говорила. Никому!
Захарьин засмеялся, но как-то натужно, не понял шутит теперь царица или говорит от сердца. Да-а, жить с таким недотепой, хоть и царем, бабе одно наказание.
На следующий день Федор разыскал в посадах Ивана Петровича Шуйского. Князь у пристани кушал расстегаи с визигой, запивал пирожки медом. Захарьин рассказал ему, чего накануне обронила Ирина. "Я ей, как ты просил, подбросил про заморского принца, а она и попалась". "Вот оно как,- прикусил губу князь.- Знать, верно мои люди доносят об их замысле с братцем. Ну, поглядим..."
Ни Шуйский, ни Захарьин не заметили, что за ними внимательно следят несколько нищих. Один из них читал их слова по губам.
-Клюнули, голубчики,- говорила Ирина, лежа на смятой постели. На голове у нее было мокрое полотенце. Ломило в висках и затылке после вчерашней мадеры.
-Не думал я ,что Федька Захарьин с ними за одно,- сказал Борис Федорович, сидя за туалетным столиком сестры с букетом красных цветов.- А ты, кажется, глаз на него положила.
- Да уж, конечно,-хмыкнула царица,- ты же знаешь, мне токмо принцев подавай. Ха-ха.
Она рассмеялась и тут же схватилась за голову.
-Надобно бы Горсея в его мадере утопить. Черт кривоногий, опоил. Федька зимой купцу Снегирёву в кости много проиграл, с тех пор под Иваном Петровичем ходит, тот ему в долг дал. Но не думала, что он...его наушник. Кто Шуйскому про принца-то австрийского нашептал?
-Мишатка Губов с дворовыми играл и брякнул, что его батюшка теперь сотник Годунова. И он мол слышал, как во дворце говорили: царь Федор де болезный и долго не протянет. А Ирине Федоровне, чтобы удержаться на троне, надобно уже сейчас искать нового мужа. Но не из наших, из иноземцев. Те, разумеется, передали слова Мишатки князю.
-Не пойму для чего князь его у себя оставил,- сказала Ирина.- Уж не ведет ли какую хитрую игру? Как бы нам в собственный капкан не попасться.
-Так на нас, сестрица, и приманки у него не найдется. Мы ничем не рискуем.
-Ой,ли,-поморщилась то ли от ломоты в голове, то ли от слов брата Ирина.- Кого в Лондон да Вену пошлем?
- Сама, верно, уж догадалась- Василия Губова и Дмитрия Кашку.
- А что, ежели и...
-Федора Захарьина,- не дал договорить сестре Борис.
-Да.
-И я о нем думал. Так вернее будет. Денег дадим, согласится. Да и Шуйский тому будет рад.
"Любезная наша сестра, добрая королева королев великой Англии, Елизавета..."
Подьячий Оська Ямин скрипел пером, проговаривая каждое слово, сказанное ему Борисом Федоровичем. Он писал хитрыми чернилами из сока лука, брюквы и молока. Буквы появлялись на бумаге и почти сразу же бледнели, а потом и вовсе исчезали.
У темного ночного окна сидела Ирина, нервно разминала пальцы.
-Как-то не очень... "любезная сестра",-сказала она.- Иван Васильевич на ней жениться хотел, а Федору всего-то ничего по годам. Какая она ему сестра?
-Ну не матушкой же Федору королеву называть,-возразил Борис,- Елизавета ведь девственница.
Ирина нехотя согласилась. Подьячий глядел на Годунова, с готовый продолжать выводить витиеватые, но ровные буквы на бумаге, уже подписанной царем Федором Ивановичем. Той самой, что хитростью вытребовала у него Ирина. Именно Оська почти всегда писал за царя указы и письма. Намедни его отвел в сторону Федор Лопухин, получивший недавно чин воеводы, сунул в потные руки мешочек с медью и серебром. Тут же схватил за горло:
- Составишь одну...хитрую грамоту, но ежели о ней кто узнает...в кипятке вместе с отпрысками своими булькать будешь. А жену твою лично собакам скормлю.
-Что ты, боярин,-перепугался подьячий до смерти,- я нем как рыба.
-Ночью в палаты царицы приходи, с черного хода,-ухмыльнулся Лопухин, который пока только мог мечтать о боярстве.
