Она понравилась ему сразу. Скромно выступив плечом из общего ряда других и мелькнув где-то на периферии взгляда, она заставила его остановится. Хотя останавливаться около дорогих витрин с загорелыми и веселыми манекенами, с энтузиазмом спешащими на отдых куда-то в Куршавель или в кругосветный круиз, Дима совсем не собирался.
Он планировал пройти мимо. Он не думал о покупке куртки, тем более такой и в таком месте. Он вообще не собирался покупать одежду. Человек просто шел мимо, денег у него было в обрез, и тот факт, что он задержался около дорогих витрин и разглядывал со вкусом одетые манекены, говорил скорее о том, что в тот момент он просто нуждался в красоте. Элементарной красоте, которой в его жизни было очень мало. Поэтому, ложась на красивые, выверенные дизайнерами витрин, складки одежд, профессионально подобранные цвета, и сдержанную фактуру дорогих тканей, его глаз всего лишь отдыхал. А немного замедлил шаг он от того, что автор очередной витрины вложил в свое творение идею путешествий. Путешествий красивых богатых людей, от экипировки которых веет далекими горными тропами, дикими перекатистыми реками и покоем вековых лесов. Каким-то другим миром, по которому эти пластиковые люди собираются совершить увлекательное, чудесное путешествие. Вот тут край его взгляда, видимо, и зацепил этот рукав.
Впрочем, до него не сразу дошло, что это был именно рукав. Просто ему стало интересно, и Дима зашел внутрь. Так он тогда это понимал. Зашел, провел взглядом по рядам правильно расположенных вешалок, застывших в лучах хорошо продуманного света и только тут осознал - вот то, что он хотел рассмотреть.
Да, пожалуй, то. Дима повертел рукав из прочной высокотехнологичной ткани очень красивого цвета. Здорово. Да, это оно.
- Хотите посмотреть? Вас какой размер интересует? - поинтересовалась продавщица, высокая девушка с лицом студентки, у которой пятерки по всем точным наукам. Видимо она отвлеклась или просто не разглядела Диму внимательно.
Хотя и не очень внимательного взгляда было достаточно, что бы понять, человек в таких брюках, таких ботинках и в пальто такого цвета мог забрести сюда только случайно. Мало того, оказаться в этой части города он мог тоже только по ошибке. Но он оказался. Приехал на собеседование по поводу работы, а начальник был занят, а секретарь попросил его подождать полчаса, затем еще час, и Дима пошел побродить по округе.
- Меня? Пятдесят второй, - зачем-то сказал Дима.
- Сейчас посмотрю, - улыбнулась девушка и упорхнула куда-то вглубь зала.
Вот ведь попал, стиснул зубы Дима. И со страхом посмотрел на этикетку. Девять с половиной тысяч! Это же больше трехсот долларов. Да он сейчас и за месяц столько не зарабатывает! К тому же платить за квартиру в далеком Подмосковье, ремонтировать машину, и вообще на жизнь Диме нужно было столько, что о покупке какой либо одежды для себя ему следовало забыть. А он заперся в этот дорогущий отдел и теперь будет краснеть. Нет, бежать отсюда, срочно бежать, пока она не вернулась.
Дима повернулся, что бы уйти, и тут увидел точно такую же куртку на манекене в другом конце зала. Нет, я ее все-таки рассмотрю, набрался наглости он. Может быть, когда-нибудь он увидит на рынке что-то похожее, и у него будут соответствующие деньги. Теперь он хотя бы будет знать, что искать.
А ему действительно не хватает именно такой штормовки. С достаточным количеством карманов, удобным кроем рукава, высоким воротником, спасающим от ветров. Дима обошел вокруг куртки, потрогал ее застежки, почувствовал пальцами мягкую дорогую мембрану. Во всем этом был целый мир. Мир красивой мужской сказки с далекими нехожеными тропами, пихтами, отражающимися в глади таежных озер, долгожданным ужином у костра. И чувство усталой удовлетворенности собой и прожитым днем.
- Вот, но цвет, к сожалению, только один. Это коллекционная вещь, - продавщица стояла около Димы с точно такой же курткой, точно его размера, в чем он был почему-то совершенно уверен.
Коллекционная вещь оказалась на редкость легкой. Незаметно, но тщательно проклеенные швы, клапаны для вентиляции, почти невесомая термоподкладка. Померю и скажу, что бы отложили, осенило Диму. Сошлюсь на то, что нужно поменять деньги, не взял с собой кредитную карту. В конце концов, он что, померить не может?
Куртка сидела идеально. Она не стесняла движения и нигде не висела мешком. Мало того, в ней и тело чувствовало себя по-другому. Расправились плечи, подобрался наметившийся живот, и даже ноги уверенней встали на землю. Дима повернулся направо, налево. Перед ним в зеркале стоял совершенно другой человек. Спокойный, уверенный, самодостаточный, за плечами которого тайга, горы и далекие как сказка острова. А ведь кто-то ее купит!
- Замечательно! - сказала девушка. - Я, конечно, не уговариваю, но этот экземпляр словно ждал вас.
- Да, нормально, - нахмурился Дима. И вдруг подумал, что в этой куртке совсем не следует хмуриться девушкам, и, улыбнувшись, добавил, - Мне очень нравится.
- Да, удивительно..., - улыбнулась в ответ та.
Но праздник заканчивался, и суперподходящую куртку нужно было снимать. Прощай, куртка, тебя купит какой-нибудь богатый жлоб и будет раз в год надевать на своей квадратной загородной дачи, когда снизойдет пообщаться с садовником или дворником. Или просто прокатиться на джипе.
- Отложите, а я... Я пойду, поменяю деньги, - сказал Дима, отдавая замечательную куртку продавщице. И со вздохом надел свое тяжелое, неудобное и пахнущую электричкой пальто. Что ж, добро пожаловать назад, в реальность.
- Обменник не работает, - послышалось сзади.
Дима обернулся. Крепкий и явно не бедный мужчина лет пятидесяти пяти - шестидесяти вертел в руках легкомысленную спортивную шапочку с помпоном.
- Да... очень обидно, - испугался он. Сейчас этот богач еще предложит ему поменять начисто отсутствующую у Димы валюту. Что тогда делать? - Придется вернуться в офис, - начал лихорадочно сочинять он. - Вы, девушка, отложите, пожалуйста, отложите...
- Не надо ничего откладывать! - решительно заявил неизвестный и внимательно посмотрел на него. - Вы из бизнесцентра? С восьмого этажа? Я вас там видел. Вот моя визитка, а вот, - повернулся он к продавщице, - моя кредитка. Я плачу за эту куртку ну и вот за эту шапочку.
- Да нет, зачем!? - запротестовал Дима. - Не надо, вы чего?
- Простите, - развел руками мужчина. - Я не хотел вас обидеть. Просто я немного разбираюсь в одежде такого рода. И вы, - он заговорчески подмигнул, - Вы, я вижу, тоже. Ну и чего тогда церемонии разводить, а? - воскликнул он и весело хлопнул Диму по плечу.
Куртку упаковали в красивый пакет с яркой экстремальной картинкой, и, когда Дима вышел из магазина, ему казалось, что все только и смотрят на этот пакет в его руке. Возвращаться на собеседование он не стал - боялся столкнуться в бизнес-центре с тем добрым человеком. Врать ему что-то еще было мучительно, поэтому Дима вынул старый мобильник, и на последние центы наврал секретарше занятого начальника, что его срочно вызвали на старую работу. А сам пошел к вокзалу.
