Аннотация: Аллегорическое представление внутриличностных процессов
На невысокой кровати устало лежала нимфа каждого существа. Истомой веяло от каждого изгиба её разбросанного в слабом импульсе тела. Глаза полуприкрыто смотрели туда, где обычно находятся потолки. Две половинки серых с прожилками радужных оболочек и неизменно чёрных зрачков ни в какой мере не выполняли своей функции даже в половину. Нимфа воплощала собой всю утраченную безмятежность мира, остатки которой были выкрадены из руин бывшего спокойствия планеты. Никто не способен оценить всей идиллии картины. Разве видел кто-либо подобную нетронутость творения природы, не испоганенную ни одним антропологическим фактором? Нет.. Эти серебряные волосы, покоящиеся на плоскости небольшим хаосом и сияющие металлическим блеском вокруг головы-хозяйки. Нет, хватит, и так уже слишком много деталей. Вы такого не достойны. Да и способны ли вы оценить это? Нет, только миллионы лет назад в эпоху безмятежности!
Вечность уникальной нимфы была скорее теплящейся иллюзией как для неё самой, так и для тех, кому она подсознательно, но жизненно была необходима. За немногие годы её почти сохранного существования улыбка медленно сползала с её стирильного лица. С каждым месяцем она понимала, на что обречена. С каждой трещиной в её хранилище, с каждой капле й неопознанной жидкости, проникающей в эти щели.. И вот у неё осталась одна кровать. Непоколебимый её трон, последний остов надежд бессознательных иллюзий не только нимфы, что не могла даже бороться за своё неуничтожение, но и неведающих хранителей. Не так давно нимфа всё поняла и смирилась со своей судьбой, неизбежной, как ей казалось. Но куда рухнет мир без последнего своего клочка нетронутых форм? О том неведомо нам, смертным.
Теперь уже понятно, что безмятежность нимфы и кажущаяся её спокойствие, - это уже воплощение фатального смирения и апатичного безразличия. Как чувствует себя последний представитель вида, что оказался в вакууме неизбежности?
Время неизменно убеждало мир в своём течении, и хранилище нимфы заполнилось жидкостью так, что кровать воплощённых остатков псевдонетленности подобралась к верхнему концу сохранявшего пространства. Воплощение всё той же безмятежности нисколько не изменилось и продолжало являть собой эталон своего естества, словно на зло крадущейся гибели.
Но вдруг, в последние моменты считанных минут жидкость резко стала уходить, заботливо опуская книзу обитель несостоявшейся жертвы. Безмятежность тут же испарилась из образа нимфы, теперь она напряжённо сидела в неестественной позе на всклокоченной кровати, что была теперь на самом дне хранилища. Она с тревогой вперила теперь уже широко раскрытые глаза во тьму зияющей разорванности хранилища, куда и ушла вся неопознанная жидкость. С ловкостью хищника оттуда вылетел комок жестокости. Остановившись он дал мгновение, чтобы дать себя опознать. Больше всего он был похож на волка человеческой конституции. На морде царил яростный оскал, в жёлтых глазах пылала беспощадность, а в уголках их преждевременное довольство. Всем своим видом он источал угрозу похлеще всяких жидкостей, волны агрессии так и неслись от него.
У нимфы от ужаса скривились безупречные черты лица, в глазах стоял животный страх, и ничего прежнего не осталось от её нетронутого образа. Не в силах понять или хоть бы представить себе суть происходящего, она выдавила из себя жалобный писк вопроса:
-кто ты?
Человеко-волк вдруг засмеялся какой-то смесью наслаждения и торжества:
-я не потрачу много времени на разъяснения, потому что они всё равно тебе не понадобятся дальше. Я лишь скажу, что я твоя вторая половина, та сторона, что ты собою пытаешься затмить. Я полная тебе противоположность. И я нашёл тебя! Как долго я искал! Мой путь был полон опасных ответвлений, я столько пережил - взгляни на меня! Ещё бы, ты меня не знаешь. Ты не помнишь меня! Что ж, достоин путь мой цели. Настала пора кары, и ты поплатишься за свои глазки и невольное правленье этим миром. Решила всем сама здесь править и устанавливать законы? Нет, я устал быть рабом розог твоих невинных дуновений. И мне плевать, о чём ты знала, а о чём нет, анима. Теперь я буду править в этом мире!
Резким рывком когтистой лапы он порвал союз тончайшей кожи когда-то безупречного тела и, замерев на мгновение от сладости момента, продолжил уничтожение нулевого чуда света. Ошмётки бывшей белизны теперь покрывали всё хранилище. Запыхавшийся вервольф стоял и тяжело дышал, закинув назад голову. И тут же замерло дыхание его. В глаза ворвался испуг несправедливости, и лапы ринулись было закрывать голову, но потолки таких хранилищ, обваливаясь, уничтожают весь мир, в котором и находятся..