Постнов Дмитрий Вячеславович. Идолова гарь

Взгляд влево-вперед. Взгляд вперед-вниз: выбрать место для следующего шага. Взгляд вправо-вперед...

Майская пуща божественно благоухает и звенит жизнью. Лепота!

Не гоже уважаемому хозяину отлынивать от работы, но все же! Уж больно денек замечательный. Сыновья взрослые, старшему семнадцать годочков намедни стукнуло, так что на хуторе с батраками управятся. Сам же хозяин отправился, так сказать, на охоту.

Ага, как же, на охоту! Ружьишко-одностволка заряжено самой мелкой, утиной дробью. День такой певучий, что разрушать его выстрелами совсем не хочется. А хочется просто красться под соснами, иногда кидая шишками в Чупу - кобелька самой дворнягской породы, но веселого и чуткого. Кстати, куда эта скотинка удрала? Легкий посвист. Вон он! Появился из малинника шагах в сорока, глянул, убедился, что хозяин в порядке, и опять умотал. Ну и пусть! Не ради добычи сегодня в пуще, ради праздника душевного.

А солнышко-то припекать стало! Присел на корягу, глотнул кваска из баклажки, блаженно закрыл глаза. Невдалеке весело взлаял Чупа, подбежал, ткнулся холодным мокрым носом. Хуторянин потрепал его по черному загривку:

- Ну, зверюга, и куда мы дальше пойдем?

Зверюга мотнул хвостом. Ему было абсолютно все равно, лишь бы с хозяином.

А тот призадумался. Действительно, куда пойти? На озерца, уток настрелять? Или просто посидеть, насладиться медвяными ароматами? Хотя нет, на озерца не хочется: придется обходить урочище.

- Кстати, а почему обходить?

В безымянное урочище заходить было, как бы правильнее сказать... Не принято. Ни девки, идучи за грибами-ягодами, ни мужики по своим лесным делам в этот бурелом не совались. Считалось, что этот кусок пущи совсем, как бы сказать... бесполезный.

От любопытства не одна только Варвара пострадала. Мужики бывают не менее любопытные, вот только где взять время потешить сей порок?

- Чупа, ко мне!

Взгляд влево-вперед. Взгляд вперед-вниз: выбрать место для следующего шага. Взгляд вправо-вперед... Сосны корабельные органными трубами стоят, пчелки-шмелики над цветами звенят, собачуха белок гоняет. И вдруг - то же солнце, те же сосны, но вроде как нахмурились. Пчелиный звон сменился мушиным гудом. Верный Чупа пристроился чуть сзади, насторожко водит носом, а бублик хвоста превратился в палку. Мягкий ковер опавшей хвои оскалился острыми сучками, и вперед-вниз глядеть надо с особой внимательностью. Хуторянин остановился, перекрестился:

- Спаси-сохрани, с нами крестная сила!

Выпустил наружу крестик. Подумал. Переодел рубаху шиворот-навыворот - от лесного хозяина первое средство. Надо бы еще обувку поменять с левой ноги на правую и наоборот, но сапоги были солдатские, одинаковые - чтобы солдатики по тревоге не путались.

- Ну, Чупа, с богом!

Взгляд влево-вперед. Взгляд вперед-вниз: выбрать место для следующего шага. Взгляд вправо-вперед... И вновь - сосны звенят, птички поют, а солнце не с правого, а с левого плеча. Хуторянин упрямо схмурил брови:

- Дедко лесной, дай путь прямой во имя Отца, Сына и Святого Духа!

Развернулся, запомнил направление по солнцу - и вперед.

Уже и не рад стал, что сюда поперся, но крестьянское упрямство - вещь сильная. Не зря же городские барчуки род крестьянский от ишаков туркестанских выводят.

Ружьишко на изготовку, взгляд влево-вперед... Обойти бурелом... Поднырнуть под заваленую лесину... Теперь по краю вымоины-яруги.

