Аннотация: Это картина из лоскутов. О любви и ее поиске. О счастье и его хрупкости. О деньгах и метафизике. О том, что сказки в жизни бывают...
Светлой памяти Александра Долгополова посвящается
Во всем виноват Густав Климт,
или из чего я состою.
Место, где отдыхает ум, - это сердце.
Целый день ум слышит один только звон,
Шум и споры, и все, что ему нужно, - тишина.
Ум обретает спокойствие лишь в тишине сердца.
Туда ты и должна отправиться.
Элизабет Гилберт "Есть. Молиться. Любить".
Я лежу, раскинувшись на траве, под тонким деревцем. Небо чистое. На нем всего лишь одно облако, да и то плывет так быстро, что его хочется удержать, продев в него тонкую нить, и дергать за нее. Как воздушный шарик. Такое оно невесомое. Иногда я зажмуриваю глаза, потому что солнце играет со мной в прятки - то скрывается за листьями граната, то вновь выскакивает из-за них. Гранат совсем еще молодой, его ноги обнимают фиалки. Я вдыхаю ароматный воздух полной грудью и выдыхаю его с шумом. Чувствую себя умиротворенной и совершенно счастливой. В ушах звон бубенцов.
Мне 33 года. Я валяюсь на траве в саду около дома, что построил мой муж. И гранат тоже он посадил. Посадил в тот год, когда у нас родилась наша дочь.
Я валяюсь на траве... где- то между Комо и Миланом, в получасе езды от Швейцарии и в пяти часах от лазурного берега Франции, где-то здесь, на планете Земля.
***
Из маргошиных предсказаний.
А началось все, пожалуй, в Москве. С одного рассказа об одной девушке. Эту историю я и по сей день вспоминаю.
Я работала тогда в крупном агентстве недвижимости. Пришла я туда на должность руководителя проектов. В мои обязанности входило привлечение клиентов, формирование финансового плана, ведение и контроль сделок, общение с клиентами и контрагентами. Во всяком случае, все это мне было озвучено при приеме на работу. На практике, я должна была грамотно продавать ощущение защищенности, ведь именно за это клиент выплачивал огромные бабки моей компании. Ведь любой нормальный человек боится продать квартиру и попасть при этом впросак. Или купить квартиру и попасть туда же. Поэтому наша компания и занималась поисками нас - продавцов счастья, или руководителей проектов (РП).
Таких РП, как я, набрали достаточное количество. Нас обучили и отправили работать в офисы по всей Москве. А чтобы мы не отвлекались от наших важных переговоров, нам в пару были назначены специалисты. Они должны были собирать необходимые для сделок документы и показывать квартиры. В головном офисе нам так и сказали: "Это ваши ноги". На деле это были люди уже давно работавшие на рынке недвижимости и самостоятельно проводившие все сделки. Наверное, поэтому они нас как-то сразу невзлюбили. Кто мы такие? Молодые, неопытные, ни черта не понимающие в купле-продаже квартир, пришедшие с внешних рынков в бизнес, где они уже не по одной собаке съели. И тут вдруг появляется некий руководитель проектов, который еще вчера продавал мобильные телефоны или дирижировал оркестром из семи скрипок, а уже сегодня повелевает - сходи туда, сгоняй сюда, принеси то и покажи это.
Мне в пару дали Маргошу. Мы с ней как-то сразу поладили. Позже она мне призналась - узнав о том, что новый руководитель проектов в моем лице достался в награду именно ей, ворвалась в кабинет к директору и заявила: " С этим новым снобом в юбке я работать не собираюсь!" Но я не повелевала, как это делали другие РП. И мы с ней быстро сработались. А потом и подружились.
Маргоша была не такая как все. Она могла прийти в офис в длинной юбке в пол, расшитой бубенчиками. Конечно, они мелодично звенели, когда та только переступала порог. Директор ее журил, но что поделать, это же Маргоша... Она была старше меня, у нее было двое взрослых сыновей. И от нее исходило какое-то тепло. Она увлекалась духовными практиками, занималась женскими тренингами, писала картины маслом... Мне вообще было непонятно, как она затесалась в этот риелторский бизнес, такой жесткий и категоричный. Видимо, она должна была работать в этом агентстве. Хотя бы потому чтобы войти в мою жизнь и помочь мне найти то самое место под небом с тем самым облаком, похожим на воздушный шар.
- Я тебе сейчас расскажу одну историю о девушке, которую я очень хорошо знаю, -
сказала мне однажды Маргоша, когда мы в очередной раз сидели у нее на кухне и потягивали горячий чай. Это была ее двушка в Балашихе. На улице уже стемнело. Мы поужинали, и Маргоша заварила крепкого чаю со свежей мятой. Обожаю его. Его и наши с ней посиделки. У Марго на кухне стоит большой деревянный стол, старый и добротный. Она и его расписала акриловыми красками. Сидишь себе, попиваешь чаек, а на тебя то бабочка вспорхнет золотая, то жучок вскарабкается серебряный. Необычная Маргоша. И дом у нее волшебный.
- Ее зовут Света. Она приехала в Москву несколько лет назад. Сняла квартиру. Устроилась на работу. Казалось бы, обычная история обычной провинциалки. Но нет. Я эту историю называю сказкой, потому что все, что происходило со Светой дальше, иначе чем волшебством не назовешь. Заработав определенную сумму, а зарабатывала она хорошо, и, продав у себя в Нижнем немаленький участок земли, она купила квартиру в Москве. Пусть и однокомнатную, но зато на Павелецкой. Я была у нее в гостях. Знаешь, что больше всего меня там поразило? Огромная картина из лоскутов. Точнее, само изображение, Маринка, изображение! На ней были мужчина и женщина. Он целовал ее. Он как будто втягивал ее в себя, понимаешь? Настолько это было по-настоящему, как будто и не картина вовсе, и как будто и не из лоскутов... Так самое интересное, что на стене напротив висела такая же картина, но написанная маслом. От них исходила такая энергетика... Там царила любовь.
Так вот представь себе, в один прекрасный день Света бросила свою благополучную работу, закрыла квартиру, повесив на нее амбарный замок, и отправилась колесить по миру в поисках того самого поцелуя. Объездила несколько стран. И нашла Его. В Тайланде на одном из тренингов. Там собралась группа русских. Каждый из них приехал туда, чтобы решить внутри себя то, что не мог решить в суете своих сумасшедших городов, из которых он вырвался.
В один из дней тренинга все участники должны были стать немыми - такой обет молчания, способ научиться управлять своими мыслями и эмоциями. Они общались между собой, но молча, говорили глазами. Вот в этот самый день Светка и увидела Его и его голубые глаза, хотя до этого видела их уже десятки раз, в предыдущие дни. Но теперь она их увидела по-настоящему, понимаешь, когда нет всей этой словесной мишуры, все видится и воспринимается иначе.
Уже на следующий день они совершили обряд венчания. А когда закончился тренинг, он повез ее в Питер знакомить с родителями. И после постановки российских печатей в паспортах увез ее в Америку, поскольку жил там и там же держал свой бизнес. И у них родились двое малышей. Ты бы их видела, такие хорошенькие карапузы! Я тебе фотки потом покажу...
