"Окрестности Тересполя, государственная граница СССР и оккупированной Польши, 21 июня, 23.00 по берлинскому времени.
Рядовой 3-го батальона 135-го полка 45-й пехотной дивизии вермахта Франц Йоган Копфингер был не на шутку эмоционально возбужден. Только что перед строем зачитали обращение фюрера в связи с предстоящей войной с русскими. Теперь, наконец, стала ясна цель их полуторамесячного пребывания у границы с Советами. Война будет, это решение окончательное и бесповоротное. Франц Йоган с воодушевлением воспринял информацию о том. что, наконец, прекратится эта бессмысленная рутина с мелкими маневрами на левой стороне Буга. Они завтра, вернее, уже почти сегодня через несколько часов пойдут ковать славу Третьего Рейха. Франц Копфингер никогда ранее не бывал в бою, для него переход через Буг будет боевым крещением. Франц уверен в себе и в своих товарищах. У него нет никаких сомнений в исходе войны с русскими. Ему не терпелось продолжить славные боевые традиции австрийского рода Копфингеров, которые берут свои истоки еще со времен Дунайской монархии. Он мечтал о Железном Рыцарском кресте с дубовыми листьями и был абсолютно уверен в том, что пришлет домой своей возлюбленной Хельге фотографию с Восточного фронта, где он будет позировать в каком-нибудь крупном советском городе в парадной форме. И обязательно с боевыми наградами.
Франц подошел поближе к солдатам своей штурмовой группы 3-го батальона 135-го полка. В глазах своих сослуживцев он стремился найти взаимопонимание относительно позитивного восприятия предстоящего похода на Восток. Однако вместо всеобщего воодушевления он увидел максимально сосредоточенные и серьезные лица. Солдаты батальона молча переживали в себе информацию о том, что уже через несколько часов они вступят в бой с коммунистами. В воздухе витало напряжение, все тихо и молча курили. "Чертовы старики!" - подумал про них Франц. Фельдфебель Герд Мельцингер воевал еще в Первую Мировую в кайзеровской армии, в батальоне его уважительно называли "дедушка Герд". Мельцингер был добродушным старым воякой, всю жизнь отдавший воинской службе. Обер-ефрейтор Герман Линке поучаствовал и в польской и во французской кампаниях. У него уже был накоплен солидный опыт участия в боевых действиях, но всякий раз в перерывах между боями он рассматривал фотографии своей семьи, живущей в Котбусе. Рядовой Андреас Файерзингер смачно затягивался сигаретой. Также как и Линке, его дома ждала жена с той лишь разницей, что она в скором времени должна будет родить. Именно сейчас, как никогда, ей необходимо поддержка, но Андреас не может быть с ней рядом, ведь ему предстоит этот проклятый поход на Восток. И когда он вернется в свой родной Инсбрук не мог знать даже Господь Бог. "Наверное, им есть что терять" - подумал про себя Франц Иоганн Копфингер. Впрочем, у солдата должно быть железное сердце. Потерять он может только свою жизнь, которую необходимо отдать за Великую Германию. Солдат не должен думать ни о чем, кроме как о победе над врагом!
В 12 часов ночи вторая штурмовая группа 135-го пехотного полка, в которую входил Франц Копфингер, получила приказ бесшумно выдвинуться в район сосредоточения на передовые позиции.Впереди виднелась река Буг, так называемая водная граница между Польшей и СССР.Согласно поступившему в дивизию сигналу "Дортмунд" наступление сил 135-го полка начинается в 3.19 утра по берлинскому времени. В 3.15 минут должна была начаться артподготовка и ровно через четыре минуты первая штурмовая группа батальона на резиновых лодках отправится на ту сторону реки. Артиллеристы мортиры "Карл" готовили орудие к бою.
Вторая штурмовая группа, в которую в ходил Франц, начинала свое выступление в 3.29, спустя 10 минут после первой волны наступающих. Копфингер буквально сгорал от нетерпения. "Скорее бы в бой, осталось совсем немного, скорее бы!" Видя, что его чрезмерно позитивный настрой не разделяют опытные сослуживцы, Францу необходимо было выплеснуть куда-нибудь свою энергию. Он достает из подсумка тетрадный лист и начинает писать письмо своей возлюбленной Хельге Линднер. "Дорогая Хельга! Сегодня, 22 июня, для меня настал знаменательный день! Нам зачитали приказ фюрера и мы отправляемся на Восток воевать против Советов. Я верю фюреру и считаю, что эти красные недочеловеки должны быть уничтожены. Вступая войну против Советов, мы защищаем Рейх и всю Европу от коммунистической агрессии. Мне представляется уникальный шанс проявить себя в бою как настоящему мужчине! Нас ждут большие свершения во славу Великой Германии! Я счастлив как никогда! Помни, Хельга, я очень тебя люблю и мы будем по настоящему счастливы. Впереди нас русская крепость, которую мы возьмем уже к 12 часам дня. Завтра вечером, когда наш батальон уже захватит Брест, я тебе буду писать эти строки уже по дороге в Минск". Закончив писать текст, Копфингер обернулся по сторонам, тщательно пытаясь найти кого-нибудь из фельдъегерей. Но все оказалось тщетно и он решил, что отправит письмо уже из самого Бреста, а не с передовой. До начала наступления оставался час...