По дороге он думал, как он докатился до такой жизни. Где он ошибся? Что сделал не так? Где не поднажал? Ведь и тот занятый начальник и этот добрый пожилой экстремал - они ведь тоже с чего-то начинали, но где сейчас они, и где он? Хотя... Хотя у него теперь есть эта куртка! Классная куртка, спору нет, хоть что-то, греющее душу.
Когда-то у Димы была малогабаритная квартира в Москве и работа в НИИ. Но начинался капитализм, и жена стала ставить ему в пример разных знакомых и не очень знакомых людей, которые ушли в бизнес. Ушел и Дима. Но вышел неудачно, поэтому и квартира в Москве и возможность нормальной работы остались в прошлом. А в настоящем были случайные заработки, бомбление на старой убитой девятке и недовольная до истерик жена в однушке на окраине далекого подмосковного городка. И страх, что встретит тех, кого он когда-то подвел, с кем не смог рассчитаться до конца, с кем ему очень стыдно будет увидеться. И никаких перспектив. Специалисты по микросхемам давно не нужны, Димины способности, как менеджера оставляли желать лучшего, и даже машину он никак не мог отремонтировать, поскольку, хотя и был по образованию инженер, в технике совершенно не разбирался. А единственно возможный прорыв - устроиться на постоянную коммерческую работу в Москве, если смотреть правде в глаза, выглядел не более реальным, чем перспектива стать космонавтом.
Но люди в таких куртках не сдаются, сказал себе Дима. Сказал, возможно, потому, что на улице стояла весна, светило забытое за долгую зиму солнце, а глубокое голубое небо звало куда-то в даль. Звало уже которую весну, а он все копался в какой-то ерунде. Которая затягивала все больше и больше. Эта ерунда, заполнявшая его бытие, с каждым годом отращивала все большие невидимые, но цепкие руки-щупальца, которые держали его, и чем интенсивнее он барахтался в этой жиже мелких дел и дешевых проблем, тем больше давили и держали. Но солнце светило, небо ошеломляло своей бездонностью, а легкая, почти невесомая куртка в красивом пакете придавала мужества.
И он позвонил Сашику. Сашик был его другом детства, человеком, с которым Дима когда-то попадал в традиционные мальчишеские переделки, потом ходил в походы, тащился за девчонками из соседнего техникума, другими словами делал то, что и следовало делать в том возрасте. С Сашиком все это казалось не таким страшным, и после нескольких рюмок Дима любил вспоминать, как они путешествовали на трехколесных велосипедах, прыгали на стройке с третьего этажа, дрались с гопниками, лазили по пожарной лестнице в женское общежитие и несколько раз даже сплавлялись по порожистым северным рекам.
Потом все это кончилось. Сашик женился, развелся, уехал на север, вернулся и ушел в какую-то свою жизнь. Дима тоже ушел в свою, но она, скажем прямо, не задалась. Она была неуютной и несуразной; все в ней происходило не так, как он планировал, не так, как он хотел, и вот теперь они не виделись уже несколько лет. Но, если бы кто-то в тот момент спросил его, когда ты, Дима, был более всего счастлив, более всего был самим собой, он бы без колебаний ответил, - тогда, в детстве.
И дело, конечно, не в Сашике. Конечно, тот был человеком, для которого жизнь не являлась проблемой. Он всегда находил выход, у него всегда получалось задуманное, его любили женщины, и он всегда знал, как раздобыть деньги. Но там, на порогах, и под проливным дождем, когда руки, держащие весло, сводило от усталости, Дима чувствовал, что и у него что-то получается, что он может противостоять натиску жизни, что он может бороться и побеждать. Эх, вернуться бы туда назад, ощутить все это еще раз! Или... взять, распаковать эту куртку, надеть на себя и явится сейчас к Сашику? Словно с далекой таежной заимки...
Мысль, как это следует из ее содержания, была бредовой, а вероятность, что Сашик свободен, если вообще находится в Москве - близкой нулю, но как знать, может быть именно это обстоятельство и двигало Диминым подсознанием, в тот момент, когда он искал в телефонном справочнике его номер?
- Сань, привет! А я думаю, дай тебе позвоню, - тихо обрадовался он.
И тут, как в сказке, выяснилось, что Сашик рядом. Он застрял в пробке на Сухаревке, жестоко опоздал, отменил встречу и, узнав, что Дима недалеко от трех вокзалов предложил вместе перекусить.
- Нужно же иногда на все плевать, когда вокруг такая хренотень происходит, а? - резюмировал он.
Они встретились в суши баре на Сретенке. Все двадцать минут, прошедшее после звонка, Дима пытался следовать Сашикову совету. Это почему-то показалось так гениально - послать все по правильному адресу и встретиться с другом. Просто так, что бы увидеться. А гулять, так гулять! И Дима, чувствуя себя героем и нарушителем всех запретов и норм, надел куртку. Просто вынул из пакета, оторвал этикетки, разложил по ее карманам телефон деньги и документы и надел, точно отрегулировав шнурки и застежки. И тронулся по улице.
Это было классно! Тело словно проснулось, оно стало легким и не уставшим, а его движения - простыми, правильными и ненапряженными. Странно, этого не было так давно, но они были даже в удовольствие. Но, самое главное, он вдруг почувствовал себя собой. Это может звучать смешно и глупо, но, видимо, произведение скандинавских дизайнеров и тайваньских рабочих выражало что-то его, Димино; подчеркивало нечто сокрытое, и, может быть, даже главное, что было в нем, но никак не могло пробиться наружу. Куртка делала это внутреннее видимым для других, и другие, как показалось Диме, это оценили. И, возможно, все то время пока он шел до Сретенки, невидимые руки-клешни стали держать его слабее. Для этого мельтешащего и кишащего мира, мира центра большого города, он теперь был не просто ничем не примечательной фигурой в мешковатых брюках и дешевом муляже полупальто, а собой, Димой. Тем, кем он хотел себя сознавать, тем, чье отношение к миру, выражено именно этими складками, этим силуэтом, этой мягкой, но в то же время непродуваемой и непромокаемой оболочкой. И даже девушки, встретившиеся на его пути, смотрели на него как-то по-другому. Короче, мир стал играть другого Диму, и ему это нравилось.
- Привет! Здорово! Что тебе заказывать, - взлетела из-за стола легкая складная фигура Сашика в элегантной темной водолазке.
- Да ничего, я только зеленого чая выпью, - замялся тот.
- Чая я тебе уже заказал, и давай не выпендривайся. Что я, один жрать буду?
Сашик был растроган встречей и сентиментален. Он тихо травил анекдоты, вздыхал и мечтательно обещал забить на все.
- И забей, - неожиданно для себя ввернул Дима. - Я тоже готов... Ну, в смысле поддержать компанию и вообще. Правда, мне сейчас и забивать, в сущности, не на что....
- Да? - расстроился Сашик. - А ты не парься. И я не в плюсе. У меня же все баблосы в недвижимости. А это сейчас такая жопа, такая жопа! - и на мгновение задумавшись тут же нашел выход. - Я знаю, что нам надо! - заявил он, и его свободная от палочек рука потянулась к мобильнику.
- Слышь, а ты чего такой малохольный? - поинтересовался он у своего невидимого собеседника. И с полминуты послушав его объяснения, заключил, - Это все хрень. Мы тут все уже придумали. Как что? Вечером объясню. Давай в десять в избе, подгребай перетрем. И Веню бери. Будем вас конкретно вытаскивать.