А Светка такая счастливая, такая цельная...
-Ну да... сказки бабушки Лукерьи. Да все так ладно, ну прям и придраться-то не к чему. Жила-была Золушка, приехала она в Москву и работу-то хорошую нашла и дворец-то в центре царства-государства построила, и по миру-то она попутешествовала, и принца встретила, и сыновей-богатырей родила. Ну да, ну да, где-то я про все это уже читала...
-Не веришь, да? Эх, Маринка, Маринка, а ведь все было именно так, как я тебе рассказываю. Ты пойми, в жизни сказки бывают! Просто для того, чтобы впустить в свою жизнь сказку, нужно открыть дверь. Вот Светка эту дверь открыла. Ее картины с поцелуями сработали. Когда она вешала их на стены, она ведь это делала не для красоты, но с великим желанием найти свою любовь. А мысли, как известно, материальны. Просто нужно точно формулировать то, что ты хочешь, и Там тебя обязательно услышат....
Из денег и крыльев бабочки
Все эти разговоры у нас происходили в коротких промежутках между погоней за деньгами. Этим, пожалуй, вся Москва только и делает, что занимается. У меня с этими самыми деньгами сложились достаточно сложные взаимоотношения.
Их острую необходимость я впервые ощутила, учась в университете. Мне тогда было лет девятнадцать. Мы с мамой жили вдвоем, поскольку они с отцом развелись, когда я была еще совсем маленькой.
Мне очень нравилось учиться. Я поступила на филологический из любви к литературе. Читала много и с удовольствием. К тому же у нас были удивительные преподаватели. На лекции одного из них я всегда ходила с каким-то душевным трепетом... он так чудесно говорил. На одном из таких занятий он обратился к поэзии Фета, указывая нам, слепым котятам, на то, что в фетовских строчках часто порхают бабочки.
- Вы когда-либо наблюдали за полетом бабочки? - обратился он к аудитории.
Получив в ответ молчание, продолжил:
- Он совершается по кругу. А круг - это не что иное как символ вечности. О вечности говорит Фет! Бабочка с ее полупрозрачными хрупкими крыльями напоминает бренному человеку о вечности!
- Александр Анатольевич, - прерывает преподавателя одна из моих одногруппниц - вы когда-нибудь морду бабочки через микроскоп видели? Это же червяк обыкновенный.
Александр Анатольевич побледнел, и его лысина покрылась испариной. К чертям вся ваша метафизика, Александр Анатольевич, к чертяяяяааааам!
- Да, - ответил он дрожащим от негодования голосом - может быть и червяк, но он же с крыльями!
Вот так и в жизни. Обязательно появится кто-то или что-то, что разрушит твой тонкий мир и напомнит тебе о том, что бабочка не что иное как червяк... И надо найти в себе силы для того, чтобы, несмотря на все, убедить себя - да, червяк. Но ведь с крыльями, а значит он не волочится брюхом по земле, а летает, летает, парит, а значит силен, а значит непобедим!
Вот и я летала бабочкой до тех пор, пока не заболела мама.
У нее обнаружилась межпозвонковая грыжа, но обнаружилась уже после того, как ноги отказали. Прихожу домой с универа, а она лежит. "Доченька, ты только не пугайся", - говорит она мне. А как тут не пугаться? Вызвали скорую. Маму выносить на носилках нужно. А мы на девятом этаже живем. По всем правилам безопасности спускать по лестнице необходимо только ногами вперед. И девять маршей ать-два. Но моя мама скомандовала: "Только головой вниз! Я же еще живая!" - и так все девять этажей, крепко вцепившись в ручки носилок. Еще и шутила, говоря соседскому мальчишке, которой ее тащил: "Вот, Сережка, видишь, какая удача, а то когда меня еще молодые да красивые на руках носили бы?" Другая на ее месте уже слезами умылась, а она нет, обо мне думала. Видела мое мертвенно белое лицо, нашла в себе силы острить. Великая женщина...
А потом нейрохирург мне сказал, что нужно делать операцию. Исход неизвестен. Сказал: "Возможно, твоя мама останется прикованной к постели".
И понеслось. Универ, больница, работа. В универе пыталась слушать лекции, полные метафизических смыслов. А потом брала швабру и драила полы в маминой палате, параллельно развлекая ее рассказами из веселой студенческой жизни. И на работу. Работала я тогда журналистом в одной из тольяттинских газет. (Тольятти - город, в котором я родилась и прожила до 24 лет). Когда мама попала на больничную койку, я буквально бросилась в ноги к тогдашнему руководителю рекламной службы Вале Поляк: "Валь, давай мне рекламные тексты, я готова писать все, что угодно! Лишь бы платили..." Скажу для справки, что настоящие журналисты не опускаются до рекламных статеек, считают это ниже своего достоинства. А мне в моей ситуации уж точно было не до измерений уровня своего профессионального снобизма. Я четко понимала - ответственность за семью сейчас должна нести я, и финансовую в том числе, точенее так - и финансовую в первую очередь.
Пожалуй, в этот период, в мои девятнадцать, я резко повзрослела и поняла, что деньги - это необходимость. И без них никуда. И как же я была зла на мать моего тогдашнего парня, которая однажды мне сказала: "Марина, ты ставишь рубль во главу угла. Так нельзя!" Нельзя видите ли! Много она понимала... Да мне этот рубль нужен был как воздух. Не для того, чтобы купить себе новую шмотку или сделать дорогущий маникюр. А чтобы маме лекарства купить и картошку себе вечером пожарить. Вот для чего.
Позже, когда мама научилась ходить с помощью ходунков, как это делают маленькие дети, когда она окрепла, я переехала в Москву. И вот там я начала зарабатывать не для того, чтобы поесть, а для того, чтобы иметь свободу - путешествовать, оплачивать дорогой фитнес-клуб, или купить себе билет на шоу Полунина и не париться по поводу того, что я заплатила за него сотню евро... Да, в Москве я поняла, что деньги - это свобода.
А пока я вертелась как волчок. Домой приползала. Садилась на диван и включала телевизор, но совсем не для того, чтобы посмотреть последние новости, а просто, чтобы ощутить иллюзию присутствия чего-то живого в доме, просто, чтобы отключить мозги... Часто я просыпалась на этом самом диване часа в три ночи, телевизор продолжал работать, и я понимала, что вырубилась как была - в джинсах и майке, с тушью на ресницах и нечищеными зубами.
Из работы журналистом
Я была неплохим журналистом, я бы даже сказала - талантливым. Не подумайте, это не мои слова, так говорили мои шефы. И пророчили мне звездное будущее.
Когда я работала в одной аналитической газете, я любила наблюдать за тем, как мой главред читает только что испеченное мною. Это был очень умный, колкий, зубастый дядечка, настоящий журналюга. Обычно он подносил к носу распечатанную статью, въедался в нее и, откинувшись на спинку своего кожаного кресла, расплывался в улыбке как чешерский кот. Казалось, ему только что позвонили и объявили о том, что ему сулит Нобелевская премия. "Хорошо, - коротко резюмировал он, - Можно верстать" Это было высшей похвалой для меня. Он даже ни одной запятой не переставлял.
