Визг тормозов раздался слишком поздно, заглушив короткий вскрик и глухой удар. Окровавленное тело отбросило к тротуару. Сбитый ещё дышал, но жить ему оставалось очень недолго, и никакие врачи тут не помогут, будь их тут хоть десяток - позвоночник сломан на уровне поясницы, голова разбита, три рёбра и тазовая кость с левой стороны раскрошены.
Ловец душ чувствовал это очень хорошо. Он вообще хорошо чувствовал умирающих, даже тогда, когда ничего ещё не предвещало их смерти. Он не спеша приближался к лежащему. Почему-то люди, спешащие к месту действия, не мешали ему идти, освобождали путь.
На самом деле они не видели Ловца. Они видели лишь неясную человеческую фигуру в плаще и шляпе. Лицо его пряталось в тени полей, так что, даже рассматривая его, никто не сказал бы ничего определённого об его облике. Однако люди даже не рассматривали его - это было одним из свойств Ловца. Он был настолько обычным, неопределённым, казался настолько уместным в любом месте, что, едва скользнув по нему взглядом, все тотчас отворачивались. Даже встретив Ловца в пустыне после трёх дней пути сквозь пески, путник не подошёл бы к нему попросить воды. Попросту не обратил бы внимания.
Однако когда Ловец шёл за душой, никто не смел вставать на его пути. Свободные сказали бы, что виной всему - остатки Сети, что ещё сохранилась у людей. Мол, утратив способность выхода в Сеть, потеряв все её преимущества, самое главное они всё же запомнили. Но Ловец мало общался со Свободными - как ни крути, они были созданиями другой природы.
Обступившие лежащего, как по команде, подались в стороны, освобождая место для Ловца. Тот остановился и глянул на умирающего. Крови почти не было, но тело было неестественно заломлено на бок в том месте, где удар раздробил позвоночник.
Ловец ещё раз изучил новую жертву. Парню было лет, наверное девятнадцать. Светлые короткие волосы, гладко выбритое лицо, футболка, джинсы, кожаные сандалии. Вполне обычный. Не очень интересный. Впрочем, молодой, а значит, ещё не очень сильно изранен. Душевно, само собой. Тело Ловца не интересовало.
Душа отделилась внезапно. Грудная клетка ещё опускалась, и окружающим казалось, что парень дышит, но никакая сила уже не могла удержать его. Пусть медицина развивается ещё десять, сто тысяч лет - после этого мига она бессильна. Реакция не подвела Ловца. Душа оказалась в его власти, едва покинув тело. А после этого Ловец исчез - просто растворился в воздухе. У него было всего одно мгновение, чтобы поиграть с захваченной душой - до того момента, пока она, сделав ещё одно усилие, не вырвется из его цепких лап и не двинется дальше по одной ей ведомому пути.
Мужчина, делавший сбитому массаж сердца выругался и, отойдя на несколько шагов, сел на тротуар. Неподалёку трясущимися руками зажигал третью подряд сигарету водитель, убивший внезапно выскочившего на дорогу парня. Вдали раздался запоздавший вой сирен - сначала милиции, потом скорой помощи. Лучше поздно, чем никогда.
* * *
6 сентября. 6:04.
Андрей так и не понял, что с ним случилось. Помнил внезапный удар в бок и в спину, помнил, что вроде бы было больно, помнил, что чувствовал, как ломаются кости - а миг спустя оказался посреди бескрайнего поля. Серебристые травинки казались неестественно одинаковыми - до самого горизонта в любую сторону ничего не нарушало идеальной правильности, ни куст борщевика неподалёку, ни пригорок в дали.
- Здравствуй! - Раздался скрипучий голос слева сзади.
Андрей обернулся - и увидел странного человека. Несмотря на яркое солнце, он был одет в плащ и широкополую шляпу. Парню даже показалось, что этого мужчину он уже видел пару раз за день, но не обратил внимания - а следовало, не каждый одевается так в середине сентября при двадцатипятиградусной жаре.
- Здравствуйте... А, собственно...
- Собственно, что происходит? - Перебил незнакомец, - Да видишь ли, какая неудача - ты умер. Да, вот так вот, без лишнего пафоса. Сбит. Джипом, если тебе интересно.
Андрей, казалось, собирался если не упасть в обморок, то уж сесть прямо в траву точно.
- Как видишь, ничего особо страшного не произошло. Конечно, остались кое-какие незавершённые дела, не без этого. Но, скажу тебе откровенно, они и у самоубийц остаются. Что людям нужно, то и без тебя доделают.
- Ч-что же делать? - Просипел Андрей.
- А что ты бы стал делать, если бы меня здесь не оказалось? Наверняка ведь пошёл бы гулять по степи. Солнце, свежий воздух. Для здоровья полезно. - Ухмыльнулся незнакомец заезженной шутке, - Вот и иди. Ищи ответы.
Парень медленно поднялся, отвернулся от Ловца и пошёл. Очевидно, пройти мимо фигуры в плаще у него не было сил. Как и у большинства людей.
Ловец некоторое время смотрел ему вслед. Скоро или нет - но парень поймёт, что его обманули и покинет степь. Но пока что можно за ним понаблюдать. Природа степи такова, что призраки из жизни будут регулярно возникать в ней, напоминая о себе. А человек будет идти к ним - или от них. Он будет смеяться и плакать. Пока не поймёт, что его обманули.
Эту игру Ловец придумал недавно, совсем недавно, очень немногие видели степь. Когда она надоест, он придумает что-нибудь ещё. Пока Андрей ходит по степи, в мире пройдёт лишь один миг. Ловец успеет поймать за сегодня ещё не один десяток душ.
* * *
6 сентября. 12:42.