- Вот бисова сила, прости Господи! - солнышко опять над левым плечом! - Брешешь, нечистый, пройду как решил!

Хуторянин развернулся и ринулся, не жалея ни одежки, ни собственной шкуры, напрямую через буреломы и яруги.

А идти оказалось не долго.

Круглая полянка посреди зарослей. А на ней стоят они - те, чьими именами православный не осквернит уста. Идолы древних демонов. Вот бородатый витязь - тот, что повержен Ильей-пророком. Вот дева младая и распутная. Вот рогатый. Вот еще какие-то, позабытые. Осколки мрачной давнины, они помнили времена темные и кровавые. Хуторянин перекрестился.

Промеж идолов ни единого деревца, зато трава знатная - по пояс и не тронутая. Значит, капище не посещают. И то слава богу!

Сзади взлаял Чупа. Хуторянин крутанулся, уходя в сторону, вскинул ружье. Серо-рыжая молния арыськи(1) совсем чуть-чуть промахнулась. На миг сверкнуло серебром брюхо большой кошки, и туда влип заряд дроби. Совсем мелкой, зато почти в упор! Этого хватило. Раздался рысий вопль, сильные лапы заскребли дерн.

- Тебя, боже, славим! Вот пакость-то! А шкура знатная, хоть и не зимняя - хуторянин глотнул из баклажки, утер рукавом пот. Достал нож, потрогал заточку, хмыкнул и вернул в ножны. Всем хорош - и крепок, и остер, и тяжел. С таким хоть на медведя - но шкерить(2) замучаешься, до вечера проваландаешься. Ногой перевернул тушу. Ясно. Самец. А вдруг жонка его где-то рядом? Да с котятами? Надобно справу огнебойную переснарядить!

С собой у хуторянина были еще заряды, но все - на птицу снаряженные. Он вскрыл один, высыпал дробь в угол платка, завязал поплотнее. Отрезал лишнюю ткань. Не пуля, но тоже не плохо. Снарядил патрон.

- Чупа, фу! Фу, скотина! - пес рычал на поверженного врага и уже пытался вцепиться в кокетливую кисточку на ухе.

- Эх, прости Господи, всю одежу искровяню. Супружица потом прибьет. Но не пропадать же такой шкуре! - он взвалил тушу на плечи. Вполне терпимо! Порой куда более тяжелые мешки таскать приходится! Солнце было над правым плечом - пойдем назад, чтобы было над левым. Уже не охотцким ходом, а по простому, не таясь. Верный Чупа бегает кругами - бережет хозяина. Через бурелом. Через яругу. На свежую убоину слетелись мухи. Опять бурелом. Опять яруга. Все, безымянное урочище позади! Идти сразу стало легче, веселее, даже мух вроде поуменьшилось. И вдруг - Чупин перепуганный визг! Отважный пес стремглав несется к хозяину, прячется за него. Скулит. Хвост зажат между задних лап. Рысью тушу с плеч долой, ружьецо - на изготовку.

- Боже, спаси и сохрани! На тебя уповаю, - из кустов, шагах в сорока, высунулся волчара. Бирюк(3). Здоровенный, с телка полугодовалого. Пасть приоткрыта, пена так и капает. Бешеный! Самое страшное, что бывает в лесу.

Стоит чудище, покачивается. Мутные бельма в одну точку уставились. Ружье уже у плеча. Выстрел будет единственный. Надо, чтобы насмерть. Не должна такая пакость в окрестностях хутора бегать!

- На тебя, Боже, уповаю! Ты моя сила и моя зашита! Не дай промазать! - А бирюк заметил человека, не торопясь затрусил в его сторону.

