Туман оказался низким, облака неплотными. Сквозь них пробивалось солнце. Каждый раз, когда вылетали на разведку в такую погоду, Петр удивлялся и восхищался чудесному преобразованию: внизу все тускло, безвыходно, беспросветно, а потом раз и мир становился ярким, большим, радостным. Ни о чем плохом и думать не хотелось. На душе светло и легко. Недаром, этот странный тип Коршунов, так любит свой аэроплан. Он как греческий "перевозчик" Харон переправляет души из одного мира в другой.
От мысленного упоминания Харона, Рябинин поежился: неудачное сравнение, в загробный мир ему еще рано. Вот только генералы расстраивают. Белое дело висит на волоске, а они грызутся между собой. Прав Краснов, нельзя сейчас их еще раз сталкивать лбами. Хоть как-то нужно повлиять на "битву "титанов", как выразился подполковник. Видимо, не сам он додумался, куда ему. Наверняка начальник Штаба Шатилов, друг и помощник барона так решил. Другу можно всё. Почти всё.
Капитан нащупал под плотной кожанкой и свитером два пакета для помощников Деникина. В кармане находилась записка от Шатилова Главнокомандующему: барон Врангель просит принять его в таганрогской Ставке для важного доклада. Записка была как бы оправданием срочного вылета ординарца в Таганрог. Мол, по телеграфу передать сие сообщение нельзя, могут перехватить красные и, зная маршрут барона, устроят против него теракт. Кругом полно агентов большевиков, которые за мешок муки сатане душу продадут. А красные и есть черти, только рядятся в одежды херувимов. И серая масса идет за ними. В белых она видит свое несчастное прошлое и думает, что красные принесут им счастье. Наивные люди. Начавший с крови, на крови не остановится.
Эта записка была "пустышкой", видимо написанной Шатиловым в присутствии Врангеля. Интриги не только между Деникиным и Врангелем, но и в окружении самого барона. И он, капитан Рябинин, преданный генералу ординарец, боевой офицер, ни разу не изменивший присяге, в этом участвует.
Летели вдоль Курско - Харьковско - Азовской железной дороги. Над Иловайском начался сильный ветер. Заштопанные во многих местах крылья биплана тряслись так, что казалось, они отвалятся. Петр мысленно крестился, хотя набожным никогда не был. И вообще, с религией у него было странные отношения: в церкви, если все же иногда заходил, свечи его часто гасли, листок с молитвой "Отче наш...", который дала ему мать перед уходом на войну, в первом же бою срезало осколком вместе с карманом, где молитва хранилась. Кроме того, Рябинин не верил в "богоизбранность русского народа", мол, муки даны ему для испытаний и укрепления духа. Если так, то это не испытание, а форменное издевательство над русскими людьми на протяжении веков. Нашествие монголов, опричнина, самодурство царей, крепостное рабство.... А сейчас что творится? Брат на брата, сын на отца, дочь на мать, богоизбранный русский на богоизбранного русского....Это что же за бог такой, если ему нравятся такие "испытания"? Скажи мне кто твой бог, и я скажу кто ты. Правильно писал Грибоедов: горе от ума и нечего пенять на небеса, оправдывая свои глупости. Рябинин верил в провидение, хотя и не понимал что оно такое. Где-то оно там, среди звезд - не мешает, но иногда подсказывает, помогает.
Теперь провидение не подсказывало Петру ничего. Он чувствовал себя деревянным дурачком, в театре кукол. Его используют в своих целях те и другие. И что делать? И приказа барона ослушаться нельзя и выполнить его нельзя. Вернее, можно, Петр Николаевич не глупее Шатилова, но горяч, импульсивен и, порой, непоследователен. Наговорит на Деникина бог знает что, а потом пишет ему письма, заверяя в дружбе и верности. Но, опять же, Краснов, вернее, Шатилов прав - Деникин ему не простит критики "без прикрас". Ладно бы мы побеждали, а то уже почти загнаны в угол, и в такой ситуации "великодушный" обычно Антон Иванович вряд ли будет снисходителен.
