- Капитан Монякин меня убьет, - жаловался солдат. - Точнее, уже чуть не убил, то есть промазал. Два раза. Только вот рукав пробил. А патронов у него еще уйма. Только я не этого боюсь, я вообще теперь видимо боятся не смогу, как все люди, потому что насмотрелся такого! Очень даже всякого насмотрелся.
А все началось нормально, и капитан был нормальный. Как всегда. После завтрака поставил задачу: нужно отвести что-то химикам для утилизации. Ну и знак мне сделал соответствующий. Ведь тут какая песня, к химикам он всегда сам ездит, ну вот мы с ним и поехали. Утилизировать. Наш взвод часто этим занимается.
А я до этого раза, вообще-то, всегда любил с ним к химикам ездить. Потому как с химиками у него все схвачено, и если что, можно до них как бы и не доехать. Нет, конечно, когда что-то реально важное и серьезное, ну типа нервно-паралитического газа или типа бактерий каких, все четко по уставу, Морякин - человек серьезный. Хотя теперь не знаю. Может, переродился. Ну, из-за всего этого.
А так, сколько помню, он поступал правильно и честно: короче, если химия серьезная, то все серьезно. А если какая фигня, которая, с одной стороны, вроде подлежит утилизации, а с другой стороны, совсем не понятно, почему ей подлежит, тогда он просто с химиками договаривался, заранее все бумаги оформлял, и ни к каким химиками мы не ехали. Ведь верно, с какой балды нам туда ехать? Это аж за Воскресенск, целых четыреста кэмэ туда и обратно. Зачем, если мы можем и сами это все утилизировать где-нибудь. В лес вон заехал и выкинул. Тем более, что в этот раз - вообще смех - простые бутылки были, а в них вода. Ну, то есть бутылки-то, конечно, необычные, и, может, когда-то в них была и не вода, потому что на каждой какие-то мудреные надписи были, но столько лет прошло, что теперь все выдохлось. Натурально выдохлось, даже ничем не пахнет, Сам нюхал.
Зато бутылки такие красивые, в металлической сетке, с пробками, как теперь у дорогого пива бывает, только еще красивее. Если все это, конечно, от пыли оттереть. А забирали мы их на каком-то полуразвалившемся складе. Это вообще считай рядом - на той стороне, за плотиной, в запретной зоне. Говорят, там когда-то секретная лаборатория была, но ее еще перед войной закрыли. Хотя какая там лаборатория! Три дома, и два из них давно сгорели. Остался только этот склад. Ну, даже не склад, а то ли погреб, то ли землянка.
Но бутылки красивые! Я Монякина уговаривал, мне одну отдать, но он, я говорил, мужик строгий. По уставу, говорит, надо утилизировать, а, поди как у тебя такую бутыль найдут, а? И тогда чего? Зачем нам выводы всякие? Короче, хотел все по уму сделать, даже лучше, а вышло...
В общем, бумаги все у него были, с главным химиков майором Бухаревым он договорился, и день намечался легким и удачным; вроде, как праздник. Да и сделали мы почти все. То есть, бензин мы, как всегда, леснику слили, он нам соответственно отстегнул - он как раз аванс за елки к Новому Году получил, ну и не пожадничал, как с ним это часто бывает. А целый нормальный человеческий день, считай, впереди. Так что настроение было... замечательное! Утилизировать Монякин решил на обратном пути, что бы в темноте. И все бы зашибись, вот только черт нас дернул перед тем как начать отдыхать в то бистро зайти. Знал бы... Никогда! Хотя, как тут наперед узнаешь?
Но вы прикиньте, раньше все было нормально, и отдыхал я в такие дни ну просто классно. Мы же с Монякиным так не один раз к химикам ездили, потому как он меня держал за своего. А как иначе? Ну и со мной немного делился. Все-таки бензина мой бенц съедает на хорошие деньги, даже если его за полцены отдавать. Поэтому в такие "химические" дни мы с ним обычно ехали в тутошний райцентр, он давал мне немного бабок, а сам к какой-то знакомой телке чесал. Ну а вечером мы встречались и ехали обратно в часть. Ну, я весь день в кино ходил, к девчонкам клеился. Иногда получалось, в общем, познакомится и все такое. Но тут Монякин не спешил, то ли его новая баба была до обеда занята, то ли еще чего. Короче, захотелось ему пить, зашли мы около переезда в бистро, взяли пива, рыбки немного, и тут подваливает к нам мужик. Такой культурный, в дорогом пальто, совсем седой уже.
- Ребятки, это ваш там Урал? - спрашивает.
Монякин думал, может какая халтура, ну кивнул ему в ответ. А он, прямо как Дед Мороз из сказки, говорит, мол, выручайте, у меня тут недалеко джип в кювете застрял. А я вам, короче, не только за пиво заплачу.
