Молодой рогатый месяц пролетает между веток,
Коротка, как замыканье, ночь несется вдоль состава,
Вдоль гудящего экспресса - голубого, будто вена,
Будто утренняя Вена и вечерняя Варшава.

В гильзе общего вагона - дрожь стекла, шипенье ветра,
Птица-холод поднимает дермантиновые крылья,
А в одной из тощих сумок в запечатанном конверте
Едет маленькое счастье и огромное бессилье.

Свет подвешен лоскутами под срывающейся крышей,
Звуки катятся под ноги, как порожние бутылки.
Крик изогнутой бумаги никому сейчас не слышен -
Только гул и колыбельный бой колес на каждом стыке.

Тормоза скулят, деревья замедляют бег, платформа
Оживает: кошки, тени, кашель рупора, обрывки
Милицейской перебранки... Я тоскую по комфорту,
Я не вытерплю железки. Опротивело, обрыдло...

Время, впрочем, мчится дальше в направлении рассвета,
В предвкушении конечной снова трогается поезд.
Я живу одной надеждой - беспокойной и слепою,
Я везу сердцебиенье в запечатанном конверте:

Не очищенное спичкой, не доверенное почте,
Предназначенное только непридирчивому взору
Адресата в темном платье, помешательство на почве
Одиночества. Не бойся, я приеду очень скоро.