Нет, не за себя переживал Рябинин, за Врангеля, в котором он видел единственную надежду на спасение тонущей Родины. Равно как и, несомненно, генерал Шатилов, затеявший этот спектакль. Интересно, что с ним сделает барон, когда узнает о его "фокусе"? А с ним, с Рябининым, осмелившимся не выполнить приказ? Генерала сошлет в Константинополь, а его непременно расстреляет.
Петра вдруг взяла злоба: и на Шатилова, и на Краснова и на авиатора Коршунова. И так ему захотелось пристрелить его прямо в воздухе. Он сам, конечно, разобьется, ну и к лучшему, не надо будет носить на душе грех предателя. Он уже полез за наганом.
В этот момент Коршунов впервые обернулся, указал большим пальцем вниз, крикнул:
-Ряженое! До Покровского десять верст.
Облаков и тумана здесь не было совершенно, словно в летнюю погоду, если бы не ледяной, колючий, будто состоящий из стальных иголок ветер, бьющий в лицо.
Неожиданно облачка стали появляться невдалеке. Несколько раскрылись снежными бутончиками довольно близко. Грохнуло, ослепило. В фюзеляж стукнуло, потом еще раз. Коршунов резко бросил биплан в сторону и вниз, набирая скорость.
Кто бьет? Возможно свои, звезды на аэроплане так и не закрасили, думал капитан. Или большевики. Неужели так близко комиссары подошли уже к Таганрогу? Вроде, на днях их разъезды видели только под Дебальцево. Да, красная конница Буденного несется неудержимой лавиной. Правильно говорит Врангель: Ставку из Таганрога нужно немедленно переносить в Крым. Но Главком не торопится, видно и здесь все делает в пику Врангелю.
Вновь рвануло, уже спереди. Выбило крайнюю правую межкрыльевую стойку. Верхнее крыло наполовину обвисло, держась на материи, потом оторвалось. Ударило в хвостовое оперение, снеся стабилизатор. Аэроплан перевернулся вверх колесами. Давид Коршунов дёргался в кабине, словно к нему подключили электричество, видимо, пытаясь вывезти биплан из штопора. У самой земли ему это удалось. Как это ни странно, аэроплан, несмотря на сильные повреждения, пошел ровно над поверхностью, до которой было не больше ста футов.
От ужаса "воздушных горок" Рябинин даже вспомнил слова молитвы "Отче наш на небеси..." А авиатор Коршунов победно воздел правую руку - мол, видали, какой я ас!
В ту же секунду левое, неповрежденное крыло, и фюзеляж пробили пули. От края кабины Рябинина отлетел кусок фанеры, ударил в щеку, которую обожгло, словно в нее ткнули горящей палкой. Пули попали и в мотор. Из него повалил черный дым. Коршунов обвис, будто его подрубили, а мотор заглох. Теперь был слышен только свист воздуха, рвущегося вдоль "тела" подбитого "Лебедя".
-Эй,- окликнул Коршунова капитан, хотя и понимал, что тот убит или потерял сознание от ранения.
Внизу мелькали домики, сараи. Они становились все ближе. Аэроплан приближался к земле ровно, словно по рельсам.
Петр закрыл глаза. Ну что ж, так оно лучше. Теперь Петр Николаевич не обвинит его в предательстве. Может, еще на его могиле доброе слово скажет. Какая могила? Кто его здесь найдет? Разве что комиссары, которые обстреляли аэроплан и, возможно, убили Коршунова. Найдут и бездомным псам скормят.
Свист воздуха становился сильнее. Будто выходил газ из проколотого дирижабля. Пронеслась мимо церквушка, затем голые, бесснежные плодовые сады. Одним колесом биплан задел конек какого-то, видно, зажиточного дома и, клюнув носом, влетел в открытые ворота просторного амбара, забитого тюками соломы и бочками.
Надо же, успел подумать Рябинин, солому еще не отобрали ни наши, ни комиссары. В последний момент он увидел, как вяло вращающийся винт биплана врезается в перекошенное от ужаса лицо мужчины.
