Забинтованные красноармейцы выползли из лазарета и построились в две шеренги. Ни одного целого среди них не было. Кому не хватало руки, кому ноги, а кому и головы. Но вместе они составляли дееспособный, целеустремленный организм. Бинты раненым не меняли последние две недели и засохшая кровь придавала белой марле вид старинного пергамента, невзначай найденного любопытным работником областного архива в заброшенном книгохранилище.
Бойцы двинулись в поле. Сенокос подходил к концу, если бы не война.
На обнаженной земле неподготовленные люди занимались процессом оплодотворения. Семенная жидкость, подгоняемая весенними токами, смешно поблескивала на круглом животе, лежащей в борозде домохозяйки. Вздрагивая от влажных прикосновений, девушка прижималась к земле и крутила во все стороны бритой головой.
Красноармейцы слились с толпой зрителей и начали комментировать происходящее со свойственной военным иронической прямотой.
"Мать ее растак!.."
"Спину-то, спину..."
"Куда же он, пристреляться надо было!"
"Господа, позвольте, я покажу, как это делается?"
"Воздуху, воздуху не хватает!"
Один, подобравшийся ближе всех, даже сбросил бинты и неуклюже попытался упасть рядом с неумелой парочкой, увлекая за собой пробегавшую мимо лыжницу. Легким ударом в солнечное сплетение спортсменка освободилась от неуместных объятий и обрела утраченную свободу. Раненый начал медленно погружаться в богатый перегноем чернозем. Почуяв добычу, земля всколыхнулась и стала хватать за ноги торчащих на поле людей. Вскоре, на поверхности утренней зяби остался лишь одинокий санитар, с опозданием прибежавший на место происшествия. Сытая земля стала твердой и непроницаемой. Санитар подобрал обрывки бинтов и несколько брильянтовых сережек, сиротливо сверкавших неземным светом в черном бархате обнаженной земли, неуверенно потоптался на месте и остался совсем один.
Над пустынной землей реяли кровожадные птицы. Они высматривали свободные от заемных обязательств драгоценности, чтобы, похитив их из рук вымирающего человечества, в укромном уголке насладится обладанием.
Ничто так не поднимает дух, как найденные в грязи один, два бесхозных изумруда или своевременно полученное свидетельство о разводе. Смерть приходит и уходит, а свобода и женские украшения остаются навсегда.
Труп санитара, оставленной пернатыми на склоне холма, неподвижными губами улыбался восходящему солнцу и медленно разлагался под его теплеющими лучами.