Внезапно, какие-то монотонные едва различимые на слух голосовые звуки нарушили тишину. Франц обернулся. Неподалеку от него рядовой Юрген Краузе еле слышно читал молитву.
- Только бы не покалечило, - сказал Файерзингер, - если пуля или снаряд, то пусть сразу насмерть.
- Да поможет нам Бог, - непонятно к кому обращаясь, сказал Краузе.
- Главное - добраться до берега, - сказал унтер-офицер Вальтер Райхенбергер, - как только артиллерия ударит по лодкам, сразу же прыгайте в воду и плывите на тот берег. Так легче выжить.
Незаметно для себя Франц Иоганн Копфингер стал сосредоточеннее. Тревожное время ожидания начала наступления сковало и его. Он видел. как переживают решительно все, начиная от гауптмана Роберта Праксы, заканчивая его закадычным приятелем рядовым Карстеном Траубе. 3.00, 3.05, 3.10, 3.14. "Скоро, скоро, уже сейчас" - отсчитывал каждое мгновение в своем сознании Франц Копфингер. 3.15. утра...
Нереальная канонада взорвала все видимое пространство. Тысячи залпов артиллерийских орудий одновременно открыли стрельбу по восточному берегу Буга. Где-то в небе нарастал гул сирен "Юнкерсов" люфтваффе. От безумного грохота Франц втянул голову в плечи и уткнулся лицом в землю. Громкий непрекращающийся гул стоял вокруг.
Мортиры бесперебойно били в сторону крепости. Франц поднял голову и посмотрел вперед.Крепость буквально утопала в дыму. В этом густом облаке гари, пыли и дыма, казалось, не осталось ничего живого. Внезапно, раздался душераздирающий крик. Франц осмотрелся по сторонам и увидел, что у рядового Берндта Хайнце от грохота артиллерийских взрывов лопнула перепонка и его ухо было буквально залито кровью. "Какой ужас!" - воскликнул Франц. Это была первая кровь, которую он увидел на войне.
- Вперед, к лодкам! - громогласный бас команды унтер-офицера Вальтера Райхенбергера означал, что настало время выхода их штурмовой группы для последующей переправы через Буг. Солдаты второй волны наступления, схватив оружие, спустили на воду лодки и отправились на противоположный берег.
Францу досталась роль загребного, его задачей было грести как можно быстрее к противоположному берегу. Эмоциональное возбуждение было таким, что Франц буквально не чувствовал рук и греб с нечеловеческими усилиями. "Вперед, вперед, быстрее.." - учащенно билось его сердце.
- Копфингер, Ханке, гребите быстрее, до берега доберемся, там гораздо легче будет! Быстрее, мать вашу, пока коммунисты не нас накрыли артиллерией! - командовал фельдфебель Генрих Рауффман. - Хотите жить, работайте руками, твари! Быстрее, я сказал!
"Сорок, тридцать, двадцать метров! Осталось немного, еще чуть чуть и спасительная земля, вперед!" - чуть ли не кричал про себя Франц.
"Вот он, спасительный берег. Кажется, русских наша артиллерия застала врасплох" - подумал Фриц Готлиб, делая первые шаги на советской земле.
3.34. утра по берлинскому времени. Ответных выстрелов по лодкам на этом участке переправы не было и первые две штурмовые группы 3-го батальона во главе с гауптманом Робертом фон Праксой десантировались на Западном острове Брестской крепости. Дыхание сковывал дым от пожаров и едкая гарь. На острове, казалось, не было ни одного уцелевшего здания. Повсюду валялись остатки арматуры и груды разбросанных от взрывов кирпичей. Артиллерия вермахта, тем временем, перенесла огонь на центральную часть Брестской крепости, так называемую Цитадель.
- Выдвигаемся вперед на соединение с группой гауптмана, - приказал обер-лейтенант Шлезингер.
