Утром на лошадь Филиппа напал большой медведь. Ближе всех оказался Волчья пасть, он и вступил в схватку со зверем. У него был всего лишь нож, с которым он никогда не расставался. Остальные бросились, разумеется, на подмогу, но к разъяренному медведю трудно было подступиться, не задев Ульрика: человек и зверь перекатывались как в силовой борьбе. Наконец, Никита сумел вылить на морду косолапого кувшин крепкой польской водки, бросить тлеющий уголь. Шерсть на звере вспыхнула синим факелом, он бросил свою жертву, пустился наутек. Еще долго среди редких ив и сосен мелькал живой факел, раздавался вой обожженного медведя.
Раны у норманна оказались довольно серьезными. Лекарем выступил Антоний: он ловко наложил на кровоточащие раны жгуты из папоротника, пропитав их оставшейся водкой. Однако, нужен был опытный лекарь. Его можно было найти в Влоцлавеке. Самозванцы находились уже под Любранцем, так что пришлось возвращаться.
Однако не прошли и полпути, как их окружил многочисленный отряд польской дружины. Старший, по виду рыцарь или "владыка", как шепнул Филипп Никите, долго читал самопальную грамоту киевского князя, вертел ее перед глазами и так и сяк. Потом осмотрел раненного Ульрика, выслушал от помощников что произошло. Велел следовать за ним.
На широкой поляне у озера стояли многочисленные шатры. Один из них был белым и выделялся высотой. Из него вышел еще один владыка, в начищенных до блеска стальных латах. В отличие от первого рыцаря, он представился: Казимир Валецкий, король великой Польши. Валецкий прекрасно говорил по-русски, с неким мягким галльским акцентом.
Никита, Данила, а также помощники пооткрывали рты: как король? В Польше вроде бы один король: Болеслав Храбрый, к которому они и идут.
Валецкий любезно пригласил в шатер Никиту и Данилу, Эклунду он приказал оказать необходимую помощь. Этого Ульрик не слышал, так как от потери крови и боли потерял сознание.
Казимир усадил русских за стол, уставленный жареной дичью и кувшинами с вином. Сам отломил птице ножку, стал с жадностью ее обгладывать. Насытившись, икнув, он, наконец, заговорил:
-Вы, конечно, удивлены, что я назвал себя королем. Но я не оговорился. Я ведь тоже из рода Пястов, как и Болеслав. Моим отцом, как и его, был князь Мешко I. Только матерью Болеслава была дочь чешского князя Дубравка Богемская, а моя мать - дочь маркграфа Северной Марки Ода Дитриховна, вторая супруга Мешко.
-А-а,- догадался Данила.- Корона по престолонаследию передается по старшинству, а тут...
Недобро сверкнув глазами - мол, не перебивай, Казимир ответил:
-Не в этом дело. А в том, что я родился ещё до того, как Мешко женился на Оде, то есть еще при живой первой его жене. И меня сразу же отдали тайным кормилицам, чтобы не поднимать шума, хорошо не удавили. Потом я жил при дворе короля франков Людовика V, который узнал о моем бедственном положении и приютил. По всем законам я тоже могу быть великим королем Польши!
-По каким законам? - задал осторожный вопрос Никита.- Вот я тоже Рюрикович, как и князь Ярослав, но не претендую на великое княжество, потому что седьмая вода ни киселе. А великий князь Владимир...
-Ваш князь Владимир, светлая ему память, урожден от ключницы, а я чистых королевских кровей! Я старше Болеслава на 5 лет и корона польская по праву должна принадлежать мне! И я не успокоюсь, пока ее не получу.
Валецкий осушил сразу два кубка вина, вытер рот рукавом.
-Значит, вы приехали, чтобы узнать о здравии вашей сестры Предславы. Замечательно. Болеслав держит ее на Ледницком острове.
-В хрустальном замке?- спросил Данила.
Поляк махнул рукой:
-Какой там замок, так, домик - развалюха. Навещает ее раз в седмицу. Я не знаю, насколько ей нравятся такие отношения.
-Как бы с ней встретиться, - сказал Никита,- без...
-Без ведома Болеслава, - понял Казимир.- Что ж, это можно устроить, но и вы должны оказать мне услугу. Болеслав сейчас сидит в замке Гнезно, с дружиной в 100 или чуть более человек. Сейчас очень удобный момент, чтобы....Ну как сказать...все расставить по своим местам. И вы мне поможете.
