В конце восьмидесятых Анатолий, студент геофака, подрабатывал инструктором на турбазе - водил группы туристов по Поднебесным Зубьям. Группы случались разные, в зависимости от их подготовки выбирался маршрут. Анатолий, сочетая приятное с полезным, исходил за лето все тропки в любимых горах, да ещё и зарплату получал.

- Завтра выходишь, группу тебе подобрала в этот раз нормальную. Думаю, проблем никаких не будет, - бодрым голосом сказала Анна Петровна, старший инструктор.

- Семейные? - спросил Анатолий, помня, как намаялся прошлый раз с шустрыми детишками, пока их родители "культурно отдыхали".

- Нет! Сам увидишь! Вон твои орлы, иди, знакомься!

"Орлы" - восемнадцать крепких мужиков в возрасте от двадцати пяти до пятидесяти, шахтёры, приехали на базу по профсоюзной путёвке. Они преданно смотрели на Анатолия, что называется, ели глазами, всем видом показывая полную готовность к активному отдыху. Что-то в одинаковых взглядах столь разных людей показалось знакомым. Так же старательно глядел на мачеху отец в день зарплаты, изо всех сил стараясь выглядеть трезвым. Насчёт отсутствия проблем с этой группой зашевелились сомнения.

"Ладно, - подумал Анатолий, - где наша не пропадала! Не из таких ещё - туристов делали! Восемь дней - не восемь лет".

Распределил обязанности, назначил завхоза, получил вместе с ним продукты и снаряжение.

Два часа езды до Лужбы шахтёры опохмелялись. Анатолий не препятствовал: всё меньше бутылок останется тащить с собой наверх. Оставалось лишь наблюдать, делая вид, что сохраняешь контроль над ситуацией. Мужики вели себя прилично, других пассажиров не задирали. Хоть за это спасибо.

Вышли из электрички с чувством лёгкости и свободы.

Прошли немного по берегу и начали грузить рюкзаки в лодки, чтобы переправиться на другой берег Томи, откуда начинался запланированный маршрут. По тому, как тяжело падали рюкзаки на днище, издавая жалобное бряканье стеклотары, инструктор догадался, что осталось не так уж и мало. Шахтёры шли медленно, кряхтя под тяжестью драгоценной ноши, которую бережно опускали на землю во время частых перекуров. Встали на обед в устье ручья Алгуйского. Расстояние, которое должны были пройти за час, с трудом преодолели за три. Анатолий понял, что сегодня - группа не ходовая.

   "Что ж, пойдём на компромисс - сделаем полуднёвку. Пусть ребята лишнее выпьют, съедят, а завтра налегке двинемся дальше", - решил он.

   - Эх! Обстановочка! - обрадовались шахтёры, - это тебе не в забое: травка, солнышко - лепота!

Быстро разбив лагерь, сварили обед.

- Вот всё плохо, плохо, плохо, и вдруг - хорошо! Выпьем за нас, мужики! Славно, что мы решились на этот поход! - прозвучал первый тост.

Основательно закусив, шахтёры организованно разделились на две группы и уселись на бережку играть в карты на высадку. Кто проигрывал пять раз - доставал бутылку из своего рюкзака. Под водочку время катилось так же быстро, как воды сбежавшего с гор Алгуйского ручья. Шахтёры жадно вдыхали густой от ароматов разнотравья воздух, с непривычки часто кашляли, отхаркивая уголь из лёгких.

Вечером на общем совете Анатолий озвучил планы на завтра:

- Нужно взять Шорский перевал и спуститься на реку Малый Казыр, по тропе подняться до ручья Высокогорного, где стоит Большой приют. Вот там, действительно, лепота, мужики! Не то, что здесь - проходной двор!

   - К-командир! - слегка заикаясь, миролюбиво сказал Валера, староста группы. - А д-давай поживём здесь! Как н-надоест - так и пойдём! Нет, ты п-пойми правильно, ребята только из забоя, солнышко увидели. К-красота! - повёл он в сторону могучей рукой.