- Я.. я в десять не могу, - испугался Дима. И приготовился, было, объяснять, что машина сломалась, последняя электричка уходит в половине одиннадцатого, и что жена убьет, но осекся, неожиданно увидев свое отражение в стеклянной двери. Вот он сидит в центре Москвы, с виду бывалый экстремал, рядом не менее бывалый и состоявшийся друг, а он плетет ему... какую-то жалкую чушь!
- Или.., ты думаешь, стоящая мысль? - спросил он Сашика.
И Сашик, засунув в рот сашими, лаконично кивнул.
Место, которое указал Сашик называлось "Изба деда Василича". Оно скромно но стильно выходило крыльцом на бульвар и, судя по маркам стоящих рядом машин, пользовалось успехом у людей совсем не бедных и, что радовало, довольно продвинутых. Увешанный люстрами Хаммер соседствовал со спортивным купе, а большой черный мерс стоял рядом с маленьким "жуком". Но, судя по количеству народа внутри, многие были тут вообще без машин.
- Добрый вечер, - вежливо улыбнулся натренированный парень в скромном сером костюме. - Вы заказывали место?
Дима радостно улыбнулся в ответ и сообщил парню свою фамилию и имя.
- Очень рады видеть вас сегодня у нас, - пропел тот и повел Диму по лабиринтам между столиками. - Приносим вам извинения, у нас не работает отопление, поэтому прохладно и... в общем, куртку сегодня лучше не снимать.
- Ерунда, - обрадовался Дима и тут увидел Сашика в компании двух парней богемного вида и красивой девушки.
У парней были удивительно знакомые лица. Их звали Вениамин и Федор. Вениамин, которого Сашик звал то Веней, то Веником был кругл и почти все время доброжелательно улыбался вне зависимости от того, что попадалось ему на глаза; Федор же был худ, кучеряв и, казалось, то ли раздражен, то ли нервничал, словно минуту назад проиграл в карты родовое имение. Девушка же была просто красива и тихо изучала меню.
В компании чувствовалось небольшое напряжение. Парни что-то ждали от Сашика, но Сашик, игнорировал их вопросительные взгляды и был погружен в свой электронный органайзер, поэтому за столиком установилась странная беседа о погоде и неработающем отоплении. Появление официанта не разрядило напряжение, а скорее наоборот. Все заказали себе текилы, Сашик решил съесть омлет, а Дима зачем-то попросил жасминового чая.
- Мне, пожалуйста, тоже, - сказала девушка, и снова установилось молчание.
- Значит так! - Сашик оторвался от своего смартфона так неожиданно, что Федор и Дима вздрогнули. - Вот! - торжественно объявил Сашик и продемонстрировал всем экран своей электронной машины.
- Чего вот? - не понял Федор. На экране был длинный список продуктов, который замыкали двадцать пять бутылок водки.
- Не волнуйся. Продюссирую я, - успокаивающе выставил вперед руки тот.
- Да? - обрадовался Вениамин. - А есть что?
- Экспедиция, - сказал Сашик. - Паводковая река на севере Валдая. Экстрим, костер..., все что нужно. Все остальное по ходу. Главное, с нами идет Димик...., - неожиданно указал он, - Но это вы поймете и оцените потом. Впрочем, он, собственно, нас и поведет. Заодно.
- Я? Заодно?- удивился Дима. - Возражения следующим пунктом! - отрезал Сашик. - Корче, пять или шесть дней, ночуем в палатках, минимум удобств, ни какой страховки, все натурально. Итак, кто еще нужен для полета?
- А тема? - не понял Федор.
- Отдых! - удивился Сашик, - Попутно изучение родной страны.
Девушка достала блокнот и стала что-то записывать, Веник затеребил подбородок.
- Понял, - неожиданно обрадовался он. - Мы пять, нет, лучше семь дней плывем, то есть идем, и все, все записываем. А потом делаем из этого.. А что, отлично! - поддержал он Сашика, - Мне нравится.
- Тогда Дим, следующий шаг за тобой, - сделался серьезным и значительным тот. - С тебя список экипировки, смета, вариант маршрута, время и прочее. Сколько тебе нужно на проработку?
И Дима понял что, как и много лет назад, Сашик втянул его в какую-то авантюру.
В ту ночь Дима ночевал на вокзале. А на следующее утро поругался с женой.
- Все! Я больше так не могу, - объявила она. - Ты вообще соображаешь, что ты говоришь или нет?! Нет, ты уже ничего не соображаешь! Я вкалываю с утра до ночи, в семье денег ни копейки, а этот..., - не могла найти подходящего эпитета она. - Знаю я все эти ваши экспедиции! И Сашика твоего я насквозь вижу. Я что, не понимаю куда ветер дует? Совсем охренели! В общем, так, мне это все надоело. Хочешь быть бомжом - будь им. Катись и не возвращайся!
И Дима оказался в гараже.
Пахло машинными маслами, пылью, грязью и бензином. Из всего этого возникала какая-то присущая только гаражам атмосфера веселой безысходности. Только Дима отчего-то не чувствовал никакого веселья, зато все остальное заполняло душу тоской, а отсутствие перспектив дополняло эту тоску отчаяньем. Грязные тряпки, полупустые канистры из-под жидкостей, старый багажник и перепачканная одежда. Наверное, если бы Господь-Бог взглянул на него, Диму из своей вышины и заглянул ему в душу, таким же бардаком его душа предстал бы взору Всевышнего. И только в дальнем углу, как остров чего-то родного, Всевышний заметил бы старый самодельный рюкзак. Обломок настоящей жизни, его жизни.
Дима попробовал стряхнуть пыль, залез внутрь. Сапоги от ОЗК, гермопакет, пенка. Нет, он сходит с Сашиком, а потом...
Девятка с наполовину разобранным двигателем, винты и гайки, отмокающие в баночках с бензином. Нет, жить тут совершенно невозможно. Хотя на самом деле, все еще хуже. Жить в этой стране, да и, видимо, вообще на земле, практически невозможно.
- Сань, а мы когда пойдем? - с надеждой спросил он по телефону Сашика.
- Когда? Это ты меня спрашиваешь? А ты вообще где? - не известно чему возмутился тот.
- Я... в районе Сергиева-Посада.
- Да? А ты знаешь, кто с нами идет? Еще один комплект снаряжения VIP-класса. Размер я тебе сообщу. Поедешь в Экстрим или еще куда там и купишь. А ты чего, собственно, не в Москве?
- Дела, - вздохнул Дима. - Гнусные и мерзкие дела...
- Дела! - вскипел Сашик. - У меня тоже дела! Мы с Веней три часа сидели в госдуме с этим перцем, а ты... Бросай все на хрен, и включайся, помогай давай, понял? - и, так же неожиданно, как вспылил, доверительно добавил, - В общем, Дим, байда и все походные шмотки у меня на старой квартире остались. Может ты посмотришь, а? Ну и докупишь исходя из нашего состава. Можешь там и заночевать, что бы зря не мотаться. Ведь выходим в начале следующей недели.
Ура! - мысленно закричал Дима и поехал в Москву.