Илюша ткнулся личиком в грудь Миты и заплакал. Ему всё сильнее хотелось есть, но кормить его отчего-то не спешили. И этот большой светлый дом вовсе не походил на ту квартиру, где он привык жить. Там пахло старыми коврами, котлетами, которые жарила бабушка, и собачьей шерстью. Иногда бывали и другие запахи - масла и клея, когда дедушка и папа приносили какие-то странные предметы и принимались колдовать над ними. Сладкий запах ягод, когда варили варенье и едкий, просачивающийся даже сквозь две закрытые двери, когда на кухне готовили что-то ещё, от чего хотелось чихать и плакать.
Здесь же не пахло ничем. Казалось, люди никогда не приезжают сюда, а если и приезжают, то ненадолго, не задерживаясь на ночь. Илюша не знал, зачем незнакомая девочка взяла его из коляски, которую мама оставила у дверей магазина, села в машину и повезла его - сначала через город, а потом и дальше, по дороге, с двух сторон от которой рос лес.
И вот теперь он был в светлом и до отвращения чистом месте, очень хотел есть и совершенно не знал, что будет дальше.
Мита с досадой посмотрела на малыша. Он, как и все предыдущие, совершенно не хотел пить молоко. С ним уже становилось скучно играть. Из детей вообще получались плохие игрушки, но Мита всё равно очень любила их и никак не могла удержаться, чтобы не взять ещё одного. Но всё оказывалось по-старому - человеческие младенцы ну никак не хотели становиться лучше.
Голодный Илюша кричал всё громче. Мита попыталась покачать его на руках, но младенец не успокаивался. Тогда она несколько раз ударила его по попе. От этого ребёнок стал плакать ещё сильнее. Мита закусила губу и заметалась по комнате в поисках чего-нибудь, что может отвлечь и успокоить ребёнка, схватила большой пакет с мягкими игрушками и высыпала их на диван рядом с Илюшкой, но ему было всё равно. Он плакал и никак не мог успокоиться. Его едва успевшая начаться жизнь сделала крутой поворот, он оказался вырван из привычного мирка, где его любили решительно все, где солнце не слепило глаза, а весело ласкало щёки, где не было этой девчонки, которая по-своему любила его, и тем не менее не давала того, в чём он так нуждался сейчас - молока.
Мита сама чуть не разревелась и выбежала из дома, на ходу набирая номер Асвара. Тот ответил на звонок почти сразу.
- Да, Мит?
- Ас, заедь за мной!
- Погоди, ты чего такая расстроенная? Опять чтоль из-за ребёнка?
- Да, да! Все они только и могут, что орать! Всё, приезжай!
- Сейчас буду.
Двадцать минут спустя к дому подъехала красная Феррари, за рулём которой сидел парень на вид от силы девятнадцати лет. Однако то, с какой лёгкостью он управлял спортивной машиной, говорило об очень и очень немалом опыте.
- Где остальные?
- В центре. Оружие новое разбирают. Сивар фигни какой-то понакупил опять!
- Ладно, поехали!
* * *
Внешне она казалась не старше шестнадцати лет. Психологи не дали бы ей и этого возраста. Сколько лет она прожила на самом деле, Мита не считала. Она просто жила - так, как ей нравилось. Она брала у мира то, что она любила и отталкивала то, что ей не нравилось. Когда где-то происходили события, неприятные ей, она просто уходила. У неё всегда было куда уходить, равно как и у её друзей - Асвара, Сивара и Иррии. Они никому не желали зла, но не хотели творить добро, они ничем не были связаны с миром, кроме минутных увлечений, которые быстро проходили. Некоторые люди назвали бы их жизнь идеальной - не существовало ничего, что стесняло бы их действия, ограничивало свободу. Мита любила такую жизнь.
Ещё она любила сладости, особенно вафельные торты, любила солнце и лето. Любила купаться, ходить по лесу, ездить на машинах и летать на самолётах. И ещё она очень любила детей - маленьких и беззащитных созданий, что так часто встречаются на улице в тёплые деньки и, сидя или лёжа в своих колясках, таращатся на мир вечно удивлёнными глазками. Миту умиляли пухлые щёчки, нежные волосики и непонятные не то слова, не то просто восклицания, которые иногда произносили младенцы.
Именно по этому многие мамы, на минуту отвлёкшись, потом не обнаруживали своих чад на месте. Мита хватала их и увозила - далеко, за город, в один из больших светлых особняков - и там пыталась выкормить и вырастить младенцев, но они слабели почти на глазах и в конце концов умирали. После нескольких подобных случаев Мита перестала дожидаться худшего - когда ребёнок отказывался есть и играть, она оставляла его. Но вскоре старое увлечение брало верх над грустью - и она крала нового младенца. Так день за днём проходила её жизнь. Жизнь без смысла, начала и конца.
* * *
6 сентября. 7:51.
Кошку звали Стела. Она была из тех дворовых кошек, что, не смотря на нелёгкую жизнь, не теряют своего шарма и грации. Может быть, дело было в том, что она особенно легко выходила в Сеть, а может быть в том, что жила она в подвале школы и была любимицей учеников, учителей и даже сторожа Бориса Михалыча, который всю прочую четвероногую живность гонял со школьного двора пинками и метлой. Сеть подсказывала Стеле, как нужно жить, чтобы не разозлить людей и даже нравиться им. По-этому-то кошка всегда могла рассчитывать на недоеденные котлеты школьников и защиту сторожа. А сейчас это было особенно важно.
Стела впервые в жизни родила котят. Четыре ещё не прозревших кусочка жизни только что наелись и теперь спали. Фетида, Дедал, Асклепий и Кассиопея.
Кошка выбралась из подвала и расположилась на солнце у входа. Дети как раз шли в школу - уже не такие нарядные, как позавчера, но всё равно одетые не в обычную одежду. Саамы младшие торопились, боясь опоздать, те, кто постарше, шли медленнее и увереннее. Начинался ещё один день в школе.
