- Ты еще взлетишь, ты обнимешь крыльями этот город... Да что там город - весь мир!
- Ты уверен? - Сомнение. Расправляет крохотные крылышки, окидывает их скептическим взглядом. Смотрит на меня не по-детски серьезно.
- Ну конечно... - ерошу ему шерсть на голове. Он, почти против воли, смеется. - Иди сюда. - Подхожу к самому краю крыши, он подходит ко мне, смотрит вниз, испуганно жмется к плечу. Ветер дует откуда-то снизу, неся запахи пыли, асфальта, прелой осенней листвы, людей, собак, металла и бензина. - Смотри, какой у нас город. Какой он светлый и чистый.
- Пап? - Чувствую его восхищение.
- Да?
День и правда был солнечным. Золотая осенняя пора. Тепло. Кажется, люди называют такую погоду "бабье лето". Закат. Кроны деревьев. Ветер. Запахи. Хорошо. Действительно хорошо. Здесь, на крышах, совершенно не так, как на земле. Да мы на землю спускаемся не особо часто.
- А скоро?
- Где-то через год, - я окинул его оценивающим взглядом.
- Что случилось, Осенняя? - я мгновенно повернулся к молодой рыже-коричневой волчице, пытающейся отдышаться.
- Ну как же! - выпалила она. - В стае прибавление! У Гайса и Линики родилась дочь! Летим скорее! Ты, как вожак...
- Должен дать ей имя, знаю, - заулыбался я. - Летим, конечно. - Расправил крылья.
- Пап! Можно мне с тобой? - Сын смотрел на меня блестящими от любопытства глазами.
- Забирайся. - Я лег, позволяя ему угнездиться у меня на загривке. - И держись крепче! - Сиганул с крыши вслед за Осенней.
Я никогда не повзрослею... и никогда не уйдет из меня эта радость - полет и ветер. Через тысячу лет будет - так. И через две. И всегда. Каждый полет - как первый и последний в жизни. Да так по сути и есть! Каждый закат, каждый рассвет и каждый полет в жизни может быть один только раз - и двух одинаковых не сыскать.
Сын восхищался молча. Дар речи небось потерял от такого-то. Но чувства, которые он транслировал вокруг себя, говорили за него. Восторг. Радость. Удивление. Сомнение в собственных силах. Слабеющее сомнение. Уверенность. "Полечу!"
Гайс и Линика жили на краю города, но полет много времени не занял - спасибо попутному ветру. Взволнованный Гайс, видимо заметив нас издали, вылетел навстречу, теряя светло-серые перья.
- Наконец-то! - Выдохнул он, подлетая к нам. - Осенняя, тебя только за смертью посылать!
- Я летела так быстро, как могла! - огрызнулась она.
Мы приземлились на крышу, волчонок спрыгнул с моей спины, и мы вошли в логово.
- Я тоже рад, - улыбнулся я, подходя ближе. - Ну, где тут "прибавление"?
- Вот, - Линика сложила расправленное до этого крыло. Новорожденный волчонок, белая с серым пятном на правом ухе девочка, спал, подергивая время от времени покрытыми пухом крылышками.
- Какая маленькая... - Мой сын протиснулся между лап взрослых. - Ух ты...
- Что? - насторожился Гайс.
- Она похожа на нераскрывшийся цветок, - пояснил он.
- Все дети такие, - сказал я и задумался. Согласно ритуалу, нужно было вырвать перо из крыла и положить его на новорожденную, что я и сделал спустя несколько секунд. Черное перо почти полностью накрыло малышку. - Даю тебе имя Лунная, - придав голосу торжественность, - и пусть луна освещает твой путь.
Все склонили головы и около минуты прошло в молчании. Наконец Линика сказала:
- Спасибо, Север. Погостишь у нас?
- Не за что, - отозвался я. - Погостить? Ну не знаю... Что скажешь, сын?
Волчонок насторожил уши, поднял глаза к потолку и наконец радостно закивал. Ему было интересно увидеть первые дни жизни маленькой Лунной. Вот же ирония - по традиции, вожак дает имена всем родившимся в стае, но не может дать имя собственному сыну. Сын вожака должен выбрать имя сам, когда придет время...