Старая квартира Сашика была действительно старой, как и весь дом дореволюционной постройки. Некогда роскошные большие квартиры перегородили на несколько совсем не больших, и из парадной с широкими лестницами, громадными арочными окнами и изысканно красивыми плитами пола, вы попадали в узкий коридорчик, где одна из четырех дверей шла в однокомнатную квартиру, весь размер которой, судя по окнам, был примерно равен размеру комнаты этого дома, как ее когда-то задумал архитектор. И, видимо, не самой большой. Вот в этих апартаментах когда-то и жил Сашик.
- А классный дом, - попытался польстить Сашику Дима, заходя внутрь.
- Был когда-то, - согласился Сашик, и начал двигать мебель. - Был, пока совковые строители не приложились. Знаешь, у меня мелькала мысль выселить тут всех из этих клетушек, и сделать нормальную квартиру, но это, оказалось, такой геморрой, такой геморрой! - Сашик сделал плавный рывок и вытянул из-за шкафа громадный чехол от туристической байдарки.
Из последовавшей за этим речи следовало, что в нутрии чехла отличное судно, но его надо бы попытаться собрать. Так, на всякий случай, что бы проверить, не сгнило ли чего. Затем за Димой заедет машина, которую пришлет Федор или кто-то из его ребят, и он будет закупать все остальное. Вот по этой кредитке. Затем составит точный график движения, уложит вещи а он... он пришлет кого-нибудь тут прибраться и вообще помочь. В общем, кажется все, а он будет на связи. Привет!
И только после того как дверь за Сашиком захлопнулась, и Дима сделал два или три бессмысленных круга по квартире, до него наконец дошло, что ближайшие несколько дней он может прожить как нормальный человек.
Это было здорово. Дима стал готовить поход-экспедицию и погрузился в этот процесс с таким энтузиазмом, на который он, как ему казалось, был уже не способен. Пока три крупные тетки, присланные Сашиком, наводили порядок в квартире, он купил карты и выбирал маршрут. Затем полночи безуспешно пытался собрать извлеченную из чехла старую самодельную байдарку, но в результате только поломал в ней кильсон. А в девять часов его разбудил по мобильному ласковый женский голос, сообщивший, что машина скоро будет у подъезда.
В машине Диму ждал водитель и та девушка, которую он видел в компании Федора и Вениамина. Девушку звали Авдотья и два следующих дня они ездили по магазинам, покупая все необходимое.
Авдотья оказалась серьезной и деловой особой. Тем не менее, Дима был вдохновлен ее присутствием. Такой симпатичный помощник, излучающий интерес ко всему, что говорил Дима, и к тому же, на прощание неизменно весело целующий его в щеку, удвоил, а, может быть, и утроил его энтузиазм. А на третий день Сашик не выдержал, и присоединился к ним, что бы купить новые байдарки.
Это было очень кстати, поскольку сам Дима не очень хорошо разбирался в таких предметах, которые нужно собирать и разбирать. Они нудно и долго мотались по магазинам для экстремальных видов спорта и подвалам, где располагались какие-то мастерские, где Сашик мучил продавцов и менеджеров непонятными вопросами и придирчиво щупал разные материалы, из которых были сделаны шкуры лодок. Но, в конце концов, выбор был сделан, и они отметили покупку в каком-то студенческом ресторане на Юго-Западе. А в конце вечера Сашику позвонил Федор сообщил, что с ними едет Чаадаев.
- Вот так! - значительно сжал губы Сашик. И, судя по восторженному лицу Авдотьи, Дима понял, что эта новость является очень важной.
- А кто это? - спросил он, отпивая глоток кьянти.
- Ты чего? Старый, я не понимаю, ты чего? - воззрился на него Сашик и тут же пояснил Авдотье, - Этот парень живет в каком-то другом мире. Ты что, совсем не слушаешь радио? Политикой не интересуешься, на выборы не ходишь, да?
- Ну, хожу, - стал оправдываться Дима, и тут вдруг понял, о ком идет речь.
- Ну, вице-спикер, председатель Совета по развитию. Будущий президент, по мнению кое-кого, между прочим, - подтвердил его догадку тот.
- А чего.. А он это.. Он когда-нибудь вообще, того, ну, ходил? - выпалил Дима, вспоминая все, что он знает об этом человеке.
- Ходил. Правда, давно, - задумался Сашик. - Но ничего, проведем его по троечке, он вроде мужик спортивный. И главное - для него никаких поблажек. В этом вся фишка!
- А... вдруг он не пьет? - зачем-то спросил тогда Дима.
Семь суток экспедиции запомнились как один большой трудный, веселый и интересный день. Их было восемь человек. Кроме Димы, Сашика, Вени с Федором, Авдотьи и Чаадаева с ними пошли два молчаливых спортивных парня, которые, по замыслу Сашика, должны были снимать об их путешествии фильм.
- Скажи что-нибудь для вечности, - попросил он Диму, когда байдарки были собраны, и сто грамм за успех мероприятия покоились в желудке.
И Дима, глядя в поблескивающий в лучах весеннего солнца объектив, закатил речь.
Она началась просто и, как ему впоследствии показалось, безыскусно и даже банально.
- Итак, мы в глухой провинции, - решительно заявил он. - До ближайшей асфальтированной дороги тридцать километров, до Москвы шестьсот двадцать пять. Здесь не работают сотовые телефоны, видимо потому, что почти нет людей: плотность населения в пять раз меньше чем та, которая была здесь сто лет назад. Дорог здесь тоже нет. И, видимо, не было. Но они нам и не к чему. Наш путь особый, он идет по дороге, которая существовала здесь еще до того, как какой-то хитроуиный хомо-сапиенс изобрел колесо. Эта дорога - река Катуча. Сейчас в высокую воду, по ней можно идти от этого места. С холма, на котором мы сейчас находимся, не виден наш маршрут, - Дима простер руку в сторону реки, - Он весь там, впереди. Перекаты и порожки, крутые берега и тихие заводи, поросшие камышом. Сто километров всей этой прелести, затем волок и еще около ста километров по другой реке. И мы, и вы, в общем, все мы скоро все это увидим. В той последовательности, в которой река, покажет нам это. А теперь состав нашей экспедиции.
И Дима пошел представлять всю компанию. А телевизионщики вслед за ним. Видимо, именно в этот момент его и охватило вдохновение, которое он не испытывал еще со студенческих лет, когда был активным и шумным членом команды КВН. Только теперь он не был шумным. Чего шуметь, если жизнь уже поставила тебя на место; зачем зря сотрясать воздух, если выше головы не прыгнешь, и знаешь, что взятая тобой высота ничтожно мала. Поэтому его вдохновение было тихим и мудрым. Как и неожиданное чувство легкости и спокойствия. Его речь потеряла сумбурность, а слова стали строги и просты. Они шли ровно и ясно, не задевая не за что лишнее, и в этот момент Дима почувствовал в себе некую гармонию. Эта гармония охватила и стихшие вдруг кусты на реке, и ветви сосен, на другом берегу. А пока он говорил, за его спиной темнела и разрасталась громадная дождевая туча. Которую, как выяснилось, видели все кроме него, но не обратили внимания. Видимо, так правильно он говорил.
Ливень шел два дня, устраивая иногда небольшие перерывы на час или немного больше. А к вечеру второго дня резко похолодало, и с утра все вокруг оказалось покрыто густым инеем. Вечерний чай в котелке замерз, и Сашик заявил, что сушить вещи, промокшие или отсыревшие за два дня непогоды бессмысленно. И обосновал это тем, что будет намного лучше вечером встать пораньше и, конечно, не в таком мокром и неудобном месте. Стоянка была действительно не первого сорта, поэтому его слова показалось разумными, и все, несмотря на обступивший их неуют, были вынуждены согласиться с таким предложением. Удобное и сухое место показалось целью, достойной того, что бы несколько часов плыть во всем мокром.