Стела зажмурилась на солнце и вышла в Сеть. Сознание её наполнили миллионы переживаний других кошек, живущих сейчас и живших много лет назад. Воспоминания, самые важные события, всё, чем богаты кошки - всё было здесь. Ясные, чёткие, как собственная память картины современной жизни. Уже немного размытые воспоминания о тех годах, когда кошки ещё только учились жить рядом с двуногими. И совсем непонятные истории жизни тех древних созданий, что уже не могли считаться кошками в полной мере.
С головой окунувшись в океан видовой памяти, Стела ещё раз проверила, правильно ли ухаживает за котятами. Область, где хранились воспоминания кошек-матерей, была наиболее подробной и насыщенной. Здесь хранились удачи и неудачи, каждая мелочь, что могла помочь будущим поколениям вырастить потомство.
Всё правильно. Ни одной ошибки. Стела довольно мяукнула и двинулась к границе Сети, туда, где она пересекалась с сетями других живых, что окружали кошек.
Невероятно сложные, чёткие ажурные хитросплетения сетей насекомых. Кроме них в эту сеть никто не может войти, слишком велика разница, но Стела и со стороны видела особенности сети и особенности характера её обладателей. Сеть насекомых была коротка во времени, бедна и не гибка, хотя разнообразие видов придавало ей невероятную монументальнось. Всё правильно. Их сознание бедно, оно почти отсутствует, они гибнут тысячами из-за неспособности реагировать на изменения мира. Но они быстро размножаются и быстро меняются. Один вид сменяет другой, часть сети теряется навсегда, но нарастает новый элемент - такой же негибкий, как все предыдущие.
С другой стороны - родственная, но довольно враждебная сеть собак. Некоторые их устремления и чувства кошки в состоянии понять, но глубоко уйти в чужую сеть им не дано. Они останавливаются на том уровне хаотических неясных образов, что оставили кошкам их далёкие предки. Это другой вид и другая сеть. По форме она весьма похожа на кошачью, но кажется основательнее и массивнее. Их больше, их опыт больше. И - Стела едва готова была это признать - их сознание устроено сложнее.
Сети грызунов хотя и не дотягивали до кошачьей, но были особенно прочными. Количество существ, которые составляли их, просто ошеломляло. Они жили короткую, насыщенную событиями жизнь, их Сети постоянно пополнялись, росли, менялись. Они чаще других тёплых подвергались изменениям, а с ними меняла свою сущность и Сеть. Это была единственная Сеть, в которой хранилась полная карта подземелий почти всех городов мира - со всеми тайными закоулками и щелями.
Сети птиц Стела чувствовала хуже. Тут была динамичная, по-деловому основательно построенная Сеть воробьёв. Эти птицы вели быструю жизнь, во многом они были подобны грызунам, но их сеть чувствовалась кошками очень плохо - сказывалась колоссальная разница в мировосприятии.
Самой простой была сеть голубей. Бедная, хотя и весьма основательная. Эти птицы накапливали однообразный опыт. Их мир с точки зрения кошки был неполноценным, в нём многого не хватало.
Особняком стояли Сети врановых. Не смотря, но то, что вороны, галки и грачи относятся к разным видам, их Сети переплетаются во многих точках. И это при том, что каждая из них сама по себе ничем не уступала сети кошек. Стела знала, что эти птицы правят городом, созданным двуногими. Они - настоящая сила, с которой не стоит связываться. Они соединили индивидуализм кошек и количественные методы накопления информации, которыми пользовались воробьи и грызуны. Не без ревности Стела отметила, что их Сеть, пожалуй, даже совершеннее кошачьей.
Последнее, на что она обратила внимание, прежде чем покинуть Сеть, это странная, рваная и изуродованная субстанция, с тысячами обрывков и надломов, не имеющая организованной структуры и медленно деградирующая. Сеть людей, точнее всё, что от неё осталось. Когда кошка впервые в жизни увидела её, она погрузилась в прошлое своей Сети и выяснила, как эти руины выглядели в былые времена, и что привело их в такое состояние. Она знала, что такую страшную цену люди заплатили за право строить города, носить одежду и двигаться быстрее звука. Их Сеть уходила, уходила безвозвратно. Стеле казалось, что с Сетью должны были уйти и сами люди, он просто не представляла себе жизни без видовой памяти - но двуногие, похоже нашли способ восполнить утраченное. Они были самыми загадочными для кошки существами. Он не могла понять их логику, саму возможность их жизни. Для неё лишившийся Сети уже не считался живым - но она вынуждена была считаться с мнением людей, она жила в их домах и ела их пищу. И потому Стела боялась людей. Боялась ужасно, как сами люди боятся своих покойников. В те минуты, когда она задумывалась об этом, она чувствовала над собой власть могущественных и совершенно не предсказуемых существ. Существ умирающей Сети.
* * *
6 сентября. 14:26.
- Завтра едете на экскурсию?
- Да...
- Что обещали показать?
- Лариса Сергеевна говорила, что покажут Кремль, Красную площадь и Храм Василия Блаженного.
- Здорово! Помнишь, мы уже ездили туда, когда тебе было два с половиной года?
Игорь помотал головой и принялся за окрошку. Как выглядит Красная площадь он знал, но не смог бы с уверенностью сказать, запомнил ли в тот раз, когда побывал там, или позже, по картинкам или телепередачам. В любом случае, из-за завтрашней экскурсии отменили математику и русский языка. Из-за одного этого на неё стоило пойти.
- Уроки задали? - Осведомилась мама.
- Не, мам, завтра ж экскурсия!
- Точно? Ну ладно, тогда доедай и можешь быть свободен.
- Ага...
Игорь управился с окрошкой и убежал с кухни. Сначала хотел сесть за компьютер, но потом решил, что "Эпоха империй" ему уже надоела и пошёл смотреть телевизор.