- А т-тут идти к-куда-то! - Валера приобнял за плечи инструктора, возвышаясь над ним на целую голову.

Анатолий не стал возражать. Не завтра, так послезавтра им всё это надоест - тогда можно будет продолжить маршрут.

Наутро всё повторилось. Спиртное, завтрак и карты. К обеду водка у мужиков неожиданно кончилась, и проигравшие бегали за ней на станцию: три километра до реки, потом вплавь через Томь, так как лодки курсировали только к прибытию электричек, ещё километр до магазинчика на перроне. Итого: восемь километров в оба конца. Особо одарённые умудрились сгонять раза по четыре. Купить сразу несколько бутылок - то ли не соображали, то ли надеялись, что больше не проиграют.

Инструктор с тоской ждал, когда шахтёрам наскучит сидеть на одном месте, и они выйдут, наконец, на маршрут. Было очевидно, что мужикам всё больше и больше нравился именно такой "поход".

   Анатолий не хотел обижать шахтёров, но и пить больше не мог. Его душа рвалась наверх, к вершинам. На третий день ещё до подъёма группы он убежал на пик Запсиба. Размяться, вдохнуть красоту гор и ощутить полёт. Взбежал на пик, осмотрел окрестности. Вот она - свобода! Высокомерные облака не смели увернуться. Здесь ты с ними на равных. Протяни руку и хватай! Паришь на вершине, как птица!

Жаль, что "орлы" к высоте вовсе не стремились.

Возвращался к лагерю с опаской. Что там у них?

Всё было в порядке: нетрезвые дежурные исправно доваривали ужин. Остальные дружно сидели вокруг костра и привычно держали в руках кружки.

На лицах своих подопечных Анатолий увидел явное осуждение.

- К-командир! - мрачно произнёс Валера, из-под бровей глядя на инструктора. - У Виктора Михалыча сегодня день р-рождения. Он з-заслуженный шахтёр, проходчик. У него одних медалей - к-килограмм. А ты отбился от к-коллектива! Ты нас об-бидел, к-командир!

Анатолий армию служил, про мужское братство понимал... Надо срочно заглаживать вину! Быстро окинув взглядом стол, поднял кружку, заботливо наполненную кем-то до краёв.

- Простите, мужики, не знал. Но мы можем наверстать упущенное! За тебя, Виктор Михалыч! И пусть у тебя всегда будут рядом твои преданные друзья! - выпил, обтёр тыльной стороной ладони губы.

   - Вот, это по-нашему! - заулыбались просветлённые лица, а растроганный Михалыч даже полез целоваться.

   Тут подоспела гречневая каша с тушёнкой. Дежурные щедрыми половниками разложили её по алюминиевым мискам, подобострастно расставили перед каждым едоком и замерли в ожидании. Валера почерпнул полную ложку исходящей ароматом жирной гречки, взял в рот, медленно, со смаком, прожевал, шевеля бровями, проглотил, прикрыв от наслаждения веки, а потом поднял вверх большой палец, только тогда они расслабились, сели в круг сами.

   - Зинка, падла, грит, пропаду без неё! Вон какую кашу сварганили! Песня, а не каша! - скороговоркой бормотал Митяй, крепкий мужичок лет сорока, ловко орудуя ложкой.

Михалыч тут же выдвинул новый тост:

- За нас, мужики, чтоб не пропали без баб, язви их в капусту!

   Шахтёры солидарно выпили и дружно принялись за еду.

- Ну, тебе-то, Михалыч, грех на свою жаловаться, - произнёс Митяй, - твоя Ирина Степановна - женщина, что надо! И сготовит, и рюмочку поднесёт!

- Рюмку, может, поднесёт, но по будням не даёт! - неожиданно брякнул Михалыч.

- Чего не даёт? - опешил Митяй.

- Как чего? Этого, самого! - хитро ощерился гниловатыми зубами Михалыч, с вызовом оглядев притихших мужиков.