- Отче наш, помоги - пудовую свечу в храме поставлю! - хуторянин плавно потянул за спусковой крючок. Выстрел. Все это заняло какой-то миг, но время загустело киселем. Хуторянин словно увидел, как увязанная в платке дробь бьет зверя в широкий лоб, как рвется ткань и дробины сдирают шкуру и мясо с морды, как трескается от удара череп зверя. Бирюк рванул вперед - даже сквозь кисельное время быстро, хуторянин выхватил нож. Но раздался вой - совсем запредельный, полный безумия, тоски и тупой злобы - и зверь упал в пяти шагах от своего убийцы.

- Да что ж это за день такой! Не иначе, идолы ярятся, что я их ухоронку выведал! - крестьянин упал на колени. Молитва, истовая и яростная, исторглась из самой души. Никогда, ни до, ни после, он не испытывал такого.

Молитва помогла. Страх отошел, сменившись звонкой, рассудочной злостью.

- Клянусь, Боже! Или мне на этом свете не быть, или идолищам поганым(4)! И в том слово мое твердо.

Но сначала надо бирючий труп спалить, не то лиски да крыски растянут больное мясо, и бешенство пойдет гулять по лесу. Хорошо, в сосняке много сухостоя. Хорошо, что клинок тяжелый - топора-то он не прихватил, шел отдохнуть, а не на подвиг! Хорошо, вблизи полянка нарисовалась - волчара куда тяжелее арыськи оказался. Хорошо, что серные спички в котомке завсегда лежат.

Полыхнуло знатно. Огонь поднялся до середины сосен. Не зря столько пищи для него наготовил, и сложил кострище по особому - как рудознаи крицы(5) когда-то выжигали. Горит такой костер быстро, но и жару дает много. Поплыл тяжелый смрад паленой шерсти и горящей плоти. На всякий случай хуторянин снарядил ружьецо так же, запакованной дробью, и притаился невдалеке в кустах, а то мало ли, кого такое зарево приманит. Наконец костер прогорел. Он глянул на небо - часа три до заката еще есть. Взвалил рысь на закорки.

Дальше шел осторожко.

Вот наконец и родные стены. На подворье только малышня да в кухоньке летней супружица с дочкой старшей кашеварят - ужин работникам готовят. Увидели хозяина закровавленного - и заголосили.

- Цыц, бабы, не моя то кровища! Вот, зверюгу изохотил - на три шапки хватит, а еще на варежки останется! Ну-ко, Анютка, - это он дочери, - бегом на поле, пущай сей же час шабашат и спехом сюда.

К сброшенной тушке рыси тянулась малышня. Чупа с видом победителя восседал рядом, гордо порыкивая. Хозяйка уже стояла рядом с ковшиком - помочь мужу умыться.

- Может, баньку истопить, Фрол Лукич?

- Не сейчас, Авдеевна. Пока только слей да одежку замочи.

Вскоре прибыли работники с поля. Правильно прибыли: впереди телега с бабами да девками, за возчика - шурин хозяина отставной гренадер Степан Авдеич; следом - мужики и парни с полевым инструментом в руках. Арьергардное прикрытие, как говорит шурин. Подворье заполнилось шумом-гамом, девки с бабами заохали на убоину, парни с мужиками споро распрягли лошадку, закатили телегу в сарай.

Сели вечерять. Хозяин прочитал "На тя, Господи, уповаем", и все взялись за ложки. Порядки на хуторе заведены были новомодные, батраки ели с хозяевами за одним столом.

Наконец хозяин отложил ложку. Все встали. Прочитали "Благодарим тя, Христе Боже наш".

- Теперь - детям спать, остальным - собраться здесь. Погутарить надо! - хоть хозяин и не тянул армейскую лямку, командовать умел.

Бабы шустро убрали посуду. Все опять расселись вокруг длинного стола.

- Дело было так, мужики и бабоньки! - и хуторянин рассказал про дневные приключения.

- Да как это, батюшка - идолища поганые, и совсем рядом с нашим хутором! - всплеснула руками Анька - старшая дочка.