Но все пошло не совсем так, как они ожидали. Прошедшие дожди так подняли уровень реки, что препятствия, перечисленные в описании маршрута, стали незаметны, зато появилось множество новых, которые, подчас, были намного сложнее, чем ожидалось. Сначала они останавливались, и просматривали каждое из них. Но скоро снова пошел дождь. Холод, сырость и желание от всего этого избавиться сделали свое черное дело, и очередной перекат решили проходить сходу. И прошли!
Но радоваться было рано. Следующий перекат оказавшиеся впереди Сашик и Чаадаев, не смотря на шум воды, заметили слишком поздно.
- Да мы думали так, фигня, - оправдывался потом Сашик. - Вошли в струю, а там как потащило, как потащило!
Их лодка потерялась в бурунах, и только по мелькавшим среди них веслам можно было определить, что они еще на плаву.
- Идти слева! - нечеловечески громким голосом прокричал Чаадаев, и, следующих за ними Авдотью и Веника это спасло от верного киля. Они явно намеревались сделать точно наоборот.
И они снова прошли! Хотя громадные стоячие волны сделали их еще мокрее чем раньше, а Сашик с Чаадаевым перелетели через громадный обливной камень и в их судне появилась течь.
- Все, я иду первым! - зачем-то сказал Дима, и сразу же пожалел об этом. Потому что не был уверен, что, оказавшись на первой лодке, смог бы вырулить так же как Сашик.
Но ему повезло, порогов больше не было. Потом перестал идти дождь, но начались завалы. Они перетаскивали вещи и лодки по грязным топким берегам, прорубали подходы к воде, и, когда стало темнеть, все же дошли до места стоянки. И тут снова полило.
- Отправляясь в такое путешествие, вы отдаете себя течению, дождям, холоду, зною и комарам с мухами. Вы растворяетесь в природе, вы становитесь ею, - прокомментировал ситуацию Сашик сидя у костра и потягивая виски и чай под названием лобсанг-сушонг одновременно. - Вы растворяетесь и принимаете на себя все вытекающие из этого трудности и неудобства. Но приходит момент, вы ставите палатку, тент от дождя, разжигаете костер, и понимаете, что вам так по кайфу, так по кайфу..!
- Модель жизни, - дополнил эти соображения Чаадаев. - Чем более она активна и наполнена препятствиями, тем больше приносит удовлетворения.
- Вот видишь, брат, нам хорошо, - улыбнулся Дима снимавшему эту беседу телевизионщику. - А вы все думали, что вот попали ребята, да? - и подмигнул неизвестному зрителю. Хотя, всего пару минут назад думал именно так.
А утром следующего дня все увидели солнце, почувствовали теплый ветер, и всю первую половину дня сушились и пили кофе.
Маршрут оказался сложнее, чем предполагал Дима. Но никто не ныл, а Сашик с Чаадаевым даже радовались каждому серьезному порогу. А когда подошли к громадной и длинной трубе, в которую когда-то убрали речку местные лесозаготовители, вызвались пройти ее первыми. Никто не знал, что там внутри, а поток, вырывавшийся оттуда, был весьма сильным, но призывы Федора обнести это страшное место остались не услышанными. Все обошлось, но Дима, пытавшийся робко и, разумеется, безуспешно оспаривать право первенства прохода этого участка, на самом выходе из трубы задел кормой какую-то железяку, и им пришлось клеиться.
Весь маршрут Дима шел с одним из телевизионщиков - худым, но тренированным парнем, который до этого несколько раз ходил на рафтах по сибирским рекам. Парень был молчалив, и снимал даже там, где следовало работать веслом, поэтому в последующие дни они поймали еще пару камней.
Появились заброшенные деревни. Они выходили из лодок и бродили среди поросшей прошлогодними стеблями крапивы следов жизни, которая была тут когда-то.
- Пустыня, - сказал Чаадаев. Применительно к окружающему их пейзажу русского севера это слово звучало странно, но всем почему-то запомнилось и показалось емким и точным.
Они общались с остатками местных жителей, обнаружили старика, который видел электричество раз в месяц, когда ездил на лошади в магазин за двадцать три километра от дома, и не знал, который сейчас год. Они заходили в заброшенные церкви и снимали облупившиеся от времени лики, уцелевшие на стенах.
- Остатки исчезнувшей цивилизации, - вздохнул Чаадаев.
- Почему исчезнувшей? - не понял Дима. - Что-то ведь возрождается.
- Возрождается муляж, - ответил тот. - Муляж того, что когда-то грело эти места, давало людям свет.
- Брось, - сказал Сашик. - Все что делают люди - муляж. Где-то больше, где-то меньше.
- Когда люди вкладывали душу, получалось по-настоящему, - не согласился Чаадаев и его просветленный лик сверкнул на фоне исчезающих в трещинах и подтеках ликов святых и мучеников.
Но было трудно, и тело, отвыкшее от серьезной физической нагрузки, казалось слабым и уязвимым. Ему было то холодно, то жарко; то мокро, то неудобно на плохо обустроенном сидении. Оно чувствовало себя несчастным и брошенным на произвол суровых сил природы. Но тем блаженее был для него отдых, спокойное сидение на берегу во время дневной стоянки или утром, после первой чашки кофе. И, в общем-то, все справлялись.
Больше других страдал Федор. Жизнь на природе, ее жесткий негигиеничный быт, сартир под кустом, сырая одежда и подмокший спальник - все это было ему чуждо, поэтому он иногда канючил, что бы на ночлег встали пораньше, ратовал за то, что бы шли медленней, и страшился порогов. Но под конец втянулся и он. Или смирился. Или и то и другое одновременно.
Веник наоборот радовался. Но его заносило в другую сторону. Он постоянно хотел рыбачить, и часто неожиданно исчезал со своим навороченным спиннингом. А, исчезнув, не отзывался на крики. Засев где-нибудь на берегу укромной заводи он только зверел и беззвучно матерился в ответ на вопли этих уродов, которые опять пугают рыбу. Ладно бы только это, но он еще и вылавливал громадных осетров, которые в первое время Чаадаев и телевизионщики пытались готовить. Однако, приготовить все, что он добывал, было невозможно да и некогда - ведь им нужно было пройти маршрут. Поэтому Авдотье пришлось научиться освобождать рыбу от наживок, которые бедным речным тварям скармливал злодей Вениамин, и она после подробного фотографирования улова выпускала его обратно в воду.
Несмотря на это самой Авдотье все происходящее нравилось. Оказалось, что ее родители были заядлыми туристами и чуть ли не с пеленок таскали ее с собой по всяким труднодоступным местам, и она, погрузившись в походный быт, вспомнила детство. Или, в силу возраста, просто не успела его забыть. На Диму, несмотря на свой богатый походный опыт, Авдотья почему-то смотрела с восхищением, и все время старалась ему чем-то помочь: ставил ли он палатку, разжигал костер или просто паковал вещи.
Ребята-операторы запомнились тем, что один из них отлично играл на гитаре и пел, а второй все время кормил собак. Этих четвероногих тварей этот парень находил буквально везде, а один раз какой-то странный пес вышел к их стоянке, где до ближайшего населенного пункта было не менее двадцати километров. Оператор кормил пса своей порцией риса с тушенкой и чесал за ухом, а утром у них пропал целый пакет с сахаром.