Не успели они пройти и нескольких десятков метров, как их взору представилась картина разрушений на острове. Во двориках зданий валялись обгоревшие трупы полуодетых русских солдат. Видимо, они погибли в первые мгновения войны, так толком и не поняв, что она началась. Некоторые из солдат группы, в которой шел Франц Копфингер начали кашлять и протирать глаза. Запах горелого человеческого мяса вкупе с дымящимися строения не давали возможности нормально дышать. Франц впервые видел такое количество мертвых людей. От эмоционального потрясения и перенапряжения в первый час войны его вырвало на глазах его сослуживцев.
Солдаты цепью шли быстрым шагом, продвигаясь вглубь острова. Где-то впереди отчетливо слышалась трескотня винтовочных выстрелов. Вокруг валялись обломки различного оружия и невыносимо пахло гарью. Франц опять глянул на часы. Прошло уже шесть минут, как он на советской земле.
В центре острова группа увидела своих солдат, участников первой волны наступления.
- Русские, кажется, приходят в себя, господин обер-лейтенант! - крикнул Шлезингеру унтер-офицер первой штурмовой группы. - Нужна зачистка зданий, они постоянно стреляют из окон, есть потери.
Нечеловеческий крик заставил Франца оглядеться. Сотрудники санитарной службы батальона оказывали помощь раненому солдату.
Судя по всему, ранение было стрелковое и предупреждение унтер-офицера из первой штурмовой группы было как нельзя кстати. Впереди по-прежнему раздавалась стрельба и группа Франца Копфингера отправлялась туда. Внезапно, на пути солдат показались люди в незнакомой форме. Внешний вид их был ужасный: закопченные лица, ничего не понимающие глаза, отсутствие верхней одежды и ничего непонимающий, отрешенный взгляд.
- Первые пленные, отправляйте в тыл, обеспечьте людей на доставку их до Тересполя, - крикнул сопровождавший пленных офицер.
"О, Боже!" - подумал про себя Франц. Он представлял сдающегося в плен врага как угодно, но только не так как увидел впервые в жизни. Он вообще не мог понять откуда могут быть пленные и как вообще здесь кто-то уцелел после такого огня артиллерии.
- Пригнись! - крикнул задумавшемуся Францу обер-ефрейтор Герман Линке.
Буквально в считанных миллиметрах от уха Франца пролетела пуля. Не успев ничего понять, Франц Копфингер внезапно оказался сбитым с ног. Не успев подняться, он ощутил на себе массивную тяжесть непонятного предмета. Откинув ее от себя, он увидел рядом с собой русского пограничника, который наверняка зарезал бы его штык-ножом если бы не обер-ефрейтор Линке, расстрелявшего его в упор из винтовки. Франц на мгновение застыл. Никогда еще смерть не была так рядом. Он внимательно посмотрел на убитого русского пограничника. Францу стало не по себе. И хотя человек был уже мертв, Франца стало сильно трясти. В глазах убитого он не видел ни капельки страха или опустошения. В них отчетливо читалась злость и проклятие. Этот русский был уже ранен, но бросился в одиночку с ножом на нескольких солдат вермахта. Глядя на стеклянные глаза трупа, Фриц закричал:
- Умри, свинья, умри коммунист! А-а-а! - Фриц открыл беспорядочную стрельбу по трупу из карабина.
Внезапный удар по каске заставил его придти в себя.
- Копфингер, сволочь, приди в себя, говорю! Сейчас пристрелю как собаку! Успокойся! - теребил Франца обер-ефрейтор Линке.
Франц прекратил стрельбу. Он тяжело дышал и пытался осмыслить происходящее. Война, оказывается совсем не такая, какой ее представлял министр пропаганды Йозеф Геббельс в своих пасквилях. Здесь нет никакого шарма или красивой эстетики, здесь не место высокопарным словам и арийскому пафосу. Здесь, прежде всего, УБИВАЮТ! Это война! В самом страшном ее понимании.
- Возьми винтовку и смотри по сторонам! Больше твою австрийскую задницу я прикрывать не буду! - крикнул Линке.
Вместе с Линке и Траубе они ползком отправились в северо-восточную часть острова.
- Спасибо, обер-ефрейтор! - с одышкой сказал Франц
- Возьмем эту чертову крепость - принесешь мне шнапса! - сухо процедил Линке.
Большая часть Западного острова уже была пройдена. Движение вперед затрудняли то и дело появляющиеся в тылу штурмовых групп небольшие группы уцелевших от обстрела пограничников.