- Цыц! Еще не все сказал. Поклялся я Богу Всемогущему извести бесовщину. Но и бесовщина, видать, решила меня извести. Рысь наслала и бирюка бешеного. Но с нами Крестная Сила, одолел супостатов. Вот только - что дальше будет? Прежние хозяева хутора сгинули куда-то с чадами и домочадцами - как бы не новые знакомцы мои им подсобили!

- Да что ты говоришь, Фрол Лукич! Урядник(6) же прямо сказал - уехали они отселяя всем хутором.

- А почему уехали? Ладно, все это пока досужие разговоры. Что делать-то будем?

- Надо в уезд сообщить. Попу сказать. Это его работа - искоренять чертовщину, прости Господи!

- До уезда(7) когда еще доберешься. Потом - пока они там соберутся, покумекают да проваландаются... От нас место пусто остаться может. Но мысль дельная. Федька, заседлаешь Рябка, возьмешь мою "тулку" одноствольную и скачи в волость. Там найдешь волостного старшину(8) Акакия Львовича и обскажешь все как было. Дальше сделай, что он скажет. Да, и не забудь сказать, что от меня. Действуй. У кого еще какие мысли есть?

Встал Степан Авдеич.

- Какими силами располагает противник? Какими силами располагаем мы - я и так знаю.

- Ишь ты, военная косточка! Как сказал-то! Ну, давайте прикинем. На меня вышла рысь и волчара - видать, те, кто поблизости были. Может, идолища могут призвать еще какое зверье, но издалека. Волчьих стай у нас отродясь не было - бирюк свою территорию охранял. Медведей поблизости не водится. Разве что кабанье стадо да сохатые - я слышал как-то осенью лосиный гон(9). У нас, не считая моей "тулки", два ружья...

- Три. У меня еще ружьишко заныкано. Старенькое, капсульное(10), но надежное и с верным боем, - молодой батрак, всего год как прибившийся к хутору и не успевший еще стать своим, слегка потупился.

- Так ты, Ондршка, браконьерствуешь помаленьку? - улыбнулся хозяин. На хуторе не было ничего такого, что бы он не знал. Все мелкие грешки домочадцев были ему ведомы. Да вот только - кто не грешит, тот и не кается. К тому же хуторская жизнь монотонна и не легка, и слишком затягивать гайки - чревато. Сейчас - просвещенный век, крепостное право давным-давно отменено, батраки - свободные люди. Ну, начнешь зажимать - по окончании ряда разбредутся кто куда, а работать кто будет? Новых набирать?

- Значит так. Проверить оружье, снарядить жеканами(11). Патронов штук по пять на ствол...

- По пять - маловато будет. Штук по дюжине, - вставил Степан Авдеич.

- Хорошо, по дюжине. Теперь считаем: я, Авдеич, Ондрющка с ружьями. Ты как, пойдешь с нами на идолов? Да что ты опять краснеешь, аки девица красная?

- Конечно, пойду, хозяин!

- Дальше. Стенька, Муслим - вы как, поможете? Дело важное и опасное.

Татарин Муслим, живущий на хуторе считай пятый год, почесал бритый затылок:

- Аллах Акбар, хозяин! Спасибо, что позвал.

- Стенька, ты?

- Пойду. Куда ж вас без меня отпускать!

- Мы заканчиваем с оружием - и спать. Остальные - собрать все, что горит. В кладовке масла бочонок есть, бутыль керосина, смолы с дегтем сколько-то...

- Масла в том бочонке на донышке. Зато - полная бутыль самогонки, - доложила хозяйка.

- Хорошо, тогда масло не брать. Самогонку тоже, - надавил голосом, - Хватит остального. Ночью караулить хутор. Авдеич, распредели смены, расставь посты. С рассветом выходим.

Рассветный ветерок приголубил вершины сосен. Хозяйка вынесла лампадку из красного угла, от нее подожгли факелы. Дождались, пока Муслим совершит намаз(12). Хуторянин обнял жену, перекрестился:

- С богом, христово воинство, - на что татарин ехидно хмыкнул.

