На улице 17 градусов по Цельсию. Яркий солнечный свет отогревает уставшие людские лица, а
также бродячих псов и котов (и спорный вопрос: что важнее?). Звонкий стрекот кузнечиков и
довольные трели птичьего воинства долетают в приоткрытое окно, как и тонкие ароматы
распускающейся листвы и романтичных феалок.
Природа задумчиво улыбалась. Все живое торопилось получать удовольствие .
Я с утра отослал Валерия и Владислава с детворой на пляж. Он неподалеку, на территории
больницы. В пруду, конечно, только отчаянный смельчак окунется, и то с оглядкой на близость
последователей Гиппократа. Но пляж хороший. Клава лукаво ухмыльнулась и смоталась
"присмотреть" за честной кампанией. Из под распахнувшейся кофточки показался купальник,
надетый, наверное, для пущей маскировки.
А где может быть врач в такую погоду? Не знаю, как остальные представители сей достойной
профессии (например, поиски дежурного хирурга-терапевта оказались безрезультатны), но сам я
окопался в туалете на первом этаже.
Из крана лениво катилась вода, холодная, скупо орошающая мои руки. Я тер ладони, но
ощущение крови на них не проходило. От холода пальцы свело, но я никак не мог убрать их из
под струи. Как буд-то теплый воздух умирающей плотью охватит ладони. У меня узкие
запястья, длинные пальцы с коротко остриженными ногтями. Обычные руки. Сильные руки,
которые должны отстранять смерть. Ими я сегодня снова убил человека...
***
Скачкообразный неровный пульс и бледно-синеватый оттенок кожи совсем молодого парня.
Пара глубоких ран на груди и пояснице. Тело так скрутило в дорожной аварии, что не сразу
удалось разобраться, какая кость откуда. Пока его довезли на скорой, переносили в палату,
звали врача, которого не оказалось на месте и нашли Валентина, как замену, потеря крови стала
критической. Срочное переливание. Трехчасовая операция, когда искалеченное тело собирали
по кусочкам. Судорожно бившаяся под пальцами врача артерия, потерявшая ритм,
наполненность, слабо дернулась пару раз и затихла. Руки в перчатках торжествующе
накладывали последние стежки на брюшину, когда сердце остановилось. Непрямой массаж,
адреналин, искусственное дыхание...
***
Тяжеля тишина, в которой слышалось биение собственного сердца. На операционном столе
лежал не больной, пациент..Лежал труп. Руки в крови по локоть, в лучших бараньих традициях,
я ими не позволял внутренностям расползаться наружу через раневое отверстие. Бесполезно... И
руки устало опустились.
Медсестры отсоединяли аппараты, убирали инструменты, сноровисто снимали с тела проводки
капельниц, скорбно булькнувших на прощанье. Сделав над собой усилие, я выпрямился и
вышел в коридор - сказать родным погибшего.
Вскинулись с тревогой лица двух пожилых людей. Хрупкая женщина с дикими глазами, в них
застыло выражение горького удивления, бросилась ко мне, не замечая крови и хватаясь за мои
руки.
Каменная физиономия и дежурное "Сожалею".
Я смотрел на потерянное выражение на этих лицах. За шоком придет боль.
Развернувшись, врач быстро пошел по коридору. Пожилая пара ухватилась за плечи женщины,
а она в слепую попыталась сбросить их руки.
За поворотом меня настигли звуки, крик буд-то клином вошел в висок:
- Не-ет! Нее-ет!Верните мне сына!..Верните!..-Сорвался женский голос и рассыпался глухими
рыданиями. И натужный, никак не человеческий, вой. Успешная женщина, бизнесвумен. Такие
держат руку на пульсе у семьи и у штурвала рабочих бурь. Теперь какие мысли о контроле?
Ходь бы не сойти с ума.
Валентин ускорил шаг.
"Тише, тише..."- Уговариваю сам себя.-" не в первый раз...Спокойнее. Я не могу уже ничего
поделать..." Глупо. И так ясно, что ближайший месяц неотступно будут преследовать мысли:
что мог сделать, а не сделал, что было бы, если...
Мимо прошли практикантки, о чем-то весело щебеча. Внизу слышались голоса старичков,
резавшихся в шахматы.
Много звуков неторопливой, неудержимой жизни, воздух наполнил легкие, напоминая, что в
нем может быть не только запах смерти.
В глазах потемнело и врач бросился в уборную. Слава Богу, помещение закрывалось на
защелку. Металл жалобно взвизгнул и мужчина вцепился в обод унитаза. Некоторое время
раздавались только булькающие звуки, тяжелое дыхание и опять бульканье. Оправившись,
Валентин сел на пол и уставился на дверь. Только что в нее стучали, но, не дождавшись ответа,
ушли.
Отчего-то краска, небрежно мазнувшая по задвижке вдруг вызвала такую бездну отчаяния,
какая возможна только в детстве: от несовершенства, от собственной беспомощности. Кое-где
на белом виднелись надписи не шибко рознящегося содержания. Особо похабное замечание
заставило еще влажную руку потянуться к стене. Но, как бы он ее не тер, она не сходила. Я
упорствовал, сейчас казалось чудовищным, что кто-то смеет оставлять эту грязь здесь.. В
больнице сама смерть разворачивает над людьми свои крылья.Крылья, ангельские? Черные?..