- АААА! Мама! Боже мой, я хочу жить! ААА! - душераздирающий крик заставил Франца обернутся. Из района казармы двое солдат вели под руки раненого. Судя по всему он пострадал от так огня снайперов, укрывающихся в кустарниках острова.
Линке забросал гранатами внутренний дворик казарм. Франц с Траубе начал внимательно осматривать помещения.
Вокруг валялись трупы советских пограничников. Никого из из них Франц не встретил на своем пути, даже раненых. Трясущимися руками, он открыл фляжку и стал судорожно пить воду. Внезапно его взгляд разглядел какую-то фигуру. Мгновенно подняв винтовку, он выстрелил. И сразу же, пользуясь советом Линке, бросил туда гранату. Раздался взрыв. Копфингер уловил краем уха какой-то звук, не похожий на человеческий, как-будто кто-то скулил. Подойдя поближе к месту, куда он бросил гранату, Франц увидел ошеломляющую картину.
Рядом с трупом убитого пограничника лежала мертвая собака. Животное погибло вместе со своим хозяином, который до конца выполнил воинский долг, оставшись на боевом посту. Несмотря на глубокую приверженность фашистской идеологии, Франц по своей натуре был сентиментальным человеком. За какие-то сорок пять минут войны он успел многое переосмыслить. Человеческая жизнь является и одновременно самым ценным, что у него есть и одновременно ее цена не значит ровным счетом ничего. Каждую минуту здесь оставляют свои жизни десятки, а то и сотни людей. Во имя чего все это кровопролитие? Эти "недочеловеки", как убеждала своя родная пропаганда, не бросают оружие и не бегут назад. Они гибнут здесь, на первых метрах советской земли. Гибнут тысячами. Но они гибнут НА СВОЕЙ ЗЕМЛЕ. А за что гибнут солдаты вермахта? Понятно, что если хочешь выжить, то стреляй первым и бросай гранату, не задумываясь. Но для чего? Чтобы просто выжить и быть не убитым врагом?
- Копфингер, Траубе, Линке, Краузе! Выдвигаемся вперед к группе гауптмана, - скомандовал унтер-офицер Вальтер Райхенбергер. - Сзади нас третья рота батальона, они зачистят остров, наша цель - мост в цитадель.
Не встречая сопротивления, группа вышла в северную часть острова и соединилась с людьми гауптмана Роберта фон Праксы. Оставался финальный рывок в центральную часть Брестской крепости.
Гауптман Пракса распорядился послать в воздух сигнальную ракету дабы предупредить командование дивизии, что Западный остров контролируется частями вермахта. Артиллерийская бомбардировка района ворот, ведущих в Цитадель должна быть прекращена. Франц взглянул на часы. 4.30 утра. Он уже час как на войне. Следующей целью были Тереспольские ворота крепости.
Именно по этому мосту предполагалось проникнуть на Центральный остров и соединиться с подразделениями 130-го полка дивизии. Артиллерия перестала работать по данному участку. Можно выдвигаться, гауптман дает команду. Настроение у всех бодрое.
- Кто хочет вписать свое имя в славную историю Рейха?
- Я хочу, господин гауптман, - сказал Карстен Траубе.
Пракса распорядился, чтобы Траубе дали флаг со свастикой, который предполагалось установить на мосту, ведущему в крепость. Судя по развалинам, на данному участке наступления не должно возникнуть проблем.
Солдаты быстро передвигаются в полный рост, направляясь к Тернопольским воротам. Траубе установил флаг на мосту и гордо улыбался. Внезапно раздался выстрел и Траубе упал как подкошенный.В полуразрушенной от снаряда "Карла" башни засел русский стрелок. Франц бросился к упавшему Траубе.
- Карстен, Карстен! ты меня слышишь! Не умирай! - кричал Франц.
- Оставь его, ему уже не поможешь, - сказал "дедушка Герд" Мельцингер.
Траубе был хорошим знакомым Франца Копфингера, они вместе проходили мобилизацию в дивизию. "Почему, Карстен?!" - почти кричал Франц. - "Почему так?!" Глядя на окровавленное тело своего хорошего знакомого, Франц окончательно возненавидел войну. За какой-то битый час он едва не был убит, убивал сам, потерял друга. И в каждое следующее мгновение может в очередной раз отправиться на свидание со смертью. "Нет! Эта война не нужна! Она не нужна никому! Она бессмысленна!" - воскликнул Франц. Он посмотрел в сторону полуразрушенной кольцевой казармы. Опустошение, безразличие, бездна... Убивать, чтобы выживать! Выживать в каждую секунду! Выжить, убить и опять выживать! Твоя жизнь - ничто на этой воне. Убьют тебя - твое место займут другие и будут также выживать. Бессмысленно это все...
