*У Хурина из Хитлума был брат Хуор, и, как уже было сказано, жена его Риан бежала в глушь и там родила сына Туора, коего взяли на воспитание Темные Эльфы. Сама же Риан легла на Холм Убитых и умерла. А Туор рос в лесах Хитлума, был он прекрасен лицом и статен, доблестен и мудр. В одиночестве бродил он по лесам и охотился там, стал он изгоем, не общаясь ни с кем, кроме редких бродячих эльфов, скрывающихся в глуши.
В свое время Ульмо, как говорится в легенде о падении Гондолина, устроил так, что Туор пришел к реке, вытекающей из озера Митрим в центре Хитлума под землей и катящей быстрые свои воды через большое ущелье, Кирит-Хэлвин, Ущелье Радуги, а затем впадающей в конце концов в западное море. Ущелье назвали так, ибо там всегда плясали радуги, которые возникали в белой пене порогов и водопадов, когда на нее светили солнечные лучи.
Потому уход Туора не заметил ни один человек или эльф; не было о нем известно и оркам, и иным шпионам Моргота, коими полнился Хитлум.
Долго странствовал Туор по западному побережью, идя на юг; в конце концов прибыл он к устьям Сириона, к песчаной дельте, населенной множеством морских птиц. Там набрел он на одного нома, Бронвэ, который бежал из Ангбанда и, происходя из народа Тургона, искал путь к скрытому жилищу своего владыки, молва о котором шла среди пленников и беглецов. Бронвэ пришел в те места длинными, петляющими восточными тропами, и хотя не пылал он желанием приблизиться к тем землям, где был рабом, все же решил отправиться вверх по Сириону на поиски жилища Тургона в Белерианде. Он был полон страха и очень осторожен и помог Туору в его тайном пути, когда шли они ночами и в сумерках, и орки не заметили их.
Сначала пришли они в прекрасную Землю Ив, Нан-Татрин, которую орошают Нарог и Сирион; вся земля та была еще зеленой, сочные луга полнились цветами, и пело множество птиц; так что Туор медлил там, будто под воздействием чар, и казалось ему желанным поселиться в той земле после угрюмых земель севера и утомительного странствия.
Туда прибыл Ульмо и явился пред Туором, когда тот стоял вечером в густой траве; о величии и мощи этого видения поется в песне Туора, что он сложил для сына своего Эарендэля. После этого голос моря и тоска по нему всегда жили в сердце и слухе Туора; и временами овладевал им непокой, что и увлек его в конце концов в глубины царства Ульмо.*
*Источник: "The History of Middle-earth", Volume IV, "The Quenta", pp.169-170
**Но ныне Ульмо повелел ему спешить в Гондолин и указал, как можно найти тайный вход; и передал послание от Ульмо, друга эльфов, Тургону, приказав Тургону готовиться к войне и битве с Морготом до того, как все будет потеряно, и вновь послать вестников на Запад. Также должен был Тургон послать призыв на восток и собрать, если возможно, людей (кои ныне умножились и населили многие земли) под свои знамена; и для этого замысла Туор подходил как нельзя лучше. "Забудь", - советовал Ульмо, - "о предательстве Ульдора Проклятого и вспомни Хурина; без смертных людей эльфы не смогут одолеть балрогов и орков". Следует прекратить вражду и с сыновьями Фэанора; ибо в то время, время последнего сбора и последней надежды номов, каждый меч будет на счету.
Ужасную, смертельную битву предсказал он, но если Тургон решится на нее, то победит и сломит мощь Моргота, исцелит все раздоры и возобновит дружбу людей и эльфов, от которой придет в мир величайшее благо и слуги Моргота не будут больше тревожить его. Но если Тургон не пожелает идти на войну, тогда он должен покинуть Гондолин, увести свое народ в устье Сириона, построить там флот и отправиться искать Валинор и милосердие Богов. Но в этом совете кроется больше опасности, чем в первом - хотя может показаться, что это не так; и горестна тогда будет участь Ближних Земель.
Ульмо взял на себя сию заботу из любви к эльфам и потому, что ведал он - немного лет пройдет, прежде чем решится участь Гондолина, если жители его останутся за своими стенами, и тогда никакой радости и красы не сохранится в мире из-за злобы Моргота.