-Каким образом?
Поляк постучал ладонью по липовой грамоте, лежащей на столе среди мисок и кувшинов.
-Великое мирное русское посольство от киевского князя Ярослава Владимировича. Очень кстати.
-Вы, король, говорите какими-то загадками.- Данила сделал упор на слове "король", что явно понравилось Валецкому.
-В вашу свиту войдут мои воины, человек двадцать, в грамоте ведь не говорится, сколько вас направляется к Болеславу.
-То есть, вы предлагаете нам исполнить роль своеобразного Троянского коня, - сообразил, начитавшийся в Византии различных книг Никита, в том числе "Одиссею" Гомера.
-Именно!- воскликнул Казимир, тоже не чуждый древних греческих произведений. - Мы разрушим эту Трою-Гнезно, а короля самозванца Болеслава...Словом, вы великий князь Никита Рюрикович, станете новым Одиссеем и навеки войдете в историю. Обещаю, как только я сяду на польский трон, заключу мир с Рюриковой Русью на вечные времена. И народы наши будут жить в дружбе и согласии.
-Я не Рюрикович,- ответил Никита.- Я Всеволодович из рода Рюриковичей. Это большая разница.
-А я не вижу здесь разницы. В ваших жилах течет кровь великого варяга, создавшего вашу Русь.
От этих слов Данила внутренне поморщился: его душу всегда, словно кошки царапали, когда говорили, что Русь создали норманны. Да, название от варяжских русей, но они лишь помогли сплотить славянские племена, добавить в их союз своей буйной, воинственной крови, они стали своеобразными скрепами между народами. А сама Русь держится на ильменских словенах, кривичах, чудях, весях, словом, на тех, кто и призвал варягов.
Так думал Данила, хотя и понимал, что как только "варяжские скрепы" ослабли, между теперь уже русскими князьями началась междоусобица. Яркий пример Судислав, томящийся в темнице князя Ярослава. А о Святополке Окаянном и говорить не приходится.
-Мы должны подумать, ваше королевское величество, - чинно ответил Никита.
Казимир почтительно приклонил голову. Такое обращение ему было, словно бальзам на душу.
-Подумайте до утра,- ответил он и добавил: - Ваша сестра Предслава Владимировна наверняка по вам очень соскучилась.
Это был явный намек на то, что, если Никита с Данилой не согласятся на предложение поляка, то Предславе не жить. Вероятно, людям самозваного короля добраться до ее обиталища на Ледницком острове ничего не стоит, просто раньше Казимиру это было не нужно.
Вопреки ожиданиям Никиты, их с Данилой не уложили спать в разных шатрах. Им отвели малый оружейный шатер с охапками сена. Но они перекинулись лишь несколькими фразами, так как были уверены, что повсюду торчат уши Казимира. Ведь предложение было откровенным и недвусмысленным - участвовать в дворцовом перевороте. Это в планы Кота, разумеется, не входило.
-Нужно согласиться, - сказал он товарищу. - И помочь Болеславу.
-Я тоже так думаю, - ответил Данила.
Чуть свет в шатер вошел "новый король".
-Вашего приятеля, викинга, увезли в Вжесню, к знахарю, раны оказались очень тяжелыми. Ну а нам пора посылать к Болеславу гонца, с грамотой от киевского князя. Ха-ха.
Смех претендента на польский престол напоминал хрип простудившегося пса.
-Думаю, вы не против?
Никита с Данилой кивнули.
-Замечательно! К грамоте князя нужно дописать несколько строк: "Нижайше просим вашей королевской аудиенции", ну и как обычно - "Желаем здравствовать на все времена". А-а, забыл, король стал истовым христианином, хотя до сих пор по всей Польше разбросаны языческие капища и идолы. Значит, еще приписать: "Пусть хранит Вас Спаситель наш Иисус Христос". Болеслав знает кириллицу и прекрасно, так же как и я, говорит по-русски.
-Знаю, встречались,- сказал Никита,- когда из Киева выбивали его вместе с Окаянным Святополком.
-А-а....Да, да....Ха-ха. Вам ли не знать. И хорошо, что Болеслав вас видел.
Казимир пригласил высокого, закованного в кожаные и железные латы дружинника. Его глаза были голубыми и колючими, словно зимние звезды. На лице - ни одной эмоции.
-Богдан Корецкий,- представил воина Казимир.- Он отвезет Болеславу грамоту с вашим письмом, он же будет находиться с вами в Гнезно неотступно. Смотри Богдан за ними, как за своими детьми, ха-ха.