Примерно полчаса спустя в зазвонил телефон. Игорёк, как всегда, подбежал к нему первым.
- Алло!
- Алло... Игорь, позови маму, пожалуйста... - Игорь с трудом узнал тётю Лизу, мамину старшую сестру, настолько изменился голос... И уже передавая маме трубку, понял, что тётя Лиза плачет.
- Лиз, что случилось? Тише, успокойся и объясни толком! - проговорила мама, уходя на кухню и закрывая за собой дверь. Игорь вернулся в комнату, на ходу вспоминая, что никогда не видел тётю Лизу плачущей.
- Вась, Вась, пойди сюда! - позвала мама папу.
- Что случилось?
- Андрея сегодня машина сбила. Насмерть. Я к Лизе поеду, а то ей плохо совсем, а ты тут за Игорьком последи. Похороны послезавтра. - Тихо проговорила мама, но Игорёк всё же услышал. Андрея, сына тёти Лизы, он знал хорошо - их семьи часто ездили друг к другу в гости. То, что Андрей умер, не укладывалось в сознании Игорька, как и смерть как таковая... Он убавил громкость телевизора и попытался понять, как же это так, что вот человек есть - а потом его вдруг нет. Наверное, он задумался слишком глубоко, потому что когда слева от него вдоль стены стремительно пробежала синеватая тень, он не успел повернуть голову и толком ничего не увидел.
Круг второй
6 сентября. 6:04.
Сколько он идёт по бесконечной степи, Андрей не знал. Казалось, время здесь застыло - не менялось ничего, ни освещение, ни направление ветра, ни пейзаж. Менялись только призраки, которые приходили к нему.
Все они были отголосками его жизни. Они ругали и хвалили его, пугали и защищали, радовали и огорчали. Приходили люди - живые и умершие, животные, предметы, ощущения. Они напоминали ему о не отданных долгах, незаконченных делах. Приходили те, кого он обидел в детстве, приходили те, кто пострадал от него позже, когда Андрей причинял боль сознательно. Приходили и те, кто был благодарен ему, и тоже напоминали о себе...
'Наверное, я в чистилище и таким образом взвешивается моя жизнь'
- Андрюх, пошли, пива выпьем, чтоль... - Как-то странно, задумчиво проговорил Пашка, тот самый, умерший от передозировки полгода назад.
- Пошли. Вот только куда? - Спросил Андрей, оглядывая пустую степь.
- Так вон он, ларёк-то!
Андрей глянул туда, куда указывал Пашка и действительно увидел пивной ларёк и автобусную остановку рядом с ним.
- Ну, пошли.
Ларёк был точной копией того, что располагался около института, где учились Андрей и Пашка. Те же рисунки на стенах, тот же ящик для мусора рядом... Даже Мария Петровна, продавщица пива и любительница посмеяться над молодыми ценителями слабоалкогольных напитков, сидела на своём рабочем месте, правда, какая-то печальная, в противоположность своему обычному настроению. Андрей ещё успел подумать, что лучшего места работы, чем вот такой вот ларёк около вуза, для Марьи Петровны просто нет. Не смотря на свои пятьдесят лет и сто двадцать килограмм веса, она умела шутить совсем по-студенчески, заставить других посмеяться над собственными проблемами и вообще отдохнуть от изрядно надоевшей учёбы.
- Привет, ребята... - Грустная Мария Петровна совершенно не воспринималась, казалось чем-то чуждым привычному миру. Впрочем, чего ещё ожидать от чистилища?
- По туборгу нам, пожалуйста... - Проговорил Пашка.
- Нате! - Сказала продавщица, и вдруг всхлипнула, - Эх, ребята, да как же так-то? Такие весёлые были, и вот на тебе - один за другим нас покинули... Я ведь, знаете ли, за каждый курс, который учёбу заканчивает, переживаю. Мы ж все знакомы, все дружим, а из них многих я и не увижу никогда уже. Но то ладно ещё, у них жизнь продолжается, и вместо них новые придут... Да может статься, увижу их ещё когда-нибудь. А вы? Куда вы уходите? Паш, а Паш, ну чего тебе не хватало в жизни, что ты колоться начал?
Лицо Пашки вдруг изменилось, стало совершенно каменным, он поднял взгляд и посмотрел Андрею в глаза невероятно тяжёло, пронзительно. Андрей в ужасе попятился, а в голове вдруг вспыхнули слова, которые мгновение спустя произнёс бывший друг.
- Лены мне не хватало. И кто в этом виноват?
- Лены... - Просипел Андрей.
- Да. Это ведь для тебя игрушечки всё... А я её любил. Сволочь ты, Андрюха.
- И впрямь, Андрюш, может надо было как-то по-другому? - Добавила Марья Петровна, осуждающе глядя на Андрея.
- Не... Не правда это... - Только и смог ответить Андрей.
- Да ну? А что правда?
- Я её тоже любил, Паш. И она свой выбор сделала. А ты дурак просто из-за этого помирать. - Откуда вдруг пришла смелость...
- Андрюш, хоть бы покойного уважил.
- А я теперь тоже покойный. И уважать его не собираюсь. Раз и после смерти не понял ничего - его проблемы. Воистину, дураком родился - дураком помер.
- Сам-то веришь тому, что говоришь? - Спокойно и уверенно спросил Пашка.
- Верю, Паш. Верю, и деваться от этого некуда.
- А давай её спросим! - Вдруг предложил Паша.
- Её... Она что, тоже?
- Нет, конечно, я же тут, хоть и жива. - Отозвалась Марья Петровна, - Сейчас и Лена придёт, вы без неё, я смотрю, не разберётесь!
- Не разберёмся.
- Привет, ребята!
Андрей медленно развернулся к автобусной остановке, уже зная, кого там увидит.
- Привет! - Как ни в чём не бывало отозвался Паша, - А мы вот тут о тебе говорим, никак решить не можем, кто прав, кто виноват.