Теперь Федор Лопухин стоял за дверью, прислушивался к тишине ночного дворца. А Борис продолжал диктовать:
"Обращаюсь к тебе, потому как токмо твоему доброму и умному сердцу могу открыть сердце своё. Жена моя Ирина Федоровна бездетна. Уж Богу нашему и Спасителю Иисусу Христу молимся беспрестанно о плоде, а видно так бес устроил, что чрево ее слабо. Какой ужо раз выкидывает зачатое дитя, а надежды на рождение здравого нет. Но нельзя царству Российскому без наследника быть, ибо то приведет к смуте. Я же, помня добрые отношения твои с государем Иваном Васильевичем..."
Ирина опять перебила брата:
-Ну какие добрые отношения, когда королева не токмо сама ему отказала, но и не позволила взять в жены племянницу Марию. Он Елизавете жуть какое гневное письмо тогда отправил, королева, поди, до сих пор чешется. Я знаю.
Борис лишь махнул рукой, мол, не перебивай. Продолжил диктовать: "... помня добрые отношения с государем...прошу оказать милость и найти мне из твоего семейства Тюдоров новую жену. Свою же, Ирину Федоровну, я намерен вскорости постричь в монахини. Подобный союз будет зело полезен нашим странам. В знак дружбы я готов уже теперь позволить твоим купцам от Английской торговой компании, и токмо им, безвозмездно и безраздельно торговать на нашем Севере. Ежели на том согласимся, и дело пойдет славно, торговать разрешим беспошлинно по всей России. Взамен прошу тебя и нашим купцам разрешить вольно торговать в Англии. А еще прошу тебя оставить сие послание в полной тайне. Вечно преданный тебе друг и брат, Божиею милостью, Государь, Царь и великий князь Федор Иванович всея России, Владимирский, Московский, Новгородский и... иных прочих земель государь".
Как только была поставлена последняя точка, подьячего отпустили. За дверями его снова ухватил за тонкую шею Лопухин: "Помни об уговоре". "Помню, боярин". "Ну иди".
Брат и сестра поглядели на уже совершенно чистый, лишь с печатью и подписью внизу, лист. Текст должен был проступить над огнем. Остались довольны. Царица свернула письмо в трубочку, перевязала шелковой лентой, убрала в свою шкатулку, заперла на ключик.
- Не потеряй. Лучше бы послание у меня было,- сказал Борис.
-Ты так беспокоишься, будто и впрямь оно для королевы.
-Какая разница!-горячо возразил Годунов.- Все должно быть, будто ей оно и писано. Иначе какой во всем смысл. Сама ж придумала. Давай теперь я за стол сяду.
Борис снял тяжелый камзол, чтоб было сподручней писать. Развернул перед собой новый лист французской бумаги, окунул в чернильницу тоже с хитрыми чернилами, но иными, нежели прежние, перо.
Эти удивительные чернила удалось достать через того же швейцарского торговца на Болванке, что продал людям Шуйского отраву для Годунова. Утверждал что из самой Венеции. В свое время такими якобы часто пользовались венецианские дожи и военные магистры Теодато Ипато, Джованни Фабричако, Пьетро Мочениго. Фиолетовые чернила на солнце исчезали в считанные минуты. Федор Лопухин сам проверил их действие. Похлопал одобрительно торговца по груди, но денег опять не дал. Напоследок на всякий случай, погрозил кулаком: "Помни о Кантерелле". Швейцарский купец лишь кисло улыбнулся- хорошо хоть на этот раз карманы не обчистили.
Борис поднес чернильницу к носу, поморщился:
-Пахнет гнилой капустой.
-Не все ли тебе равно, братец,- зевнула Ирина- Давай за дело, скоро уж к заутренней зазвонят.
В дверь просунул голову Федор Лопухин:
-Все тихо.
Окунув в чудные чернила перо, Годунов принялся писать, произнося вслух слова: "Дорогой друг наш, великий эрцгерцог Австрийский, правитель Передней Австрии и Тироля, Фердинанд".
-Титул-то верный, братец?
-У послов узнавал, верный, сестрица. Не отвлекай.