- Конечно, с одной стороны, сами виноваты, - сказал Веня, - Нужно после вечернего чая все за собой убирать. Но с другой стороны, какая коварная псина!
- Да не псина, это волк был, - усмехнулся Сашик, затягивая гермомешок. И Авдотья больно схватила Диму за локоть.
А Сашик просто так радовался. Он то пропадал для общества и молча медитировал на открывающиеся взору красоты, то травил байки и страшные истории про исчезнувших в этих местах туристов, а на привалах иногда приходил в себя и развивал бурную деятельность по приготовлению различных блюд.
Но больше всех Диму поразил Чаадаев. По телепередачам и газетным статьям у него сложилось вполне конкретное мнение об этом человеке как о простом крепком руководителе, талантливом администраторе и вообще грамотном, но не ярком политике. В Диминых глазах он был скорее крупным менеджером, чем политическим лидером. В походе же ему предстал совсем другой человек.
За свои не богатые жизненными успехами сорок лет Дима успел прочитать множество умных и продвинутых книжек по истории и мироустройству вообще. В его голове засели советы Маккиавелли и модель государства Платона, лекции Раджнеша и мрачное водительство Гурджиева. Но вся его продвинутость казалась обычным трепом перед простыми, но казавшимися удивительно глубокими словами этого мужика с лицом провинциального начальника. Впрочем, дело было не в самих словах, которые в отрыве от ситуации показались бы банальными, - тот же Сашик, часто сыпал более эффектными и парадоксальными фразами. Дело было в отношении Чаадаева к происходящему. Оно было каким-то иным.
Дима ломал над этим голову. Иногда ему казалось, что Чаадаев видит сквозь поверхность жизни какую-то ее тонкую скрытую суть, но потом приходила мысль, что он просто намного более информирован все они вместе взятые. Дима ненадолго успокаивался, но тот снова что-то говорил, и ему снова чудилось, что через Чаадаева говорит какой-то великий дух, ниспосланный в Россию от высоких небесных иерархий. Поэтому почти каждый ужин после нескольких рюмок водки ему, несмотря на усталость, хотелось разговорить этого человека.
- Мы в жопе, потому что нам не на что опереться духовно! - провоцировал он его.
- В жопе у кого? - просил уточнить Чаадаев. И этот ответ казался Диме удивительно глубоким и мудрым.
- Он хочет сказать, что мы в жопе у всей цивилизации, - как-то раз поддержал его Сашик, размеренно хлюпая третьей за вечер кружкой чая. - В жопе у мира! И это все потому, что у нас нет национально идеи.
- И не будет, - мрачно заявил Федор. - Потому что кто же нам ее даст...
- Нет, она есть! - вяло откликнулся один из телевизионщиков. - И я бы ее сказал, но изреченная национальная идея - это фуфло.
Тогда Чаадаев грустно посмотрел на телевизионщика, как на малого ребенка, и вздохнул еще раз.
- Идея! - глаза Чаадаева задумчиво прищурились. - Вот мы тут сидим. Ночь, звезды, костер, красивая девушка. Неверная в основе постановка вопроса, - мудро улыбнулся он.
- Ага. Давайте не будем, - повернулся на другой бок Веник. - А то чего доброго опять ужремся. А завтра тридцать километров... Да, Дим?
Веник был как обычно рационален, а Чаадаев - мудр, но на это раз его ответ почему-то вызвал в Диме протест.
- Да! - заявил он. - Конечно! Мы тут за рюмкой можем говорить что угодно, и это ничего не изменит. Будут только слова и демагогия, всякие относительные мысли. Колебания воздуха, которые исчезнут в пространстве. Но может это наш духовный вектор и есть? Ну, в том, что бы сидеть и обо всем этом судить и рядить? Может это, следующий шаг мира? Прорабатывается новая культурная эпоха! Так почему не будем? Потому что не можем, да? А потому и не можем, что не будем!
Короче, Дима завелся. В тот вечер он не ограничился данным предположением, и наговорил много всего о народном духе, о роли личности в истории и никчемности людских потуг творить в этом мире. Его понесло.
- Вот ты, обратился он к Чаадаеву, - Ты большой политик, можно сказать огромный. Ты, причастен к кругу тех, кто вершит судьбы державы. Ты можешь что-то во всем этом изменить? Хоть чуть, чуть? Только честно, можешь?
- Понимаешь, - почесал небритый подбородок Чаадаев и попросил налить. - Понимаешь, эти вещи зависят от того, насколько глубоко ты видишь. - И его лицо в отблесках догорающего костра, на фоне звездного купола над головой показалось Диме знакомым и великим.
Утром у Димы болела голова, но с того вечера он проникся убеждением, что Чаадаев - личность. Большая, совсем не простая и непонятая. И, может быть, даже призванная вывести страну на истинный путь, поскольку в чем то даже тянет на пророка.
- Ну, ты им вчера показал! - уважительно сказала Авдотья, размешивая ему алкозельцер во время дневной стоянки.
- Я пытался говорить о слишком сложном, - вздохнул Дима. - Слишком путано и разбросанно.
- Ничего, если бы все было просто, не нужно бы было ничего показывать и доказывать, - улыбнулась в ответ та. - Все бы уже все поняли и не нужно никаких споров и поисков. Верно?
- Да, конечно, есть много вещей, которые люди видят по-разному.
- Во, во. Еще пара слов, и они начнут целоваться, - подмигнул Чаадаеву Сашик, нарезавший неподалеку большим охотничьем ножом колбасу "Турист".
- Ну, ну, - поддержал Чаадаев. - Только не через одну пару, а через две. Хотя... Хотя есть еще больше вещей, которые люди не видят вообще.
- Есть! - согласилась Авдотья, и вдруг нежно, нежно поцеловала Диму прямо в губы.
Возвращение в Москву было быстрым и немного грустным. Чаадаев вызвал вертолет, и меньше чем через три часа лета они должны были сесть недалеко от Москвы, рядом с его загородным домом.
Вот и все, подумал Дима, когда комфортабельный гелиокоптер оторвался от земли. Жизнь кончилась. Все его недавние спутники рвали друг у друга из рук спутниковую трубку Чаадаева, что бы сказать кому-то, что они возвращаются. Каждого из них ждали близкие люди, дела, жизнь. А Димина жизнь как бы обрывалась тут, на этом этапе, словно ее совсем не было впереди.
Но, думать о том, что будет дальше, совсем не хотелось. Отвыкшее от комфорта тело, откинувшись в удобном кресле, испытывало такое чувство удовольствия, что Дима целиком отдался благостному пофигизму. В конце концов, кто-нибудь из его новых друзей поможет ему найти приличную работу. Например, водителем в какой-нибудь телекомпании. Он будет возить съемочные группы во всякие интересные места, будет в гуще жизни, и, может быть, в конце лета они снова пойдут в поход.
- Господи, по какой красивой реке мы шли! - воскликнула Авдотья, глядя в иллюминатор, и, снова, схватила Диму за плечо. От ее волос пахло костром, полем и еще чем-то удивительно славным. Часть из них зацепилось за Димину куртку, и он снова почувствовал себя тертым парнем, за плечами которого больше двухсот километров сплава по сложной реке. А на плече... такие волосы!