- Ну ты, Михалыч, даёшь! Тебе сколь годов-то? Неужель ещё...

- А то, - выгнул грудь колесом Михалыч.

Мужики загоготали.

   - А я вот и рад бы, а после того обвала и бабу не хочу, - тихо сказал Серёга, среднего роста мужик в клетчатой рубахе.

   - А что так? - поинтересовался Анатолий.

   - Вот, понимаешь, Толян, всегда на работу как на праздник иду. На комбайне шахтовом работаю. А в тот раз говорю жене: не хочу, мол, сегодня в забой идти, и всё тут! Она и обрадовалась. Позвони, грит, начальству, у тебя же отгулы есть. И поедем на дачу. Да, аккурат, дело в пятницу было. Я там крышу перебирать затеялся. Сомневался ещё, успею ли за выходные. Вот она и рада, что лишний день на даче отмантулю. Звоню начальству: так, мол, и так. Не охота, что-то идти, сил нету. Николаич, он у нас мужик с понятием, спрашивает, не заболел ли я часом. Нет, говорю, а вот не могу идти, да и крышу чинить задумал. Он грит, ну ладно, Серёга, отгул у тя есть, присовокупи к выходным ещё денёк. Приехал на дачу, сижу на крыше, снял старый рубероид, обрешётку подправляю. Вдруг вижу, жена моя, Валя, лезет ко мне наверх. А на самой и лица нет. Сядь, грит, Серёженька, поудобней, чтоб не свалился с крыши-то. Держись крепче. Участок твой завалило полностью. Обвал на шахте-то. По радио об аварии говорили. Да, мужики, не помню, как тогда и с крыши слез. Это ж надо, а? Я как жопой почуял, не пошёл на работу, а ребята... До сих пор не могу ихним жёнам в глаза глядеть.

   - Да, ладно, Серёга, твоя вина, что ль? Работа у нас такая, - нахмурились шахтёры.

   - У меня в тот раз брата убило, - сказал Митяй.

   - Давайте, мужики, не чокаясь, за братьев наших, что там навсегда остались! - строго и торжественно скомандовал Валера.

   Шахтёры выпили. Молча жевали кашу, сосредоточенно думая о своей нелёгкой судьбе. Шутка ли - весь южный участок со всеми штреками и забоями взорвался, а вскоре был затоплен. И это не где-то там, в далёкой Америке. А здесь, на родной шахте, которую они знали, как свои пять пальцев, куда сами спускались каждую смену...

   - Всё газ, метан этот... Вентиляция не справляется!

   - Ну, да, говорил же брату, измеряйте уровень загазованности, дык нет! - с горячностью, будто пытаясь всё повернуть вспять, кипятился Митяй.

   - Да, ладно ты, сам не знаешь, что ли, как эти замеры проводятся! Если по приборам работать... много ты на-гора выдашь?

   - И не говори! Да и мы приборы ватниками прикрываем, чего греха таить. Только ведь тоже до поры!

   - Сколько техники пропало! Комбайны, струги, электровозы с вагонетками, эх! - столько труда насмарку! - Серёга потёр левую сторону груди под расстёгнутой рубахой.

   - Да что техника, людей жалко!

  

   - Да что людишки, хто их щщитат? Бабы новых нарожают, - подмигнул Анатолию Михалыч.

  

   - Вот с тех пор и бабу-то свою не хочу, - пробормотал смущённо Серёга, продолжая первоначальную тему разговора. - А какая тут связь - сам не пойму.

   - А чужую хочешь? - задорно спросил Митяй.

   - Чужую? Не-е. Я Валю люблю.

   - Это пройдёт! Это от стресса. Вот посидим ещё денёк-другой на солнышке, подлечимся, выхаркаем уголишко из лёгких. Приедешь, да обрадуешь Валю свою, - подмигнул Михалыч, - ну, а сам не сможешь - мы всегда подмогнём!

   Опять раздался взрыв хохота.

