Мирослав Поперняк : другие произведения.

Волшебна хворостина

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Одна из первых попыток написать стилизацию. Очень люблю сказки Бориса Шергина, поэтому после объявления темы четвертого конкурса ЖЖ-сообщества "Мини-проза", вопрос - КАК писать? - не возникал. Низкий поклон Дарье Булатниковой за редакторскую правку. Рассказ опубликован в сборнике "Сказки магов".

Волшебна хворостина

  
   Знамо дело, есть ышшо скучные люди, которы не верят в Волшебство. Не слухай их, хоть и провещают они человеческим голосом. Мыслишки у них самы низменны, надежды на чудо и той нет. Так-то вот испокон веку сладилось. А што поделать-то? Ну ладноть, есть у меня один сказ об словах волшебных. Таперича садись, да на ус наматывай...
  

***

  
   Давным-давно жил старый волхв Михей со своима сынами. Трое парнишков росли, набирались уму-розуму, жили не тужили. Лес вокруг - раздолье для мальчишьих забав. Не само последно житьишко им выпало. Зимой батя волшбою пропитание добывал. Иногда, ежели старался, даже котлетов бывало наделат, а летом и чаща выручала: грибов там и ягод всяких - видимо-невидимо. Медок диких пчел, опять же.
   Как наступил год Вяза Михей почитай все время в горнице сидел, да что-то писал. Выдавит черничный сок в стеклянную флякону, да так и выводит гусиным пером. Царапает бересту. Старается, аж кончик языка видать. Сыновья молчали, только диву давались - чем толщее книга, тем старее и старее батя становился.
   Долго бы так и продолжат, да вот оногды, волосы Михея што тот лунь сделались и настало время преставиться волхву. Призвал он сынов в избу и говорит:
   -- По-настояшшему нать бы вас оженить, да внучков дождать. Но пришел мой смертный час. Весь скарб мой - изба, амбар, да книга, ту шо сам написат. Подходьте один за другим, молвите свой выбор.
   -- Изба мне по старшинству полагается, - молвил старшой сын Влас. Изба большая, на первом венце порог, на втором - потолок, окна и двери буравчиком провернуты. Ставни резные, с узорами дивными - чай не даром сам тачал-то.
   -- Што ты, братец, одичал, што ли?! Давай по честному делить, - пухлые щеки среднего Явора аж пятнами пошли. Плюнь - зашипят как утюг чугуниевый.
   -- Што делить-то? - запустив пятерню в русые, под горшок стриженые патлы и нахмурив кустистые брови, вопросил Влас. - Изба мне, амбар - тебе, Ваньке - книгу, да и то... Пусть спасибо кажет, что я грамоту не люблю. Делить имушшество не нать, порознь пропадем пропадом в ентом захолустье.
   -- Я тож не люблю, - соглашаясь про себя с ненадобностью мудреного дара, кивнул Явор. - Только изба-то и мне может сгодиться. А вот амбар возьми себе.
   -- Разуй-ко уши-то да сам слухай, што я надумал! Хто с нас двох более хозяйственный?
   -- Погодь... - недоросший ус над верхней губой топоршшылся во все стороны. - Выходит я.
   -- Значицца тебе и учет припасам вести, а я ужо за избой присмотрю.
   Крива улыбка середнего сменилась довольной физиогномией и Явор кивнул старшому, соглашаясь на амбар. Ухмыльнулся Влас в пышный соломенны ус, подтянул кушак, одернул рубаху домоткану, да вышел вон из избы, отцу так и не поклонивши. Вышедши на подворье, крякнул с досады: в окне бычий пузырь лопнул, крыша деревянна прохудилась.
   Влас за пороги - и Явор за им. Стоит, амбар рассматриват. Лоб моршшыт: замок иржа поедом поедат, забор аки пьяный служивый - разве што не падат.
   Пока спорили братовья, ночь сделалась. В темной горнице остался один младшой Ванька. Запалил лучину, придвинул дубову табурету до стола и раскрыл переплет кожаны. Сидит, да берестой шелестит. Губами шаволит - читать принялся. Батя на печке лежит, почти уже не дышит. И тут грудь впалая подымат, закашлял старик.
   -- А што ты, дураково поле?! - прочистив горло, спросил Михей у младшего, - Неужто супротив братьев пойти не мог?
   -- Ну а мне-то како дело? Читать буду. Да тебя, батяня, поминать...
   -- Ну тады не спокаиссе, што такой выбор сделал, - молвил это Михей и помер тотчас.
  

