Не подберу к тебе ключи: не бог толпы, не раб азарта... Но всё равно - звучи, звучи, как будто смерть наступит завтра. Как будто вышел чародей - и применил коварный метод... Как будто наш последний день - не там, за далью, а вот этот.
Ты пишешь набело о том, что наросло и наболело. Да светит радужным мостом твоё бессмертное аллегро... Звучи. Ты дорог - ты живой. Не продавай себя дороже. Тебе, конечно, не впервой катиться до кривых дорожек -
в иронию и черноту, где дьявол крут, но ангел умер. Не верь. В последнюю черту, в усталый, жёсткий, страшный юмор, где нужно врать и умирать, в экстазе, в острословье грязном, самокопаньем раздирать заботы, выдумки и язвы, струиться змейкой речевой, хохмить, глядеть в кривые стёкла... В них, правда, нету ничего - помимо пустоты и стёба...
Моё начало. До-ре-ми... Не зависай в тягучем темпе... Не привыкай смотреть на мир глазами оленёнка Бэмби. Не загоняй себя в силки, пускай ханжи себе гневятся. Не пой - советам вопреки - слепую и тупую святость. "Икона", "ладан", "Бог", "свеча" - и ничего, признаться, кроме унылой мины рифмача. Не разомлей в сусальной дрёме. Ты - неприглаженный вихор. Тебе сгорать в любви и смуте. Нас не возьмут в небесный хор, земных по крови и по сути.
Звучи. Чтоб теплились в ночи, не забывали - где мы, что мы. Как медь победная, звучи. Вскипай тугим обвалом шторма. Заречным шорохом лугов: пчелиный гул, цветы по пояс... Звучи, как тихая любовь. Как жадный, ждущий мегаполис...
Коснулся струн и приласкал гитару в узкой нише холла. Иначе - такт стучит в висках, иначе - в пальцах зуд и холод. В рассеянности трёшь висок. Упрям и не согбен под ношей. Ты всеобъемлющ и высок.
Я просто лягу у подножья твоей вершины снеговой, в туман и марево вонзённой. Я буду белой муравой, скулящей, ласковой позёмкой. Одна из многих, для кого твои мелодии воскресли - скрипичный выдох роковой в твоём бушующем оркестре.
Щекочешь струнные лучи - сияют пальцы в лунном ворсе... Звучи. Как в первый день, звучи.