Я опоздала родиться и не успела умереть, итог - моя маленькая жизнь, извилистая дорога, то и дело заводящая в тупик. И вот, когда проблемы становятся нерешаемыми, я просто сворачиваю на обочину и прячусь в кустах, точнее, уезжаю к любимой бабушке. Она живет точно в таком городе, как и мой начинающий мегаполис, только в уменьшенном варианте. Если быть точнее, это деревня, которую не покидает надежда стать настоящим городом. Да что там говорить, из окон маленькой квартиры типичной пятиэтажки я день и ночь наблюдаю за пасущимися коровами, козами и лошадьми, за дымящими трухлявыми избенками и стариками с их пустыми ведрами. Хотя, в конце концов, важно не само место, а твое место в нем.
Приехав туда, сбросив, как обычно, проблемы, перемешанные с городской пылью, и переодев узкие джинсы на свободный сарафан, я снова ощутила сладкое чувство самообмана и самозамены. Привычный круг друзей поблек и стал диким контрастом к новому. Было ужасно непривычно осознавать новое положение: я уже не городская девчонка, но я никогда не стану другой. Как и прежде пытаюсь объяснить все вокруг и, хотя, как и прежде, ничего не выходит, уже не так тошнит от аромата неизвестности и хаоса. В сущности, конечно, ничего не изменилось, и острая боль в сердце нашла себе новое применение... к Никите.
Не помню того дня, когда его не было там со мной. Это история одного детства в двух его трансформациях: городском и деревенском. Первая явно потерпела неудачу, в результате получилась я, зато вторая приобрела молочный загар и истинно русское лицо. Я всегда знала, как Никита относится ко мне, в этом и есть наше главное отличие: я прячусь - он живет. Может быть, от этого моя любовь уже давно корчится на смертном одре, а его, по - детски играя, приводит в движение все вокруг. И каждый раз передо мной встает душащий вопрос: почему я не могу любить его, так же просто и наивно, как он сам?
Так, пытаясь выжать из себя ответ, уже третью ночь подряд, я вдруг услышала неестественный шорох кустов под балконом и окончательно пробуждающий громкий зов: "Оля, проснись, всю жизнь проспишь! (Кстати, всегда хотелось знать, что можно предложить взамен этому привычному действу?) Я люблю тебя, пусть знают небеса! (Скорее, соседи!)" Что делать, выглянув, я смогла таки разглядеть его темную фигуру и блестящие в свете луны глаза... и все поняла. Мне нужно было искать ответ не в его, а в своих глазах и сердце. Там, в ту ночь, с теми же словами я ждала не Никиту, а мужчину, который никогда не станет моим. Пусть он никогда бы этого не сделал, но разве это важно для неприступного городского жителя, живущего мечтами и снами?
В ту ночь я твердо сказала Никите "нет", раздавив его надежды и желания, но не чувства, потому что этот мальчик, с черными от работы руками, пахнущий болотом и свежей травой, чувствовал иначе, сильнее и правдивее. Возможно, это и есть главное отличие горожанина от "деревенщины": все мы выпачканы в грязи, только с их тела ее смыть легко, а вот с нашей души невозможно. И тут стоит задуматься, кто кого должен быть достоин, и кто из нас больше человек, созданный Богом, чтобы чувствовать?
На следующее утро я вернулась домой, к своим окнам, выходящим на дорогу с ее перекрестками, к своим друзьям, спящим, как и я, до полудня, а главное, к несбыточным мечтам, к наглухо запертой двери своего сердца и городской пыли, с ее так и нерешенными проблемами...