Бывало, правда, и по-другому - он читал, сдвигая брови, ерзал на месте, а потом с кислой миной произносил: "Ну, Марин, ну что за говно?" Я не обижалась. Не билась в истерике. Говно так говно. Бывает. Перепишем.
Мне нравилось там работать. Я чувствовала, что мне дается свобода моего слова, я ощущала себя настоящим журналистом. Это была крутая аналитическая газета. Глубокая, острая. Мне было с чем сравнивать. К тому времени я уже имела опыт работы в глянцевых журналах. Ну разве это журналистика? Писать заказные статейки про лысых дядек с толстыми кошельками. А здесь... здесь я чувствовала твердую почву под ногами, здесь я оттачивала свои острые зубки, здесь я могла показать свои коготки.
Ушла я из этой газеты по собственной глупости, променяв ее на ежедневную газетенку. В ней - все новости с колес. И все желтенькие. Моя редакторша, известная, к слову сказать, самодурка, постоянно срывалась на крик: "Как, Х. пукнул, и ты об этом не написала??!!!" или так: "Ф. запнулась и полетела с лестницы, а ты об этом молчишь?! Людям же это интересно, как ты этого не понимаешь!!!" Мои статьи под моей фамилией выходили изрядно перештопанные. Порой до неузнаваемости. Председатель комиссии на одном конкурсе журналистов, где еще год назад я взяла премию, отвела меня в сторонку: "Марина, с тех пор как ты ушла из аналитической газеты, ты начала писать дерьмо". А я и не спорила. Это была правда. Только в этом случае дерьмом была названа не одна статья из сотни мною написанных, а весь период моей работы в этом желтом болоте.
У меня начался кризис. Работать в желтом я больше не могла. Вернуться назад в аналитическую газету тоже не могла. Я рассталась со своим парнем. Мне было двадцать четыре года, а я все еще спала на одном диване с мамой. Я задыхалась. Ко мне пришло четкое осознание - я зашла в тупик по всем фронтам. Надо было что-то делать. Я решила уехать в Москву.
Из покорения Москвы
Я приехала покорять Москву в 2005.
Зимой. В дизайнерской шубе, расшитой кружевами и бисером, в красных замшевых сапогах и красных перчатках. Звезда, не иначе. Через пару месяцев сапоги разъела соль, которой обильно посыпаются московские дороги, а шубка из персиковой превратилась в сероватую благодаря моим передвижениям в метро. Еще в Тольятти я решила завязать с журналистикой, а в Москве другой работы найти не могла. Мои настроения, как и моя шубка, изрядно поистрепались. Деньги заканчивались.
Через несколько месяцев от безысходности я устроилась продавцом в магазин по продаже мобильных телефонов. Эта была сеть. Очень крупная. Владел ею некий господин Ч. В свои тридцать с чем-то он уже был миллионером, носил футболки в крупную клубничку и знал, как надо продавать. Он не был папенькиным сынком. Всего добился сам - в лихие девяностые, еще будучи студентом, начал торговать джинсами на чиркизоне, а дошел до того, что создал огромную сеть магазинов по продаже мобильных телефонов по всему СНГ.
Это была фигура одиозная и скандальная. Господин Ч. говорил с нами на том самом нелитературном, а на Новый год дарил всем продавцам каски с надписью: "Не е...ите мне мозги". Видимо, эту каску мы должны были надевать всякий раз, когда в магазин входил очередной покупатель. Для меня это был культурный шок. Я привыкла к другому. Другому уровню общения. После филфака и журналистики мне казалось, что меня окунули в ушат с дерьмом.
Мы работали по двенадцать часов в день, а под Новый год по пятнадцать часов и без выходных. Зарплата была при этом средней по Москве, и откладывать не получалось. Нужно было платить за съемную квартиру, которую, на тот момент я делила с одной девочкой. Нужно было питаться. Нужно было оплачивать общественный транспорт, чтобы добираться до работы. Словом, я снова оказалась в ситуации, когда жить было некогда.
Нашу сеть часто травили: то оператор мобильной связи с нами не работает, потому что мы не выполнили перед ним свои обязательства, то телефоны у нас якобы "серые"... И все это валилось на голову нам, продавцам. И мы должны были работать, как это принято называть, с "возражениями" клиента.
- А это правда, что ваши телефоны "серые"? - в салон зашли два пацаненка лет двенадцати, оба улыбались хитровато, я бы даже сказала, с издевочкой.
- Не совсем, - лениво ответил один из продавцов, опираясь на витрину - Они у нас серо-бурмалиновые, в крапинку.
Пацаны попятились к выходу:
- Понял, вот так, очень тактично нас послали на х...й.
Только юмор нас и спасал. Мы уставали как собаки. Но мы были командой. Наша сеть нас сделала сильными. И физически и морально. Мы научились продавать.
Благодаря моей работе в магазине я и вошла потом в холдинг, который, в том числе занимался недвижимостью. Я прошла войну, чтобы попасть туда - три собеседования, одно из которых - ролевая игра. Она длилась пять часов с маленьким кофе-брейком. Пять часов нас, кандидатов на место руководителя проектов, гоняли как бобиков - сделайте презентацию, продайте, сформируйте, составьте, нарисуйте, покажите, докажите, представьте... Пять часов. Я не помню, как я выползла из конференц-зала. Нам сказали - вам дадут знать о результатах.
Мне позвонили и сказали, что я прошла. Теперь меня ожидало трехмесячное обучение. Каждый день по восемь часов в день мы ели половниками тренинги по продажам и искусству общения с клиентом, нас обкладывали талмудами российских законов, касающихся купли-продажи недвижимости, нам рисовали всевозможные схемы сделок и демонстрировали подводные камни, на которые мы могли напороться. Это было безумно тяжело и настолько же интересно. Каждый раз, когда я подходила к огромной высотке из голубого стекла, которое принадлежала нашему холдингу, мое сердце на мгновение замирало - вот она, мечта идиота - работа в крупной успешной компании в центре Москвы. Черт побери, я это заслужила!
Я снова вырвалась на уровень, где разговаривают на красивом русском, обращаются на "Вы" и шутят тонко. Я вошла в серьезный бизнес, где платили серьезные деньги. Я начала дышать полной грудью и позволять себе то, что не могла позволить себе раньше.
Из маленьких знаков судьбы
Вы помните древнегреческую легенду о Данае?
Она была дочерью аргосского царя Акрисия. По легенде, оракул предвещал ему смерть от руки внука. Испугавшись, царь заточил свою дочь, прекрасную Данаю, в неком тереме, дабы исключить ее контакты с мужчинами. Таким образом, он хотел уничтожить всякую вероятность того, что его дочь родит на свет мальчика, от руки которого ему суждено погибнуть.
Но не тут-то было... Великий Зевс узнал о месте нахождения прекрасной Данаии, и снизошел в нее золотым дождем. Даная зачала. И родила сына Персея.