"Обращаюсь к тебе, как к человеку и правителю, известному своей добродетелью, справедливостью и умом. Волею черных сил, судьба Российского царства нашего оказалась в слабых, недостойных руках. Царь и государь Федор Иванович, сын государя и великого князя Ивана Васильевича, неуместен на троне. Слаб умом, взбалмошен и не имеет интереса к правлению. Его жена, сестра моя Ирина Федоровна, волею Бога ставшая царицей и владеющая силой и волей к правлению, не может проявить себя как должно. Царь Федор Иванович слаб не только умом, но и здоровьем. Сильно болен и, верно, скоро помрет. Тогда Ирина Федоровна будет прогнана из Кремля и заключена в монастырь. Однако сие не в интересах наших стран. Английские купцы Торговой компании возомнили себя в России хозяевами. Мы же желаем отдать торговлю вольную токмо в руки купцам австрийским и более никому. Чтобы скрепить наш союз, предлагаем договориться о возможном браке моей сестры Ирины Федоровны Годуновой с австрийским принцем и последующим возведением его на московский трон. Боярин, брат царицы Ирины Федоровны и регент царя Федора Ивановича, Борис Годунов".
-Ну как?- поднял глаза от бумаги Борис.
-Вроде бы так. А знаешь, братец, я бы и в самом деле австрийского принца в своей постели согрела.
-Не сомневаюсь,- ухмыльнулся Годунов.- Потерпи, сестрица, Бог терпел...
-Да сил ужо нет, братец.
-Терпи, Иринушка, воздастся.
Борис потянулся, тоже стал зевать. Но дело было не закончено. Следовало переписать это письмо еще и чернилами обычными.
Сделав это, Годунов сунул два свертка под камзол, поцеловал сестру, постучал пальцами по двери.
Лопухин просунул голову, сказал: "Все спокойно". Оба тихо спустились из покоев царицы по задней винтовой лестнице.
А от другой двери, с противоположной стороны, на цыпочках отошел Ванятка Губов. Он мышью проскользнул по темным коридорам палат, добрался до спальни жильцов, что находилась в подклете, юркнул под одеяло.
На следующий день подьячий Оська вроде бы напился сильно пьяным, упал с мостика через Банный ручей и сломал себе шею.
-Не успел рта-то открыть?- спросил Годунов Лопухина.
-Какое там. Как деньги получил, так глаз из штофа и не поднимал,- ответил Федор.
Из-за обильных дождей реки и ручейки в Москве расползлись по всему городу. Ловить рыбу можно было даже на Селянке, Лубянке и даже высокой Пресне. Иван Губов бегал рыбачить из Кремля за Охотные ряды, где на Неглинке торговали дичью и живой птицей. Здесь было спокойнее, чем за Харчевым и Обжорным рядами, особенно утром. Иногда удавалась побывать на реке и днем, в самую жару. Правда, тогда не клевало, но Ваня особо не расстраивался. Стягивал с себя всю одежду, залезал в Неглинку и блаженствовал в прохладной воде.
В последнее время с ним все чаще стал ходить на реку Федор Иванович. Ему тоже понравилось следить за крашенными поплавками из лебединых перьев и ждать когда их утащит под воду рыба. А когда это происходило, дергал ореховое удилище со всей силы. Да так что, если сидела на костяном крючке какая рыбка, она улетала аж до хибары цирюльника, что стояла в десяти саженях от берега.
Несмотря на более чем десятилетнию разницу в возрасте, Иван и Федор понимали друг друга с полуслова- радовались одному и тому же, печалились тоже. Ирина не очень одобряла их дружбу, но не одергивала мужа- Иван все же сын Василия Губова- близкого товарища и теперь сотника брата, а они сейчас делают одно дело. Это, в общем, и настораживало царицу- как бы мальчонка чего лишнего не сболтнул, ежели услышит от отца или во дворце то, чего ему не следовало слышать.
Сегодня Федор наловил больше бершей, чем Иван, чему очень радовался, подтрунивал приятеля:
- Неумелый ты, Ванятка, до рыбной ловли. Учись у меня. Ха-ха.
С тех пор, как Иван попал во дворец, он как-то сразу повзрослел. Перестал воспринимать остро, как когда-то с братом, свои неудачи. Но теперь ему было не до бершей. Он томился какими-то мыслями. Вдруг спросил:
-Скажи, Федор, а зачем тебе другая жена?
Государь чуть не выронил удочку:
-Что ты, Ванятка, к чему мне другая жена? Я Ирину свою очень люблю.
-Для чего же подпись свою под посланием королеве Елизавете поставил?
Федор запустил пойманную рыбку в ведерко, подошел к Ивану.
-Ты о чем?