Некоторое время все молча переглядывались. Марья Петровна нервно стучала ногтем по лотку.
- И что теперь, Паш?
- Да ничего. Ты умер, она жива. Ты сдох, Андрей! Сдох и всё тут. Так что она уходит, а я остаюсь. И не только я - Все, кому ты нагадил и кто оказался тут по твоей вине. У нас будет долгий, очень долгий разговор. А потом, когда-нибудь, она тоже умрёт, и мы и с ней поговорим - про то, что не хорошо вот так бросать тех, кто тебя любит.
- Это ты, Пашка сволочь! Ты мне скажи - хорошо тебе в аду-то?
- Сам скоро узнаешь! - Заулыбался Паша.
- Вряд ли. Я хоть после смерти мстить не пытаюсь.
- А есть кому? Тебя не предавали, на тебя не смотрели, как на дурака, когда ты шприц за шприцом приближался к смерти! У тебя было всё, что ты успел наворовать у других и что другие отдали тебе за красивые глаза! Ведь хорошая штука - жизнь? Хорошая, когда каждый день светит солнце, когда от тебя не отказались все, кого ты знал и любил, когда с утра пораньше бежишь по не успевшему нагреться городу... Свежий ветерок... Да что там, меня бы и запах бензина обрадовал - здесь-то этого нет! И ты больше этого никогда не почувствуешь!
- Иди к чёрту!
Андрей развернулся и пошёл прочь, в последний момент заметив, как неодобрительно покачала головой Марья Петровна и как Лена начала медленно таять в воздухе. Он шёл всё быстрее и быстрее, его душила эта безграничная степь, свобода и неопределённость. Наконец, Андрей побежал, но и это не приносило облегчения - не менялся пейзаж, даже ветер не обдувал лицо. В добавок ко всему, не приходила усталость. Андрей бежал так, как никогда в жизни, наверное, этот бег убил бы его, если бы он уже не был мёртв. Однако убежать от себя ему не удалось.
* * *
6 сентября. 14:22.
Разлёгшись на диване, Сивар с философским видом крутил в руках автомат Калашникова и насвистывал что-то из творчества 'Тараканов'. Насвистывал мастерски, точно попадая в ритм и ноты, что было не так уж просто, учитывая, что в комнате гремело 'Солнцестояние' Butterfly Temple, а Асвар и Иррия, взявшись за руки, с визгом прыгали в импровизированном хороводе. Наверное, соседи бы с ума сошли, но, к счастью, соседей не было как таковых - все квартиры вокруг были выкуплены Сиваром. Он один из всей четвёрки имел право приобретать жильё.
Мита перестала плакать, чему не мало способствовала бутылка шампанского, которую в неё влили, едва она переступила порог. Впитавшись в кровь, алкоголь вытеснил все воспоминания о младенце. Об ещё одном младенце, которому она только и успела, что дать имя. Такое же, как и всем предыдущим украденным мальчикам. Асвар. Девочек она называла своим именем.
- Блин, что ж так скучно? - Поинтересовался Сивар, перекрикивая музыку, после чего лениво всадил пулю в музыкальный центр. Тот мгновенно замолк...
- Сивар, ну какого ж кипариса?! Теперь за новым тащиться! - Обиженно осведомился Асвар.
- Да ладно, тоже мне счастье, вопли эти... Ты вот послушай, как Вася стрекочет! - Автоматная очередь выбила ошмётки из кресла на другом конце комнаты.
- С ума сойти, как красиво! Тебе что, делать нечего больше?! Ну так застрелись уже!
- Да ради бога! - Сивар спокойно приставил ствол к подбородку и нажал на курок. Мозг с кусками черепа вылетели из темени, испачкав пол и обои...
Сивар любил оружие примерно так же, как Мита любила детей, но почему-то в его руках оно не ломалось, всегда блестело... В глубине души Мита понимала, что между детьми и оружием есть какая-то принципиальная разница, но никак не могла понять, какая. Игрушки Сивара не просили есть, не кричали. Он делал движение - и они отзывались. Отзывались так, как он хотел.
Сейчас Мите казалось, что дело просто в том, что Сивар как-то раз случайно понял, что же нужно оружию... Понял, освоил - и с тех пор не ошибается. И поэтому она продолжала красть детей. И ждать, пока её всё-таки осенит...
Глядя, как голова Сивара деловито восстанавливает свою форму, она вспоминала, как ей порой приходилось точно так же возрождать своё тело - когда её настигали разъярённые матери. И ещё - что они, матери, так не могли. Что все остальные, кроме их четверых, почему-то восстанавливались далеко не всегда, что они остывали, а потом их закапывали. Однажды она и её друзья отрубили человеку голову, сели вокруг и стали ждать. Он изменил цвет, стал отвратительно пахнуть, но так и не поднялся. Потом им надоело ждать и они ушли. Несколько лет спустя, когда Мита случайно вернулась на то место, нашла лишь груду костей. В этом было что-то неправильное... Она даже знала, что, но никак не могла вспомнить...
6 сентября. 22:14.
К вечеру греть начинало не солнце над головой, а асфальт под ногами. Это было особое время, время чудес, время щелей между мирами... Как только люди не называли люди этот период, интуитивно чувствуя его важность.
Стела называла его временем пересечения Сетей. Она чувствовала, как на её пространство видовой памяти медленно накладывается что-то ещё. Невероятная фантасмагория небывалых переходов, невидимая днём... Странные структуры, свойственные лишь одному типу существ...