Многих художников интересовал акт соития между Данаей и Зевсом. Посмотрите на работы Госсарта, Тинторетто, Джентилески, Эжена Субирана, Каролюс-Дюрана, Пикассо... Но для меня самой проникновенной стала работа Климта. Взгляните на его Данаю, на ее томно прикрытые глаза... какая сладкая нега... и этот золотой дождь, что вливается мощной силой в ее лоно...
Не поверите, но климтовскую Данаю я впервые увидела в переходе московского метро. Да, да, именно в переходе метро. Я куда-то неслась на высоченных каблуках, как всегда по работе. И вдруг увидела Данаю. Я остановилась как вкопанная. Ее изображение было нанесено на фарфоровую чашку. Увидев меня, стоящую с открытым ртом, перед витриной маленького ларька, где то и дело снуют туда-сюда вечно спешащие куда-то люди, продавец сказала мне: " А у вас хороший вкус, девушка. Нравится? Это Даная Густава Климта". Откуда продавец из перехода в метро знает Климта? "А вот еще одна его знаменитая вещь - "Поцелуй", - продолжила она, добив меня окончательно.
Поцелуй. Вот он мой поцелуй. Сам меня нашел. Конечно же я купила обе чашки - климтовскую "Данаю" с его же "Поцелуем". Это знаки судьбы, не иначе. Я была в этом уверена. Что-то должно произойти в моей жизни чудесное, что-то должно произойти...
Из маминых слез и катарсиса
Вообще Москва - удивительный город. И не зря его называют городом возможностей, ведь если бы не Москва, я никогда не увидела бы слез на маминых глазах. А благодаря Москве увидела.
Мама приехала ко мне погостить. Было чудесное лето. И мы пошли с ней гулять. Мы всегда с ней много и, не умолкая, говорили. Очутившись на Пушкинской площади, перед памятником поэта, мама вдруг замолчала. И стояла так какое-то время. А потом вдруг расплакалась. Это было так неожиданно. Моя мама, такая сильная, не уронившая ни одной слезинки за все девять маршей, что ее несли головой вниз, расплакалась перед Пушкиным... "Ничего не могу с собой поделать", - говорила она, как будто извиняясь передо мной и всеми теми, кто вечно толпится у памятника. " Да ты поплачь, мамуль, поплачь. В этом же нет ничего постыдного. Это твой катарсис".
Я и сама долгое время не знала, что такое катарсис. То есть, конечно, в универе нам объясняли, что катарсис в переводе с греческого означает не что иное как "очищение" и обозначает не что иное как сущность эстетического переживания. По сути, катарсис дается в награду человеку, прикасающемуся к искусству. Я видела много театральных постановок и художественных выставок. Но катарсис все еще был для меня всего лишь определением из учебника. Безусловно, я не раз рыдала над книжными страницами и приходила в восторг от увиденного на сцене... Но вот так, чтобы физически почувствовать в себе наличие души, которая переворачивается, и, кажется, хочет выйти, такое со мной случилось только тогда, когда я попала на постановку "Мальчиков". Спектакль, поставленный по отрывку из "Братьев Карамазовых" Достоевского.
Он шел в щукинском училище. И задействованы в нем были его студенты. Маленькая сцена. Минимум декораций. Обстановка камерная. И для зрителей табуретки-жердочки, так тесно они были прижаты друг к другу. Мне было дискомфортно - так близко ко мне располагались совершенно чужие мне люди. Поначалу я даже не смела пошевелиться из боязни задеть сидящего рядом локтем или сидящего впереди коленкой. Но это только сначала. Потом я не смела пошевелиться от того, что я увидела на сцене. Я не то что не смела шевелиться, я не могла дышать. Так сильно я переживала все то, что происходило там, на подмостках. Мою грудную клетку как будто кто-то сдавил. И тогда я впервые в жизни почувствовала свою душу, физически почувствовала, как ноющий зуб или боль в желудке. Слезы полились, и сначала я пыталась их утирать. А потом перестала. Перестала, когда увидела, что у мужчины, сидящего впереди меня, задрожали плечи. Он тоже плакал. Я впервые видела плачущего мужчину. Он был огроооомный, просто невероятных размеров. И плакал. Я не видела его лица, но я прекрасно понимала, что он сейчас переживает. И в тот момент я была безумно рада тому, что я так близко к нему, к этому чужому мужчине, я не знала кто он, как его имя, но я была так благодарна этим табуреткам-жердочкам за то, что я кожей ощущаю глубокие потрясения этого чужого и такого близкого мне человека. Я не одна в моих слезах.
Из моих представлений о том, что такое мужчина
Как я уже говорила, мои родители развелись, когда я была еще совсем маленькой. Мужчины в нашем доме не было. Только я да мама. Может быть, поэтому я так крепко к ней привязана. Мы много времени проводи вместе. Мама мне читала, я слушала сказки, еще записанные на пластинках, а потом ей их пересказывала. Мы часто пели песни. Нам было хорошо вдвоем.
В детском саду я подходила к чужим папам и осторожно трогала их за рукав. Таким образом я пыталась понять, кто они - эти странные существа, которые носят брюки, а порой даже и усы. Честно признаться, я их страшно боялась. Наш сосед дядя Коля, чтобы завоевать мое доверие, ловил мух и ел их. Это были пластмассовые мухи. Предназначались они для рыбалки. И, конечно же, он их ел понарошку. Но я-то этого не знала. И меня его поедание мух приводило в восторг. Так дядя Коля меня развлекал. Он со своей женой порой исполнял роль моей няни, пока мама была на работе.
Когда я из девочки превратилась в девушку, проблема осталась - я не знала, как себя вести с молодыми людьми. Мой приобретенный страх смешивался с природным стеснением и вместо того, чтобы бегать по свиданиям, я сидела дома с книжкой.
Я не знала, как нужно любить, ссориться и мириться. У меня не было ни одного сценария в голове, потому что не было примера перед глазами. Однажды на вопрос моей подружки Женьки, как я представляю себе семью, я ответила:
- Он уходит на работу, а я машу ему рукой из окна.
- Какое у тебя идиллическое представление о браке, - язвительно усмехнулась она.
Я испугалась. Да, наверное, я не понимаю, что такое семья, когда в ней присутствует мужчина...
Из сведений о Климте
Он родился в 1862 году в предместье Вены в семье художника-гравера. Окончил художественную школу как художник-декоратор. И начал свой путь с реализма.
Когда он написал "Поцелуй" и "Данаю" он был уже известным модернистом. Это был "золотой" период его творчества.
Климт не принимал ту зашоренность взглядов, которая царила во времена его бытности, а потому он открыто воспевал нагую природу человеческого тела, демонстрировал его красоту и уродство. Он любовался женскими изгибами, его работы так и "дышат" эротикой. А это, кстати, не всегда одобряло то общество, в котором жил Климт.
Когда он рисовал портреты, был неотразим в своей работе. Ему хватало лишь однажды взглянуть на свою модель. А потом он окунался в лист бумаги, и карандаш быстро летал по белому пространству листа. Настоящий художник! Ему хватало одного лишь взгляда - больше глаз от бумаги он не отрывал. Он также использовал и другую технику - смотрел на модель не отрываясь. И рисовал, не глядя при этом на лист бумаги. И выходило гениально.