Губов долго не знал с чего начать, а потом выложил все, что подслушал ночью у покоев царицы. Выслушав его внимательно, Федор заложил руки за голову, лег на траву, смотрел не отрываясь на поднимающееся над торговыми рядами солнце.
-Зачем ты там оказался?- строго спросил государь.
-Иконку отцову где-то днем потерял, ночью искал, чтоб никого не беспокоить.
-Дьяк, значит, писал чернилами, которых не видно...Хм. Знаю о таких. Их надобно потом к огню поднести, буквы и проступают. Но для чего? Помню, Ирина мне давала бумагу, что б я ее подписал и печать поставил. А они вона на неё...Зачем?! - вдруг крикнул Федор. - Заговор?!
Но тут же успокоился:
-Я верю своей Ирине. Мне более и верить некому. Все говорят, что я глупый, никчемный, к царствованию не пригодный. Может, и так, но для чего меня предавать? Нет более подлого воровства, нежели предательство... Все можно простить, но не измену. Я ж к ней всем сердцем прикипел. Предавший единожды, предаст и в другой раз. Ты говоришь, что второе письмо писал Годунов эрцгерцогу австрийскому с просьбой найти моей Ирине нового мужа...
Федор схватился за голову, перевернулся на живот, застонал. Иван видел, что ему больно не только душой, но и телом. Подошел, опустил на плечи руки.
-Обожди горевать, Федор Иванович. Не иначе это...какой-то хитрый план. Но не против тебя.
-Против кого же?- поднял красные, наполненные слезами глаза царь.
-Не знаю покуда, да и знать не могу.
Государь вскочил на ноги, сжал кулаки:
-Сейчас пойду и спрошу строго Ирину!
-Не надобно.
-Почему?
-Ну...,-замялся Иван.- Прежде следует поглядеть как далее дело обернется. Прикинься несведущим дурачком. Прости, государь. Ежели бы Борис Федорович Годунов с царицей задумали супротив тебя что-то скверное, то не стали бы писать послания всякими чудными чернилами. Зачем? Здесь хитрость, но и ты будь хитрее.
-Хм, дело говоришь. Но что же, сидеть сиднем как ни в чем не бывало и чего-то ждать?
-Нет. И ты должен сделать ход. Для начала...подмени письмо, что лежит в шкатулке царицы.
-Как так?
-Забери тихо, а положи другое. Поглядим что будет.
-Пустое?
-Мы...ты напишешь его такими же чернилами, которые проявляются у огня.
-Что же написать-то?
- Ну напиши короле Елизавете о своих планах что ли...Вон ты мне говорил, что собираешься Белый город из камня ставить вместо деревянного, новые селения на Дону и в Сибири городить. А лучше...Ты сказывал, что царица опять зачала и надобно бы бабку повивальную из Англии выписать. Вот и попроси об том королеву.
-Не возьму в толк для чего сия подмена, однако верно в том, что торопиться не следует.
-Эх, хорошо бы с братом Михаилом посоветоваться, но нельзя сор из дворца выносить. И с отцом нельзя, он ведь сотник у Годунова. Мало ли...
-А ежели и родич твой в заговоре?-спросил Федор.- Что ж и через отца своего переступишь?
-Ради тебя, Федор Иванович, переступлю.
-Хм. Мой родич Иван Васильевич как -то сказал Федьке Басманову: "Отца своего предал, предашь и царя".
-Не знаю, кто такой Басманов, но я тебе предан до конца дней своих, государь.
-Гляди!- крикнул царь.- У тебя клюет!
Оба бросились к удочке Ивана, на крючке которой оказался крупный, с черными плавниками и желтой горбатой спиной чебак.
Нужные чернила из сока брюквы, лука и молока, несколько листов французской бумаги Иван купил в немецкой слободе. Тем же вечером заперлись с Федором Ивановичем в темной комнатушке, при свече написали послание Елизавете. Как и предлагал Губов, царь просил королеву Елизавету прислать в Москву "опытную повивалку". У Ивана была хорошая память и обращение к королеве было таким же: "Любезная наша сестра, добрая королева королев великой Англии, Елизавета..."
Царь выводил буквы и по-детски радовался, видя как слова, высыхая, пропадают с листа прямо на глазах. Внизу листа поставил подпись, крепко приложился печаткой.
-А что с теми письмами...ну, в которых Годунов просит в мужья австрийского принца моей Ирине?