Когда открыл глаза, не сразу узрел белый свет. В кабине и во рту была солома. Очки заляпала кровь. Провел рукой по груди, проверяя целы ли ребра, она стала красной и липкой. Аэроплан, врезавшийся, видно, в плотный тюк соломы, смяв перед этим хозяина амбара, вошел в стену, оба его левых крыла отвалились. Из мотора шел уже не черный, сизый дым. На авиаторе Коршунове лежало изуродованное тело несчастного селянина. Глаза его были выпучены как у вареного рака, сломанная челюсть съехала в сторону.
В окопах Рябинину приходилось видеть и не такое, но теперь в мирном крестьянском амбаре, ему стало не по себе. Такое бывает, всё зависит от места. На фронте изуродованные трупы не вызывают никаких эмоций, а вот от покойников в гробу бросает в дрожь.
Он еще раз осознал, что жизнь человека мимолетна, подвержена самым неожиданным обстоятельствам и может закончиться в любой момент.
Пережив страх смерти, теперь смерти Рябинин уже не хотел. Только так и можно научиться ценить жизнь.
Давид Коршунов оказался жив. Капитан хотел проверить у него пульс на шее, но тот застонал, потом повернул голову:
-Да снимите же с меня эту гадость.
Труп хозяина амбара Рябинин стянул с кабины за ноги. Тот упал на землю, переломился пополам, будто в нем не было скелета. Авиатор попытался выбраться из кресла, но вскрикнул от боли.
-Видно, ногу перебило,- сказал он. - Не пойму только левую или правую.
Капитан влез на фюзеляж со стороны мотора, попытался вытащить Коршунова, но он обо что-то зацепился.
-Вам помочь? - раздался детский голос.
В воротах ангара стояла девочка лет 13-14 в длинной красной, в мелкий синий цветочек юбке, белой кофточке с длинными рукавами. На шее было несколько бус с крупными и мелкими разноцветными камнями.
-Здравствуй,- сказал Петр.
-Лабден, здравствуйте.
-Где твои родственники? - спросил капитан, не придумав ничего лучше.
Девочка кивнула на "смятый" труп мужчины. Она была совершенно спокойна и невозмутима.
-Это Янис, мой дядя. Мани сауц, я Илга.
-Янис? - спросил капитан, подозревая невероятное.
-Да, Янис Калныньш, я Илга Калныньш.
Не веря ни девочке-латышке, не своим глазам, спросил:
-Это село Покровское?
-Да. А это красный аэроплан? А как он называется? Вам помочь?
Сразу три вопроса к ряду от невозмутимой девочки, не относящиеся к гибели ее дяди Яниса, поразили Рябинина.
-А где твоя мама?
-Она умерла от тифа, тети воюет.
Хотел спросить за кого, но в данном случае это было бы бессмысленно.
-Так ты одна здесь?
-Теперь одна. Помочь?
Не дожидаясь ответа, Илга подбежала к аэроплану, влезла на фюзеляж, ухватила Коршунова за воротник, потянула. Да так сильно, что Давид захрипел. Видно, девочка была привычной к тяжелому крестьянскому труду, а потому имела немалую силу.
-Удушите, черти! - воскликнул авиатор.
-Он ругается, - сказала девочка, схватив Коршунова теперь за руку.
Капитан все еще удивлялся невозмутимости юной латышки.
-Не бойся, мы свои, белые. Я вестовой барона Врангеля. Слышала о таком?
-Конечно. Все знают черного барона. Чуть что, головы отрубает.
-Ну, это, сочиняют, он справедливый и добрый.
Сказал и внутренне вздохнул: добрый, разумеется, если хорошо поискать. Но справедливый, это правда. С точки зрения своей справедливости.
-Тебе не жаль своего дядю? - спросил он.
-Жаль,- ответила Илга. - Только зачем теперь горевать, раз он уже мертв. Ничего ведь не исправишь. Он уже с мамой и оба смотрят на нас. Ну что же вы, я одна не вытащу такого медведя.
Да, подумал Рябинин, сколько раз сталкивался с прибалтийской холодной непробиваемостью, но такое встречал впервые. А-а, вдруг догадался он, у девочки не все в порядке с головой, видно ее рассудок помутился после смерти матери.