Он не любил столпотворений. Предпочитал одиночество и покой. Черпал свое вдохновение в тишине своего сада, что был разбит у его студии, где он творил.
Умер он в 1918 году, оставив миру порядка двухсот пятидесяти работ.
Из детских рисунков
Странно, но с детства я часто рисую один и тот же рисунок - солнце, домик, из трубы идет дым, а вокруг домика фруктовые деревья и озеро, а на его глади - лебеди. То есть, если кто-то из взрослых говорил: "Мариночка, нарисуй что-нибудь, сладкая". Мариночка рисовала домик и деревья. Если кто-нибудь из коллег обращался ко мне: " Марин, можешь чего-нибудь навалять?" Я тут же брала листок бумаги и на нем неизменно появлялись солнце, домик, из трубы идет дым, а вокруг домика фруктовые деревья и озеро, а на его глади - лебеди.
Сегодня я живу в доме, около него разбит маленький аккуратненький садик, утопающий в цветах. В нем шумят фруктовые деревья. А зимой из трубы действительно идет дым, потому что топится камин. Правда, озеро с лебедями не прямо перед домом, а чуть дальше, в семи километрах, в Комо. Знаменитое озеро Комо, куда съезжается весь мир, чтобы полюбоваться его красотой и понять это сладкое тягучее итальянское bellissimo... Сидеть на скамеечке, смотреть на озеро, любоваться цепью гор, кормить из рук лебедей и уточек, есть мороженное... ммммммм... какое тут мороженное... Фисташковое, из корицы, мятное...
Говорят, бог давно уже очертил то место на песке, на котором ты стоишь...
Из ароматов, звуков, вкусов, ощущений
Лето. Мы сидим на теплых мраморных ступеньках одной церквушки. В ногах у ее колокольни, под огромными часами. Перед нами небольшая площадь, бьют маленькие фонтанчики, кружат ласточки. Солнце уже успело вылезти из воды и отряхнуться. Муж только что припарковал наши велики, а я открыла коробку с только что купленной пиццей. Какой аромааааат, mamma mia... Хрустящее тонкое тесто, помидоры и расплавленная любовью печи моцарелла... Прикрываешь глаза и наслаждаешься... вкусом, ароматом, хрустом, ласковым солнцем, теплом мрамора, легким ветерком... По спине бегут струйки пота.
Почти каждый вечер, когда спадает жара, мы берем наших двухколесных друзей - и в лес. В его царство ароматов. Сначала пахнет землей, потом попадаешь в сладкое, даже приторное облако каких-то белых цветов. До сих пор не знаю, как они называются, но дыхание перехватывает всякий раз, когда влетаешь на скорости в этот дурман. Затем резкий, но безумно приятный запах конского помета. Да, мы направляемся к ним, к лошадям. Они совсем близко от нашего дома. Черные, белые, пегие. С грустными глазами и такими мягкими мордами. Как приятно их поглаживать и чувствовать их тепло. Каждый конь в своем домике. Красивейшее место. Здесь конский запах смешивается с запахом сена. На минуту останавливаемся в беседке, увитой плющом, глоток холодной воды и немного тишины.
А теперь можно и в пиццерию.))
Вообще Италия - страна горловых соблазнов. Неподалеку от нашего дома есть одна кондитерская. Так она так и называется "Грехи горла". Итальянцы вообще не стесняются таких пикантных названий. Они умеют наслаждаться. Всем.
Мой муж говорит: " К сожалению, в наших "Грехах" все очень вкусно". К сожалению. Потому что остановиться невозможно. Трубочки-лодочки из хрустящей вафли, наполненные рикоттой и корицей... Маленькие корзиночки из тонкого теста с шоколадной нугой и поджаренными грецкими орехами... А тирамису? Вы знаете, как это слово переводится с итальянского? "Вытащи меня наверх". Черт побери, как верно! Самый лучший способ вытащить себя из дурного настроения - тирамису! Эти, казалось бы, обычные печенья, утопленные в маскарпоне с кофе, вытаскивают тебя наверх и уносят в страну наслаждений...
Боже, прости меня, но как же сладко впадать порой в грех...
У итальянцев даже есть такое выражение: "Qui si manga da Dio" - здесь готовят руками бога. Говоря о блюде, которое их покорило, итальянцы употребляют такие слова, как squisito и delizioso - "изысканное", "восхитительное". Когда мы, русские, употребляем такие эпитеты, говоря о кухне? Правильно. Никогда. А они употребляют, будто они на художественной выставке или на показе мод, а не за столом, перед тарелкой пасты. Удивительна Италия. Удивительны итальянцы...
Из шнурков и случайностей-закономерностей.
А познакомилась я со своим мужем в Египте.
Наш самолет приземлился в Шарме, когда на землю уже опустилась вечерняя прохлада. Я была со своей подругой Олесей. Она тоже была руководителем проектов в той самой компании по продаже недвижимости. Дело было в начале января. Мы обе были вымотаны работой, потому что под Новый год все клиенты обычно сходили с ума - всем нужно было продать/купить квартиру до боя новогодних курантов. Сделка шла за сделкой. На нашей банковской карточке сумма увеличивалась с бешеной скоростью, что, несомненно, приносило удовлетворение. Однако, как после длительного забега, хотелось упасть и отдышаться. Хотелось просто поваляться на пляже. Познакомиться с компанией русских мальчишек и девчонок, а потом прогуливаться шумной гурьбой по вечернему Шарму. Курить кальян, объедаться сладостями, забыть о клиентах и о заснеженной Москве. И никаких любовных историй.
Наш первый с Олеськой ужин проходил на открытой террасе нашего белоснежного отеля. Уже стемнело. Повсюду горели огни. Мы потягивали красное вино и любовались морем, которое простиралось перед нами. На маленькой сцене для гостей отеля один очень молодой красивый итальянец пел песни, естественно на своем родном языке.
И какая же меня охватила тоска... Море. Песни о любви на языке любви. И мы одни. Среди итальянских парочек. Ужасное начало. Хуже просто и быть не может. Где же русские мальчишки и девчонки? Где шумные компании? Какого черта мы здесь будем делать?! Мы угодили в итальянский отель, где даже аниматоры веселили публику на итальянском! Шел какой-то спектакль. Ни слова на английском! Всем было весело. А нам нет. Мы сидели с Олеськой на скамеечке, смотрели на то, как смеются итальянцы, и чуть не плакали.
И тут я вдруг почувствовала на себе взгляд. Обернулась. На меня смотрел молодой мужчина, в очках, с черными глазами, с щетиной и упрямым подбородком. Все как мне нравится. Я отвернулась. Настроение было ужасное. "Лесь, пойдем в отель, а? - начала я свое нытье, - Коньячку попьем, телек посмотрим и баиньки.."
Когда мы уже приближались к нашему корпусу, то заметили, что за нами идут двое. Это был он. Тот самый, с черными глазами и упрямым подбородком. В сопровождении своего друга. Леська сразу же зашипела:
- Маринка, они идут к нам. Я еще на спектакле заметила, как эти двое на нас пялятся. Ну-ка, давай, сделай вид, будто у тебя шнурок развязался. Дай им возможность нас догнать! Давай-давай! Завязывай шнурки!