-Поглядим,- уклончиво ответил Иван. С этим же не медли. Вот тебе зелье сонное, там же на Болванке раздобыл.
Подложное письмо перевязали первой попавшейся красной лентой, та что была на оригинале куда-то делась.
Трапезничали Федор Иванович и Ирина Федоровна перед сном вместе, поэтому царю не составило особого труда подсыпать в чашу жене сонного порошка. Она быстро обмякла, сказалась как обычно на головную боль и велела Федору идти к себе. Царь послушался, велел попам и ключнику царицу и его сегодня не беспокоить, а сам вернулся через некоторое время в покои Ирины. Она спала поперек кровати, не сумев на ней как следует умоститься.
Федор снял с её шеи ключик, отворил шкатулку, вынул свернутое в трубочку и перевязанное лентой послание. Положил свое. Вернул на шею жену ключ, подложил ей под голову подушки.
-Эх, Ирина,- глядел государь на красивое, удивительно милое, но даже во сне строгое лицо царицы.- Ежели и ты супротив меня, то нет мне на этом свете места. Токмо тобой и живу, токмо тобой и дышу, токмо о тебе денно и нощно думаю. Радость моя, что же ты, стервь окаянная, задумала? Коль узнаю, что предала, живой в стену Новодевичьего монастыря замурую.
Федор потрогал несколько округлившийся живот Ирины.
-Выноси дитя, роди по-человечески, а то и верно придется просить Елизавету найти мне новую супружницу.
Поцеловал в лоб, ушел, вздыхая, к себе.
Через несколько дней у Федора Ивановича начался сильный жар. Прибежал аптекарь Ганс Глиссер, нюхал подмышки государя, его мочу, оттягивал ему веки. "Wo es weh tut, mein Herr? Где болит?"
Государь только моргал своими воспаленными, полными печали глазами. К вечеру он впал в беспамятство.
Но до этого произошло немало важных событий.
Антракт
В Центре управления корабля " Адмирал Врангель" было тихо как во сне. За широкими виртуальными экранами горела переменным блеском двойная звезда Сердце Карла. Словно синяя дыра в черном небосводе. Дыра же черная, в которой застрял корабль, делала эту звезду подвижной, вытягивала ее то в одну сторону, то в другую.
В кресле капитана сидел Борис Годунов. На месте штурмана- его сестра Ирина. Рядом с ней-царь Федор Иванович. Все трое были полупрозрачны, иллюзорны.
-Интересная все же звезда,- сказал Борис.- Полное её название- Сердце Карла, Короля мученика. Прям про меня, я тоже мученик. Мученик собственных амбиций.
- Ты еще не король, то есть, не царь, Илья,- сказала Годунову сестра. -К тому же, каждый сам выбирает свою судьбу. Судьба-это характер.
-Верно, Алге, характер,-повернулся к Ирине Борис.- Только характер формируется обстоятельствами, окружением и окружением.
-Ерунда,- возразил Федор Иванович,- человек по сути не меняется никогда. Могут измениться его представления о явлениях и событиях, но его генетический стержень всегда один и тот же.
-Мутации в генах происходят постоянно, Юра,- возразил Илья-Борис.- Уже через минуту мы не те, что были прежде.
-Ты хочешь сказать, что у Годунова было на роду написано стать таким же деспотом и негодяем, как Иван Васильевич?- спросил оператор Головин, он же царь Федор Иванович.
-Цели у них были разные, а сошлись в одном- в методах достижения своих целей.
-А что брат сделал не так?- спросила Алге Варнас.-За что его осуждать? Да, расправлялся со своими недругами всеми возможными способами. Но так это закон эволюции, побеждает сильнейший. Федор был немощен как царь, прости Юра, занимал фактически чужое место. И Годунов его хотел убрать.
-Я так понял, он боялся, что бездетная Ирина рано или поздно будет отправлена в монастырь, а в след за ней пропадет и он. Может, мы с тобой, жена, не так сексом занимаемся, может, нужно какие-нибудь иные...конфигурации использовать? Ха-ха. Изучи пока Камасутру.
-Очень смешно, Головин. Как медик скажу тебе, что ты озабоченный тип. Да ладно бы знал сексуальную грамоту, а то ведешь себя в постели, как последний мужик. Так что сам Камасутру читай.