Корецкий еле заметно кивнул и вышел.
-Еще раз, - Казимир глубоко вздохнул, стал говорить, чеканя каждое слово: - От вас требуется лишь одно - провести моих людей в замок и усыпить бдительность короля...то есть, самозванца. Остальное ночью сделают дружинники. Ну и от вашей молодецкой, удалой помощи не откажусь, коль скрутите и приведете ко мне Болеслава, буду вам очень и очень благодарен.
-А что с нашей сестрой Предславой? - спросил Никита.
-Как только Болеслав окажется здесь, вы сразу встретитесь и с сестрой. А уж там, как она решит - вернуться ли ей в Киев, либо остаться у меня, ха-ха. Неотразимая красавица, ей наверняка противен толстый, размякший как пареная репа, Болеслав.
Гонец из Гнезно вернулся довольно быстро: "Король Польши Болеслав I Храбрый готов принять посольство киевского князя Ярослава Владимировича и оказать послам всяческие почести и уважение".
От удовольствия и предвкушения Казимир потер руки, словно муха на краю крынки с молоком. Правда, он не думал, что одно неверное движение, и он упадет в это самое молоко и уже никогда из него не выберется.
Когда солнце перевалило за зенит, "посольство" двинулось в Гнезно. Ворота перед "послами" распахнули заранее. Сам король Болеслав встречал самозванцев у крыльца свежевыстроенного католического храма - стены были каменными, остроконечный верх деревянным. Рядом с королем стояли в бело-черных одеяниях монахи и священники из архиепископства. Вдали были видны заложенные христианские церкви.
Болеслав сразу узнал Никиту, приобнял его как старого друга, хотя некоторое время назад им доводилось скрестить мечи. Даниле король кивнул, на Богдана Корецкого даже не взглянул.
В роскошном дворце, украшенном гобеленами со сценами каких-то битв, портретами Мешко I и самого Болеслава, гостей ждал обильно накрытый стол: в больших фарфоровых мисках - черный суп из гусиной крови с потрохами, заливной судак, печеная утка в яблоках, рулет из перепелов и конечно мясо, много мяса - кабанье, лосиное, медвежье. Мясо на блюдах возвышалась горками, и издавало умопомрачительные ароматы.
Как только сели за стол, слуги стали обносить короля и троих гостей -Никиту, Данилу и Богдана вином.
-Это из подвалов самого римского папы, - хвастался король. - А это, зеленое, от византийских императоров, у которых вы служили, Никита Всеволодович.
Никита несколько удивился осведомленности Болеслава, ведь он никогда не говорил с ним о своих византийских похождениях. Еще больше король огорошил Кота, когда сказал, что "это сладкое зеленое вино подавали императрице Зое Порфиродной, которая была в вас безумно влюблена".
Кот сделал вид, что не удивлен осведомленности короля, на самом же деле думал: ну и крепкая же служба лазутчиков у Болеслава. А вот Даниле не удалось скрыть удивления: он моргал глазами и никак не мог донести до рта кусок кабанятины на деревянной двузубой вилке.
Пили за польского короля, за Польшу, за великого князя киевского, новгородского и пр. Ярослава Владимировича Мудрого, за великую Рюрикову Русь.
-Как хорошо, что новгородские князья вышибли из полянского Киева хазар, доивших киевлян и окрестные племена, как скотину, - сказал король. - И нам хазары доставляли массу неприятностей. Теперь, правда, поляне, древляне и прочие, которых вы выгнали за ненадобностью из Киева и нам досаждают: создают разбойные шайки, нападают на купцов, вельмож, простых крестьян. Ловим, вешаем, а они не переводятся.
-Первыми освободили Киев от хазар форинги Рюрика Аскольд и Дир,- сказал Никита.- Это уж потом Вещий Олег устроил там великокняжескую русскую вотчину.
-Да, знаю, - сказал Болеслав.- И про князя Игоря тоже, которого убили древляне за "изрядную жадность в сборе податей", а им жестоко отомстила его жена княгиня Ольга.
Данила скрипнул зубами: не ляху говорить о "изрядной жадности" русского князя - сына Рюрика.
Внезапно король обратился к не проронившему ни слова Корецкому:
-Князь Ярослав по-прежнему носит окладистую бороду или только длинные усы, как князь Рюрик?
Богдан промычал что-то нечленораздельное в ответ.