  

   Утром сверху пришла группа туристов. Остановились поздороваться. Знакомый инструктор сказал, что они видели на тропе медвежьи следы.

   Шахтёры встрепенулись. Угостив чужого инструктора сигареткой и водочкой, порасспросили подробности. Вскоре группа ушла - торопилась на электричку. Мужики, засидевшиеся без дела, посовещались и решили сделать ловушку. Тут же дружно принялись за работу: отпилили от поваленного ствола толстенное бревно, прицепили его найденной где-то верёвкой к мощной ветке кедра так, что оно горизонтально висело под веткой на уровне груди мужика среднего роста.

   - Задумка такая, - охотно пояснял Макарыч, седоватый шустрый мужичонка, - медведь выходит из леса и нечаянно задевает бревно. Оно отклоняется и, возвращаясь, бьет его. Он злится - толкает сильней, бревно опять - со всей дури бьёт медведЯ - делает ударение на последнем слоге Макарыч. - В конечном итоге - пи...ец Потапычу!

   - Медведь - д-дурак, что ль - толкать б-бревно? - засомневался Валера.

   - Ну, дурак, не дурак, - сказал понимающий в охоте Макарыч, - а это действует безотказно!

   После обеда опять засели за карты. Время от времени кто-нибудь из мужиков подходил к бревну, отклонял его примерно на полметра и отпускал, бревно неизменно возвращалось, уходило маятником в противоположную сторону. Макарыч снова и снова объяснял принцип действия ловушки на медведя всем желающим. Шахтёры одобрительно кивали хмельными головами и возвращались к прежнему занятию.

   Анатолий, смирившийся с положением дел - не хотят мужики идти по маршруту, ну и не надо! - отсыпался в палатке.

   Карточная эпопея продолжалась и после ужина. Тихий вечер плавно переходил в тёплую ночь. От ручья повеяло влажной прохладой. Застрекотали в траве кузнечики, проснулись ночные птицы. Спустившаяся с гор темнота была плотной. В оранжевом свете костра масти едва возможно было различить. Мужики с сожалением отложили карты.

   - Хорошо-то как, господи! - Валера тяжело поднялся, потягиваясь, задрал голову к ярким мерцающим звёздам, обвел сидящих у костра товарищей и зачем-то сообщил: - Пойду отолью!

   - Погодь, Валерка! Я с тобой! - едва сумел подняться щуплый, как подросток, Игорь.

   Он был пьян сильнее других, так как не корректировал количество спиртного применительно к своей массе тела и пил наравне с бугаём Валерой и другими большими мужиками. Пьяная парочка, пошатываясь и поддерживая друг друга, шагнула в темноту.

   Спьяну Игорь не заметил бревна, навалился на него, бревно отклонилось. Игорь по инерции качнулся вперёд, не удержал равновесия и повалился в траву. Бревно, которому он задал при этом приличную скорость, начало возвратное движение, ударило с маху в бок ничего не подозревающего Валеру и опять отправилось в противоположную сторону, где уже начал подниматься Игорь. Подняться ему так и не удалось.

   Вряд ли когда-либо раньше вековая тайга слышала такие маты. Вряд ли она услышит их позднее.

   Валера, угрожая невидимому в темноте врагу, поднялся на карачки, потом встал покрепче на ноги и приготовился. Когда бревно приблизилось, он со всей силы оттолкнул его обратно. Игорёк только что сумел подняться, но не успел выпрямиться, когда его так долбануло в лоб, что он отлетел в сторону и потерял сознание.

   На крики и маты прибежали шахтёры. Бревно методично зацепило ещё двоих, потом ещё одного, последнего. Наконец, всё уладилось. Шахтёры подобрали щуплого Игоря, наиболее пострадавшего от медвежьей ловушки, понесли его к костру и бережно уложили на травку.

   - А ты говорил: медведь - не дурак! - насмешливо глянул на Валеру Макарыч.

   Валера в запале хотел кинуться на Макарыча, но Михалыч, ещё один пострадавший от коварного бревна, предложил принять анестезию.