-Ну со своими сексуальными проблемами вы потом разберетесь,-перебил Алге Варнас Илья Плетнев. Давайте по делу. Кстати, Софокл, а где остальные участники...исторического спектакля?
Бортовой компьютер ничего не ответил, а в рубку корабля вошли такие же иллюзорные Федор Лопухин, Василий Губов, его сыновья Михаил и Иван, Дмитрий Кашка, князь Иван Петрович Шуйский.
- Ты кто, Вельяминов? Отзовись!- окинул взглядом вошедший народ Плетнев.
-Кто, кто,- проворчал продюсер Петя Вельяминов,- догадайся с трех раз.
-Неужто враг мой закадычный- князь Шуйский?
-Как в жизни, так и в истории.
-Не нуди, Петя. Все вопросы к Софоклу, он роли распределил. А где этот...Ванятка, черт бы его побрал.
-Я здесь,- подошел к Борису Иван Губов.- Позвольте представиться- корабельный врач Даниил Чернозёмов.
-Мы с вами уже знакомы,- поморщился Плетнев,- к чему реверансы! Вы лучше скажите, достопочтенный доктор, зачем письмо короле Елизавете украли? И что будет с моими бумагами, которые я написал эрцгерцогу Австрийскому?
-Придет время, узнаете,- ухмыльнулся врач.- Я еще сам не решил, как поступить. Возможно, посвящу в дело отца и брата Михаила. Вместе обмозгуем.
-Да уж, потрудитесь это сделать, доктор,- подал голос Василий Губов.- А то творите бог знает что. Наверняка об этом ни в летописях, ни в учебниках нет. Я- все же капитан корабля Лопухин. Кстати, странно, что в этой забавной истории я не стал тем пронырой, ключником Мстиславского Лопухиным. Мне отвели роль Михаила. И насколько видите, я с ней неплохо справляюсь.
-Ага, только меня чуть не подставили,-возразил журналист Плетнев.-Предупреждать надо, когда начинаете отсебятину городить. Кто, кстати, Лопухин?
-Я,- вышел вперед штурман Илья Суховой.- Не пойму пока что за образ и как себя вести. Но, думаю, продам и куплю всех.
-Это я уже заметил, -подошел к виртуальному экрану главный инженер Никита Колбин. Посмотрел на переливающуюся, вытягивающуюся тонкими и не очень протуберанцами звезду Сердце Карла. - Дмитрий Кашка,- представился он.-Роль пока в этой части спектакля малозаметная, но, надеюсь, все еще впереди. Вообще-то, меня больше волнует вопрос- как нам разгадать пароль и разблокировать Илиона. Не вечно же нам по Средневековью носиться!
-А почему бы нет?-пожал плечами продюсер Петя.- Мне нравится. Кем мы тут были, а кем стали!
-Боюсь вас расстраивать, господин Вельяминов,- сказала Алге,- но князь Шуйский плохо закончил.
-Так это в реальной истории, а эту мы пишем сами.
-Ой ли,- возразил Илья,- Софокл позволяет нам некоторый маневр, но не выпускает за жесткие рамки. Заметьте, все события в которых мы участвуем, имели место быть, а вот интерпретация Софокла и немного наша. Но я не желаю дожить в этой сказке до своей...духовной и физической катастрофы. Надеюсь, все закончится раньше.
"История закончится, когда вы разгадаете пароль и Илион сможет включить ионные двигатели,- прорезался вдруг Софокл.- Действуйте активнее, предпринимайте самые невероятные шаги. Думаю, именно этого ждет от нас черная дыра".
-То есть, мы будем развлекать черную дыру , пока ей не надоест?-спросил капитан корабля.
"Не знаю",-честно ответил Софокл.
-Мы клоуны для какого-то сгустка гравитации. Глупее не придумаешь.
"У нас нет выбора,-ответил Софокл.-Возможно, она обрывок параллельной вселенной, где происходила альтернативная земная история. Каким образом этот обрывок в виде черной дыры попал сюда, неизвестно, но встретившись случайно с землянами, она захотела узнать как мы представляем себе сами свою историю".
- Ну так обращалась бы во Всемирную академию наук!-воскликнул капитан.-Мы то, простые люди, здесь при чем? Мы знаем о своей истории не больше, чем она.
