В воскресенье с утра Светлана собиралась в церковь, причащать свою младшую дочь. Надо было ничего не забыть: "Собрать ребенка, водичку, крестик. Себе платок, юбку, где же она, эта юбка? Боже мой, мятая, еще гладить, успею, еще только полдевятого...как снова полдевятого? Часы встали? Да уж, вовремя!" Захныкала малышка, Света метнулась ее успокаивать и торопливо одевать. Муж стал злиться:
-Ты что, уходишь? Ну вот, придешь уставшая, обеда нет. Опять у нас в выходной голодомор!
- Ты остаешься дома, вот и приготовь! - бросила она.
- А зачем мне тогда жена?
- Слушай, как хорошо когда тебя нет, по выходным, когда ты дома, мне убежать хочется, обжора, думаешь только о еде!
С такими словами, разозлившись, она с ребенком пошла в церковь, на причастие. Шла торопясь, как будто убегая от неприятного разговора с мужем. По дороге соскочило колесо у коляски...все не слава Богу...
- Тоже мне муж! Это мне, зачем муж? Колесо соскакивает, а починить некому, - ворчала она, вставляя колесо.
Ближайшая к дому церковь была не достроена. Строительство шло, и она уже возвышалась у дороги, но многое было еще не доделано. Не было колокольни, крыльца, внутренней отделки, зато были стены и купол. И какие стены! Стройная, высокая, белокаменная, хоть и не помпезная, но очень красивая. Службы проходили на территории храма в обустроенном под церковь вагончике. Из-за недостатка места, на улицу была выведена звуковая колонка, чтобы, не заходя в вагончик, слушать службу на улице. Проходя вдоль дощатого строительного забора, в нескольких метрах от церкви, Светлана, будто очнулась, вспомнив куда идет, и сказала про себя: " Господи, благослови". Подойдя к крыльцу, она сняла плащ и положила его в коляску, в корзину для продуктов, потом взяла Катюшку на руки и пошла внутрь. " Да, платок, надо же надеть платок", подумала она. Шарф шелковый и скользкий никак не хотел оставаться на голове и съезжал по гладким волосам. Она закрепила его кое-как, завела концы за спину. Вошла. Служба заканчивалась. Людей много, небольшое помещеньице заполнено битком. Душно и жарко. Полумрак, горят свечи. В маленькие окна с решетками пробивается немного света. Катя тепло одета, ей жарко и, конечно же, она сразу стала плакать. Люди оглянулись на них. Со всех сторон посыпались советы: перекрести, раздень. "А я то, вошла и ни разу сама не перекрестилась", подумала она. Одной рукой придерживая дочь, другой поспешно крестясь. Потом она сняла Катюшке шапочку и расстегнула ей комбинезон, перекрестила ее, но плакать та не перестала.
Причащал молодой батюшка в красивом облачении, расшитым золотом. Ему помогали дедуля со строгим лицом и молодой дьякон в черной рясе. Причастники - несколько бабушек и дети у мам на руках. Когда подошла Светлана, дьякон сказал:
-Кладите на руку, как во время кормления.
Кате все это явно не нравилось. Света нервничала, она знала, что дочка очень волнуется, когда чужие люди хотят с ней что-то делать. Так, девочка не любит медсестер и врачей, которые смотрят на нее профессиональным взглядом. Это уже не раз проверено. Вот и в этот раз Катя почуяла неладное, она кричала и сопротивлялась. Но Светлана все равно уложила дочку на руку, а дедуля покрыл ее одежду красным лоскутком. Батюшка поднес к ней причастие в серебряной ложечке с длинной узорчатой ручкой и влил в ротик. Катя от неожиданности причмокнула, полетели брызги. Одна из капель попала на Светин любимый свитер, другая на руку дьякона, остальные на красный лоскут. Девочка проглотила и продолжила свой рев, а молодой дьякон горячо прошептал, обращаясь к батюшке:
- Ей попало на кофту.
Отходя от них, Светлана слышала, как он все шептал:
- Да, я видел, капля ей попала на кофту и мне на руку.