   Все дружно выпили, расслабились и принялись хохотать над собой и друг другом.

   - Может, отвязать его? - осторожно спросил Серёга.

   - Да ну его! В темноте опять на него нарываться... Завтра по трезвянке отвяжем.

   Ночью разыгралась гроза. Сильный ветер порывами гнул деревья, раскачивал бревно. Ветка, на которой оно держалось, не выдержала, обломилась, бревно со скользом прошло по одной из палаток, завалилось сверху на Макарыча.

   Многоэтажные лексические конструкции разбудили тайгу и лишь недавно утихомирившихся шахтёров. Опять все поднялись, забегали, разожгли костёр. Злополучное бревно откинули в сторону.

   - Может, подальше его отнести? - с опаской предложил Виктор Михалыч.

   - Да пошло оно... - возразил Макарыч, потирая ушибленное плечо, - надо это... чайку попить, нервы успокоить. Где котелок?

   И Макарыч затрусил по тропинке к речке. Набрав полный котелок воды, решил срезать обратный путь - пройти через просвет в кустах. Но тут же зацепился ногой за верёвку, всё ещё привязанную к бревну, растянулся во весь рост, облившись при этом холодной водой. Когда вышел, мокрый, к костру, оказалось, одна штанина разодрана вдоль, и в прореху выглядывает худая белая коленка. В ярости Макарыч приволок бревно к костру, схватил топор и в мгновение ока расшинковал его на поленья, которые начал пирамидкой укладывать в костёр.

   - Не ск-кладывай все, ост-тавь на завтра, - лениво посоветовал Валера.

   - А пусть оно сгорит ярким пламенем к лешему и его бабкам-кикиморам! - в сердцах ругнулся Макарыч.

   Потом переобулся, поставил мокрые кроссовки неподалёку от костра, нашёл в кустах котелок и снова отправился за водой.

   Сильный ветер быстро раскочегарил костёр. Взявшаяся огнём пирамида покачнулась и обрушилась на сохнущую обувь.

   Когда Макарыч вернулся с котелком воды и увидел свои догорающие кроссовки, он даже не стал материться.

   - Судьбу не обманешь, - философски произнёс он и добавил: - Наливайте, мужики, а то уйду!

   Утром шахтёры пришли в себя, посчитали урон, который нанесло проклятое бревно их коллективу и справедливо решили спрыснуть это дело, отправив гонцов на станцию, так как горючее снова иссякло.

   Пока готовился супчик, вернулись гонцы с последними шестью бутылками и тревожной новостью:

   - Водка в магазине кончилась. У продавщицы остался только ящик коньяка.

   Собрание шахтёров вынесло вердикт: надо брать коньяк. Весь.

   Анатолий, утомлённый столь активным отдыхом своей группы, попытался возразить:

   - А зачем нам ящик коньяка?

   Шахтёры переглянулись, насмешливо глядя на Анатолия, непонимающего очевидное.

   Виктор Михалыч сладко зажмурился и начал издалека:

   - Представляешь, командир, мы в шахте. Глубоко под землёй рубим уголь. Каждую смену лезем в забой и рубим уголь, так нужный нашей Родине. Много раз мы мечтали пробить дыру вверх, вылезти в каком-нибудь магазине и доставить прямо в забой ящик коньяка. И вот наша мечта, кажется, сбывается. А ты режешь её на корню, едрит твою кочерыжку! Ты и так, Толян, жестоко нас надул. Так что сиди и не рыпайся!

   Анатолий изумлённо подался вперёд, пытаясь понять, в чем же причина внезапной немилости. Михалыч коротко взглянул на него, презрительно цыкнул зубом и продолжил:

   - Ты нас заверил, что деньги в тайге не нужны. Эх, ты! Хорошо, что шахтёра не обманешь! Короче, доставайте, мужики свои заначки, у кого, сколько есть.

