В кабинет исторического просветителя вошёл некто, сходу представившийся начинающим драматургом. Хотя возраст его прямо свидетельствовал о том, что не только начинать, но и заканчивать ему чего-нибудь было уже категорически поздно. В руках он держал тощий пожухлый портфель времён послевоенных пятилеток.
- Меня зовут Пантелеймон Будуаров, - пылая тлеющим взором, закончил представлять себя вошедший.
- Садитесь, пожалуйста, чай, кофе? - вежливо предложил просветитель.
- Я сяду. А всё остальное потом. Дело не терпит отлагательств.
- А что случилось?
- Как что! Целое поколение потеряли. Они же ничего не знают.
- Кто они?
- Молодёжь, форменные невежды! Спрашиваю, кто такой Ленин? Они глаза таращат.
- Да, с молодёжью у нас проблемы. А я-то чем могу помочь?
- Не притворяйтесь. Вы же учёный, бывший министерский чиновник, у вас награды, звания, связи. Я недавно по радио вас слушал. Очень даже забавно вы там про одного полководца рассказывали. Из крепостных да сразу в генералиссимусы. Не пойму только, на кой чёрт ему эти Гималаи сдались!
- Вы о Суворове, что ли? Так он не был крепостным. И не Гималаи, а Альпы.
- Тогда все были крепостными.
- Нет уж, позвольте! - хотел было защитить историческую правду просветитель.
- Не позволю! - властным тоном прервал его Пантелеймон Будуаров. - Потому, что вы ничего не делаете, а я сделал.
- Любопытно. И что вы такого сделали?
- Я написал пьесу. Вот здесь она, в этом портфеле. Пьеса так и называется Великий Ленин. Вы ведь знаете, что он великий?
- Подозреваю.
- Так вот. Я хочу, чтобы вы помогли мне толкнуть мою пьесу в молодёжь. То есть поставить её во всех театрах страны и загнать туда всё подрастающее поколение.
- А пьесу-то хорошую написали?
- Естественно, как говорят у нас в Пензе.
- Так вы из Пензы?
- Ну что вы, упаси Бог. Это такая фишка для непринуждённой беседы.
- А пьесу по источникам писали?
- Обижаете. Как нам реорганизовать Рабкрин наизусть выучил.
- Что вы говорите! А вы можете в кратких словах рассказать содержание пьесы?
- Пожалуйста. Знаете ли вы, что в 1917 году Ленин был в Шушенском?
- Припоминаю.
- И вот, когда он там с Крупской чалился, выражаясь красноречиво, в это время из Израиля в Ленинград прилетел Троцкий.
- Ужасно! А куда же ЧК смотрела?
- Ну, голубчик, уж вам-то следовало знать, что ни ЧК, ни КГБ, ни ФСБ тогда не было. Всей правоохранительной системой заправлял кто? Ну, думайте, думайте.
- Неужели? И тогда тоже!
- Факт. Он и расправился с Троцким.
- А Ленин тут при чём?
- Так это же Владимир Эдмундович шарахнул по Зимнему из Катюши.
- Это Дзержинский Эдмундович. А Ленин Ильич.
- То-то я смотрю, отчество у него какое-то неродное.
- А из чего он шарахнул, простите? - решил уточнить название грозного орудия просветитель, хотя ему и так уже было всё ясно.
- Расцветали яблони и груши, - тихо запел драматург. - Ну, догадались? Потом вместе споём. Очень крутая песня, как говорят у нас в Жиздре.
- Так вы из Пензы или из Жиздры?
- Из Жиздры. А в Пензе пусть черти живут.
- А революцию-то Ленин как совершил?
- Элементарно! Набрал кредитов в Сбере под поручительство Берии и совершил.
- В каком ещё Сбере? Его тогда не было!
- Ошибаетесь, товарищ. А история ошибок не прощает, как говорят у нас в Сызрани.
- И в Жиздре, значит, тоже пусть черти живут?
- Пусть.
- А как это Троцкий из Израиля прилетел, если тогда такого государства ещё не было?
- Как же вы далеки от народа! Может, где-то его и не было, а у нас оно всегда было.
- А на чём он прилетел?
- На иранском беспилотнике.
- Зачем?
- Чтобы Ленину помешать.
- А-а, понимаю. Троцкому нужна была революция во всём мире, а не только в России?
- Ничего вы не понимаете. Политика тут ни при чём. Тут у меня в пьесе жуткая любовная интрига. Троцкий был холериком, а Ленин сангвиником. Но влюблены они были в одну женщину из подсобки, то ли в Ашане, то ли в Леруа Мерлен.
- А что, сто лет назад эти магазины тоже были?
- В истории ничего нового нет, как говорят у нас в Нижнем Тагиле. Но черти там не выживут, даже не надейтесь. В Сызрани ещё кое-как, а там им хвосты накрутят.
- Да чёрт с ними! Интрига-то ваша как разрешилась?
- Проще пареной репы. Он, ну вы понимаете о ком я, повязал Троцкого на проспекте Сахарова и выслал его куда, ну?
- Неужели в Нижний Тагил?
- Правильно. После чего Ленин мог встречаться один, без сопровождения демона революции, с кем угодно и где угодно, даже на Красной площади рядом с Мавзолеем.
- А Крупская как же?
- А та днями просиживала в смартфоне и ничего не замечала.
- Вот что хотите со мной делайте, но ни о каких смартфонах в те времена даже не слыхивали. Но пьесу вашу мы всё равно толкнём, куда надо. Обещаю.
- Не обещайте деве юной, как говорят у нас на Арбате.
- Кстати, а где рукопись? - спросил исторический просветитель. - Вы мне даже не показали её.
- Какую рукопись? - успел вымолвить начинающий драматург и повалился набок. Хорошо, кресло было глубокое.
Помощница просветителя вызвала скорую. Приехали быстро. Пока приводили старого человека в чувство, проверили его портфель. Никакой пьесы там не оказалось. Зато нашли социальную карту москвича и персональное приглашение от "Московского долголетия" в танцевальную группу. По ним и определили, что никакой он не Пантелеймон Будуаров, а просто Пётр Бурлаков.
- Два в одном, - поделился с хозяином кабинета доктор. - И склероз и деменция. Ему же сто лет почти. Но вы не волнуйтесь, мы сами доставим дедушку домой в целости и сохранности.