"Ну и что", - подумала она и с протестующей Катей направилась к столику с просфорами и водичкой для запивания. Катя взяла хлебец и понемногу стала кушать, успокаиваясь. Видно она поняла, что самый волнующий момент для нее, остался позади. Светлана поставила дочь на пол, а сама села передохнуть, кто-то уступил ей маленький стульчик. Платок совсем съехал на спину. "Что-то все не так", - подумала Светлана. Она допила за дочкой водичку из маленького бокальчика, одела ее, взяла на руки и направилась к выходу. На лестнице ее догнал дьякон:
- Подождите, постойте, - крикнул он.
-Не уходите, - сказал он, догоняя Светлану, - Вам причастие попало на свитер.
Он был явно озабочен, смотрел на женщину серьезно и даже сострадательно, как на больную.
- Пойдемте со мной, - добавил он.
Светлана немного испугалась, они обогнули вагончик, и подошли к нему с другого крыльца, туда, где входят служащие церкви.
- Постойте здесь, - сказал он и скрылся за дверью. Потом выглянул и спросил:
- Вам не холодно? Может, зайдете сюда?
- Нет, я подожду на улице, - сказала Светлана, а молодой человек снова исчез за дверью.
Светлана была в замешательстве, ей было и интересно, и немного боязно. "Что же мне теперь будет? Как провинившаяся школьница у кабинета директора", думала она, одной рукой поправляя съезжавший платок, а другой, держа Катю. Та помалкивала и серьезно глядела на закрытую дверь, как если бы все понимала. Света тряхнула головой и решила, что надо улыбаться, чтобы не выглядеть обиженной или не дружелюбной. И еще она улыбнулась потому, что ей было радостно стоять здесь и чувствовать некую исключительность, ведь батюшка будет говорить с ней не по ее просьбе, а по своей инициативе. И вот они вышли, все трое: батюшка во всем облачении, дед со строгим видом и молодой дьякон в черной рясе. Все уставились на Светин нежно-бежевый свитер и стали выискивать еле заметную красную точку. Ей даже стало неловко, вдруг они заметят еще какие-нибудь пятнышки или пылинки, хотя свитер был вполне чистым. Удостоверившись, что пятнышко все-таки есть, батюшка сказал:
- Сейчас придете домой, свитер снимите, окуните его в чистую воду и прополоскайте как следует, пока пятнышко не сойдет, потом эту воду слейте где-нибудь во дворе, где никто не ходит, - он помолчал, потом обратился к дьякону:
- Где у нас во дворах никто не ходит?
Молодой человек неуверенно посмотрел на батюшку. Потом тот продолжил:
- Нет, налейте эту воду во что-нибудь и принесите ее к нам, мы выльем в храме.
Ошарашенная Света все еще пытавшаяся улыбаться, старалась представить в чем она принесет воду после полоскания, и вообще, зачем все это нужно.
- А что, это так серьезно? - осторожно спросила она.
- Ну, это очень большое искушение, - стал объяснять батюшка, - ведь это такая святыня, что..., - он замолчал, потом продолжил:
- В следующий раз, когда придете причащать малышку, старайтесь успокоить ее до начала причастия, чтобы она не плакала.
- Чтобы дети не плакали в церкви, надо почаще приходить и приносить их, чтобы они не боялись, -вступил строгий старик. Он что-то еще хотел добавить, но батюшка ткнул его локтем в бок, дескать, перестань, и продолжил:
- А если она плачет, надо вынести ее на улицу, если же она не успокаивается, то лучше в этот день вообще не причащать ее.
Света кивала головой, улыбаясь, и под конец беседы сказала:
-Спасибо.
Потом она медленно пошла с Катей к коляске. Тут ее опять догнал молодой дьякон и сказал:
- Не уходите, еще будете прикладывать ребенка к кресту, - и он быстро пошел вперед, забежал по лестницам в церковь.
Она поставила дочку на землю, а сама рассеянно слушала трансляцию продолжающейся службы. Началась проповедь, батюшка что-то говорил современным языком, что-то очень правильное и нужное, но Света никак не могла понять, что именно он говорит, потому что распереживалась и все думала о произошедшем. Рядом с собой она увидела женщину с девочкой лет шести. Эта женщина пела только что, на службе, Света ее узнала, она повернулась к ней и спросила:
- Скажите, а когда надо будет прикладываться к кресту?