До опушки добрались с удобствами - на телеге. Там разгрузили горючее. Назад транспорт повел Мишка - старший хозяйский сынок, вусмерть разобиженный, что не взяли с собой.

А само предприятие оказалось до обидного обыденным. На пятерых мужиков с тремя ружьями, двумя факелами и топорами за кушаками, что перли через лес, громко матерясь, божась и взывая к Аллаху милосердному, никто не нападал. Правда, в зарослях кто-то шебуршил, да издалека рев раздался, скорее всего лосиный. Безымянное урочище встретило врагов обреченным молчанием.

- Помолимся, братцы! -хуторянин преклонил колена. Трое последовали его примеру, Муслим отошел за кусты и тоже по-своему воззвал. Потом собрались вокруг хозяина.

- С Богом! С нами Крестная Сила, так кто же против нас?

- Аллах Акбар!

Взвалили горючую ношу на плечи, растянулись цепью - так, чтобы чередовались вооруженные ружьями и безоружные.

Древним идолам оказалось не под силу заморочить пятерых здоровых, крепких в вере мужиков. Вот и знакомая хуторянину полянка.

От вчерашней схватки с рысью осталась пятно вытоптанной травы. Истуканы смотрят бессмысленно на пришельцев. И нет того ощущения чуждой силы, что довлела вчера. Просто - кое-как обработанные бревна, поставленные стоймя.

- Авдеич, Ондрюха - ружья наизготовку. Охранять.

Хуторянин прочел "Отче наш", отставил ружье и достал топор. Взялись за топоры, воткнув факелы в землю, Стенька с Муслимом. Полили немудрящий плотницкий инструмент святой водой из баклажки.

- С Богом!

Отточенные так, что можно бриться, топоры с трудом вгрызлись в старое дерево истуканов. По капищу пронесся словно неслышимый стон. А топоры вновь взнеслись и вновь вгрызлись.

Грянул выстрел. Ондрюха отбросил свое ружье и схватил хозяйскую двустволку. Цепким браконьерским взглядом впился в недалекие кусты, пробурчал что-то матерное под нос и расслабился:

- Показалось! - аккуратно отставил ружье, поднял свое, зарядил и вновь застыл.

Трижды менялись рубильщики и караульные, давая роздых натруженным плечам. Пять раз подпаливали новый факел от прогоревшего. Однажды пришлось подтачивать топоры - благо, и напильник, и оселок были с собой. Но где-то к полудню последний, стоящий на краю поляны истукан рухнул, подмяв поросль.

Идолов стащили на середину поляны, свалили неряшливой кучей. Обложили сухостоем и хворостом, облили горючим и подпалили.

Горело знатно! Именно так, как должна гореть груда сухого дерева, облитого дегтем и керосином. Татарин отошел в сторонку, расстелил рядно, на которое стал выкладывать из котомки припасенную снедь, а мужики принялись молиться. Потом встали с колен и перебрались к импровизированному столу. Тут пригодилась и бутыль мутноватой жидкости, прихваченная запасливым Степаном Авдеичем.

Солнце уже клонилось к закату, как прискакал на Сивке хозяйский сынок Мишка. За ним увязался неугомонный Чупа, бросился к хозяину.

- Батяня, там матушка волнуется! И Федька из волости вернулся, чуть Рябка не загнал, ирод окаянный! А это здесь идолища стояли? А это они в ватре(13) горят?

Хуторянин встал:

- А ну слазь, бисов сын!

- А драться, батюшка, не будете?

- Буду! Слазь, тебе сказано! Ты куда на коне по ярам да буеракам? Хочешь, чтобы он ноги поломал?

- Простите, батюшка, я же осторожно, шагом все время!

- Да не бреши батьке! А то я не знаю, как ты на Сивке носишься! Ладно, слазь, я сейчас добрый. Перекуси с нами, да выпей стаканчик.

- А не рано ли мальцу, Фрол Лукич?