***

  
   Схоронили батю. А по волхвовым обычьям, сидеть три ночи у могилы нать. Сколько сынов - столько и разов. Хто будет? Засумлевались старшой, да середний. Лениво им в караул идтить - хозяйство поднимат охота. Авось путник какой забредет, копеюшку, а мош и цельный алтын за приют оставит. Вот так, сославши на заботы дневные, на необходный отдых ночной, спроворили они Ваньку на погост:
   -- Ставай ты, дармоедина! Все одно проку с тебя на подворье никакого.
   Младшой взял краюху хлеба, да берестяной туес - из ручья воды штоб набрать, книгу странну за пазуху запихнул, и пошел поминат Михея службой у могилы. А в полночь разверзлася земля на погосте и отцовый голос оттель спрашиват:
   -- Это хто тута?
   -- Я тута, папенька, сижу, да книгу твою читат. Луна полна, вельми много света дават.
   -- Ладно, Ванятка, подожду ышшо, - и могила закрылась.
   Испужался отрок, только долг его не пускат. Последну службу батяне справить, как след нужно. Дрожал Ванька, как лист на ветру, но утра дождат. Светать стало, и подался он домой. У ворот старшой, руки в боки, встречат.
   -- Што испужалсси? Лицо бледно, што известка.
   -- Батяня со мной разговариват.
   -- Ась? - спросил Влас и от чуши такой несусветной ажно зубом цыкнул.
   -- Батяня со мной разговариват.
   Посмеялся Влас.
   А вечером братовья Ваньку опять за порог гнат: -- Иди, сторожи отчу могилу-то. Нам отдыхать надобно.
   Опять взял младшой краюху хлеба, да берестяной туес, да книгу, и потрусил на погост. Служба у могилы - свято дело, хоть и боязно. В полночь разверзлася земля и опять отцовый голос слыхат:
   -- Это хто тута?
   -- Я тута, папенька, сижу, да книгу твою читат. Луну тучи закрыват, так я лучины с пня наколол и запалил серниками, штобы света достатно было.
   -- Ладно, Ванятка, подожду ышшо, - и могила закрылась.
   Пуще прежнего испужался отрок. Светлым днем думал, што померещилось вчерась, а тут тако дело! Но долг - есть долг. До утра дождат надобно. Как третий петух завел песню, так и подался младшой домой. У ворот Явор, тощей рукой пух над губой верхней теребит. Встречат.
   -- Што нового? Опять испужалсси? Лицо бледно, как борошно, что из под жернова доброго выходит.
   -- Батяня со мной разговариват.
   -- Ась? - глаза лупатые ажно на лоб выскакиват.
   -- Батяня со мной разговариват.
   Посмеялся и Явор, правицей махнул.
   На третью ночь братовья снова Ваньку из горницы за порог гнат: -- Иди, последна ночь осталась. Потом отосписси.
   Младшой согласился, только плошку с жиром да фитилем спросил. Уж больно ветрено, а книгу дочитат охота. Дошел открок до могилы, соорудил крохотный шалашик из веток и запалил фитилек. Батянины каракули скоро дочитат. Мысли-то хоть и просты, да вельмо правильны - младшего и слабого в обиду не дай, тело в чистоте держи, не убий, не воруй, девок без сурьезных намерениев не лапай и подол не задирай, жри, да не обжирайся и прочия полезныя советы.
   И снова в полночь разверзлася земля, и снова отцовый голос слыхат:
   -- Это хто тута?
   -- Я тута, папенька, сижу, останни-то листки дочитыват. Я плошку с жиром взял, да фитиль запалил, штобы ветром огонь не задуват. А Луна-то, окаянная, опять за тучами сидит, морду круглую не кажет.
   -- Значицца, Ванятка-то, один ты все три ночи службу правишь? А што Влас, да Явор? Так и не спромоглися, што ли?
   -- Заняты они, папенька.
   -- Страм-то какой! Ох, не тому, видать, я их всю жисть учил.
   -- Так работат же они. Днем устават, ночью - отдыхат.
   -- А ты? Неужто бездельничат?!!
   -- Я, папенька, грибов и ягод собират, подворье подметат...
   -- Тьфу, изводу на них нету. Ну ничего. Вот тебе само главно отцово наследие, - из под земли появилась рука, а в ей - хворостина.
   -- А што мне делать-то с ею? - растерямши, спросил Ванька.
   -- Коли тебе куда съездить верхом надот, стукни хворостиной по старому дубу.
   Поклонился младшой батяне в пояс. Отцова рука потрепала сынка по щеке, а голос напутствоват: -- Ступай домой. Скоро солнце верхи леса позолотит. Пока дойдешь, утро и настат.
   Не успел отрок сморгнуть, рука исчезла.
   Закралась было мыслишка позорна, што и рука и голос привиделись, да вот хворостина-то осталась. А кустов рядом никаких и в помине.
   Воротился Иван домой, братовья с расспросами пристали. Он и рассказал, все как на духу.
   Влас и Явор только потешились: дескать, померещилось тебе со страху, а хворостину сам сломал - мух отгонять. Знамо дело, на што твари крылатые слетаются.
  

