Под куполом небесной тверди, поддерживаемой могучими титанами из древних легенд, раскинулся величественный и красивый город. Город был столь огромен, что его циклопические размеры невозможно и помыслить человеку, однако людям удалось спроектировать и возвести все его строения и вымостить все его улицы, хотя на это и ушло неимоверное количество времени.
Город основан так давно, что никто точно не мог сказать, когда был заложен первый камень, когда первые строители взяли в руки инструменты. Историки выдвигали различные противоречившие одно другому предположения, однако они и сравниться не могли с тем временем, которое в действительности ушло на то, чтобы город приобрёл свой нынешний вид.
Будучи порождённым из одной маленькой крепости, ныне являвшейся его центром, город ширился и разрастался, захватывая всё больше окрестных территорий, превращая леса и поля, которые вставали на его пути, в дома и улицы.
Со временем, город начал поглощать в своём непрерывном росте соседние деревни, сёла и даже другие города: мелкие, средние большие - он сжирал всё, что попадалось на его пути. Городские окраины всё дальше и дальше убегали от центра и друг от друга.
И вот, по прошествии многих и многих веков, город стал самым настоящим морем, в котором вместо солёной воды пенились и вздымались разнообразные строения. То там, то тут виднелись соборы, башни, жилые дома, местами перемежаемые прогалинами скверов и площадей. По улицам в пульсирующем непрестанном потоке неслись колесницы и всадники. Всё клокотало и бурлило.
Однако затем море разлилось в самый настоящий океан. Океан столь громадный, что от одного его берега до другого добираться нужно было целую вечность.
Размер города оказался самой главной проблемой, с которой столкнулись его жители. И никакой прошлый и современный человеческий ум ни на йоту не приблизился к её решению. Все существующие транспортные средства: колесницы, упряжки и лошади - были неимоверно медленными в сравнении с тем грандиозным расстоянием, которое им требовалось преодолеть, чтобы позволить людям путешествовать между удалёнными районами города. И речь здесь шла не о днях и не о неделях, а о целых годах пути.
Именно так: чтобы добраться, к примеру, из центра города до самой ближайшей окраины, требовалось, по разным подсчётам, от шести до семи лет. И жители различных частей этого города никогда не знали, что прямо сейчас происходило в других его частях. Вести распространялись крайне медленно, крайне неторопливо, передаваясь из уст в уста и из рук в руки. Люди, подобно микроскопическим клеткам головного мозга, о существовании которых пока ещё и не догадывались, обменивались между собой информацией. Но она могла устареть, не дойдя до адресата.
В самом центре города располагался величественный дворец, который ныне служил резиденцией правителя города. Историки не знают точного числа, сколько раз он разрушался, превращаясь в прах и ничто, в результате всяческих войн и катаклизмов, и сколько раз он возрождался из пепла, подобно фениксу. Вновь и вновь его реставрировали или строили сызнова.
И вот однажды, один из многочисленных повелителей, обитавших в нём, издал указ, который должны были беспрекословно исполнять все городские жители, кроме высокопоставленных чиновников, воевод и приближённых семьи монарха.
Указ, как и любые другие вести, появлявшиеся то там, то тут, начал своё неторопливое движение в сторону окраин. Но чем дальше он уплывал от дворца, где был порождён рукой повелителя и подтверждён его благородной и всевластной печатью, тем больше неодобрения и негодования он встречал на своём пути.
Наконец, проделав огромный путь, указ дошёл до места, где попал на плодородную почву, и из него, как из семени, пророс стебель неповиновения, а затем и древо революции.
В одном из районов города люди возненавидели указ больше, чем где-либо ещё. Из каждого двора, из каждого дома слышались возгласы: "Мы не будем повиноваться!", "У нас хотят отобрать последние остатки свободы и последние деньги. Не допустим этого!"
Толпы народа повалили из домов на улицы. Крушились продовольственные лавки, окна разбивались вдребезги, поджигалось всё, что могло гореть. Начались непрестанные стычки с органами правопорядка. Во всей вакханалии бунта выделялось исступлённое ржание лошадей, которые в панике пытались ускакать прочь из окружившего их хаоса, но, куда бы они ни скакали, хаос был везде.
Люди схватились за оружие. Восстание стало шириться и разрастаться, как когда-то ширился и разрастался сам город. Оно захватывало соседние районы, вовлекая всё больше и больше жителей.
"Мы слишком долго терпели старого сумасброда!" "Он уже столько раз нас подводил, а мы всё никак не решались на самый верный и очевидный шаг", "Долой правителя!", "Долой! Долой!"
Человек, ставший во главе мятежа, а также его соратники, вздымая к небу мечи, призывали идти и брать штурмом проклятый дворец - цитадель зла, где затаился трусливый правитель. Идти, даже если это займёт вечность, и даже если многие полягут на сём непростом пути, ибо нету на свете ничего ценнее свободы. Судьба властителя была решена.
И вот, восставшие двинулись к центру. Они шли, непрерывно сражаясь с теми, кто противился смене власти. Их клинки сверкали, а их лошади вставали на дыбы, когда им приходилось в очередной раз биться. Всё лишь ради одной заветной цели, ради цели, за которую каждый был готов отдать жизнь или забрать чужую. А предводитель восставших, которому они теперь подчинялись, вёл их за собой из одной битвы в другую...
...Шли они много месяцев. В их рядах значительно убыло, а те, кто остался в строю, совсем исхудали и лишились своего былого напора. Они брели, пошатываясь. Их одежды превратились в рванину, тела покрылись ранами и язвами, точно шло войско прокажённых. Лошади у двигавшейся впереди конницы отощали и не производили больше впечатление резвых скакунов, которыми являлись поначалу.
И уже начали ходить предательские разговоры о том, что пора остановиться, что слишком многих и слишком многое они потеряли по дороге.
В один из дней, когда солнце нещадно палит и делает передвижение измождённого человека ещё более тяжким, чем обычно, на пути у бунтовщиков встали несколько всадников, которых возглавлял человек в балахоне, державший в руках белый флаг. Очевидно, прибывшие хотели переговоров с предводителем восстания. И тот немедленно направился к ним.
Когда предводитель вернулся к своим людям, он был темнее ночи. Его глаза, так давно угасшие, теперь наполнились столь неизбывной тоской, что у всех, кто его видел, встал ком в горле.
Весть, которая потрясла его, ошеломила и остальных в толпе. Правитель умер! Умер мирно в своём ложе... почти два года назад. Тогда, когда восстание ещё даже и не началось, когда толпы бунтовщиков ещё не наводняли улицы города.
Предводитель направил ожесточённый взор на палящее солнце, ставшее немым свидетелем и летописцем всех происходивших событий. Он смотрел на светило так, как будто оно было виновато в случившемся. Кто бы мог подумать? Сейчас он был готов отдать всё на свете, чтобы весть о смерти человека, которой он сам так сильно жаждал, оказалась выдумкой.
Затем он обратил свой взор к людям, которыми так долго руководил. Сколько полегло из тех, с кем он шёл плечом к плечу? Сколько из них навсегда остались на городских улицах или под землёй?
Обессиленный, он упал на колени и зарыдал. И пока его слёзы капали на сухую мощёную поверхность городской площади, где остановились мятежники, правитель, два года назад похороненный с почестями, мирно покоился в фамильном склепе. А солнце так же нещадно сияло в небе, согревая древний город.