- Ничего, от чарки доброй никому хуже не сделается. А ты, поганец Мишка, не радуйся. Выпил, закусил и на коня. Успокоишь мамку, скажешь, что, мол, мужики умаялись, чуток передохнут и прибудут. Да телегу к опушке подгони - туда, куда утром нас довез!

Солнце уже касалось верхушек дальних сосен, когда идолоборцы с победой вернулись домой. Жизнь дальнего хутора покатилась дальше наезженной колеей.

Через три дня приехал священник, отец Онуфрий, с дьяком Филькой и каким-то городским барчуком. Хуторянину пришлось вновь отрываться от вечных крестьянских дел и вести гостей в безымянное урочище. Там на месте все обсказал да показал.

Поп одобрительно кивал, а вот барчук явил полное свое неудовольствие. Сначала дотошно расспрашивал все подробности, потом ковырялся тростью в кострище, вороша уголья. Наконец подошел к хуторянину и заорал:

- Да что ж ты, морда звероскотская, наделал! Ты ж понимаешь, какая тут была археологическая ценность! Это ж такая находка, о которой в Санкт-Питербургскую Академию писать надо! Запорю! Сгною!

Тут и хуторянин не выдержал, вызверелся:

- А ты, барин хороший, меня не пугай! Чай, не крепостной холоп я, а вольный человек! А что до твоей архелегической находки, так ты с бирюком бешеным один на один в лесу сталкивался? А арыська злая на тебя скакала? Вся нечисть окрестная супротив тебя поднималась? Вот и не надо тут... Это...

- У, быдло суеверное! - барчук отвернулся, а отец Онуфрий подмигнул: молодец мол, так его!

После устроили молебен. Поп покропил вокруг святой водой.

- Вот так, дети мои, предки наши справлялись со тьмой языческой!

- Спасибо тебе, отче! Избыл ты гнездовище зла вблизи моего хутора. А не откушать ли нам, чем бог послал, а Настасья Авдеевна наготовила?

Вернулись на хутор. Злой барчук сразу прыгнул в бричку и укатил. Священник заметил тревожный взгляд хозяина:

- Не бойся, сын мой! Это дело в юрисдикции Священного Синода. Нет его власти против церкви идти!

Посидели душевно. А ночью грянула гроза. Хуторянин вышел по ветру и перекрестился: небо над лесом полыхало не хуже давешней ватры. Молнии - стрелы Ильи Пророка лупили, казалось, в одно место. И он догадался - какое это было место.

За ночь безымянное урочище выгорело. Ну и хрен с ним!

Теперь это место называют Идолова гарь. И растут там удивительно вкусные грибы.

(1) Арыська, арысь - рысь (диал)
(2) Шкерить - разделывать тушу (диал)
(3) Бирк - волк одиночка
(4) Поганство - язычество
(5) Крица - железо, выплавленое из болотной руды
(6) Урядник - полицейсуий урядник, нижний чин уездной полиции
(7) Уезд - - низшая административная единица в Российской империи
(8) Волость являлась низшей административной единицей крестьянского самоуправления. Волостной старшина избирался волостным сходом на три года из крестьян.
(9) Гон - брачный период у лосей
(10) Капсульное ружье- сообщение огня заряду у такого ружья производится ударом курка по капсюлю, насаженному на особый затравочный стержень.
(11) Жекан -тяжёлая безоболочечная пуля, чаще всего самодельная
(12) Нама́з или Саля́т - в исламе обязательная ежедневная пятикратная молитва, один из пяти столпов ислама
(13) Ватра - большой костер (диал)

Оставить комментарий © Copyright Постнов Дмитрий Вячеславович (IceFrog@i.ua) Размещен: 16/07/2011, изменен: 16/07/2011. 22k. Статистика. Рассказ: Проза, Религия		Ваша оценка:
Аннотация: Писалось на КОР-11

Постнов Дмитрий Вячеславович : другие произведения.

Идолова гарь

Идолова гарь