Они пролетели немного вверх по течению реки, над ее камнями и перекатами, казавшимися сверху только светлым налетом на поверхности воды. Затем полоска реки стала совсем узкой, а лесистые холмы вокруг размножились, и стали перемежаться полями. Небольшой поворот, и все это плавно ушло в сторону; вертолет взял курс на Москву.
Дима проснулся от того, что все внутри него стало подниматься куда-то вверх, затем его сильно встряхнуло.
- Ой! - вскрикнула Авдотья.
- Падаем! - пояснил один из телевизионщиков.
- Что-то с лопастью, - сказал Чаадаев, схвативший спинки двух кресел впереди него. И в иллюминаторе на своей стороне салона Дима увидел голубое небо.
- Вот это да! - выдавил он. Потому что в другом иллюминаторе земля заметно приближалась. Лес, поле, какая-то дорога впереди. Затем вертолет снова встряхнуло, земля ушла куда-то вниз, на мгновение глаза ослепило солнце, после чего то же самое поле с лесом появились снова.
- Снимай! - приказал Федор кому-то из телефизионщиков.
- Давно снимаю, - откликнулся тот.
- Всем пристегнуться! - закричал Чаадаев. - Документы, у кого документы?
- Здесь! - крикнул один из его помощников.
- Наши здесь, - потряс непромокаемым пакетом Веник, который уже открывал окно.
Что же это значит? Получалось, это действительно все. Так быстро!? Конец путешествия, конец жизни, конец сказки. Конец ему, Диме? А ведь он только начал, только почувствовал, что значит жить. Жить здесь и сейчас как человек!
Мысль была короткой, холодной и мобилизующей.
- Мамочки! - закричала Авдотья, и зачем-то добавила обиженным тоном, - Мы так не договаривались! Ай!
И они стали стремительно проваливаться. Могучая сила Земли тянула и засасывала их вниз.
- Все будет хорошо, - сказал ей Дима, и вся его энергия, вся сила страха, все, что он хотел сказать своей жизнью, но так и не сказал, наполнили эти слова силой и твердостью. А тело - какой-то нечеловеческой легкостью, с которой он нежно и мягко посадил Авдотью на место и пристегнул ремнем к сиденью. И, кажется, даже успел поцеловать ее куда-то в ухо, прежде чем другая сила, намного более мощная и всеобъемлющая, словно мстя ему в ответ на то, что он только что сделал, швырнула его далеко прочь.
- Ну вот, кто бы сомневался, - лицо Сашика было доброе и радостное, а глаза влажные и блестящие. Лицо кружилось на фоне голубого неба и каких-то веток, а вокруг постепенно проступали крики команд, которые пахли гарью и свежесрубленными елками.
- З-запах, как на Новый год, - сказал Дима. И вспомнил, как только что его тело лежало среди мшистых кочек, а Авдотья и Сашик быстро расстегивали на нем одежду. В то время, как он сам сидел где-то рядом на елке и с любопытством наблюдал за этой процедурой.
- Молоток! - обрадовался где-то сбоку Чаадаев.
- А ты напильник, - зачем-то сказал Дима и понял, что жив.
Живы оказались все. Кроме одного из летчиков, который умер от разрыва сердца еще в воздухе, из-за чего, в конечном счете, и произошла авария. Один из телевизионщиков, снимая их посадку, сломал ключицу и повредил шею, оба помощника Чаадаева здорово приложились головой, но все они сумели выбраться из вертолета, пока тот не загорелся. Все кроме Димы, которого бросило между сидений в другой конец салона.
И так вышло, что крики Авдотьи, о том, что его забыли, услышали только тогда, когда огонь уже охватил половину машины.
- Как? Там Димка? - взревел Веник, которому кровь из разбитого лба заливала глаза.
Все стали оглядываться, не веря случившемуся, Сашик перестал массировать мертвого летчика, которого только что оттащил на безопасное расстояние. Они лихорадочно оглядывались, но обнаружили только Чаадаева, быстро прыгающего через поваленные деревья в сторону вертолета. Который уже должен был взорваться.
- Стойте! - одновременно заорали оба его помощника, и одного из них вырвало.
Но Чаадаев успел. Он еще тащил Диму, а Авдотья, Сашик и Федор еще не добежали ему навстречу, когда за его спиной полыхнуло, и из раздавшегося тела гелиокоптера вырвался могучий огненный столб. И кадры, снятые нетравмированным телевизионщиком, на которых был запечатлен бегущий с Димой на плечах Чаадаев, за которым дыбилась могучая стена пламени, показали все каналы мира.
"Вице спикер государственной думы спас друга из горящего вертолета!" - писали газеты. Ведущие удивлялись, комментаторы и аналитики подробно исследовали жизненный путь Чаадаева, и пытались выяснить, что за важная закулисная персона, спасенный им человек, а Дима неожиданно стал популярным и востребованным. Он принял участие в нескольких толк-шоу, дал пару интервью, прочитал в нескольких газетах, что является главным советником президента страны по особо важным вопросам, написал опровержение и получил несколько интересных предложений.
Через месяц он уже был аналитиком Совета безопасности, консультантом нескольких западных инвестиционных компаний, и раз в неделю выступал по радио "Это Москвы" с комментарием о важнейших событиях в стране и мире. А еще через месяц он купил квартиру в высотном доме на Кутузовском проспекте, и когда поднимался к себе на лифте, на девятом этаже лифт сильно встряхнуло, его снова стало затягивать куда-то вниз, и Дима проснулся.
В иллюминатор было видно, как, придерживая полы пиджаков, к вертолету бегут встречающие Чаадаева лица. Они прилетели.
Первые два дня Дима сидел в квартире Сашика, разбирал походные рюкзаки, сушил снаряжение и пытался настроить себя на старую жизнь.
- Сань, скажи, а сколько я должен... ну за поход? - спросил он Сашика по телефону утром третьего дня.
- Старый, ты что, умирать собрался? - не понял вопроса тот. - И скажи мне честно, с какого дерева упал? Впрочем, ладно, я сейчас в Лондоне, а тут шесть часов утра и я все равно не хрена не понимаю, что ты хочешь. Позвони Венику, он в курсе бюджета. А я сижу в позе лотоса с ноутбуком и редактирую бизнес-план. Через три дня буду в Москве, соберемся у него или в Избе. Я тебе позвоню. Окэ?
- Окэ, окэ, - вздохнул Дима.
Это означало, что до развязки оставалось три, ну максимум четыре дня. Они встретятся, будут вспоминать, прокручивать получившиеся пленки. Нормальные, отличные люди, с которыми ему было так здорово. И где-то в середине вечера Веник выкатит смету.
Дима начал считать. Сумма получилась не такой уж страшной, но если прибавить к ней долг за куртку и деньги, истраченные по кредитной карте Сашика, получалось все равно немало. А если Чаадаев выкатит стоимость их полета на вертолете?
Если удачно продам машину, должно хватить, подумал Дима. Хотя, конечно, следовало бы оставить ее жене, а деньги занять у Сашика. Но и то и другое выглядело позорным. У Сашика дела шли не лучшим образом, а жена, хоть и выгнала его без копейки денег - все-таки женщина. И у Димы появилось знакомое чувство, что мир вокруг него, как водится, уходит куда-то своим путем, оставляя его безнадежно отставшим, и совершенно неспособным идти за ним в след. Жесткий, враждебный, таящий зло за каждым своим изгибом, и отказ за каждой своей дверью и каждым номером телефона. Мир, который совершенно не хочет ему помогать.