Монякин, конечно, покряхтел для порядка, сказал, что у нас путевка, маршрут, все строго по часам, и мы уже вроде как опаздываем. Дед, ясен пень - мужик тертый, все понял, конечно, и тоже свою песню пропел: выручайте, ребятки, за мной никогда долгов не водилось. А дел всего на две минуты: прикрепить трос, да открепить. Мы, понятно, сделали недовольные рыла, быстро допили пиво, и Монякин согласился. А мужик поблагодарил какого-то кекса, который его довез до бистро, запрыгнул к нам в кабину, и мы поехали.
Ехать, конечно, оказалось не пять минут, а целых пятнадцать, если не двадцать. И свернули мы на какую-то лесную просеку. Не знаю, как этот крендель на нее заехал, пусть даже и на джипе, но застрять там можно было и на тракторе. Очень даже легко. Но я с детства за рулем, и еще не по таким местам ездил. Да и чем сложнее, тем больше бабок с него можно было слупить, а там, где джип прошел, мой Урал уж точно пройдет. Ну, если не очень тесное место будет, конечно, так что мы ехали. Ехали по этой просеке и ехали. Короче, приехали.
То есть, это дед сказал, что приехали. Я остановил свой бенц, начал оглядываться в поисках джипа, и тут мужик этот как-то изменился в лице, и от него повеяло чем-то таким родным и добрым..., ну как будто стакан засадил с другом. Тогда все такими же хорошими пацанами кажутся, хочется с ними поболтать, сказать что-то важное, своим пониманием жизни поделиться. Хотя мы вроде и не пили ничего. Только пиво, но ведь всего по бутылке. А хозяин джипа улыбнулся, прямо как родственник, достал из пальто плоскую металлическую фляжку и говорит:
- Ну что, за успех нашего безнадежного дела?
Здорово так сказал, по-хорошему. И меня забрало. Да и Монякина тоже. Даже еще больше чем меня. Глаза заблестели, рожа непривычно доброй стала. Тут бы мне насторожится, но... не насторожился вот. С этого все и началось.
Хотя, трудно сказать, что вообще-то началось. Дед начал про природу говорить. Что будет, если по этой просеке дальше проехать; какой вид откроется, если через ближайший ельник в поле выйти; какое тут болото зимой красивое. Еще рассказывал, каких он тут зверей встречал; здорово так говорил, захватывающе, натурально, и нам с Морякиным так хорошо вдруг стало, так по-родственному мы к нему вдруг прониклись, что выпили еще, потом еще и только после пятой, кажется, мы с дедом полезли в сугроб трос цеплять.
Нет, не то слово, очень здорово посидели, ярко и по-хорошему. Если бы только знать, чем все закончится!
Короче, зацепили мы трос, Монякин вышел, проверил. Дед сел в свой джип. И такая вот получается штука, что я только тогда этот джип и увидел. И удивился, как же я его потащу, такой он показался здоровый. Прямо как автобус. Но, сел в кабину, завел двигатель, врубил пониженную, жду команды. А капитан, достает ствол, снимает с предохранителя и "Внимание! На старт!" - кричит. И я еще подумал, может я чего пропустил? Может, не так понял? Но приказ есть приказ, тем более что времени вникать во все не было: Монякин стрельнул, и я тихо так, что бы в снегу не зарыться, поехал. А что произошло дальше, помню не то что бы смутно, реально все очень помню, но осознать не могу. Словно это сон.
Потому что поехал я в обратную сторону. Как? Ну не знаю я как. Сам понял, что не так, только через пару секунд. Сначала решил, что коробку переклинило, и что воткнул не ту передачу. Отжал сцепление, затормозил, но машина отчего-то двигалась, и двигалась еще даже быстрее. Тогда я решил, что это дед не ту передачу с перепоя воткнул, и это его непомерных размеров джип меня тянет. Теперь-то я, понятное дело, понимаю, что такое невозможно - что бы мой бенц на тормозах сдвинуть с места танк нужен и не самый слабый - но тогда я ничего этого не сообразил, открыл дверь и начал кричать Морякину что бы тот деда остановил.
И тут, то ли у меня так башка закружилась, то ли в той фляжке какая наркота содержалась, в общем, показалось мне, что снег на просеке поднялся вертикально, стал стеной, и меня тянут не назад, а строго вверх, прямо по этой стене. И не ровен час, трос, за который меня тянут, оборвется, и я полечу вниз, врежусь в лес, который теперь был где-то далеко внизу, в стволы его могучие, порвав высоковольтные провода, что натянуты перед ним и приземлившись прямо на крышу.
И во мне что-то сработало. Какой-то инстинкт. Так бывает, когда спасаешься от кого-нибудь или когда в клубе назревает крутая мочиловка, и ты вдруг бьешь первый, сам от себя того не ожидая. Короче, я как-то сообразил, что нужно прыгать. Другого выхода нет. И меня закрутило.
