Где-то там, в Москве, а Москва сейчас - всё еще "где-то", есть Женя.
Поэтому, когда за окном вдруг проносится табличка со знакомым названием "Ступино", на душе становится тепло. Поезд по-прежнему несется мимо, будто всё ещё вне столицы. Так же быстро он уносился месяц назад, в Деревню, ему всё равно куда лететь. А у Кристины здесь всё: воспоминания, прошлое, будущее.
Соседка по купе ворчит о неудобном расположении Кристининой виолончели. Ох, и сколько же сражений они с ней перетерпели, чтобы все-таки уместить инструмент в купе. Ехать в одном помещении с такой громадиной эта женщина никак не хотела. В итоге, просунули несчастный инструмент на полку, вместе с багажом.
Москва, наконец-то, встречает Кристину уже пожелтевшей листвой, лесом многоэтажных домов, переполненными шоссе. Жилые высотки напоминают огромные каменные муравейники: так тяжело представить, что за каждым маленьким окном - чей-то дом.
Возвращаться домой с каникул нужно, вроде как, счастливым и посвежевшим. Но Кристину "летний отдых в деревне" на целый месяц только измучил. Август этого года для неё бесследно пропал. Больше всего за эти недели она ждала этого, момента возвращения. Но день, что значился в билетах "Город - Москва", никак не хотел наступать.
И напрасно кружились вокруг родственники, которых видела она впервые. Зря восхищались перед ней чистым воздухом, который "у вас там загрязненный", зря плескались в журчащих ручьях. Кристина даже ноги в них мочить не стала, антисанитария какая, у неё и так здоровья нет. "Поэтому и нет!" - крикнули ей, брызнув в неё водой. Кристина принялась брезгливо обтираться полотенцем. А деревенские ребята свистели, сидя на песке, переглядывались, хохотали над ней, царевной-несмеяной. Откуда такая взялась?
Какая же разница между ними и московскими её ровесниками, размышляла тогда Кристина, стоя у воды. Вот и куда им, таким, с ними ровняться.
Впервые, столичные высокомерные одноклассники стали ей в чем-то ближе. Просто поняла: они - её племя, пусть и взаимопонимания с ними никакого. Вернется Кристина к ним скоро и снова будет ненавидеть их надменные физиономии и навороченные телефоны в руках.
Однако же сама, если подумать, почти такая же... А вот Женя, окажись он в этом селе, так бы не вел. И это несмотря на московскую свою прописку, на звание коренного москвича.
Он легко бы влился в компанию этих деревенских подростков. Через пару минут уже было бы и не отличить, кто из них ученик Центральной музыкальной школы, а кто дитя деревни.
Пока стояла она на берегу реки, вспоминая их всех и сравнивая, родственники делали свои выводы. Впервые привезенная из Подмосковья Кристина им не понравилась.
"Брезгливая она у вас какая-то, гордая слишком", сказали они её матери. "Все ходит сама по себе, книжки свои даже на каникулах оставить в покое не может. Вышла бы во двор, покопалась в огороде, собак погладила, гусей покормила. Она их хоть видела когда, или нет? Толку от неё, этой математики, если человек самого главного - жить, не умеет! Задачки какие-то девчонке интереснее, да что же это такое?"
Вечерами гуляли по деревенским тропинкам, на счастье мошке и комарам. Ей долго рассказывали про места, где выросли и встретились её родители. Но Кристине и это было безразлично: она из знала уже москвичами.
Ей бы дышать и наслаждаться, но не выходило. Жизнь оставалась где-то там, за запертой дверью подмосковной квартиры. Страшные мысли, зародившиеся еще дома, перед принудительной поездкой для знакомства с Деревней, одолевали, сводили с ума.
Пару раз ездили в ближайший "город". Там носились по центру, пытаясь удивить "ребенка" местными достопримечательностями, рассказывали про то, каким прекрасными может быть небо над Городом. А ребенку, бедному, несчастному, выросшему сером ближнем Подмосковье, было всё равно.
Чистое это небо так и не сумело влюбить в себя. Ближе к концу августа вдруг пришли тучи, обиделась на гостью Деревенская погода. А та, напротив, этому только обрадовалась - ведь как в Москве.
О ней в Деревне, маленькой, такой далекой от музыки тюрьме, говорили, как о недостижимом. И спрашивала себя Кристина - почему именно это место. Будь она сейчас в какой-нибудь Рязани, или Владимире, сорвалась бы в столицу, хотя бы на день.