-А нога у него зажила, которую я ему поранил?- продолжал пытать соглядатая Казимира король.
-Зажила,- пробурчал Корецкий.
-Левая или правая? Я забыл.
-Правая,- ответил, не отрываясь от рыбы, Богдан.
-Ну, все ясно.- Болеслав встряхнул руками, словно они у него затекли. - Мне всё ясно. Думаю, прямо сейчас нужно отписать послание князю Ярославу. Посольство, мол, успешно прибыло в Гнезно, удостоилось аудиенции короля Болеслава. Завтра король пригласит в замок сестру князя Предславу, о которой он так печется, и послы смогут лично узнать о ее здравии и намерениях. Мы обменялись с Ярославом парой возвратных голубей для срочной и особой надобности, так что послание скоро окажется в Киеве.
Слуги принесли бумагу, чернила, перо. Убрали часть посуды с едой, чтобы освободить место. Никита писал мелким почерком, на краю листа, чтобы послание было не обременительно для голубя. Он вкратце изложил то, что говорил король. Потом задумался:
-Чтобы еще такое отписать, простое? Ага: король показал нам свою библиотеку с древней греческой книгой Гомера, "Одиссея".
-Одиссея, - повторил Никита.- Думаю, понятно.
-Понятно,- кивнул король,- мне все давно понятно.
Он взял нож, которым резал кабанятину и молниеносно бросил его в Богдана. Нож попал точно в правый глаз Корецкого, который даже не пикнул, свалился замертво на пол, высоко задрав ноги.
-Верно, ли я понял про Троянского коня из "Одиссеи"?- спросил он Никиту.
-Вы просто великомудрец, ваше высочество,- ответил Кот.
-Великомудрец,- повторил король.- Забавное русское слово, надо запомнить.
Королевские слуги даже не дрогнули, будто такое происходило в трапезной Болеслава каждый день. Он приказал вызвать своего помощника, сотника Станислава Козловского. Когда тот явился, велел "убрать падаль" и тихо изничтожить всех лазутчиков Казимира.
-Оставьте половину в живых, ваше высочество, - попросил Никита.- Есть задумка.
-Желание гостя - закон, - сказал Болеслав и рассмеялся звонким, искренним смехом.
Кот внутренне улыбнулся, он знал, что смех выдает истинную суть человека, а король, видно, славный человек, хоть и приходилось с ним воевать. Правда, вскоре он понял, что бывают исключения.
Приказание короля было немедленно исполнено. Половина дружинников Валецкого, которые собирались устроить резню королевского гарнизона ночью, была убита, другая заперта в подвале.
На следующее утро ворота замка, а потом и городские ворота распахнулись. Из них выехала дружина во главе Даниила Сугроба. Рядом, на поводке он вел коня, на котором сидел король в красной парчовой накидке с круглой золотой застежкой, поверх кольчуги из крупных ячеек. На голове - мешок, а поверх мешка - королевская корона.
Валецкий, что и следовало ожидать, за ночь перебросил свой шатровый лагерь ближе к Гнезно, чтобы, как только станет известен исход "троянского обмана", ворваться в город и расправиться с оставшимися приверженцами Болеслава. Этими "оставшимися" должны были стать обычные горожане.
Казимир вышел навстречу дружине. Впереди нее находились те, кто согласился перейти на сторону Болеслава. Им было сделано строгое предупреждение: если и на этот раз изменят истинному королю, пощады не будет не им, ни их семьям. Сзади дружинников пристроилась королевская гвардия, которую с недавних пор стали именовать на немецкий манер shlata, что означало "высокородный вельможа". В ближнюю королевскую гвардию входили только знатные люди.
-Где же Никита Рюрикович?- первым делом спросил Казимир.- И своего помощника сотника Корецкого не вижу.
Сделав печальное лицо, Данила ответил:
-Увы, погибли во время ночной схватки с дружиной самозванца Болеслава.
Валецкий ничуть не опечалился:
-Ну, так тому и быть, на всё воля Всевышнего. Мир их праху.- И уже Болеславу: - Видишь, как жизнь поворачивается? Сколько веревочке не виться....Хватит, покоролевствовал и будет. Не печалься. Останешься в памяти людской, как истинный, славный рыцарь: пустим слух, что погиб ты в схватке с языческими племенами, древлянами или полянами, без разницы. Хорошо, мол, хоть тело отбили и можно воздать убиенному рыцарю все королевские почести. Ну а я уж по праву займу польский трон.