Коршунова с трудом вытащили из аэроплана, отнесли в дом. Здесь нашлись йод и бинты. У авиатора оказалось рассечено пулей правое бедро, причем сильно. Девочка по-взрослому, без разговоров и опять же при полной невозмутимости обработала рану, перебинтовала её. Затем принесла штоф с какой-то настойкой, наполнила высокий фужер, протянула авиатору:
-Луудзу, пейте.
-Что это?
-Не бойся, не отравят, - ответил за латышку Рябинин. - Мы в гостях у того самого Калныньша, к которому и летели. Только он нас так нетерпеливо ждал, что сам на винт намотался.
Поняв, что черный юмор теперь не к месту, капитан сам поморщился от своей шутки. Но девочка восприняла ее спокойно.
- А я в чудеса не верил, - сказал Рябинин.- Нет, провидение все же существует.
Немного подумав, добавил:
-Все получилось так, как задумал генерал Шатилов: нас вроде как подбили и мы вынужденно сели в Покровском. Только продырявили по-настоящему. Ладно, лечись, Коршунов, а мне пора. Да, возвращаться к добровольцам не советую.
-Почему? - Коршунов выпил настойку, зажмурился: - Ах, крепка и хороша, злодейка. - Он блаженно откинулся на подушках, которые заботливо подложила под его голову Илга.
Говорить или не говорить правду Давиду? - задумался капитан. Убивать, конечно, Коршунова он не собирался. Он сделает все как надо Шатилову, теперь по вполне объективным причинам, но пачкать себя кровью невинного человека, он не намерен. Ишь, подполковник Краснов чего удумал. Он и меня с легкостью ликвидирует при случае, как ненужного свидетеля "битвы титанов". Только Коля глуп, как тетерев. Ведь и сам он теперь лишний свидетель.
И тут Петра озарило: нужно немедленно телеграфировать барону Врангелю о том, что аэроплан сбит, и он не может срочно доставить рапорт помощникам Деникина. Теперь отправиться в Ставку своим ходом. И наплевать на Шатилова вместе с Красновым. Он, ординарец, окажется чист перед командующим. А потом видно будет, рассказать ли барону о "хитростях" его окружения.
Капитан спросил Илгу - есть ли поблизости телеграф? Она ответила, что был на станции железной дороги, в миле отсюда, но работает ли он сейчас, она не знает. "Ни красных, ни белых в Покровском сейчас нет", - добавила она.
-Береги авиатора, как свою...- капитан хотел сказать: как свою девичью честь, но прикусил губу - подобный скабрезный юмор по отношению к несчастной, слабой рассудком девочке явно ни к чему.
Он попросил у Илги какую-нибудь верхнюю одежду дяди, пальто или шубу. Она принесла черное, длинное до пят пальто, которое он надел поверх кожаной куртки. Про лошадей даже не спрашивал, наверняка их мобилизовали для фронта казаки или добровольцы. Казаки без лошадей, которых не хватало, порой вообще отказывались воевать.
Положив наган в карман пальто, Рябинин направился к выходу.
Но дверь распахнулась и в дом ввалилась группа довольно молодых людей в юнкерских, кадетских шинелях и фуражках. Двое, самые старшие, были в черных флотских бушлатах. По виду - младшие офицеры. У одних были винтовки, у других наганы. Самый высокий, под два метра ростом кадет, держал маузер. Петр сразу окрестил его Гулливером.
-Что, красные свиньи, попались? - злорадно произнес он и захохотал.
Его поддержали остальные.
-Они не красные, белые, - сказала Илга. - Тот, что на кровати - авиатор, в пальто дяди - вестовой Врангеля, черного барона. На станцию собирался.
-Вот как? - Гулливер подошел к капитану, принялся близко рассматривать его, словно имел плохое зрение. - А на биплане звездочки....Как-то вы, господа, невежливо с хозяином. Вот, отроковицу сиротой сделали.
Повернувшись к захмелевшему Коршунову, щелкнул каблуками:
-Позвольте представиться, Борис Пинхус-Логвинский, предводитель ордена "Зеленое братство".