Свободные. Неясные синеватые тени. Кошачьи повадки, потусторонний облик, чуждая Сеть. Более чуждая, чем Сеть насекомых, даже чем Сеть людей. Свободные не жили. Они были слиты с миром, возникали из него и уходили в него. Они никогда не вели себя одинаково. Иногда Стеле казалось, что их индивидуальность превосходит её собственную, иногда - что у них вообще нет индивидуальности, что все они не более чем части одного, единого Свободного. Иногда они были не более чем овеществлёнными частями Сети, её продолжением, а иногда вообще не контактировали с ней. Они просто были загадкой, но их мыслям подчинялся мир.
Как рождаются Свободные, Стела тоже знала. Достаточно было лишь войти в их Сеть - и после смерти кошка была обречена на бытность Свободного. И лишь одно останавливало её. Те, кто вошел в Сеть свободных, больше не могли рожать котят.
Сквозь маленькое окошко в подвал, где сидела Стела, ворвался красноватый солнечный зайчик, забегал по стене. Снаружи кто-то оставил открытой дверь машины, и зеркало заднего века, повинуясь движению ветра, отбрасывало лучик на стену. Светящийся кружок пробежал раз, другой - а потом его накрыла синеватая тень, испускающая слабый свет. Накрыла и отделилась от стены, на лету приобретая кошкоподобный облик. Какое-то мгновение в пасти пришельца трепыхался пушистый комочек света, а потом исчез. Свободный блаженно потянулся, совсем по-кошачьи, но куда сильнее изменяя форму своего тела. Он двигался очень странно, как тряпичная кукла - словно в нём не было ни мышц, ни костей и форму своего тела он поддерживает только из вежливости. А может быть, так оно и было?
- Здравствуй, Стела! - Свободный говорил с кошкой через кошачью Сеть, легко проникая в неё всем своим существом, - Прелестная нынче погодка... Солнечные мыши бегают...
Стела вздрогнула и отпрянула. Её Сеть не хранила ни одного упоминания о том, как Свободный причинил вред кошке - но голос именно этого гостя вселял в неё ужас. Потому что этого Свободного она знала ещё когда он был котом. Осирис. Отец её котят.
Сеть отозвалась на её молчаливый вопль, приводя сотни примеров подобных встреч. Не помогало. Не помогала даже Сеть.
На миг Стела почувствовала себя человеком - одиноким и беззащитным, способным полагаться только на себя. Во всяком случае, в её представлении именно так должны были чувствовать себя люди. А потом случилось и вовсе невероятное - Осирис не просто вошёл в сеть кошек, но полностью слился с ней, даже его тело стало повторять собой его узор. Свободный заполнил всю Сеть, всё то, что видела Стела, перекроил её и осторожно покинул. Стела шла по его следам, постепенно осознавая, что на самом деле он не менял структуры, лишь показал ей сотни связей в Сети, о которых он даже не подозревала.
- Нам тоже не чуждо ничего кошачье, - Сообщил Свободный, - Всё-таки, это мои дети, а я ещё пока их отец... Так что прими небольшую помощь, Стела. Увы, больше я тебе ничем помочь не могу. Просто осторожничай, и всегда будь готова увести котят... Больше не увидимся... - Свободный перетёк в форму сидящей кошки, а потом резко вылетел в окно, вытянувшись в размытую тень и растворившись в солнечном свете.
6 сентября. 22:42.
То, что в сумерках мир изменяется, становится странным и непонятным, знала не только Стела. Хотя Игорь не мог входить в Сеть, он прекрасно чувствовал эту необычность. Почему-то она ассоциировалась у него со словом 'излом'. Мир надламывался, как доска, и, как и из доски, из него торчали разорванные волокна. Это они отбрасывали странные тени на стены, они были всеми страхами, приходящими в сумерках, всем тем, чего люди никак не могли понять. Их видел едва ли не каждый, но из-за того, что Сеть людей почти не функционировала, они не могли по-настоящему рассказать об этом...
Повинуясь странному порыву, Игорёк поднялся с постели, разогнав серых, слившихся с сумраком существ, и выглянул в окно. Во дворе ещё гуляли несколько человек. Один из них сразу обратил на себя внимание Игоря. Он был одет не то что не по летнему, но даже не по осеннему - в бесформенный плащ и широкополую шляпу. Казалось, он даже не шёл, а медленно плыл у самой земли - движения ног под одеждой не угадывались. Кроме того, фокусировать на нём внимание было крайне тяжело. Игорь проводил взглядом странную фигуру, пока та не исчезла за углом дома...
Круг третий
6 сентября. 6:04.
Когда он обернулся, они всё ещё были рядом, шагах в десяти, и с недоумением смотрели на него.
- Так ничего и не понял? - Осведомился Паша, - Тут есть только ты. А сам от себя ты не убежишь. Вот так вот.
- Что тебе нужно?!
- Да в общем-то ничего... Просто вспоминаю, как приятно быть живым и иметь возможность причинить кому-нибудь боль. Как ни странно, даже такая малость приносит море удовольствия. А я-то думал, что вырос из этого... Или правильнее сказать - вымер? В общем, буду оттягиваться, пока за тобой не придут рогатые.
- Лен! Ну хоть ты-то ему скажи! - Чуть не плача выкрикнул Андрей.
Лена смотрела на него неподвижным взглядом. Слишком неподвижным.
- Это моя месть, никто не имеет здесь власти, кроме меня. Даже она. Она будет сидеть и смотреть. А ты будешь умирать снова и снова, умирать самой мучительной смертью - от стыда. Или не будешь, если продал свою совесть. - В голосе Паши возникла странная, едва ощутимая неуверенность. Но стоило Андрею попытаться понять её причину, Как из травы со всех сторон стали выныривать сотни и тысячи существ - люди, животные, растения, даже неодушевлённые предметы. Все те. Кому Андрей так или иначе причинил боль. И все они подчинялись Паше. Они шли мстить и были орудиями мести. Ларёк же и автобусная остановка, а вместе с ними Лена и Мирия Петровна, отодвинулись на сотню метров, освобождая место для сплошного кольца мстителей.