Да, меня очень круто так закрутило. Как будто я попал в бурную реку. Или в водопад, что на плотине у нас в деревне. Меня понесло, понесло, и это все мне совсем не показалось, потому что я не сразу упал. А когда упал, все вокруг еще крутилось и вертелось какое-то время. Такую вот хрень нам это дед налил. Ну, а когда через некоторое время встал, кругом ничего не было: ни деда с его джипом, ни моего бенца, ни даже следов. Только снег, просека, ну и одна бутыль, которую я хотел у Морякина выпросить, и, кажись, плохо в кузове закрепил. Она, значит, вывалилась. Вывалилась прямо на пень и разбилась. А часть почему-то мне на шинель выплеснулась.
И тишина. Только откуда-то издалека Монякин кричит-матерится.
А я стою, пытаюсь сообразить, как такое могло произойти, и что вообще произошло. Весь никакой, башка кругом. Протер лицо снегом, сделал вдох и выдох, как меня когда-то бабка учила. Помогло, но не сильно. А еще светло было, почти начало дня, и я первое время, помню, все следы моей машины искал. И вроде как нахожу, но их уже замело. Хотя снег кружится такой редкий, редкий. Короче ужас. И чем дальше я ищу, тем больше в душе этого ужаса.
Да и не знаю я того, кто бы не испугался. Ну, дед этот, понятен пень, или та же бабка моя. Соседка вот говорит, что она ведьма и еще до войны ведьмой была, так что ее даже НКВД не тронуло. Но они старые, чего им, а я то совсем не подготовленный. И вот я со страху пошел капитана Монякина искать.
А он то там крикнет, то там. Да так страшно. Никогда не слышал, что бы так кто-то орал, даже сумасшедшие в сумасшедшем доме так не вопиют. Такие звуки кричать может только тот, кто переживает какой-то нечеловеческий кошмар. А я, болван, его искать поперся. И, короче, как поперся, так с просеки и свернул.
Долго искал. Вышел в березовую рощу: стволы белые, под ними редкие елочки маленькие, все в снегу. И вижу, около одной притаился капитан и в меня из пистолета целится, думает, я не вижу. Я перестал боятся, так как понял, свихнулся наш капитан, и через елки эти по снегу глубокому рванул. От него теперь надо было спасаться, а он в меня бах, бах... И тут у меня словно крылья выросли, и понесли по снегу этому как на лыжах. Вот только куда бежал, не запомнил.
А тут началось самое страшное. Стало темнеть. И стало чудиться, что я реально в лесу не один. Даже про Морнякина забыл, который за мной, как пить дать, охотился все это время. Причем такие монстры стали в голову лезть, Голливуд отдыхает! Да что Голливуд, ни в одном кошмарном сне не присниться! И я понял, что надо из этого леса выбираться, иначе полный капец. Пропал. Больше сил нет моих психических.
Это пересказать никаких слов нет. Потому что внешне не отличишь от того что всегда, но сам понимаешь - все другое. Смотришь на дерево в зимних сумерках, и понимаешь, что где-то внизу, под снегом, в корнях его притаился и молчит. До поры до времени. А еще глубже - и того больше. Не знаю, как их назвать, но притаились, ждут. И видят, что я их вижу, и соображают, как теперь быть.
Теперь понимаю, не зря, совсем не зря я бабу Надю свою тогда вспомнил: помогла она мне оттуда, видно. Совет дала какой или молитву какую шепнула, но как-то я стал ориентироваться. Тем более что звезды появились, а она мне когда-то говорила, какая звезда где, и что значит. И вскоре, часа через два, я вышел на просеку, по которой лесовозы ходят. Хотя, какая звезда на нее указывала... да вроде никакая. Как-то все вместе. На душе не так отчаянно стало, тем более, что по колее идти легче, и я шел, шел. Правда, все равно видел вокруг всякое, и еще круче; не знаю, как и сказать. Короче, шел, словно это шел не я, а кто-то другой, и у него, другого своя жизнь, свой мир. В один момент я был одним, в другой - другим; в какой-то момент знал одно, в какой-то - другое. Я вспоминал то, что не помню, что не положено вспоминать, но у меня уже не было сил бояться. Страх приходил только когда я останавливался передохнуть или про Монякина вспоминал. И вот, пройдя так несколько часов, я вышел в поле. А ниже за полем была дорога, а на другой стороне дороги это бистро.
Вы не поверите, как я обрадовался! Кто такого не испытал, не поймет. Дорога, огни, знакомое что-то. Я никогда в жизни так рад не был, чем когда оказался в тепле, сел за стол и мне поесть дали. Сардельки вот эти вот. Спокойно так культурно. Человек, женщина. Я... я не мог поверить, понимаете. И только я начал успокаиваться, только меня перестало от страха сводить, как появились вы, поставили передо мной эту бутылку, и посмотрели... Да! Вот так вот посмотрели, словно я умер уже. Почти как тот дед. Точно, как тот дед!