Аннотация: Встреча с невестой не обошлась без новых трупов.
Глава 5.
Я проспал около четырех часов, а, проснувшись, приказал мосье заложить лошадей в коляску, чтобы съездить в обержу к Петру Андреевичу и Настасье Петровне и покончить с этой, тяготившей меня, обязанностью.
Едва мы отъехали от дома, как вспомнил я про эльфийку канальи Лепо, который взял в привычку к Настасье Петровне ездить не на запятках, а как товарищ в экипаже рядом со мной. Я постучал в стенку и, когда кучер Данилка заглянул внутрь, приказал ему ехать сперва на Съезжий двор к полицеймейстеру Шварцу. Французу я ничего не сказал о том, зачем изменил маршрут, надеясь, что ему будет приятным сюрпризом остаться в участке и давать объяснения по поводу ночной гостьи.
Мы приехали удачно. Шварц как раз освободился и принял меня. Прежде чем я начал говорить, полицеймейстер вызвал в кабинет помощника.
Это был здоровенный детина, одетый не в мундир, а в щегольский, сшитый по последней моде сюртук. В его движениях чувствовалась ловкость и пластика очень сильного человека. И в то же время что-то в его облике казалось мне странным, но что именно, я не находил.
Шварц выслушал мой рассказ без особого интереса.
- Так, значит, говорите, всю квартиру перевернула и ничего ценного не взяла? - спросил он.
- Именно так, - ответил я.
Физиономия Шварца выражала явную досаду, словно он заранее знал, что ничего ценного моя информация не содержит. Впрочем, он вызвал Лепо и записал название трактира, где тот подцепил эльфийку. На этом аудиенция закончилась.
Мы вышли на улицу. Когда Лепо закрывал дверцу кареты, я успел заметить детину Развилихина, садящегося в небольшую коляску. И тут я понял, почему этот полицеймейстер показался мне подозрительным.
- Какой-то странный цвет лица у этого Развилихина, - поделился я наблюдениями с мосье.
- Что же в нем-с стррранного, барррин? - Лепо оглянулся на полицеймейстера.
- Цвет лица у него такой, словно мы дней на пять опоздали на его похороны, - молвил я.
- Болеет-с, - пожал плечами француз.
- Да он здоровее нас обоих, - возразил я.
- Может, скушал-с чего, - ответил Лепо.
Мы поехали в обержу. Французишка явно расстроился из-за того, что пришлось рассказывать полицеймейстерам об эльфийке. Да и я был разочарован тем, что мосье не задержали в полиции. Вот получилась бы славная шуточка! И почему это Шварц так равнодушно отнесся к моим словам?! Я живо представил себе мой дорожный сундук, возвышавшийся кверху дном в самом центре разгромленной квартиры.
Мильфейъ-пардонъ, а эльфийка-то не могла квартиру перевернуть, потому что ушла до того, как мосье отнес домой мои вещи!
- Жак! - воскликнул я. - А на девку-то твою мы напраслину возвели!
- Напррраслину, - печально согласился мосье.
- А все ты виноват! - рассердился я.
- Помилуйте-с, сударррь мой, - Лепо схватился за сердце.
- "Как же-с, как же-с, я же заплатил-с ей хорррошо!" - передразнил я его. - А она-то ушла до того, как ты сундук мой отнес!
Лепо хлопнул себя по лбу.
- Почему сразу не сообразил, дурень? - рявкнул я.
- Дурррень, дурррень, - эту мысль мосье решил вбить себе в голову. - Смешалось все, спуталось!
Окончательно расстроенные, приехали мы в обержу. Половой проводил нас в нужные нумера. Не успели мы постучаться, как дверь отворилась, и навстречу нам, провожаемый Петрушкой, вышел молодой человек с жиденькими усиками.