- Ну вот еще! - начала я сопротивляться - Делать вид, что у меня шнурок развязался! Какая глупость! Как это будет выглядеть со стороны?!
- Прекрасно будет выглядеть! - настаивала Олеська, у которой не было шнурков, она, в отличии от меня, была в босоножках - Я бы даже сказала, что это будет выглядеть сексуально!
- Ну мы ж решили ни с кем не знакомиться - уже смеялась я.
- Так, я тебе что сказала? Завязывай шнурки! Живо!
Я послушно опустилась на землю.
Из моих картин.
Честно признаться, я настолько влюбилась в Климта, что просто-напросто слизала его идею с "Поцелуем". Я написала свою картину маслом. Он целует ее. Она обнимает его. Все как у Климта. Но есть одно "но". Буквально в последний момент я подрисовала моей героине животик. И она превратилась в маму. А он в папу. Я так разволновалась, когда до меня дошло, что я изменила смысл климтовского поцелуя...Не то чтобы изменила, но наполнила чем-то своим...
Я повесила ее на стену, на самое видное место. Он, она и малыш.
Картина родилась в сентябре. А в январе я поехала в Египет.
Из резких слов.
Они нас догнали. Он представился Полем. Мы договорились встретиться на следующее утро на ресепшине и пойти всем вместе на море. Несмотря на то, что наши итальянцы не понимали по-русски, а мы по-итальянски, нам было легко и весело вместе. На плохом английском и на языке жестов мы прекрасно понимали друг друга. Много смеялись.
День пролетел незаметно, и вечером вчетвером мы отправились в Шарм. Красивый и шумный. Мы забурились на дискотеку. Я сняла свои каблуки, и осталось босая, на деревянном полу. Поль не сводил с меня глаз.
Когда наши джентльмены проводили нас до нашего номера, то мы с Леськой сказали: "Ну, до завтра". Поль явно не ожидал такого поворота событий, он рассчитывал на продолжение вечера. Резко повернувшись и также резко сказав что-то своему другу, ушел. Друг вместе с ним.
Мы с Лесей оскорбились. Нет, мы, конечно, понимали, что обычно все так и происходит - томный вечер как обещание долгой страстной ночи. Но не в нашем случае. Нам казалось, что за день, проведенный вместе, мы дали понять горячим итальянским мужчинам, что мы не девочки на ночь.
- Вот козлы! - возмущалась разъяренная Олеська, разливая Hennessy, по стаканчикам - Что мы дешевки что ли какие-то?
- И не говори, прям противно, - вторила я расстроено.
- Завтра же на завтраке швырнем им в морду теми долларами, что они на нас потратили за вечер!
- Угу. А такие казались милые и обходительные...
- Вот именно, казались...
Из "быть" и "казаться"
Кстати, по поводу "быть" и "казаться" у меня есть отдельная история.
Однажды всем классом мы поехали в Тулу. Нам было лет по шестнадцать. Это была не простая поездка, а путешествие по литературным местам, ведь мы учились в филологическом.
Стояла трескучая зима, страшно холодная. И как же было хорошо стоять у могилы Льва Толстого, этого могучего седого старика, в окружении сосен, ощущать свою причастность к чему-то великому и слушать тишину. А потом, вбежав в дом-музей Поленова, попасть из тридцатиградусного мороза в его летние пейзажи, залитые солнцем. Как же было чудесно...
Дело было под Новый год, а потому одним из вечеров весь класс ринулся покупать подарки своим. Только мы с моей подругой Женькой остались в гостинице - надо было зашить ее бобровую шубу, что поползла под мышкой, не выдержав сурового тульского приема. Где мы нашли толстую иголку с ниткой? Не помню. Но с задачей справились и, довольные собой, выкатились на улицу. "А давай поприкалываемся, - предложила я Женьке - изобразим из себя американок и дорогу до магазина поспрашиваем по-английски". "Давай!" - согласилась она живо. И вот мы, одетые в песцовые шапки, а Женька еще и в бобровую шубу, в меховых сапогах и с варежками на резинке, ну, чтоб не потерялись, решили изобразить из себя американок. И объект для прикола выбрали правильный - бабушек, они-то уж точно не знают английского и обязательно поведутся.
Заприметив первую "жертву", подходим. Полная, краснощекая, в валенках и пуховом платке. " Ecsusmi, we are from America. Can you help us? Where is ЦУМ?" - вылила я на бедную старушку свои скудные познания английского. Я так понимаю из всего мною сказанного, бабуля поняла только "Америка" и "ЦУМ", раскраснелась еще больше и начала кудахтать: " Ах ты, батюшки, ой, боже мой, как же помочь-то вам, девоньки, как же помочь-то?" - при этом она качала головой и то и дело всплескивала руками. Тут я решила прийти ей на помощь: "Left or right?", - указывая направления. " На леееево, на лееееево!", - размахивала бабушка рукой, пытаясь во что бы то ни стало нам помочь.
Вторым объектом стала худосочная старушка с завидной осанкой, в каракулевой шубе и модной беретке. Мы подошли к ней с тем же обращением. И каково же было наше с Женькой удивление, когда бабуля, не моргнув глазом, без запинки заявила: "ЦУМ? No problem. You shall go this street and on the left will be the departmenstore, the best in Tula". Было понятно, что в глазах этой старушки мы оказались просто жалким подобием тех самых американок, которыми пытались представиться, с плохим английским и варежками на резинке...
Пожалуй тогда я поняла, что лучше быть, а не казаться. Не смешить людей. И быть честной перед самой собой. Лучше.
Из примирений
Наутро за завтраком настроение было паршивое. Леська сидела напротив меня, молча уткнувшись в свою тарелку. Вдруг она заулыбалась, а еще через мгновение мне кто-то закрыл глаза руками. Они хорошо пахли. Это был Поль. Мы встали из-за стола и направились к пляжу. Поль остановил меня, давая возможность Олесе с Сальваторе чуть оторваться от нас.
- Прости меня, - сказал он, - я был не прав вчера. И повел себя как самая настоящая свинья. Я не хотел тебя обидеть...
Мое сердце зазвенело. Не хотел обидеть. Нашел в себе силы попросить прощения и признать свою ошибку. Я растаяла.
Весь день мы провели на пляже. Смеялись. Ели мороженое. За обедом ели из одной тарелки, а для меня это еще более интимно, чем лечь в постель. Для него, как оказалось, тоже.
Мы сидели на качающемся пандусе. Поль обнимал меня и вытирал морские капли с моей спины. Молча. Я вся покрывалась мурашками. Я не понимала, что со мной. Как с человеком, с которым я знакома всего один день, может быть так хорошо, так спокойно, так волнительно, так...
Мы провели вместе четыре дня. Всего четыре дня. Целых четыре дня. И пришло время расставаться. Поль возвращался к себе в Комо. Мы стояли перед отелем. Автобус уже подъехал. Поль курил одну за другой. Я крепко обняла его и вцепилась в его спину ногтями, как будто так могла его удержать. И ждала, когда он спросит мой номер телефона. Он этого не сделал. Мы расставались навсегда. В его глазах стояли слезы. А я плакала.