Закончив свою речь, Казимир велел завести Болеслава в свою палатку: мол, он не варвар и готов разделить с Храбрым последнюю для него трапезу.
Стол был накрыт по-королевски, на длинных блюдах даже ждали своего часа две большие копченые белуги, вареные медвежьи лапы, лебеди, словно живые в перьях и много еще чего.
-Ну как тебе? - спросил Казимир, плотно задернув шторы шатра и обведя стол рукой. - Уходить в иной мир нужно красиво и на сытый живот, ха-ха. Ах, да, ты же не видишь.
Он сдернул с головы Болеслава мешок и обомлел: перед ним стоял ни кто иной, как Никита Кот.
-Рюрикович? - Глаза короля-самозванца полезли из орбит.
-А кого ты хотел увидеть? Троянский конь вернулся.
Никита, вынул из-под камзола тряпки, которые делали его толстым, как Болеслав, ударил кулаком по лбу Валецкого и тот сразу обмяк, упав лицом в копченую белугу. Часть рыбы оказалась у него на голове.
За палаткой раздались шум и крики: это королевская гвардия расправлялась с дружиной Казимира. Внезапная атака не оставила шансов сподвижникам короля-самозванца. А вскоре из ворот Гнезно выехал с немногочисленной охраной сам Болеслав Храбрый. Он даже не взглянул на тех "изменников", которых не убили, а крепко связали.
Войдя в шатер, по-дружески хлопнул Никиту по плечу:
-Я мог бы и сам проделать этот трюк, не утруждая тебя, но ты был прав, когда говорил, что Валецкий может сразу, без слов убить пленного короля и тогда Польша бы осиротела, перешла в руки этого упыря.
Коту не понравились слова короля: да это он, Кот, предложил сделать подмену, но его покоробило то, то что Болеслав вообще не переживал за жизнь Никиты. "Да, ляхи, они и есть ляхи",- подумал он.
-Именно упыря, - продолжил король. - Потому что он никакой не сын князя Мешко. Он народился от какой-то дворцовой девки и конюха, а выдал себя у галлов за отпрыска Мешко. Те поверили, потому что тогда отношения галлов и поляков были, мягко говоря, напряженными. Словом, полный самозванец.
Внезапно пришедший в себя Валецкий взревел и швырнул в короля вторую белугу. Удар шипастым белужьим панцирем пришелся в самый лоб Болеслава. По его лицу потекла кровь. Казимир дико захохотал, выскочил из шатра. Окровавленный король быстро пришел в себя, выбежал следом, метнул кинжал в мечущегося между королевской дружиной Валецкого. Нож попал в шею короля-самозванца. Как ни странно, он не сразу упал, а стоя попытался вытащить кинжал из шеи. Ему это удалось: из раны брызнула кровь на стоявшего рядом Данилу. После этого ноги Казимира подкосились, он прошептал слово "Одиссея", и навечно застыл на земле с открытыми глазами. В них были удивление и злоба.
Болеслав приказал сжечь тело Казимира, а оставшихся в живых "изменников" помиловал. Те благодарили его, ползая на коленях.
-Я уже распорядился, чтобы сестру вашу Предславу привезли с острова в замок, - сказал король Никите. - Вскоре она будет здесь, и вы сможете с ней вдоволь наобщаться. Она не моя наложница, это все слухи недругов. И не насильно я её и сестер вывез в Польшу, сами захотели, мол, устали от княжеской междоусобицы, а в Польше спокойно. Да, я сватался к ней в Киеве, и она мне отказала, но я никогда не помышлял о мести. Поверьте, если Предслава захочет, я немедленно отпущу её с вами в Киев.
Врет, как дышит, подумал Никита. Захватив Предславу, Болеслав князю Ярославу отомстил за то, что тот не повлиял на сестру, не уговорил выйти за него замуж. Потому потом король вместе со Святополком Окаянным Киев захватил. Но вышибли их оттуда крепкими пинками. А Предслава...Что ж, поговорим, выясним, если Болеслав не обманет.
А Болеслав тем временем продолжал "заливаться соловьем":
-Ну и, конечно, моя благодарность вам, Никита Рюрикович, уж позвольте, я буду так вас величать, не имеет границ.
Однако прибывшие вечером с Ледницкого острова королевские дружинники сообщили, что княжна Предслава пропала: вероятно, ее похитили, но кто, неизвестно.