-Какого ордена? - удивился Петр. - Из евреев?
-Что же вас это так удивляет, господин вестовой, теперь евреи перевернули мир. Лёва Бронштейн вон, какую армию создал, гонит вас, как казак плешивую овцу.
-Казаки овец не гоняют.
-Да, а кого они гоняют, может, лягушек на грядке? Раздербанили казачки белое дело, растащили по своим куреням и сидят там, как выжлецы неблазные. А кто позволил? Правильно. Деникин и Врангель. Остальные генералы не в счет, так мелочь на арене истории.
-Я так понимаю, ваш орден не согласен с политикой верховного командования.
-Правильно понимаете...э..
Рябинин представился.
-Правильно понимаете, господин капитан. Мы считаем, что Деникин, Романовский, Лукомский, Шатилов, Кутепов, Шкуро, Покровский и, конечно, ваш хозяин Врангель должны уйти с политической и военной сцены.
-И кто же останется, позвольте спросить? Вы?
- Я всего лишь предводитель ордена. Великий магистр "Зеленого братства" - сын великого князя Николая Николаевича герцог Сергей Георгиевич Лейхтенбергский.
Врангель состоял с великим князем в переписке, поэтому ординарец знал о Николае Николаевиче, его семье. Герцог был пасынком князя, а не сыном. Петр заметил это "предводителю".
-Это не имеет значения, - вскинул кучерявую как у Троцкого-Бронштейна, голову Гулливер. Главное, что мы имеем покровительство на самом верху.
-На каком "верху", которого давно нет? Деникин не позволяет князю даже возглавить южный фронт, боится, что это вызовет недовольство среди "левых" офицеров.
-Именно! - воскликнул "предводитель". Он положил маузер на столик возле кровати авиатора. - Деникин - слепец, Гомер! Не видит достойных командиров, а назначает на ответственные участки фронта кого ни попадя. От того Белая армия и терпит поражение. Буденный уже под Горловкой, Егоров, разбивший Май Маевского, у Александровки, товарищ Шеин давит с востока, Жлоба с юго-востока. Скоро возьмут Таганрог, куда вы держали путь. Так ведь?
Рябин изумился осведомленности "зеленого предводителя" о положении на фронтах. Молокососы, а в обстановке разбираются не хуже, чем штабные.
-Так это вы наш аэроплан обстреляли? - спросил капитан.
-У нас нет пушек. Пока нет. Мы видели, как по вам палили. Наверняка ваши же и стреляли. Кто ж с красными звездами по тылам Деникина летает? Ха-ха. А, понимаю, конспирация.
-Ваш орден поддерживает большевиков?
-Нет! - воскликнул Гулливер.- Нет и еще раз нет! Большевики - это иуды. То, что они взяли Зимний дворец, ладно, мало кто заметил, "временщики" всем надоели. Но они вместе с эсерами разогнали Учредительное собрание и тем самым устроили в России кровавую бойню!
-Ленин отделил от России чухну и ляхов, - сказал юнкер, за ремнем которого торчали две гранаты Рдултовского. - Теперь ляхи воюют против них. А вот чухня за большевиков. Керенскому надо было самому дать им свободу, тогда бы...
- "Тогда бы..." - передразнил юнкера кадет-коротышка, его шинель касалась пола. - Тогда бы на носу выросли грибы,...Что ты такое говоришь, Пряхин! Никакой свободы инородцам! Немцы давно мечтали угробить Россию. Но хуже всех шведы. Это через их банки шли немецкие деньги на содержание красно-жидовских газетенок и их вождей. Через их порт немцы переправили большевистских бандитов в Финляндию, потом в Россию.
-Ого, какие познания! - в очередной раз удивился Рябинин. - Так за что же вы выступаете? - Петру даже стал интересен разговор с "детьми", как он окрестил толпу кадетов и юнкеров. Правда, среди них были молодые флотцы, а с этими нужно держать ухо востро. Они юмора не понимают.
-Мы хотим установить в России честный, конституционный порядок, - ответил Гулливер.
-Все хотят. В том числе и большевики. На словах. Но слов мало. Нужны дела, чтобы люди поверили.