Так никто и не понял, что не нужны Кристине ни просторные поля, ни сельское спокойствие. Хочет она дышать гадким, отравленным воздухом, теряться в толпе людей, бродить по каменным лесам, а не по настоящим. Так живет Женя. И пусть хоть в аду он окажется, туда же и ей дорога - глупая, потому что.
А сегодня кончилась её пытка. И вот, Кристина прислушивается к стуку колес, пытаясь понять, не начал ли поезд сбавлять скорость. "Начал, начал!" - ликует что-то внутри.
Вскоре это становится чистейшей правдой и поезд медленно скользит по рельсам.
Люди надевают верхнюю одежду, особо нетерпеливые уже занимают очередь у выхода. Через несколько минут, поездка приходит к концу.
На улице городской воздух ударяет в лицо, звенят радостные голоса, катятся чемоданы.
Мать целует Кристину в щеку и снова предлагает отправиться вместе домой, отдохнуть с дороги. Но заставить её это сделать самому дьяволу не подвластно. Поэтому мать в сотый раз слышит отказ. Кристина судорожно прощается, давая стандартный букет обещаний: позвонить, вернуться пораньше.
"Да куда же ты с виолончелью, дурочка?" - кричит мать ей вслед, когда Кристинина рука уже толкает дверь метро.
Освободившись от футляра за спиной, Кристина исчезает из материнского поля зрения.
Женский голос все ещё объявляет об отправлении поездов, снова, куда-то прочь. Но он уже далеко.
Жетон для проезда в метро Кристина еще в дороге приготовила. А там, в Деревне, смотрела на него, пока никто не видел, удивляясь собственной глупости.
Когда плотная цепь из людей остается позади, Кристина проходит через турникет. Слышится вновь знакомая мелодия, писк, свистки. Где-то внизу - родной шум поездов. Снова правила поведения, снова люди мчатся в разные стороны, как ни в чем не бывало, рекламные щиты проносятся мимо, как картинки. Кристина почти бежит вниз по эскалатору.
Прилетает зеленый вагон, стучит колесами и медленно останавливается, гудя. С грохотом распахиваются двери, выходят люди.
Всего через несколько секунд в тело уже больно впивается острый угол чьей-то сумки. Толпа прижимает Кристину прямо к надписи на дверях "Не прислоняться". Еще немного и поезд, покачивая пассажиров, трогается, свистя, скрипя колесами.
"Выход в город" - гласит белая таблица. Кристина, задыхаясь, мчится по пути к нему, чуть не сбивая с ног проходящих мимо людей. Направляется она в волшебство. Поэтому ничего с собой поделать не может.
Тяжелая стеклянная дверь с силой летит от неё прочь, и в лицо ударяет ветер, рвущийся сверху. Позади всё ещё кипит, грохочет метрополитен.
В подземном переходе, по которому Кристина мчится вперед, играет гитара. Мужчина, опираясь на холодную стену, рождает музыку, полную чувства. Но развитым с детства слухом Кристина вычисляет легкую фальшь. Непрофессионально. Неправильно. Она пролетает мимо, не вслушиваясь и не кидая ничего в его открытый тряпичный чехол.
Кристина вновь ступает по асфальту московской улицы и всё ещё этому радуется. Воздух уже прохладен, несмотря на то, что осень еще толком не началась.
И опять Тверской бульвар. То ли солнце, то ли тучи. По сторонам - знакомые старинные здания, бывшие особняки, часть истории. Мимо проносятся машины, ходят люди, кипит жизнь. Гудит осенняя Москва.
Время у пешеходного перехода кажется почти нескончаемым, Кристина опаздывает на полтора часа. Её распирает ярость и страх остаться за запертыми дверьми, пропустить, не услышать.
Счастье, которого одноклассникам-лицеистам не понять - это музыка. Сейчас они, наверняка, дома, готовятся к началу последнего года, зубрят учебники, собирают вещи на понедельник. Ведь скоро поступление, им блистать знаниями перед приемной комиссией... И Кристина такая же. Тоже физик, тоже претендует на ограниченное количество мест. И вечером она вернется в свой обычный мир, достав из дорожной сумки свои родные учебники.
Наконец, на экране светофора появляется зеленый человечек, путь открыт. Чувствуя неприятный жар по телу, Кристина глотает прохладный воздух, в спешке, мчится веред. И через пару минут перед ней предстает её цель...