***

  
   Года три почитай прошло, как схоронили Михея. И вот оногды воротилися старшие братья с ярмарки с вестью, што цареву дочку черный волхв в гору заточил. Што там у них пошло через пень колоду, никому не ведомо. Што делать? Сидит царевна внутри горы. А гора волшебна - не каменна, а хрустальна. Снаружи видать, а внутрь не пушшат. Бились славные воеводы, бились могучие лыцари, бились просты дружинники, не могут тую гору разбить. Не то, штобы силов не хватило, а влезть на саму верхушку не смогли. Волхв поганый гладку таку каверзу смастерил, и при ентом условию поставил: только в самой вышшей точке стекло заморское разбить можно. А туды, залезти ышшо нать.
   Царь-амператор отгоревал свое и разослал гонцов известить об указе: хто девку из неволи колдовской вызволит, тот и возьмет ея за себя. Еще и полцарства старик пожаловат.
   Задумали Влас и Явор судьбинушку испытать, с другима молодцами силами померяцца. На утро третьего дня, оседлав коней, пустились они в путь-дорогу к горе хрустальной. Авось, им хвортуна усмехнется, да што-нибудь обломится. Поглядел Иван-то на братовьев, да и припустил за ними. Озернулся Влас. Глядь - пыль столбом стоит. Младшой аккурат посередке дороги за ними чешет.
   -- Кисла ты шерсь! Куды мостиссе?! Кака ты, царевне, пара-то?
   Ванька потупил очи, в носу ковырят.
   -- Мне жись не дорога. Пойду-ко и я. Вдруг и мне щастье выпадет.
   -- Дурак ты был, дураком и помрешь! - Явор заорал так, што у младшого ажно ухи заложило.
   -- Могильна ты муха! - Влас во злобе вторил среднему.
   Вот зараза! Вспомнил, как Ванька на погосте батяне за них службу отбывал.
   - Сидел бы за хозяйством смотрел, а тудыть же лезешь. Не тебе на амператорских девок смотрет.
   Ванька скукожился весь. Страшно. Норов у Власа крутой. Перечить - себе вредить, дак захвостнет на один взмах, не обрадуисси.
   Потоптался непутевый на месте, погоревал, нос вытер, и пошлепал домой.
   Скотину Ванька накормил, подворье убрал, в горнице полы вымыл и закручинилсси. Стал думу думат, как бы это и ему щастье попытат. И тут осенило горемычного! Вспомнил он о батяниной хворостине, котору за ненадобностью на сеновал закинул. Взял Иван тую веточку-гнучку, подошел к дубу, размахнулся и стукнул, што было мочи - аж засвистело. Вдруг откуда ни возьмись конь из чиста серебра появилсси. На седле одежонка барска, тож серебряна. Обрядилсси отрок и подивилсси - платье-то, как на него шито. Вскочил Иван на коня, не успел гриву сгорстать (про узду с дури и позабыт), как вмиг подле горы оказался.
   А в той горе царевну видат. Красива царевна, щеки румяны, глаза голубы, коса длинна, толста. Не девка - яблочко наливное.
   Серебряны конь пофыркал, да принялся травку шипат. Ванька же вид делат, што братовьев не знат, а сам наблюдат, как они царевну вызволят примутся.
   Влас на черном коне с места запрыгнуть пыталсси-пыталсси - ништо не вышло. Явор на пегой кобыле с разбегу пыталсси. Ан нет, тож вниз скатилсси.
   Тут Ванькино время подошло. Потрепал ён коня по холке, пятками вдарил по бокам. Скакнул и забралсси высоко-высоко, но до верхушки не достат. Спустилсси, и тотчас умчалсси домой. Как спрыгнул на крыльцо, счез и конь и одежка богата.
   Воротилися братовья. Хмуры, как небо по осени. Иван-то привечат их, да спрашиват:
   -- Как, вы братья дорогие подвиг справили, аль нет?
   Те и вызверились:
   -- Докамест ты полати исподним протират, мы трудами ратными занималисси. Да видать сегоднева не судьба. Гора больно высока и крута. А гладка-то! Был там всадник серебряны, под им конь горяч, так и ён не спромогсси.
   До полуночи старшие угомониться не могли, все стратегии строили. Уморились лишь когда звезды потускнели и на черноту словно кисею белесу набросило.