- А теперь начнётся настоящий разговор!
- Нет, Паша. Я не более виноват, чем все остальные.
- И с ними поговорим.
- И с Леной?
- И с ней.
- Это... Не правда... - Травинки и мстители на мгновение стали полупрозрачными, но снова обрели материальность и бросились на него со всех сторон, сбивая с ног. Они прижали его к земле, пробивали насквозь, проходили сквозь его тело, уходили в землю, выныривали из неё в нескольких десятках метров от Андрея - и снова бросались мучить его. Подобную боль он даже не мог себе представить. Но не приходила ни смерть, ни даже беспамятство. Он чувствовал всё. И это тоже не было правдой.
Понимание пришло внезапно. Он увидел обрывки странного узора, в котором было что-то невероятно знакомое, хотя ничего подобного Андрею встречать не доводилось. Странным образом узор рассказывал всё - и о странном человеке в плаще и шляпе, и о бескрайней степи. Обман. Клетка для души.
Боль ушла, те, кто терзал его, растаяли в воздухе.
- Не-е-ет!!! - Дико закричал Пашка за миг до того, как Андрей разорвал пространство вокруг себя, в клочья разнеся фантом друга. После этого вокруг была только темнота и одинокий луч света. Андрей вошёл в луч и двинулся по нему вдаль. И краем глаза заметил, как откуда-то из тьмы возник Ловец и несколько раз хлопнул в ладоши, словно аплодируя своему пленнику. Потом луч стал ярче - и исчезло всё...
7 сентября. 3:08.
Асвар любил скорость. Таково было его свойство... Когда-то давно он загонял коней, ломал колесницы... Потом пришла его эпоха, эпоха металла. Как и Сивар, он обрёл себя лишь в последние десятилетия - в отличает от той же Миты, которая не менялась столетиями. Скорость и разрушение - то ради чего Асвар продолжал жить...
Сейчас от необходимости восстанавливать своё тело практически с нуля его спасала лишь случайность - пусть дорога пуста и асфальт хороший, но управлять машиной на скорости больше двухсот километров в час он почти не мог. Сейчас было бы очень обидно вылететь с трассы, ведь он задумал отличное развлечение. Впечатлений на долго хватит.
Не сбавляя хода, Асвар вышел на встречную полосу. И ещё не увидел, но уже почувствовал, что далеко впереди ему навстречу движется кто-то ещё. Превысив скорость, пользуясь пустой дорогой. Асвар выключил фары и габаритные огни. Мало ли, заметят и смогут уйти от столкновения... Фонари дают мало света, но вполне хватит.
Когда фары встречной машины выхватили Асвара из темноты, сделать что-либо было уже нельзя. Суммарная скорость двух машин была больше трёхсот пятидесяти километров в час... Асвар увидел четыре лица, начавших перекашиваться от ужаса - и не успевших закончить. Он не чувствовал страха и боли, лишь наслаждался моментом. Сначала вбитый в салон двигатель сломал ему ноги, а потом два автомобиля попросу перемешало друг с другом. Машина Асвара была ниже, чем чужая - ей сорвало верхнюю часть кузова. Ноги любителя скорости остались зажатыми искорёженными кусками металла, верхняя часть тела практически перестала существовать... Тех, с кем он столкнулся, перешибло пополам - двигатель превратил в однородную массу их тела от пупа до подмышек. Всё остальное, изломанное и бесформенное попросту раскидало по дороге. Обломки разлетелись во все стороны, срубая ветви деревьев и вонзаясь в стволы... Потом стало очень тихо - только чуть потрескивал огонь.
А Асвар восстанавливал своё тело. Несколько секунд - и он, слегка пошатываясь, двинулся прочь...
7 сентября. 11:11.
Чувство, будто что-то не так совсем рядом с ней, что неправильна сама жизнь, посещала Миту каждое утро. Не хотелось красть ребёнка, не хотелось нянчиться с ним, пытаясь найти подход к этому нелогичному существу, не хотелось ничего. Мита просто гуляла по Москве, пытаясь разобраться в жизни. Пытаясь вспомнить, как всё начиналось.
Как таковых, воспоминаний не было, лишь неясные отблески образов. Мита даже не могла сказать, когда началась её жизнь. Почему-то это начало особенно волновало. И ещё конец. Потому что конца она не видела. Сейчас, когда рядом не было друзей, она погрузилась в те мысли, которым обычно не давала волю. Она целиком погружалась в ощущение неправильности. Странное, тянущее ощущение.
Мита не обращала внимания на происходящее в реальном мире. Пока ничто не заглушает мысли, пока снова не захотелось украсть младенца - дойти до источника душевной боли, что столетия преследует её, что сильнее недолговечных телесных ран. Понять. Осознать. Исправить!
Она шла и шла назад, день за днём вспоминая свою затянувшуюся молодость. Чем дальше, тем бледнее и хаотичнее становились воспоминания. Почти всегда одно и то же - детский плач, гневные вопли, кровь, восстановление тела - и снова плач, костёр, восстановление, плач, грохот выстрелов, восстановление... Дни были настолько похожи, что в её памяти смешивались разные эпохи, на уже не помнила, каким оружием убивали её римские легионеры - мечами или гранатами. Она рвалась назад, но шла по кругу.
Из её глаз лились слёзы, длинные ногти целиком вонзились в основания ладоней и сломались, прохожие косились на неё, обходили - Мита не чувствовала ничего. Она разбивалась о бледную пелену эпох и рвала пелену, она смешивала все свои воспоминания и отбрасывала в сторону, избавлялась от однообразных переживаний...
И наконец, пробилась к тем далёким временам, когда всё было иначе. Краткая вспышка, мимолётное видение - она, Асвар, Сивар и Иррия стоят на берегу реки, говорят с кем-то. Говорят о чём-то важном, судьбоносном, но она не может вспомнить о чём. Вспоминается лишь одно, страшное, похожее на приговор слово - 'цена'. Потом в сознание всё же прорывается реальный мир. Прорвался самым жестоким образом, напомнив, что идущее по улице почти безвольное тело рано или поздно шагнёт под машину...