Но хотелось есть, и Дима решил выйти на улицу. Он оделся, взял кошелек, ключ, телефон и вышел в прихожую. Перед ним в старом немного тусклом зеркале стоял загорелый человек в удобной красивой куртке и загнанно смотрел ему в глаза. И эта загнанность так сильно не соответствовала всему остальному в облике этого мужчины, что Дима неожиданно для себя выпрямился и засмеялся. Проблемы? Какие такие проблемы могут быть у этого парня? Он что, разве еще не спас мир? И Дима вернулся, сел в кресло и взял телефон.
Голос Авдотьи был радостным, но слабым.
- Спасибо, что ты позвонил. А я, ты представляешь, вернулась домой и тут такой приступ аллергии! Вот, сижу дома с температурой! - пожаловалась она и закашлялась.
- А у тебя точно аллергия? - строго спросил Дима.
- Ну да. Кажется. А что?
- Кашляешь ты как-то нехорошо. Врач был?
И тут выяснилось, что врача не было, а родители Авдотьи еще три дня будут заниматься посадками на даче, и Дима решительно сказал:
- Значит, давай так. Говори свой адрес, и что нужно купить. И сама из дома ни ногой. Порядок действий ясен?
- Ясен! - обрадовалась Авдотья. И через полтора часа Дима был у нее.
- А может это все из-за клеща? - предположила Авдотья. Она куталась в большой махровый халат, из под которого торчал ворот свитера, а на ногах были надеты громадные шерстяные носки.
- Какого клеща? - не понял Дима и решил возмутиться. - Нужно было сразу показать! И прижечь!
- Я не могла показать..., - покраснела Авдотья. - Он был в интимном месте. И вообще, от энцефалита не кашляют.
- Знаю! - отрезал Дима. - Но клещ мог не выйти полностью. Там у тебя болит?
- Нет! - судорожно закуталась в халат она. - Почти..
- Значит, осталось жало!
- Ну и пусть... остается.
От операции Авдотью спас звонок в дверь. За которой оказались бледный замученный Федор и сияющий Веник. Веник тащил три пакета с едой, а Федор был с кейсом для ноутбука и громадным пакетом из аптеки.
- Димка! - просиял Веник. - Классно, что ты тут! А ничего, - взял он его за руку и отволок в комнату, - Мы, это... не вовремя? Да? То есть, мы, на самом деле не надолго, хотя ты, вообще-то, тоже нам нужен. Федор уже смонтировал скелет, и диск у него с собой.
- Смонтировал? - переспросил Дима. И тут до него дошло, что про их поход снят фильм.
Это был длинный и странный ролик. Что-то среднее между толк и реалити шоу, клубом кинопутешествий, аналитической передачей и экранизированным сборником анекдотов. Никакого голоса за кадром, только материалы. Причем, анекдоты травил Сашик, роль ведущего и проводника оказалась у Димы, а аналитиком выступал не кто-нибудь, а сам Чаадаев.
- Здорово! - прокомментировала увиденное Авдотья. - Классные кадры. Только там, где я купаюсь... Вы чего, совсем совесть потеряли?
- Классный материал, все супер, но длинновато, не попадаем в формат и этот спорный кадр с писающим Чаадаевым..., - задумался Веник.
- Знаю. Но сколько всего не вошло! - попробовал оправдаться Федор. - А Чадик там жгет! Ну, а то, что он при этом писал...., я пробовал как-то это убрать.
- М-да. И убрал член, - согласился Веник. - Молодец, хоть это сделал, - затем почесал подбородок и выпустил в пространство, - Ну и какие будут еще мысли?
- Надо собраться! - выпалил Дима. - Ну, всем, кто ходил. Где-то в уютном месте, у камина. И все это посмотреть.
- Точно! - хлопнул по коленям Веник. - А это ход. Классный ход! Ты понял, - шарахнул он по плечу Федора. - Все в смокингах или в чем-то белом. У камина! Обязательно у камина.
И после этого все стало происходить уже лавинообразно. Веник арендовал "Избу деда Василича" и они смотрели получившийся фильм, разбив его на три серии. После каждой серии следовал перерыв на обсуждение. Затем, по настоянию Федора, каждый из членов экспедиции комментировал фильм по отдельности. Диме на все эти мероприятия пришлось занять по кредитке Сашика денег на приличную одежду, которую ему старательно подбирала Авдотья, но отступать было некуда. В редкие минуты, когда он был не в студии, не с Авдотьей и не спал, он ужасался тому, сколько денег он теперь должен, и с тоской понимал, что надеяться ему теперь можно было только на чудо. И оно произошло.
Федор сделал классную передачу из пяти серий про их поход. Дима с удивлением смотрел финишный вариант монтажа. Картины похода сменялись спокойными комментариями в "домашней" обстановке, которая у каждого героя была своя: у телевизионщиков - студия, у Веника и Сашика - апартаменты в деловом центре, у Авдотьи - московская кафейня, у Чаадаева - вестибюль госдумы, а сам Дима давал свои комментарии в каком-то гараже на фоне внедорожника, подготовленного к трофи-рейду. Комментарии сменялись их общим застольем в избе, но во всем этом: и в кадрах похода, и в комментариях, и в последующих обсуждениях ненавязчиво прослеживался один общий сюжет. Точнее - много небольших сюжетов, но с одним лейтмотивом - становлением людей в процессе экспедиции.
Основой лейтмотива стали личные переживания Федора. Для него все их путешествие выглядело весьма экстремально, если не как борьба жизни со смертью, то как борьба человека за себя и с самим собой; за то, что бы в тяжелых условиях походного быта оставаться собой и еще получать от происходящего удовольствие. Этим виденьем ситуации, этим настроением была проникнута вся режиссура. И, несмотря на простоту и неоригинальность концепции, получилось нечто впечатляющее.
Все пять серий зритель сидел на крючке. Он ожидал, кто же сломается первым. В разных местах был разбросаны разные намеки почти на всех участников путешествия. Было показано, как неуютно чувствовал себя Федор, как все ругали пропадавшего с удочкой Веника, как безбашенно лез в опасные пороги Сашик, и какой опасности при этом подвергалось драгоценное для государства и нации здоровье вице-спикера. И это брало. А когда в конце передачи вдруг выяснялось, что не сломался никто, это выглядело не просто как happy end, это была чудесная метаморфоза, настоящий катарсис, могучее заряжающее силой впечатление, которое, как это не странно, захватывало даже тех, кто во всем этом участвовал.
Но, что самое удивительное, главной персоной, проводящей команду через все испытания, основным комментатором происходящего и главным судьей для всех участников похода по сюжету получился спокойный, умелый, мужественный человек в стильной экспедиционной куртке.
Так неожиданно приходит иногда мирская слава. В считанные недели Дима превратился в одного из самых популярных людей в стране. Его узнавали в магазинах и на улице, на его мобильный звонили какие-то чокнутые люди, а около старой квартиры Сашика стали дежурить какие-то студенты в походной одежде, которые издалека смотрели на Диму мрачно и преданно.
Другие участники экспедиции тоже не остались в долгу. Федор заслуженно получил славу могучего профессионала и мастера телеинтриги, Веник, а еще больше Сашик заработали на продюссировании проекта очень серьезные деньги, а рейтинг Чаадаева скакнул из небытия в первые строчки.
- Делаем серию передач, - заявил Сашик. - Есть концепция, есть заявки.
- "Друга в горы тяни...", - предложил название Веник, Или нет, лучше в реку...