Не оттирается, зараза! Хорошая краска, такой бы в лифте правила обновить, а то народ,
ломящийся в кабину до состояния кансервированной сельди полирует их спинами- боками и
стирает...Рука давно опустилась и обняла притянутые к груди колени. Отчего-то было трудно
дышать и глаза саднило, какая-то влага текла за шиворот.
Наконец, до меня дошло, что я плачу. Что за истерики?! Возмутительно: врач-хирург, соплями
пол подметает, мимолетный взгляд на фарфорового друга еще на пару делений опустил меня в
собственных глазах. Хватит!
Цепляясь за стенку, бочком-бочком дополз до раковины и , ухватившись за нее довольно
коряво, но встал. В зеркале отразилось живое подтверждение легендам о вампирах. Я
прижимал руки к лицу вместо дворников и слезы размазали подсохшую на них кровь. Белки
глаз свое название не оправдывали, похабным алым составляя компанию расширившимся
зрачкам. Зверской физиономии не хватало только соответствующей ухмылки. Я постарался это
дело исправить, правда дремлющий актерский талант только сладко зевнул и перевернулся на
другой бок. Ну и ладно, будем считать, что я ну-у... совестливый вампир.
Стоило повернуть кран и розовые ручейки потекли в трубу. Сполоснул лицо, пополоскал рот и
с мылом и губкой принялся старательно чистить кровь из под ногтей. Я снял перчатки, чтобы
чувствовать его тело, делиться уверенностью и силой, тщетно, правда. Отмыть кровь - дело
непростое, нет более неуступчивой грязи. Она есть, даже когда ее нет.
Бежала холодная вода. холод из рук переходтл во все тело. Руки затряслись, пару минут спустя
солидарно застучали зубы.
Меня никто не видит, для срочных случаев вернулась Клава, которая чует меня, как детектор.
Пока никто меня не дергает можно отдаться истерике. Взгляд наткнулся на покрытую кафелем
стену, захотелось постучаться о нее головой. И в этот неподходящий момент кто-то начал
требовательно колотить в дверь.
-Валь, выходи. Ты там поселиться решил?
Я замер. Владислав, или у меня глюки?
-Валя? Ты хоть ответь, пока я дверо не вышыб!
Лучше бы глюки. Я быстро сделал вдох.
В зеркале отразилась вполне приличная физиономия. Отлично! Но все равно гадство!
Надеюсь, причина стоящая. Уповая на то, что мужчина за дверью, я слитным движеньем
отодвинул засов и резко распахнул ее. Влад взвыл, схватившись за нос. Расчет оказался верным.
-Валь, ты озверел?!- возмутился мужчина.
Я невинно улыбнулся. Владислав опустил руки и очень серьезно уставился на меня.
Оказалось, что дверь не нанесла существенного вреда. А жаль. Помолчали.
-Ты как?- я уставился на него, пораженный.
-В смысле?
-Я знаю, что ты не смог помочь тому мальчику.- По-волчьи неподвижные глаза не отпускали
меня.
Мальчику? А ведь верно: совсем мальчишка. Мушки залетали перед глазами, но чей-то голос
их смахнул, как мухобойкой:
- Я -то что? Я... как обычно. Его мать...Совсем другое дело. - Это мой голос? прям как у
истерички со стажем. Противно. Ушел бы он , наконец. Послезавтра выпишу к чертовой
бабушке, а то "болезный" выглядит каким-то неприлично здоровым: гуляет, загорает. Аж
зависть берет!
Мужчина нахмурился, сделал один шаг и обнял окончательно растерявшегося врача. Лицо
уткнулась в обтянутую льняной рубашкой грудь. Тонкий запах одеколонаи уверенной силы,
солнца, защекотал ноздри. Такой запах можно использовать вместо оглушающего наркоза.
До меня только через пять минут дошло, что мы стоим в позе страдающих влюбленных посреди
людного коридора.
И, слегка пришибленный утешитель трусцой следовал за мной наверх, а я в самых
устрашающих выражениях обещал ему ужесточение режима. Детишки, застрявшие в проходной,
возмущенно на мои выпады заверещали. Ничто тебя не спасет от кучи счастливой ребятни,
решившей поделиться впечатлениями.
Владислав криво ухмылялся, когда я оглянулся на него. Издевается, поганец. Эх, дайте
только добраться до кабинета! Дайте только дойти...
Правда же...Ничего не изменилось? Просто сегодня на моих руках умер пациент. С кем не
случается?
Я моргнул и отвел взгляд от мужчины. И только смутно услышал:
- Ребятки, отпустите дядю Валю, он к вам попозже зайдет, - Владислав ловко придал
компании другое направление.
Что-то я сегодня торможу. Даже не заметил, как уже покорно семеню с его рукой,
бережно обхватившей мои плечи, в направлении моего кабинета...Хмм...А! Пусть смотрят и что
угодно думают.
Очень важно, есть ли кто-то рядом, что бы просто обнять.
***
Продолжение следует...