Послушные воле Ульмо Туор и Бронвэ отправились на север и пришли в конце концов к тайному входу; войдя в туннель, достигли они внутренних врат и там часовые взяли их под стражу. Так увидели они прекрасную долину Тумладен, подобную зеленому самоцвету среди гор; а посреди Тумладена увидели они Гондолин Великий, град семи имен, белый, сияющий издалека, чуть тронутый розовой краской рассвета. Их повели туда, и они прошли сквозь стальные врата, и пришли к белым ступеням королевского дворца. Там Туор говорил о поручении Ульмо и голос его нес в себе отблеск силы и величия Владыки Вод, так что весь народ дивился на него и выказывал сомнение, что он лишь смертный человек, коим назвал себя. Но Тургон стал горделив, и Гондолин был прекрасен, как память о Туне, и верил король в тайну и неприступность стен, так что и он, и большая часть народа не хотели подвергать град опасности или покидать его, не желали они и вмешиваться в беды эльфов и людей во внешнем мире, не желали и возвращаться сквозь ужасы и опасности на Запад.
Мэглин всегда говорил против Туора на советах короля, и слова его были тем более вескими, что отвечали чаяниям сердца Тургона. Потому Тургон отказался следовать велению Ульмо; хотя среди мудрейших его советников были те, кого охватило беспокойство. Мудрое сердце было у дочери короля, мудрее, чем у других дочерей эльфинэссе, и она всегда поддерживала Туора, хотя и бесплодны были ее слова, и на сердце ее легла тяжесть. Прекрасна она была и высока ростом, почти достигая статью воина-мужчину, а волосы падали на плечи золотым фонтаном. Звали ее Идрилью, а прозывали Келебриндал, Среброногая, из-за белизны ее ног; всегда босая ходила и танцевала она на белых улицах и зеленых лужайках Гондолина.
После Туор поселился в Гондолине и не отправился созывать людей востока, ибо удержали его блаженство того града, краса и мудрость его жителей. Высоко поднялся он в милости Тургона, ибо стал он мужем могучим статью и разумом, глубоко постигнув знания номов. Сердце Идрили обратилось к нему, а его - к ней, и Мэглин скрежетал зубами, ибо он вожделел к Идрили и, несмотря на их близкое родство, желал овладеть ею; к тому же она была единственной наследницей короля Гондолина. В сердце своем лелеял он замыслы, как бы ему изгнать Тургона и занять его трон, а Тургон любил его и доверял. Но Туор все же взял Идриль в жены, и народ Гондолина устроил в честь их свадьбы веселый пир, ибо Туор завоевал все сердца, кроме Мэглина и его тайных приверженцев. Туор и Берен единственные из смертных людей взяли себе жен из эльфов, а потом Эльвинг, дочь Диора, сына Берена вышла замуж за Эарендэля, сына Туора и Идриль Гондолинской, и единственно в их роду кровь эльфов влилась в жилы людской расы. Но пока Эарендэль был лишь малым ребенком: прекрасен был его облик, в лице сиял свет небес, и обладал он красой и мудростью эльфинэссэ, а также силой и стойкостью людей древности; голос моря звучал в его ушах и сердце, как и у Туора, его отца**.
**Источник: "The History of Middle-earth", Volume IV, "The Quenta", pp.176-178
***Как-то раз, когда Эарендэль был еще мал, а дни Гондолина были спокойны и радостны (но сердце Идрили предчувствовало дурное, и предвидение окутало ее как темная туча), Мэглин вдруг пропал. Мэглин более всего другого любил работать в шахтах и искать залежи руд; он был владыкой и предводителем тех номов, что трудились в горах вдали от города, добывая металл для орудий мира и войны. Но часто Мэглин с несколькими товарищами выходил за пределы гор, а король и не ведал, что закон его нарушается; и случилось так по воле судьбы, что Мэглин был взят в плен орками и предстал перед Морготом. Мэглин не был слаб и труслив, но пытки, коими ему грозили, сломили его дух, и выкупил он свои жизнь и свободу, открыв Морготу место, где находится Гондолин, и пути, по которым его можно достичь и атаковать. Велика была радость Моргота, и он пообещал Мэглину владычество над Гондолином, как своему вассалу, и овладение Идрилью, когда город будет взят. Вожделение к Идрили и ненависть к Туору тем легче привели Мэглина к отвратительному предательству. Но Моргот послал его обратно в Гондолин, дабы его жители не заподозрили предательства и Мэглин смог бы помочь атакующим изнутри, когда придет час. И Мэглин так и жил в чертогах короля с улыбкой на лице и злом в сердце, пока тень все плотнее окутывала сердце Идрили.
В конце концов, когда Эарендэлю исполнилось семь лет, Моргот был готов, и напустил он на Гондолин своих орков, и балргов, и змеев, из коих сделал он драконов многих ужасных форм и обличий для взятия города. Воинство Моргота прошло через северные горы, самые высокие, где стража была наименее бдительна, и произошло это во время праздника, когда весь народ Гондолина стоял на стенах, ожидая восхода солнца и распевая песни; ибо то было утро праздника, который называли они Вратами Лета. Но красный свет окрасил горы на севере, а не на востоке, и враг не останавливался, пока не дошел до самых стен Гондолина, и Гондолин оказался в безнадежной осаде.