- Скоро, сразу после проповеди! - весело сказала она.
Они постояли еще, потом женщина позвала их:
- Пойдемте, сейчас будут прикладываться к кресту.
Они вошли внутрь. Молчавшая, спокойная и даже радостная Катя, опять начала хныкать, а потом и громко протестовать. Когда батюшка подошел к ним, он дал поцеловать крест Светлане, со словами:
- Посмотри-ка, мама целует крест, и ты целуй, - на что Катя решительно отодвинула от себя крест руками и отчаянно заревела. Тогда батюшка приложил крест к ее голове и сказал опять, что надо почаще приносить ее и еще, что надо показать ее какому-то священнику, но Светлана не запомнила какому. Она уже хотела поскорее уйти, а не вдаваться больше в беседы и поспешно ответила:
- Она уже просто спать хочет.
- Сейчас будешь спатушки, - сказал батюшка и пошел дальше. Одна бабушка обратилась к Светлане:
- Не обижайтесь.
- Я и не обижаюсь, на что мне обижаться? - улыбалась Светлана.
Когда они вышли на крыльцо, их опять догнал дьякон в рясе.
- Вы меня извините, - сказал он, - я вам уже надоел, наверное, но мне нужно сказать Вам что-то очень важное. Я сейчас звонил отцу Александру, он главный священник в этом приходе, он сказал, что этот свитер надо оставить здесь. Пятно на нем следует вырезать и сжечь. Так что принесите его сюда.
Он еще что-то говорил, объяснял, как она должна вернуться, чтобы принести сюда свитер, но Светлана его перебила:
-Как это принесите сюда, зачем приносить, ведь он уже здесь? Я лучше сейчас вам его оставлю, - сказала она.
Молодой дьякон ожидал, что женщина будет спорить, отказываться, а на такое скорое согласие, запнулся и, подумав, сказал:
- Да, так лучше, если Вам есть в чем идти, то так лучше.
Когда Светлана отдавала ему свой свитер, она спросила:
- А Вы свою одежду тоже сожжете?
- А мне попало только на ладонь, - сказал он, показывая свою руку, закрытую до запястья длинным черным рукавом, потом добавил с улыбкой и пониманием:
- Если бы попало на мою одежду, то мне бы тоже пришлось ее сжечь, а что делать!
Она шла домой и думала: " Он, наверное, только учится быть священником, позвонил своему учителю, все выполнил с тщательностью школяра. А того то, молодого батюшку не послушался, усомнился, позвонил главному. Наверное, чувствует ответственность, может это и хорошо, что мне такой въедливый подвернулся, батюшка сам бы ничего и не заметил. Сегодня ведь сразу все пошло не так, да уж, а когда у меня все было правильно, вечно муж недоволен, если его слушать, то вообще из дома не выйдешь, но с другой стороны, может все это к лучшему. Может это очищение такое - отдать любимую вещь. За что только, знать бы. Может за то, что на мужа злюсь. Он эгоист конечно, но недавно я где-то читала: хочешь изменить кого-то, изменись сначала сам. В моем случае сама. Сама же его избаловала, всю бытовуху на себя взяла, вот он и расслабился. Надо себя начинать любить, а то и надеть нечего, был свитер, и тот... Отдать свитер - ерунда, хуже отдать здоровье. Очистится, отдав вещь, об этом можно только мечтать". Потом она вспомнила свой свитер, он был у нее любимый и единственный приличный, почти новый, бежевый с серой бархатной розой на длинном стебле. Она его берегла, стирала только специальным порошком для шерстяных изделий. Потом она представила, как его режут и жгут, и по щекам ее потекли слезы. С этими слезами выходили усталость и напряжение сегодняшних событий, а еще все обиды, сожаления о чем-то, усталость и жалость к себе, все вместе, весь этот клубок чувств маленькой девочки, которую жизнь заставляет изображать из себя сильную женщину, жену и мать, и от этого ей никуда не деться.