   На замызганную газету, чудом сохранившуюся в походной жизни, стали извлекаться на свет смятые бумажки из самых невероятных мест. На ящик коньяка не хватало. Головы шахтёров как по команде повернулись к Анатолию.

   - Дай взаймы, к-командир, - попросил Валера.

   - У меня только общественные, на обратный проезд. Не дам, - с металлом в голосе сказал Анатолий.

   - Да к чёрту эту электричку, пешком за два дня дойдём! - азартно воскликнул Митяй.

   - Нет, - повторил Анатолий, твёрдо зная, что без билетов он не сможет отчитаться за поход.

   Шахтёры лихорадочно чесали репы. Чем недоступней был ящик коньяка, тем сильнее было желание его приобрести.

   - Мужики! - слабым голосом пискнул Игорь, с большим синяком на голове лежащий в теньке на травке, - у нас ведь полно тушёнки, сгущёнки, да этих... консервов разных...

   - Точно, - обрадовано подхватил Серёга, - это же дефицит! Молодец, Игорян! Удачно на твои мозги бревно повлияло! Продавщица запросто возьмёт консервы в обмен на коньяк!

   После обеда экспедиция из самых надёжных четверых человек двинулась на станцию. Продавщица, честная женщина, сосчитав все деньги, к ящику добавила ещё две бутылки. Мужики донесли ящик до переправы. Соблазн попробовать коньяк был слишком велик.

   - Ну, давай, по маленькой! Всё равно две бутылки лишние! - уговорили они друг друга.

   Коньяк был хорош. Хотелось, конечно, проглотить и вторую лишнюю бутылку. Но чувство совести у самых надёжных было на высоте. Коньяк был бережно перевезён через реку. С гордо поднятыми головами гонцы дошли до лагеря.

   А там вовсю шла приятная суета. В подготовке праздника принимали участие все. Из подручных средств был сделан большой стол, на котором красовались пучки свежесобранной колбы, луковицы саранки, и даже сочные листья лесного щавеля. Макарыч колдовал над папоротником орляком, зажаривая его чешуйчатые спирали прямо на крышке от котелка.

   Ящик коньяка торжественно водрузили на стол. Лишнюю бутылку тут же пустили по кругу, отхлёбывая прямо из горлышка. Да, коньяк был хорош!

   Потом все чинно расселись вокруг стола и завороженно уставились на этот старый деревянный ящик, в котором красовались двадцать бутылок прекрасного армянского коньяка, в качестве которого они уже успели убедиться. Ящик, случайно оказавшийся в магазинчике на богом забытой станции и дождавшийся их праздника. Шахтёры смотрели на коньяк, сглатывая слюну и не решаясь почать ящик. Вот вытащишь из него, возьмёшь одну бутылку - и всё. Это уже не ящик коньяка. Это будет просто коньяк. Просто бутылки.

   Наконец Валера решил нарушить волшебную магию ящика.

   - Я б-больше двадцати лет отпахал в з-забое. Что я п-права не имею? - веско шевельнул он бровями и достал, распечатал бутылку.

   Дальше всё было буднично и привычно. К обеду следующего дня ящик опустел. До конца похода оставалось ещё два дня.

   Анатолий воспрял: жизнь налаживалась! Может хоть немного пройдётся по тайге его странная группа!

   Утром на всякий случай гонцы всё же слетали на станцию. Магазин был девственно пуст. Зато посыльные принесли обнадёживающую новость:

   - Большая толпа рижских туристов, человек сто пятьдесят, в основном - бабы! -движется в сторону Алгуя!

   - На туриаду приехали! - пояснил Анатолий и с недоумением спросил:

   - Ну, а вам-то что с того, что приехали?

   Митяй, потирая руки, произнёс:

   - Я уже договорился. Поможем им поднять снаряжение - они дадут литр спирта!

   - Вы свои-то рюкзаки четыре километра кое-как пронесли, а тут семь километров, да ещё в гору, чужое снаряжение тащить! - с сомнением усмехнулся Анатолий.

