Диалог с И. Бродским, 1992

                             Иосиф Бродский. 
             Письма римскому другу (Из Марциала):

       "...Посылаю тебе, Постум, эти книги
            Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?
       Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
            Все интриги, вероятно, да обжорство.

       Я сижу в своем саду, горит светильник.
            Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
       Вместо слабых мира этого и сильных -
            лишь согласное гуденье насекомых. ...


       Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
            но с куриными мозгами хватишь горя.
       Если выпало в Империи родиться,
            лучше жить в глухой провинции у моря.

       И от Цезаря далеко, и от вьюги.
            Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
       Говоришь, что все наместники - ворюги?
            Но ворюга мне милей, чем кровопийца. ..."

                                         Mарт 1972




ОТВЕТ РИМСКОГО ДРУГА

Здравствуй, Клавдий. Я твое посланье
Получил вчера, перед отъездом.
Ты - философ, человек познанья.
Я повязан должностью и местом.

Цезаря давно уже не вижу.
Есть другие для бесед и пира.
Кто-то из философов, как ты же,
Говорил: "Не Городу, но Миру."

Что ж, почетней нет для мужа ссылки,
Чем принять "орла" и легионы.
Как подонки старые в бутылке
Бродят в нас квиритские законы.

Дом мой старый чужд гостей и женщин.
Я - старик, хоть ум мой и в порядке.
Проживу я больше или меньше
И умру в почете и в достатке.

Или смерть приму как полководец.
Скажут: "Вот последний был из римлян."
Пусть в миру другие верховодят,
В дни войны по-прежнему я сильный.

В Ливии и вправду легионы.
И Восток и Север неспокойны.
Древние б квиритские матроны
Дали знать, что мы их недостойны.

Ах, пустое. Римляне устали.
Им бы стол, да женщину под кровом.
Мне Марцел сказал, что мы так пали,
Потому что варвар - цезарь новый.

Видел я недавно перегрина.
Иудей, а с виду небогатый.
Говорил, мол бог у нас единый
И, как раб какой-нибудь, распятый.

Просмотрел твои я, Клавдий, книги.
Благодарен, хоть язык отсталый.
И как член литературной лиги
Преуспел ты, Клавдий, очень мало.

Ныне любят легкие творенья.
Чтобы слово мысли не будило,
Автор разменяет вдохновенье
На размера легкое ветрило.

Что ж до содержания... Не знаю.
Я не стоик, а скорее - циник.
От мороза быстро замерзаю
И чернею на жаре, как финик.

Может благо - цель твоих творений?
Но я знаю: долго или вскоре,
Как заря лишает сновидений,
Блага нас лишает наше горе.

Только горе, Клавдий, существует.
А руины - верная примета,
Что наш разум истинно тоскует
Лишь тогда, когда чего-то нету.

Боги нас с тобою одарили.
Мы бессмертны, потому что живы
Несмотря на то, что оценили
Этот мир: жестокий, глупый, лживый.

Нет покоя, блага нет в природе.
Лишь одна война - всему начало.
Хоть теперь усердие не в моде,
Я поеду. Мне покоя мало.

Клавдий, брось провинцию у моря
И умри достойней и красивей.
Встреть войну - поток трудов и горя.
Наваяй ее стилом, как Ливий.

Не приедешь. Ты известный стоик.
Римлянин, хотя, совсем не воин.
И умрешь в безвестье и в покое,
Плачем блудных женщин удостоен.

Друг твой, старый Постум, понимает
И твое спокойствие земное.
Он тебя любого принимает
И не ждет от Клавдия иное.

Повоюю. Вечный мир устрою.
Приведу рабов. Возьму добычу.
И, как Одиссей, ворвавшись в Трою,
Дам богам вино и сердце бычье.

Получу триумф и Рим забуду,
Всех своих врагов, друзей, знакомых.
Я поеду удивиться чуду,
Дружному гуденью насекомых.

Побываю в местном бедном храме.
Посмотрю на грешную весталку.
Жизнь свою мы выбрали не сами.
Отчего других нам больше жалко?

Легионы собраны за Тибром.
Ликторы явились и легаты.
Кончились сомнения и игры.
Все мы нынче римские солдаты.

Солнце отражается щитами,
И "орлы" плывут над вечным строем.
Клич летит над нашими рядами:
"Слава полководцу и героям!"

                - 1992 -