Тем временем, штурмовая группа батальона через Тереспольские ворота вошла в Цитадель. Картина разрушений была просто невообразимой. Все здания были либо разрушены полностью либо наполовину. Находившееся в цитадели автомобили и бронемашины безнадежно сгорели. Едкий дым и мерзкий запах горелой человечины создавали страшный смрад. Гауптман приказал разделиться штурмовой группе на две части и двигаться по направлению к трехарочным воротам крепости и на соединение с частями 130-го полка. Солдаты вермахта шли в полный рост, изредка простреливая подозрительные места и периодически бросая гранаты. Казалось, все живое вокруг на пространстве цитадели было уничтожено. Франц внимательно смотрел по сторонам. Кроме множества трупов во внутреннем дворе цитадели он больше никого не видел. Внезапно, раздалась громкая трескотня резких звуков. Плотный ружейный огонь сковал группу гауптмана Праксы и заставил их залечь. Франц укрылся в воронке от взрыва, тщательно выбирая позицию для стрельбы. Вдруг, со стороны кольцевой казармы раздались глухие звуки и человеческие крики "ААА!". Франц не сразу понял, что произошло и решил высунуться из воронки. Увиденное потрясло его. Наперевес штурмовой группе третьего батальона вермахта бежали в полный рост полураздетые люди. Многие из них были в кальсонах, некоторые в трусах. Помимо винтовок в руках у этих людей были саперные лопатки и даже обыкновенные ведра. И этот непонятный, невообразимый крик. Франц был буквально парализован увиденным: с криками "Ура!" полураздетые и раненые русские дерзко и нагло пошли в атаку на штурмовую группу немцев. Франц машинально выстрелил из винтовки, но не попал ни в кого. Дерзость и поразительная смелость противника, бросившегося врукопашную , заставила нервничать Франца и его сослуживцев. Руки упорно не слушались и не могли моментально перезарядить винтовку.
- Отходим в здание по центру, все туда, все в церковь! - крикнул гауптман Пракса.
Штурмовой отряд вермахта, неся потери, начал отход к церкви - полковому армейскому клубу. Через мгновение после своей команды гауптман Роберт Пракса был сражен пулей снайпера. Обер-ефрейтор Герман Линке был заколот штыком. Франц вместе с "дедом Гердом" Мельцингером бежал в сторону клуба. Раздавшийся взрыв гранаты уложил на землю обоих. "Черт, нога..." - хватаясь за правую ногу, вымолвил Франц. Взрывом гранаты ему раздробило правую ногу и передвигаться он мог разве что ползком. Дела у Мельцингера были еще хуже. Он буквально захлебывался кровью.
- Живо? Можешь ползти? - спросил у Мельцингера Франц.
- Я умираю, Франц, - задыхаясь, говорил Герд.
- Сейчас выберемся, - пытаясь передвинуть грузное тело фельдфебеля, сказал Франц. - До церкви осталось немного.
- А ведь хочется жить, правда? - спросил у Франца фельдфебель. - Зря мы сюда пришли, конец Великой Германии...
Глаза Мельцингера закатились и он умер прямо на руках Франца Копфингера. Он закрыл остекленевшие глаза фельдфебеля и попытался встать, но тут же рухнул на землю. Нога совсем отказывалась слушаться, кровотечение было очень сильным. Франц поднял глаза. Русские, смяв часть штурмового отряда, пошли в атаку и на церковь, где засело несколько десятков его сослуживцев."Наверное, это все" - подумал Франц. Русские также смело, не считаясь с потерями шли вперед к церкви. Последнее, что увидел в этой жизни рядовой Франц Копфингер, это яростный взгляд такого же молодого солдата как и он, который с криком "умри, тварь" саперной лопаткой перебил солдату вермахта шейную артерию. Кровь фонтаном хлестала из раздробленной шеи Копфингера. Еле шевелящиеся губы произнесли на последнем вздохе: "Я люблю тебя, Хельга! Прости, я умер..." Из кармана погибшего рядового выпало письмо возлюбленной, которое мгновенно окроплялось кровью. На залитом кровью письме можно было прочитать только две строчки: "Впереди нас русская крепость, которую мы возьмем уже к 12 часам дня ... я тебе буду писать эти строки уже по дороге в Минск..." Часы показывали 5.50 утра по берлинскому времени. День 22 июня 1941 года вступал в свои права. До Победы оставалось 1417 дней "