Аннотация: Заморачивающимся и тем, кто хочет заморочиться. Или тем, кто хочет заморочится, но еще этого не знает.
А.Г.Попов
ОТВЕТСТВЕННОСТЬ
Мне приснилось, что меня арестовали. Это произошло ярким солнечным днем, когда электричка шла по высокому мосту над заливом. Внутри вагона было столько яркого весеннего света, сколько отражалось в водах, раскинувшихся внизу. Но я ехал без билета, и в глазах тех, кто одевал на меня наручники, этот проступок был ужасен и достоин суровой кары. Эти люди были застегнуты на все пуговицы и убеждены, а их убежденность выглядела настолько непоколебимой, что я, минуту назад беззаботно рассматривающий пейзаж за окном, поверил: моя вина теперь настолько огромна, что перевешивает мои заслуги. Поверил, хотя перспектива попасть в тюрьму была ужасной.
И началась борьба за мою свободу. Много знакомых и совсем не известных мне людей хлопотали, что бы этого не произошло. Адвокаты писали письма, произносили речи и вели долгие переговоры со следователями, знакомые звонили своим знакомым, а те каким-то важным и упитанным людям, которые чесали затылок и пытались что-то придумать, потому что тюрьма, в которой мне следовало оказаться, была страшной.
Особенно страшной для меня. Эта тюрьма отнимала у человека не только свободу - она корнала его под некий установленный шаблон. Чтобы выжить, человеку было необходимо протиснуться в какую-то не свойственную ему, но единую для всех заключенных форму, отсекая ту часть своего существа, которая этой форме не соответствовала. Я знал, что мне эта единая унифицированная форма была особенно не свойственна. Принять ее означало не просто очень сильную боль - я должен был потерять важную, может быть, главную часть себя самого. Те, кто за меня хлопотал, не понимали этого настолько отчетливо, как понимал это я, но видели, как я хочу избежать этой участи. Они любили меня и делали все, что могли.
А я боялся сделать что-то не так. Я так переживал за себя и за все усилия, прилагаемые к моему освобождению, что долго колебался даже тогда, когда мне нужно было ответить на какой-нибудь самый простой вопрос. И даже когда проснулся, в первый момент боялся открыть глаза. А вдруг этого нельзя делать? А вдруг это запрещено каким-нибудь пунктом тюремного распорядка?
Последним "кадром" того страшного сна, почему-то были длинные ряды милиционеров (или теперь полицейских), шагающих целыми полками, как на параде: все в ярких голубых мундирах и с ружьями наперевес. И к ружьям, видимо, для пущей жути, были пристыкованы длинные черные штыки.
Проснувшись, я испытал громадную радость. То, что все это лишь сон, показалось мне настолько удивительным, что я не сразу смог в это поверить. Но, когда, пережив безмерное удивление от столь чудесного спасения, я стал в состоянии воспринимать другие чувства и мысли, мысль, что хлопотавшие за меня там, во сне, добились своего, но сами остались, в той страшной реальности, была одной из первых. И я, потягивающийся в спальне своего дома, стоящего в тишине искрящейся снегом утренней поляны, остался им обязан. Но совершенно не могу отплатить добром за добро. Потому что уже проснулся.
Это было досадно.
А следующим вечером, я возвращался из города домой. Поездка оказалась пустой, важная встреча сорвалась, дело, которое я считал важным, оказалось пустым, а пробки огромными, и, уставший и раздосадованный, я смотрел на узкое шоссе, вьющееся среди сугробов, как вдруг увидел свет фар, летящих мне на встречу машин. "Машины" -машинально подумал я, не снижая скорости, потому что в этом месте дорога делала очередной поворот, и определить, что одна из летящих на встречу машин движется почти по середине дороги, было невозможно. То, что это авто выносит на мою полосу, я понял только тогда, когда увидел его фары в метре от своих, и почти одновременно почувствовал удар в левый бок.
"Кажется, столкнулись", - подумал я и осознал, что лечу по дороге все с той же скоростью. Я нажал на тормоз, остановился. Попробовал выйти из машины, но водительскую дверь заклинило. Я выбрался через дверь пассажира, вышел на пустую дорогу. Покрытый льдом асфальт, холодный пронизывающий ветер, летящий откуда-то с поля. Встречная кавалькада унеслась и была уже где-то далеко. Может быть, они от кого-то удирали, или кого-то догоняли, но им было определенно не до меня. Я осветил фонариком вмятое крыло и длинную царапину на боку. Еще пара сантиметров, и все было бы намного хуже. И тут снова вспомнил сон.
У меня было отчетливое чувство, что меня снова спасли. Те же самые люди из сна. Только на это раз здесь, и, может быть, не в первый раз. А я снова не мог им ничем отплатить.
Приехав, я долго распределял продукты между двухкамерным холодильником и кухонными полками. Потом разжег камин, погрузился в кресло и долго думал о случившемся. Мой пес сел рядом и смотрел в огонь. Да, я не могу помочь им так, как могу помочь тем, кто рядом со мной здесь, в этой жизни. И совсем никому не смогу помочь своим страхом. Но это не значит, что я не могу для них ничего. Я могу попробовать оправдать их усилия.