Сломанные кости начали восстанавливаться ещё до того, как Мита упала на землю. Когда же всё-таки упало, воспоминание полностью рассеялось. Чуть не плача от обиды, девушка пошла одевать туфли, из которых её выбило страшным ударом.
Из сбившей её машины выскочил водитель, и остолбенел, глядя на совершенно невредимую потерпевшую. Потом он будет рассказывать, как шевелились волосы у него на голове...
- В-вам помочь? - только и смог выговорить он.
- Помог уже! - Хрипло прокричала Мита и ударила его коленом в пах. Равнодушно посмотрела, как обидчик корчится на асфальте и быстро пошла прочь.
7 сентября. 16:30.
В жизни каждого котёнка настаёт момент, когда в его уже сформированный внутренний мир вторгаются новые образы. Это происходит в тот момент, когда котёнок открывает глаза.
Зрение играет в жизни кошек очень важную роль. Это во многом определяет структуру их Сети, её самобытность. Собаки, например, в большей степени полагаются на слух и обоняние, грызуны ещё и на осязание - и потому их сети часто не понятны кошкам. Кроме того, одни и те же образы имеют совершенно разное значение для разных видов, да и само восприятие отличается. По этому Сеть одного вида не доступна для другого.
В какой-то степени Стела понимала Сети птиц. Их символьный набор ничуть не походил на кошачий, но зрение было их основным чувством... Наверное, только по этому Стела худо-бедно могла соприкасаться с их Сетью.
Собственно, понимание сущности соседей по городу, их свойств и аксиоматики восприятия было одним из главных преимуществ тех, кто хорошо ориентировался в Сети. И опять-таки Стелу пугали люди - по лохмотьям их видовой памяти ничего нельзя было сказать о сущности этих существ. Даже об главном для них органе чувств приходилось догадываться по внешности. Вибрисов нет. Уши неподвижны. Нос и, соответственно, обонятельные камеры, маленький. Значит, зрение.
Но, как бы там ни были устроены люди, а кошачья жизнь текла своим чередом. И Кассиопея открыла глаза. Поток новых образов хлынул в её сознание, шокируя, нарушая привычный ритм жизни. И, как всегда, помогла Сеть.
Стела аккуратно подтолкнула дочь в кружева видовой памяти - и те приняли ещё одну свою создательницу, показывая ту часть, которую сотворили едва открывшие глаза котята... Кассиопея прочувствовала все завитки Сети, добавила свой - и вышла. Долго находиться в сети она не могла. Риск потерять саму себя очень велик для новорождённых котят.
7 сентября. 11:37.
Экскурсовод попался на редкость нудный - говорил тихо, без эмоций и вдобавок через слово говорил 'и т.д.', к месту и не к месту. То, что рассказывать про собор Василя Блаженного нужно совсем иначе, понимали даже дети, не говоря уж о Ларисе Сергеевне, которая, казалось, готова было с кулаками наброситься на вещателя. В самом деле - деньги потратили, время потратили - а толку никакого. Некоторые родители, приехавшие вместе с детьми, уже взяли чад за руку и отвели к соседней экскурсионной группе. Пока их оттуда не гнали, но оба экскурсовода такое положение дел явно не одобряли.
Игорёк тоже не слушал экскурсовода - надоело. Он отошёл чуть в сторону от остальных детей и просто рассматривал храм. Храм был красивый и странный. Мальчик никак не мог понять, зачем все купола сделаны разными.
- Нравится? - спросил вдруг кто-то.
Игорёк обернулся - и увидел рядом с собой странного мужчину - очень худого, с лысеющей головой и странным блеском в глазах. В довершение всего, мужчина был одет в грязный синий тренировочный костюм советского вида. Словом, на красной площади ему делать было ну совершенно нечего. Однако выпроваживать его никто не спешил.
- Нравится - Кивнул Игорь, на всякий случай взглянув на собор.
- Да... Красивый... Тебя как зовут?
- Игорь... - То, что с незнакомыми говорить нельзя, Игорь знал, но Лариса Сергеевна и ещё десятка два взрослых стояли совсем рядом, а незнакомец был... интересным.
- А меня - дядя Вася. Игорь... Знавал я одного Игоря... Тоже не прост был, ох как не прост...
- А я не прост?
- Не прост. - С самым серьёзным видом ответил дядя Вася.
- А... а почему?
- Ну! - Усмехнулся незнакомец, - Почему... Ну вот ты, например вчера Широкую Шляпу видел?
- Какую... - Игорь вспомнил странного человека, которого видел прошлым вечером, - Видел...
- Ну вот. А она - Дядя Вася кивнул на Ларису Сергеевну, - Не видела. А ты видел. И я видел.
- Так она в другом доме живёт! А как ты его видел? Ты разве был там вчера?
- Не... Не был. Я его раньше видел.
- А он кто?
- Он... Ну, в общем он дядька... не то чтобы плохой, но лучше от него подальше держаться. Вот.
- Он убийца что ли?
- Ну почему же сразу убийца? Нет... Просто нехороший.
- А ты откуда знаешь.
- Да вот, знаю уж. - Дядя Вася сделал шаг в сторону, так что солнце стало светить ему точно в затылок и глаза его на мгновение полыхнули ярким солнечным светом.
- Так, а ну отошёл от ребёнка! - Раздался крик Ларисы Сергеевны. Она наконец нашла занятие интереснее, чем слушать экскурсовода и накинулась на дядю Васю. - Уже и на Красной Площади от бомжей не продохнуть! Иди, чего встал! - Учительница схватила Игоря за руку и поволокла к остальному классу.