Из "Все ок!"
А на следующий день я сломала руку. Мы с Лесей поехали кататься на квадрациклах. Но у меня видимо было настолько подавленное состояние, что я не справилась с управлением и на повороте перевернулась. Рука страшно ныла, но я и подумать не могла, что это перелом. Это выяснилось только в Москве. Когда мне наложили гипс, большой палец был поднят вверх. Поэтому когда меня спрашивали: "Маринка, ну ты как?" Я молча поднимала правую руку с торчащим из гипса большим пальцем, будто говоря: "Все ок!" На самом же деле на душе было паршиво. Я страшно тосковала по Полю.
Между тем Олеська переписывалась с Сальваторе. Я попросила ее передать через Са привет Полю. А она к тому же сообщила, что я в гипсе. И Поль позвонил. Мы проговорили минут пятнадцать. Правда, только поздоровались по-английски, а потом он говорил на итальянском, а я, задыхаясь от волнения и счастья, на русском. Не понимали друг друга, но понимали. Во всяком случае, поняли самое важное - мы не можем друг друга потерять.
Позже Поль мне признался, что как только услышал мой голос, осознал, как сильно он по мне скучает. А его мама мне по секрету сообщила, что вернувшись из Египта, сын заявил: "Ма, я влюбился. Мы познакомились в Египте. Она русская". Мама готова была молиться всем богам, потому что ее сын в свои 36, такой благополучный, красивый, мужественный, с характером, все еще не был женат и продолжал менять девушек, как перчатки. Более того, перед поездкой в Шарм он ударил кулаком по столу и заявил, что слышать больше ничего не желает о том, что ему уже "пора".
- Послушай, мам, я не женюсь. И точка. Если до сих пор я не встретил свою женщину, то уж, скорее всего, и не встречу. И давай закроем эту тему. Надоело.
- Но сынок...
- Я все сказал.
Из встреч и ожиданий.
Мы как-то сразу решили, что сначала я приеду к нему на майские праздники, а потом он свой августовский отпуск проведет у меня в Москве.
Честно признаться, я боялась увидеть другого Поля. Боялась, что в Шарме это была всего лишь красивая картинка, курортный роман в розовом флере и что на деле он окажется совсем другим человеком. Я напрасно боялась.
Всю дорогу из аэропорта мы целовались. Я не знаю, как он мог вести машину, постоянно наклоняясь ко мне? Дома меня ждал огромный букет цветов и плюшевое сердечко, на котором было написано: "Бьется для тебя". Я открыла его, в нем была коробочка с солнцем, усыпанным маленькими брильянтиками. А в спальне еще один сюрприз, самый главный - по диагонали комнаты на нитке были развешены разноцветные буквы. Надпись гласила: "Wеlcome, Marina, amore mio" Стоит ли переводить?))) Старался.
Мы провели вместе чудесную неделю. Гуляли по цветущему Комо, ездили в Швейцарию, в Венецию...
Когда мы возвращались из Венеции, я полудремала, откинув спинку переднего сиденья. Тихо мурлыкало радио. И вдруг Поль, оторвавшись на мгновение от дороги и глядя на меня, сказал тихонько, будто самому себе: "Mia moglie..." (Моя жена)
- Твоей женой я стану, когда вот здесь будет обручальное кольцо, - проснулась я.
- Как, ты поняла, что я сказал? - Поль был обескуражен. Его фраза явно не предназначалась для меня и моего понимания.
- Что, что, а слово moglie мне знакомо))
- Ну, ты и хитрюга)) - смеялся он.
Я всегда знала, что выйду замуж быстро. Без долголетних встреч и совместного проживания. Встретились - влюбились - поженились. Такова была моя формула. И я всегда знала, что моя свадьба обойдется без гармошки, частушек и дурацкой тамады. Не знаю, откуда во мне была эта уверенность. Но все случилось именно так, как я себе представляла. Но об этом позже.
А пока... пока нас ждали три долгих месяца ожидания - май, июнь, июль. Поль должен был приехать только в августе. Это были самые долгие три месяца моей жизни. Днем я проводила на работе. Она меня отвлекала. Весь день в переговорах, в рисовании схем сделок, в болтовне с коллегами за чашечкой кофе. Вечером же я мчалась на Красную площадь. Там, в центре, проходили мои курсы итальянского языка. Я задалась целью - выучить его язык в кратчайшие сроки. А потом неслась домой, чтобы поговорить с Полем по скайпу.
Из слов любви
Я учила итальянский с жадностью. Я буквально проглатывала его.
Amare, amirare, mare - любить, любоваться, море
Dio, dare, destino - Бог, давать, судьба
Pensare, persona, parlare- Думать, человек, говорить
И все слова были связаны с Полем.
ЛЮБИТЬ его, ЛЮБОВАТЬСЯ им, быть на МОРЕ с ним.
Просить БОГА ДАТЬ возможность быть с ним всегда. Благодарить СУДЬБУ за то, что свела с ним.
ДУМАТЬ об одном ЧЕЛОВЕКЕ каждое мгновение - о нем. ГОВОРИТЬ с ним часами.
Прекрасен итальянский. Он дышит любовью. Этот сложный, но такой певучий язык я штудировала днями и ночами. Любила его за его красоту и за то, что на нем говорит мой Поль...
Из любви к Москве
Я приехала покорять Москву, а в результате покорила она меня. Я ужасно ее люблю. Даже теперь, когда я за тысячи километров от нее.
Она мне очень многое дала. Очень многому научила. Она подарила мне людей, которые сделали мой внутренний мир богаче. Людей, благодаря которым, я росла профессионально. Людей, которые мне делали больно. Людей, номер телефона которых я могла набрать в любое время суток, и они были рядом.
Как-то раз, сидя на кухне, я слушала радио. Шла передача с участием Земфиры. Она призналась, что однажды ночью, когда на душе было погано, она решила кому-нибудь набрать. Взяла в руки телефон, и поняла - некому звонить. В телефонной книжке забито, если не ошибаюсь, более пятисот номеров. А позвонить некому.
Как же я благодарна Москве, что она дала мне людей, которым я могу позвонить. Всегда. В любой момент. И поплакать. Или посмеяться.
Я люблю Москву за ее шум. И за минуты тишины. За ее просторы.
Как же я любила гулять по ней. Вместе с моей Леськой. Мы надевали джинсы с майкой, обували кроссовки - и вперед. Уставшие за будние дни от каблуков и узких юбок, мы наматывали километры наших пеших прогулок в кежэл. Это было глотком свежего воздуха. От Фрунзенской до Парка Горького. Садились на деревянный настил, в который одета Москва-река, и нежились на солнышке. И дальше в центр. До самой Новослабодской, где в старых московских двориках затерялась чудеснейшая французская кондитерская. Кофе и кусочек тающего во рту пирожного. Сколько в этом было счастья! Просто гулять по Москве...
Я полюбила одиночество в Москве.