При этом он вздернул как-то вверх и одновременно вправо подбородком, словно хотел подчеркнуть этим жестом, что усердием своим непременно дослужится как меньшее до тайного советника. Не желая разочаровывать его, я лишь сухо заметил:
Я был уверен, что никогда ни у кого язык не повернется сказать этому шпеньку "ваше высокоблагородие". Он не успел ответить, потому что мы с Лепо оттеснили его в коридор, и мосье закрыл дверь перед самым на прощанье еще раз вздернувшимся вверх и вправо подбородком.
Петрушка, слуга с фантасмагорической фамилией Неуважай-Корыто, помог нам раздеться и собирался идти докладывать, но двери в комнаты распахнулись, и Петр Андреевич сам вышел навстречу.
Выглядел он нехорошо. Жестокая простуда сделала его лицо отвратительным. Следом за ним выбежала и Настасья Петровна. Она тоже мучилась простудой и выглядела еще хуже. Ее щеки безобразно распухли. Я застыл на месте, брезгливо взирая на их болезненно-красные, отекшие физиономии с облупленными носами.
- Батюшка ты наш, Сергей Христофорович, Сереженька! - воскликнул Петр Андреевич.
- Два месяца ни единой весточки! И не только нам - вообще никому! Мы, признаться, грешны были, - Петр Андреевич с широким размахом перекрестился, - даже худшее подумали! А потом я так сказал, что наш Сергей Христофорович Измаил брал и живым и здоровым вернулся, так уж неужто ль он Европу не покорит?! Покорил Европу, брат, ведь покорил же?
- Ах, папенька, Серж! - простуженным голосом отозвалась Настасья Петровна. - Как я мечтаю поехать в Париж, в Лондон!
- Так что же случилось-то с тобою, батюшка, Сергей Христофорович? - продолжал Петр Андреевич. - Если миссия твоя была тайной, так и не отвечай, главное, что сам ты жив и здоров. И кстати, что это с утра за пассаж такой приключился? Что за барышня с утра к нам пожаловала? Разбудила нас. Одета так хорошо была. В шубе собольей, парчой крытой. От нее-то собственно мы и узнали о твоем возвращении. И вот пакет она просила тебе, Сергей Христофорович, передать.
- Кто она, Серж? - простуженным голосом спросила Настасья Петровна.
- Фетинья принеси пакет для Сергея Христофоровича! - выкрикнул Петр Андреевич.
Появилась горничная. Французишка мой приосанился. Он вообще, скотина, непозволительно вел себя в этом обществе. А все Петр Андреевич, который поощрял всякие вольности. Он сажал мосье вместе с нами за стол, и каналья француз всем своим видом показывал, что кому как не ему завещали мои покойные родители заботу обо мне, пока не окажусь я в более надежных руках. Он вечно поддакивал Петру Андреевичу, а когда речь заходила обо мне и Настасье Петровне, окидывал нас глубокомысленным взглядом и также глубокомысленно переглядывался с Петром Андреевичем, словно забота о нашем счастье делала их тайными сообщниками и была единственным смыслом их жизни, и они с Петром Андреевичем без лишних слов понимали друг друга. Не знаю уж, что себе думал Петр Андреевич, но я-то шельму Лепо насквозь видел и знал, что все эти штучки он проделывает потому, что рассчитывает в момент моей женитьбы попросить руки Фетиньи и надеется, что Петр Андреевич в свадебной суматохе от щедрот душевных отвалит горничной приличное приданное. Вот он и приосанивался каждый раз и смотрел на служанку влюбленными глазами.
Явилась Фетинья и принесла пакет.
- А что-то ты все молчишь-то, батюшка? - спросил Петр Андреевич, наконец-то заметив, что во все время разговора не произнес я ни слова и даже не поздоровался с ними.
А я смотрел на их физиономии, и такая оторопь меня охватила. Казалось мне, что вот теперь я и разглядел их по-настоящему, словно жестокая простуда не обезобразила, а явила миру их истинные обличия. И казалось мне, раз уж сбросили они маски и выставили свои свиные рыла напоказ, так и я теперь свободен и могу более им не подыгрывать, да и вообще не разговаривать с ними.