-Верно! А что получается? Землю крестьянам, фабрики рабочим, мир народам. И красные и белые твердят это в один голос, только каждый по-своему. А на деле людей грабят, убивают и те и другие!
С этим трудно было не согласиться. Врангель ведь и писал в рапорте, что армия превратилась в грабителей и спекулянтов. И расстрелы неоправданные случаются, несмотря на директиву Деникина " о гуманном отношении к пленным". Понятное дело, берут в плен и тут же вливают в свои ряды. А где взять других? Так и кочуют бойцы то белых к красным и наоборот. Недавно, во время Манычской операции несколько тысяч большевиков взяли и почти все согласились воевать за "кадетов", как они говорят.
Вперед вышел моряк в черном бушлате, с взведенным наганом. На кожаном "двузубом" ремне висел кортик, явно ему не по рангу.
-Жид Маркс науськал жида и немецкого шпиона Ленина стравить капиталиста с рабочим, - сказал он, наморщив лоб. Морская фуражка держалась на самой его макушке. - А что касается экономики, главное противоречие экономического учения немецкого еврея в том, что прибавочная стоимость товара зависит не только от стоимости труда рабочего. Маркс не учитывает совершенствование средств производства и...
-Настоящее и будущее определяется единством и борьбой противоположностей, - встрял другой начитанный моряк, - а так же их гармонией, но без борьбы на уничтожение, на основе морали, нравственности, созидательного труда и развития общества.
-Да подождите вы, со своим Марксом, - оборвал их Гулливер.
-Закон единства и борьбы противоположностей вывел Гегель,- обиженно уточнил флотец. - Он же...
-Замолчи, Афанасий, в ухо дам.
-Ну вот, как что, сразу в ухо. Поговорить не дают.
"Предводитель" указал маузером на моряков:
- Кстати, позвольте представить: мичманы Афанасий Панин и Даниил Каманин, наши, так сказать, идеологи.
-Это я уже понял, что идеологи, - кивнул Рябинин. В военном училище курсантов знакомили с общими "разрушительными" постулатами материалистической философии Маркса. А Гегеля, так разбирали "по косточкам".
Начитанные "братья", усмехнулся про себя капитан, только в голове каша. Впрочем, у кого ее теперь нет.
-Ладно, пофилософствовали и будет. - Пинхус понюхал бокал с недопитой Коршуновым настойкой, опрокинул ее в рот. - Забористая. Вы ведь, господин капитан, на станцию торопились. Вероятно, чтобы передать сообщение барону Врангелю о постигшей вас неудаче. Напрасно бы утрудили себя. Телеграфист, подлец, пропил электромагниты и передающий ключ. Кому они понадобились в этой глухомани, ума не приложу.
-Мы его, того, - заржал коротышка, - догола раздели, вывалили в пуху из подушки и взашей вытолкали, ха-ха. Как в романе, читали?
-Господину капитану должна быть ближе книга немецких писателей (опять немцы, о, боже) Бюргера и Распе о приключениях барона Мюнхгаузена. Вашего барона Врангеля, большевики прозвали Мюнхгаузеном. Белое дело на крою пропасти, а он все шлет Главкому Деникину свои памфлеты и фантазии на тему: как спасти Добровольческую армию. Смею предположить, что у вас под пальто очередное такое донесение Деникину. Нет? Ха-ха....И еще какая-нибудь записочка для отвода глаз. Верно?