   Старшие встали поздно - по полудню. Младший на зорьке в анбар сходил, муки набрал, пирогов напек. Наелись Влас и Явор от пуза, дажеть в дорогу пирогов прихватили. Как ни просился Ванька, братовья его с собой не пущат:
   -- Куда тебе, убогому, сиди уж дома. Чай не на прогулку ехат!
   Подождал Иван, покедова пыль из-под копыт не осядет и принялся за работу. Везде прибрался, вытащил хворостину, и к дубу. Стукнул крепко, но послабше вчерашнего. Примчался златой конь, а к луке седла платье парчово приторочено. Никак боярское. Скинул отрок свои обноски, облачился в нарядну одежду, да на коня. Сверкнуло солнце, отразимшись от ездока, и тут же перенесся Иван под гору.
   Братовьям опять не свезло. А Ванька-то подобрался весь и как скочет ввысь. Поднялся чуть не до самой вершины. С пол-аршина всего не хватило-то. Скользнул вниз и молнией прочь метнулся.
   Смурнее прежнего возвернулисси Влас и Явор. А Ванька-хитрец их спрашиват:
   -- Скоро ли царевну из заточения высвободите?
   Те разве што с кулаками не кинулись:
   -- Што зенки бесстыжие раззявил-то?!! Сызнова не подхвартило нам. Был там мушшина на коне, весь златой аки жар-птица сият. Ажно из-под самой верхушки поворотилсси.
   -- Понятственно, - младшой высморкалсси в кулак и про между прочим спрашиват: - А ентого злата много было? Ах кака прелись, небось! Вот бы и мне посмотреть...
   -- Щучий ты сын! На чужо злато рот разевашь? - ощетинившись, што тот еж лису встретимши, прошипел Явор. Влас помахал кулаком пудовым, а Ванька токма руками развел:
   -- Простите, браты любящи, ляпнул с дури-то.
   -- Так-то, сопля пропашша! Знай место, а то куражисси мне тута, - старшой брат приложил кулачишшем по дубовому столу. Ажно самовар подпрыгнул.
   До самого утра не стихали спорщики. Цельну ночь Влас да Явор разводили всяко-разных дискусиев. Ванька, лежа на печи, таких планов наслушалсси, куды там наполеонам каким!
   Как спала роса с разнотравья, поснедали старшие, и снова в путь тронулись.
   Младшой все работы по дому, да по двору сделал-то и за хворостиной потянулсси. Легонько шлепнул дуб, а тут и конь подоспел. Брыльянтовый! А одежка-то через круп перекинута. Закачаисси. Точно - царского кроя. Яхонтами сият, ажно очи слепит. Вот теперя и до горы можно.
   И опять Ванька поглядел, как Влас и Явор заздря страются. Сам же, едва тронул узду, взлетел на саму верхотуру. Конь цокнул копытом, гора хрустальна и раскололась. Вышла царска дочка - красоты неописуемой. Лицом бела, телом гладка. Перси, стать, все при ей. Дух захватыват!
   Отвез Иван царевну в осударевы палаты и сдал на руки фрелинам. А те тощи, што селедки, да кудахчут без умолку. Еле красна девица от них отбилась, кольцо яхонтовое свому спасителю на палец надела и глазки потупила. Благодаствует, значицца.
   Прискакал брыльянтовый всадник домой, едва успел братовьев обогнат. Как на подворье ступил - и конь и одежка, все исчезло, будто и не быват. Одно кольцо осталось. Обвязал руку чистою тряпицей, штобы подарок сховат, а тут и Влас с Явором в горницу ступат.
   Эх, разговоров-то было! И про битву великую, и про змея огедышашшего, и про витязя смелого, и про царевну, што к братовьям чуть на шею не кидаласся. Ванька токма улыбалсси. Видали, вралей-то?
   Заприметил Влас, што младшой странно ведет себя, да пристал с расспросами. Ласковым стал. Голосом слаже меда уговаривал. Ванька не устоял против этой ласкоты, раскис и рассказат, все как было. Про хворостину, коней. Даже кольцо показат.
   Явор недобрым глазом зыркнул и затаилсси, а ночью подбил Власа и сташшили они царевнин подарок. В подполе схоронили. На черный день. А россказням Ваньки все равно не поверили. Што они, хворостины не видали? Стрась эка!
  