- Что же это за тайны такие? - вопрошал Петр Андреевич, так и не уразумев, отчего я молчу. - Барышня-то эта в собольей шубе велела, чтобы письмо непременно здесь мы тебе вручили, чтоб ни в коем разе на квартиру тебе его не отсылали! Прямо-таки обещание с нас взяла! Что это за история?
- Ах, Серж, кто эта барышня? - простуженным голосом поинтересовалась Настасья Петровна.
Я сломал печать и извлек два листа. Один был исписан незнакомым женским почерком. Я сложил его вчетверо и развернул второй лист.
"Ну-с, Сергей Христофорович, слава янычарам, ты держишь в руках это письмо!
Мильфей-пардон, мне надобно объясниться..."
Я успел прочитать эти слова, написанные моей рукой.
- Что там? - спросил Петр Андреевич и вдруг спохватился. - А что же ты молчишь-то все, батюшка?
И тут меня прорвало.
- А оттого молчу я, Петр Андреевич, что не имею желания разговаривать с вами! - признался я.
- Батюшка мой, - всплеснул руками Петр Андреевич. - Как прикажешь тебя понимать-то? Чем мы провинились-то перед тобой?
Он смотрел на меня с изумлением. А я был не меньше него изумлен своим неожиданным заявлением. Видно так внутри меня накипело, что слова эти против воли сорвались с губ. Однако раз плеснул масла на сковороду, так бей яйца, пока оно не сгорело впустую. И я продолжил в том же духе:
- Да ничем не провинились, просто рожи ваши мне опротивели!
- Ох! - простуженным голосом вздохнула Настасья Петровна и упала в обморок.
Фетинья стояла передо мной и хлопала глазами. Я взял ее за плечи, развернул кругом и шлепнул по заду. И это было единственным достойным событием за все время знакомства с их семейством.
- Помоги барышне, - скомандовал я.
- Батюшка мой, - причитал Петр Андреевич, подхватив под микитки дочку. - Что с тобой?! Что за вздорные слова ты говоришь!
Лепо заметался по комнате, не зная, что предпринять: то ли выполнять мои приказы, то ли броситься на помощь Настасье Петровне, над которой хлопотали Петр Андреевич с Фетиньей, и кружился Неуважай-Корыто с графином в руках. Мосье подал мне кафтан и оделся сам. Петрушка брызнул Настасье Петровне в лицо, и она пришла в себя.
- Засим, - произнес я торжественно, обратив на себя взоры всех присутствовавших, - попрошу вас визитов мне больше не наносить и к себе не приглашать. Помолвку считать недействительной.
- Ах! - простуженным голосом проскрежетала Настасья Петровна и опять лишилась чувств.
Петр Андреевич с Фетиньей и Петрушкой хлопотали над нею. Я направился к выходу, Лепо заметался по комнате и, в конце концов, расстроенный тем, что напрасно корчил из себя порядочного и не попользовался Фетиньей, шлепнул ее по заднице и последовал за мною.
Я хотел отворить двери, но они распахнулись сами, и в нумер ворвались два господина в черных пальто.
- Не двигайтесь! - рявкнул один из них.
В руке он держал пистолет.
- Ах! - донесся простуженный голос моей бывшей невесты.
Второй незнакомец вырвал из моих рук пакет с письмами.
- Сударь, это принадлежит не вам! - пояснил он свои действия.
Он выскочил из нумера, его товарищ, продолжая держать меня на мушке, отступил следом. Дверь хлопнула, и я ринулся за незнакомцами. Однако в коридоре я столкнулся с наведенным на меня дулом. Так этот субъект и отступал из гостиницы, не спуская с меня прицела.
Едва за ними захлопнулась дверь, как один за другим раздались два выстрела. Послышался топот копыт. Я выскочил на улицу. Незнакомец, грозивший мне пистолетом, верхом на коне скрылся за углом. У входа распростерся труп его товарища, отобравшего мои письма. Возле небольшой коляски напротив через улицу лежал бездыханный Развилихин с пистолетом в руке.