Э-э, нет, подумал Рябинин, этот "предводитель" на провидца не похож. Ответ может быть только один: он знал, что мы сядем в Покровском, то есть, кто-то "слил" дурацкому ордену информацию. Но кто? Генерал Шатилов не хочет усугубления конфликта "титанов", поэтому решился на этот сомнительный шаг, но чтобы пойти на подлость, отправить ординарца барона в ловушку? Нет, начштаба не мог. Знал о рапорте подполковник Краснов и...штабные писари, которые снимали с него копии. Или все же Краснов не исключается. Вот почему Гулливер такой наглый и осведомленный. Но для чего понадобилось ставить в известность этих бандитов? Только с одной целью: чтобы копии рапорта попали к большевикам. Сюда они пока не дошли, вот и расчет на "зеленых". Говорят, что ни за белых, ни за красных, значит, за тех, кто больше заплатит. Комиссары много дадут, чтобы разнести по всему свету, документально подтвержденный, конфликт генералов Белой армии. Тогда Англия окончательно перестанет помогать добровольцам, будет продолжать давить на Деникина заключить договор с большевиками. Зачем им это надо? Вероятно, думают, что новая, нищая власть Советов отдаст и продаст им все, лишь бы удержаться наплаву. Ленин ведь отдал в Брест-Литовске русские территории по требованию немцев, так как понимал, что иначе его марксистскому режиму конец. Задумаются и французы, которые все еще не отказывают в помощи армии Юга России. Правда, небезвозмездно: во Францию регулярно идут транспорты с зерном. Союзнички просто так ничего не делают. Но как это ни печально, теперь только на них и надежда.
Все это промелькнуло в голове капитана, он привык мыслить и рассуждать быстро, как и положено ординарцу великого генерала.
Перекошенное смехом лицо "предводителя" напомнило Рябинину физиономию немца, в которого он воткнул штык под Верденом. В предсмертном ужасе и от боли его гримаса напоминала улыбку висельника на эшафоте. В Первую мировую капитан, а тогда еще поручик, воевал в Русском экспедиционном корпусе во Франции. Был ранен, отправлен в госпиталь, затем уже участвовал в прорыве генерала Брусилова. Тот теперь тоже, как и многие фронтовые офицеры, лоялен к большевикам и даже, как говорят, призывает всех "неопределившихся" вступать в Красную армию Лейбы Бронштейна. Что ж, каждый по-своему находит компромисс со своей совестью.
Пинхус протянул руку:
-Давайте, господин капитан, пакет. Вы же разумный человек и надеюсь, не пойдете на обострение ситуации. Зачем? Вы уже поняли, что мне многое известно, и мы не так просто здесь оказались. Только вот не думали, что вас подобьют реально. Стреляют, не пойми кто, по всему что движется. Бедная Россия. Ну, давайте, не будем терять времени.
Рябинин вынул из кармана наган, на что Гулливер только покачал головой:
-Ни к чему, поверьте. Кстати, даже взвести курок не успеете.
К капитану вальяжно приблизился кадет с гранатами, почесал револьвером нос, потом вдруг, пританцовывая, пропел:
"Я был зачат в обшарпанном подъезде, мой папа был отпетый наркоман, ходил в штанах, что стырил на Приезде, носил в кармане сломанный наган..."
-Уймись, Сеня, - оборвал "брата" Гулливер. - Не обращайте внимания, Петр Николаевич, на самом деле Сеня добрый, образованный мальчик из культурной семьи, папа профессор-латинист, мама...впрочем, неважно.
А дальше произошло то, чего никто не ожидал.
Лежавший до этого спокойно, по виду совершенно осоловевший от выпитой настойки Давид Коршунов, вдруг выхватил у "Сени" из-за пояса гранату Рдултовского, стянул с нее предохранительное кольцо...
-А ну, разбегайтесь, жиды-христопродавцы, а то всех подорву! - крикнул он.
К нему невозмутимо подошел Сеня, опять же приплясывая, пропел очередной куплет:
"Подайте, братцы, мне воды напиться, огнем горит разбитая душа, я понесусь по небу быстрой птицей, туда, где мне не светит ни шиша..."
Под смех соратников вынул из рук Давида бомбу, осклабившись, сказал:
-Она же без запала, тоже мне, авиатор Уточкин, ха-ха.
Сеня наставил на лоб Давида револьвер, взвел курок.
Будь что будет, подумал Рябинин, собираясь наброситься на предводителя "Зеленого братства" и с пола, если получится, положить Сеню, матросов и Гулливера, остальные с винтовками, выстрелить не успеют.
Петр уже напряг мышцы, но латышка Илга с недетской силой обрушила на его голову бутылку с настойкой.
"Молодец, девочка", - успел услышать капитан, а потом темнота.