Она умеет затянуть петлю, стегнуть словцом, устроить жёсткий прессинг, и так блаженно выдохнуть "люблю", что, кажется, умрёшь и не воскреснешь... Гремящий рок - и лирика псалма... Беречь её. Спасаться. Резать вены... О ней - высоким штилем... А сама - братишке пишет стёб на КВНы... За ней несётся едкий дым острот - и падаешь в её ловушку-яму... "Серьёзное?" - скривит упрямый рот и отмахнётся: стоп, не для тебя, мол...
Ей всё идёт: до одури бесить, срываться на влюблённого беднягу... больной бабульке сумари носить, прикармливать бродячую дворнягу, и мне, что сердцем нищ и неимущ, дарить себя, дыханьем пальцы грея...
Она чужая. Есть влюблённый муж... и я её заимствую на время, безумное, сорвавшееся в крик, летящее, как огненная трасса. Она его счастливый материк и школьная любовь, с шестого класса... Его картины: отблески дождя - в них силуэт прописан через блики...
Кого она "нелюбит", снисходя, и возносясь, и зло меняя лики?
Ей не идёт: со спицами, с крючком, копаться в кипе милых рукоделий... Она рисует. Чётким, чёрным гелем. И граффити на стенах - но тайком.
Её подруга (бывшая моя) - вишнёвый джем, ванильное печенье... Простила нас. И светлое прощенье скрепило ужас общего вранья... И я пытаюсь растянуть петлю, и руки раздирают плен верёвок... настолько зол, восторжен, грешен, робок, что в горле ком.