"Повторяю, вероятно, она услышала то, что рассказывал вам спящим я. Это ее и привлекло. Стечение обстоятельств, вероятность- единица к бесконечности"
-Не верю я в такие обстоятельства!-повысил голос и доктор.- Обстоятельства-лишь отговорка для немощный дураков. Мы их создаем сами, а потом киваем на других.
На это компьютер ничего не ответил. Опять повисла полная тишина. Все завороженно глядели на кипение синей звезды.
"Итак, господа, антракт окончен,- заговорил снова Софокл.- Просьба приготовиться, мы продолжаем".
Все это время журналисты и члены экипажа межгалактического корабля "Адмирал Врангель" находились в своих спальных барокамерах. Софокл лишь частично вывел их из сна. Дал немного отдохнуть и виртуально пообщаться друг с другом. Чтоб понимали- в первую очередь от них зависит будет ли найден пароль к Илиону.
Честно говоря, Софоклу тоже уже надоело болтаться в безвременье черной дыры. Это люди по наивности думают, что кибернетические существа не способны чувствовать и воспринимать мир как они.
Византийское приданное
Государь сказал жене, что отправляется в Коломенское молиться о счастливом чадородии. Церковь Вознесения и была для того заложена великим князем Василием, дедом Федора Ивановича. Сюда раньше вместе с мужем нередко наведывалась и Ирина, но после очередного выкидыша поняла, что Бог на нее за что-то гневается и разницы нет где ему молиться.
Однако была и еще одна причина по которой Ирина не хотела бывать здесь с Федором. В подклети церкви Вознесения находилось приданное Софьи Палеолог - старинные книги из византийской библиотеки, которую иногда по латыни называли либерией. Из Москвы в Коломенское её вроде бы в свое время вывез митрополит Филарет с согласия государя Ивана Васильевича. Впрочем, теперь это не имело значения. Ирина подумывала вернуть "фрязинам" либерию, не без выгоды для себя и государства, но обсуждать это с Федором не видела смысла- все равно не поймет да еще расскажет попам и думным боярам. Находясь вместе с ним в церкви Вознесения, разговор о либерии мог зайти сам собой. А так царь вроде бы о книгах и не вспоминает.
Федор поехал в Коломенское с Ваняткой Губовым. Иван уговорил царя взять с собой еще и брата Михаила, чтобы вместе подумать как быть с письмами. После долгих сомнений он понял, что без него не обойтись.
"Верь ему, государь,-говорил о брате Иван,- он очень смекалист и умен". "Слышал ужо, как он Шуйского вокруг пальца обвел. Ладно, тебе верю, Ванятка",- отвечал Федор.
За Михаилом заехали на Воздвиженку к Шуйскому. Увидев, вышедшего из простой дорожной крытки царя, нищие у монастыря попадали ниц, поползли на коленях к государю. Их отогнали бердышами царские охранные стрельцы, забарабанили в ворота князя. Долго не открывали, когда все же отворили, сонные стражники (теперь Иван Петрович нанял за немалые деньги ветеранов Ливонской войны), зевая, начали браниться: "Ну чего стучите, как в колокола бьете?! По вашим головам сейчас так пройдемся".
Один княжеский охранник узнал стрельца из кремлевской стражи: "Демьян ты что ль?" "Вот я щас по твоей башке-то постучу",-ответил недобро тот.
Ворота тут же распахнулись настежь. В них вошли государь Федор Иванович с Иваном Губовым. Одет он был в ненавистный ему белый кремлевский камзол. Высокую шапку держал в руках.
Из палат выбежал в длинном китайском халате Иван Петрович Шуйский. Наступил на полу, чуть было не упал, низко склонился:
- Почто милостью своей пожаловал? Велю сейчас же стол накрывать.
-Знаю я, как ты гостей встречаешь,-ответил, смеясь государь.-Так что уж потерплю. И не ты мне теперь потребен, а Мишатка Губов, жилец твой.
-Эй, зовите немедля Михайло Губова,- крикнул своим людям, раскрасневшийся от нелестных слов князь. Он выпрямился, вонзился в царя острыми, как татарские стрелы, глазами, ожидая еще каких указаний. Но более ничего не последовало. Федор с Иваном отошли в сторону, принялись о чем-то шептаться.
Михаил выбежал из поварской палаты, сразу заключил брата в объятия. И только потом через плечо Ивана увидел царя. Приложил руку к груди, наклонил голову.
-А почему в ноги мне не падаешь?- спросил, прищурившись Федор.