   - Обижаешь, командир! Это мы в неволе не можем размножаться. А на воле-то мы ещё - ух! - засуетились шахтёры и все как один, вышли на охоту.

   Рижанки с удовольствием отдавали свои рюкзаки бравым сибирским парням. Мирно беседуя и дипломатично налаживая контакты с прибалтийскими туристками, шахтёры отправились по дороге вверх. Анатолий остался охранять брошенный впопыхах лагерь.

   К ночи все восемнадцать орлов, довольных и гордых своим подвигом, вернулись. Они не только донесли рюкзаки до места, помогли разбить лагерь и заготовить дрова. Они ещё умудрились поучаствовать в фуршете по случаю открытия туриады.

   Обещанный литр спирта и полную авоську невиданных в сибирской глубинке заморских продуктов добытчики гордо принесли с собой. Чинно сели у костра. Пустили по кругу пачку сигарет с фильтром. Разлили по кружкам спирт.

   - Эх! Жалко, что завтра уезжаем! За тебя, Толян, славный поход ты нам устроил. Век не забудем, как отдохнули! - дружно сомкнули кружки, чокаясь.

   Ночь была тихая, звёздная. Шахтёры постепенно разбрелись по палаткам. Выспавшийся днём Анатолий долго сидел у костра.

   Вот ведь ирония судьбы: он так нервничал всё это время, что не смог провести их по маршруту, не выполнил намеченные мероприятия. А люди так благодарили его, что даже стыдно. А что, нормальные мужики. Отдохнули, как сумели.

   До прихода электрички оставалось часа два. Анатолий окинул "орлов" критическим взглядом. Выпито всё, деньги у них кончились. И в магазине водки больше нет, проверено. Значит, предстанут перед светлые очи своих благоверных как огурчики. Спокойно можно оставить их и забежать проведать друга на метеостанции.

   Когда Анатолий вернулся, от увиденного его бросило в дрожь. "Орлы" спали вповалку прямо на платформе. Лишь один, самый молодой из них, Димка, сидел на корточках перед ведром с какой-то бурой жидкостью.

   - Диман, что случилось с народом? Почему все спят?

   Вполне трезвый Диман грустно поведал следующее:

   - Ты ушёл, а тут подъехал грузовой состав. Остановился. Макарыч, он же работал раньше на железной дороге, понимает, он и говорит: вон та цистерна - с вином. У бабульки какой-то выпросили ведро. Макарыч чего-то поколдовал. Через какой-то клапан нацедил ведро, заполнил все котелки наши и ещё всем желающим на станции налил. Их чё-то развезло на жаре, вот и сморились, спят вон.

   - Да вижу я, что спят. А ты почему не спишь? - спросил Анатолий.

   - Дык, не пью я вино, у меня с красного изжога - скорбно признался Диман. - А это тебе берегу. Мужики наказали тебе оставить, - показал он на ведро.

   Тут засвистела приближающаяся электричка. У станции несколько железнодорожников укладывали в сарай инструменты. Анатолий схватил ведро, в котором колыхалось ещё литра три бурой жидкости, подбежал к ним с просьбой:

   - Земляки! Вот вино. Ведро отдадите вон той бабушке. Помогите погрузить моих "орлов" в электричку!

   - Нет проблем! Поможем, конечно! - ответил пожилой рабочий.

   Кое-кто из туристов смог забраться в вагон самостоятельно, остальных рабочие погрузили, как брёвна.

   Когда Анатолий сдавал на базе группу Анне Петровне, та удивлённо сказала:

   - Вот это ты их уработал! - и, обращаясь к туристам, спросила: - Трудный, наверное, поход был?

   Шахтёры молчали, всем видом показывая, как они устали и измучились.

   Анна Петровна покачала головой, потом удовлетворённо кивнула и сказала:

   - Молодец, Анатолий! Вижу, можно тебе доверить группу и посложнее. Студентки мединститута. Выход через три дня. Иди, отдыхай пока!