Сколько выходных дней я провела за книгой, в саду-Эрмитаже. Сидя в его беседке или просто лежа на траве. В этом саду трех театров, таком камерном и таком уютном... Там всегда продавались всякие чудесные безделушки- кольца из войлока в виде цветка или необычные лампы из толстых нитей в виде яблока. Я сбегала туда. Одна. Просто, чтобы послушать тишину и побыть с самой собой.
Я полюбила шумные гулянья.
Я никогда не любила городские празднества. Но в Москве полюбила Масленицу на Васильевском спуске. Блины с красной икрой и медовуху. Еще морозный воздух. И людей, уставших от зимы, и с таким наслаждением встречающих весну. Раскрасневшихся от мороза, от медовухи, от блинов и веселья...
Из сюрпризов
И вот в эту самую Москву, такую любимую и такую родную, должен был приехать мой Поль.
Накануне его прилета я ужасно волновалась. Накупила продуктов, убрала квартиру и накрутила бигуди. Легла спать на полу. Лето 2010 выдалось страшно жарким. Горели торфяники. 24 часа в сутки пахло гарью. Сорок градусов по Цельсию убивали. Словом - Полю повезло. Его самолет Милан-Москва должен был приземлиться в аду.
Я легла спать и все прокручивала в мыслях нашу встречу. Я должна была ехать в Шереметьево вечером следующего дня. Но не поехала.
В шесть утра затрещал домофон. Я проснулась. Кто это? Посмотрела на часы - шесть утра. Домофон продолжал трезвонить . Сняла трубку и услышала: " Sono io, Pol". Мое сердце покачнулось и упало с полки. Трясущимися руками я начала стягивать с себя бигуди, пытаясь сообразить, успею ли я привести себя в порядок за то время, что он будет подниматься на седьмой этаж. Накинула халат, нашла ключи и побежала открывать. Распахиваю дверь - Поль, такой уставший и такой родной... Наконец-то.
Он специально поменял билеты, чтобы прилететь раньше. И вынужден был лететь через Прагу, где проторчал в ожидании самолета десять часов, поскольку действие его визы еще не вступило в силу, и он не мог пересечь границу. Все это он сделал для того, чтобы я не ехала с юго-запада Москвы на ее северо-запад. Он решил добраться сам, избавляя меня от многочасовых пробок. От жары. От нервоза.
Мы терялись в моих простынях. Любили друг друга. И не могли поверить, что наконец-то долгие месяцы ожидания позади.
Поль привез мне подарки - нижнее белье, платья, духи. Я мерила одно за другим. А Поль любовался мною. И, кажется, самое лучшее из того, что было на мне одето - это его духи. И только.
Нас ожидали три недели вместе. Мы много гуляли. Однажды, блуждая по центру, мы остановились в одной кофейне. Поль сказал мне: "Подожди минуту, сейчас вернусь, я тут одну рубашку увидел, хочу посмотреть, подожди". Какаю еще рубашку? Мы только что свернули с бульвара, где нет ни одного магазина одежды. Я делаю заказ и уже начинаю нервничать. Через пять минут возвращается Поль. С розами... Где он их нашел? Нет, этот мужчина не перестает меня удивлять...
Но основной сюрприз меня ждал впереди. Мы были на Воробьевых горах. Как всегда много говорили и смеялись. Вдруг Поль резко остановился. Прижал меня к себе и обхватил мою шею своей мощной волосатой рукой: "Хочешь стать моей женой?" Интересно, зажатая в крепкие тески, неужели я могла ответить "нет"? Пришлось согласиться.
Шутка. По поводу "пришлось". Ну, конечно, я сказала "Да!" Накрапывал дождь. Мы купили в каком-то киоске слойки с сыром, и, укрывшись под лестницей, начали их жевать. Так мы отпраздновали наше решение пожениться. Сыра в слойках не оказалось. Мы только смеялись этому. И были абсолютно счастливы.
Уже потом, после свадьбы, я в шутку подтрунивала над Полем:
- Нет, я никак не могу понять, ну кто так делает предложение руки и сердца? Я видела в кино, как нужно - упасть на колено, подарить кольцо с брыльянтом...
- Ну, милая, это банально. Так все делают. А я у тебя не такой как все.
Это точно. Не такой. Все прежние мужчины и отношения в сравнении с Полем меркнут. Безусловно, у него есть свои недостатки. У кого их нет. Я не обожествляю его. Но я впервые в жизни почувствовала себя под защитой сильного, надежного, мудрого мужчины. Мужчины. Понимаете, что я хочу сказать? В Италии говорится - настоящий мужик должен быть с яйцами. Вот мой - настоящий.
Если бы можно было сказать, что от мужчины пахнет харизмой и тестостероном, то я бы сказала, что Поль именно так и пахнет. Причем это не слабый, еле уловимый аромат, но стойкий терпкий запах.
Была полночь, когда в мою дверь позвонили.
- Кто это? - спросил Поль.
- Я не знаю, давай не будем открывать. Я никогда никому не открываю - привычка одинокой девушки. А тут еще ночью...
Снова позвонили.
-Пойду разберусь.
Я жила тогда в панельном доме, облицованном кирпичом, новая серия домов, с длинными коридорами. Их объединяла общая железная дверь.
Для того, чтобы "разобраться" с тем, кто звонил, Поль не стал натягивать на себя фрак с бабочкой. Как был в трусах и тапочках, так и вышел в длинный коридор. Я осталась в квартире, затаив дыхание. Сначала услышала звук открывающейся железной двери, а потом следующий диалог:
- Chi sei? Cosa ci fai qui? (Кто ты? Что ты здесь делаешь?) - проревел разъяренный Поль.
- Я... это...прости, друг.
- Ti ho chiesto chi sei tu? ( Я тебя спросил, кто ты такой?)
- Я... это.. сосед ваш...перебрал немного, своим звоню, а они это... не открывают. Ты это... прости, друг...
- E le tue chiave? Dove sono?( И твои ключи? Где они?)
- И ключи где-то просрал... Ччччерт...
- Dai, vieni. (Ладно, заходи)
Смешно до слез, правда? Что подумал мой сосед, увидев волосатого мужика в трусах, который, к тому же не произнес ни слова по-русски? Наверное, решил, что допился до "белочки".
А для меня Поль повел себя как настоящий лев - пошел защищать свою территорию и свою женщину. И плевать ему на то, что он в чужой стране и говорит с человеком, который по-итальянски ни бельмеса.
Из цитат
"Хотите быть мужчиной - будьте. Для этого нужно брать на себя ответственность - за себя, за свое дело и за свою женщину. Для этого нужно зарабатывать столько, сколько нужно для того, чтобы Ваше дело, Ваша семья и Ваша женщина выглядели так, как Вы хотите. Для этого нужно быть готовым защитить себя, свое имя, свое дело, свою семью, свою женщину.
Хотите быть женщиной - будьте. Для этого нужно быть готовой к служению и к тому, чтобы принять направление жизни своего мужчины и свое. К тому, чтобы иметь избыток эмоциональных сил для того, чтобы давать, не считая и не занося в записную книжечку - сколько я дала, сколько мне должны.