О деяниях отчаянной храбрости, кои свершили предводители благородных домов и их воинов (не последним был среди них Туор), много сказано в "Падении Гондолина": о смерти Рога за пределами стен, о поединке Эктелиона Фонтанного с Готмогом, предводителем балрогов, на королевской площади, в коем они убили друг друга, о защите башни Тургона эльфами из его дружины, пока башня не была разрушена. С великим грохотом разрушилась она, и Тургон погиб под обломками.
Туор хотел спасти Идриль от опасности разоряемого города, но Мэглин схватил ее и Эарендэля; тогда Туор бился с ним на стене и сбросил его вниз, навстречу гибели. Туор и Идриль повели остатки жителей Гондолина, стольких, сколько смогли собрать в суматохе горящего города, вниз, в тайный подземный ход, что приготовила Идриль в те дни, когда сердце ее чуяло недоброе. Он еще не был закончен, но выходил далеко за пределы стен на севере равнины, там, где горы были наиболее далеки от Амон-Гварета. Те, кто не пошел с ними, но последовали древним Путем Бегства, ведущем в ущелье Сириона, были убиты драконом, коего Моргот, предостереженный Мэглином, поставил стеречь врата. Но о новом подземном ходе Мэглин ничего не знал, и никто не думал, что беженцы изберут путь на север, туда, где горы были самыми высокими и ближе всего подступали к Ангбанду.
Дым от пожарищ, пар от прекрасных источников Гондолина, иссушенных пламенем драконов севера, окутал долину мрачными туманами; и это помогло бегству Туора и его отряда, ибо от выхода из туннеля до подножия гор лежал еще длинный путь, открытый всем взорам. Они сумели все же добраться до гор, полные скорби и несчастные, ибо высокогорье было холодным и страшным, а среди них было много женщин с детьми и раненых мужчин.
Там был ужасный перевал звался Кирит-Торонат, Орлиное Ущелье, где под сенью высочайших пиков вилась узкая тропа, по правую сторону которой возвышались отвесные скалы, а по левую - зияла страшная пропасть, обрывающаяся в пустоту. Беглецы растянулись вдоль этого узкого пути, когда наткнулись на засаду из морготовых воинов, и их предводителем был балрог. Это едва не привело к смерти всех беглецов, не спасла бы их и отчаянная отвага златовласого Глорфиндэля, предводителя Дома Золотого Цветка Гондолина, если бы в последнее мгновение не пришел им на помощь Торондор.
О поединке Глорфиндэля и балрога на остроконечной вершине скалы того перевала поют песни; оба противника рухнули в бездну и погибли. Но Торондор поднял тело Глорфиндэля, и эльфа похоронили под курганом из камней возле перевала, на кургане позже выросла трава, и маленькие цветы, похожие на желтые звезды, цвели среди каменистых пустошей. Орлы Торондора устремились вниз, атакуя орков, и те бежали, пронзительно воя; все они были убиты или сброшены в пропасть, поэтому весть о беглецах Гондолина нескоро достигла слуха Моргота.
Преодолев трудный и опасный путь, беглецы из Гондолина пришли в Нан-Татрин и отдыхали там некоторое время. Там исцелились их раны и усталость, но горе не утихло. В той земле справили они тризну в память о Гондолине и погибших: прекрасных девах, женах и мужах, и короле; а о Глорфиндэле, любимом всеми, спели они много прекрасных песен.
Там Туор спел Эарендэлю, своему сыну, песню о том, как Ульмо пришел к нему в давние времена, как видение моря появилось посреди суши, и тоска по морю пробудилась в его сердце и сердце сына. Потому они снялись с места с большей частью народа и отправились к Устью Сириона на морском берегу, и поселились там. В тех землях они смешались с небольшим народом Эльвинг, дочери Диора, что бежал туда немного раньше.
Тогда Моргот решил в сердце своем, что достиг полной победы, ибо мало он беспокоился о сыновьях Фэанора и их клятве, что никогда не вредила ему, а всегда оборачивалась величайшей пользой. И посреди черных дум своих он смеялся, не жалея об одном потерянном Сильмариле, ибо рассчитывал, что из-за него последние эльфы исчезнут с лица земли и не потревожат более мир. Если даже и знал он о поселении у вод Сириона, то никак не показывал этого, выжидая урочное время и надеясь, что клятва и ложь сделают свое дело***.
***Источник: "The History of Middle-earth", Volume IV, "The Quenta", pp.172-175