  

***

  
   Вскоре царь объявил о свадьбе. Только вот жониха-то и нету. Послали гонцов разыскать молодца, кому царевна кольцо отдат. Заспорили братовья, кому царску дочку в женки брать. Страшно ругались, ажно до рукоприкладствиев доходило. У старшого башка крепче вышла. Так и порешили, что Влас амператором сядет, а Явору министром при ем быть. Достали кольцо, оделись нарядно и ко двору наладились ехать.
   Только за порог, а гонцы тут как тут. Влас им кольцо и показат. Гонцы обрадовались, да ихний енерал, али кто там ышшо (сертук богатый, да сверьху золоты аполеты) слово молвил:
   -- Секретная инструхсия у нас имеется. Жоних должон предстать ко двору всадником в полном брыльянтовом облачении.
   Посмурнели братовья. У Власа таки глубоки моршшины на лбу залегли, будто плуг добрый по пашне прошел. Явор варежку-то раззявил, ворона залетит и не заметит. Стоят оба, глазьми блымают.
   А Ванька выташшил хворостину и к дубу бочком-бочком. Легонько так стукнул и оборотился царевны спасителем - на коне и в одеже нужной.
   А евойных братовьев посадили в казематку, в темну. Чтоб не повадно обманыват енералов было!
   Свадьбу средили хорошу. И стал вскорости Иван всем царством править. Народ доволен - молодой осударь мудро и справедливо дела вершат. Власа и Явора домой отправил, токмо по доброте своей душевной.
  

***

  
   ...Ну, забалакался я тута. У женки короушки, у меня - огород. Борошно на мельнице небось давно готово, да мельник простаиват. Прошлом годе случилось ему осерчать, так все бедны были. И я не буду его гневат. Пора мне домой. Токмо намотай-ка себе на ус, немудреный мой сказ, дружок. Таперича и тебе ведомо не просты слова, а волшебны: долг, честь и совесть. Стерегти их надыть смолоду. Красны имечки? То-то!
  
  
  
   1
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"