Тишина, словно вата, заложила Андрею Засохову уши. Прямо перед ним, плясал черт. Обыкновенный черт, с рожками и копытцами, ростом с небольшую обезьянку и с красноватыми угольками глаз. Как и подобает нечистому этот шаловливый путаник, был жутко грязный и потрепанный. Его коричневатая шкурка с уродливыми проплешинами на груди и боках лоснилась от жира и наверно уже столетие назад превратилась в сплошные колтуны и слипшиеся сосульки.
Откуда-то издалека к Андрею пришла мысль:
...Это сон, это всего лишь сон.... - Мысль неожиданно оборвалась, отскочила рикошетом от погруженного в дремоту сознания и унеслась прочь. Беззвучное действо перед ним, вновь поглотило все его внимание.
Чертенок, меж тем, совсем распоясался. Забавно размахивая коротенькими трехпалыми лапками, он строил смешные рожицы, вертелся в разные стороны, оскаливал время от времени, маленький зубастый ротик, хитро подмигивал Андрею своими горящими и раскосыми, по восточному, глазками, проделывал все эти телодвижения одновременно и по раздельности, и даже иногда невысоко подпрыгивал,
показывая молчаливому зрителю, свой вертлявый, змеиный хвостик.
Заметив, наконец, что до ушей впавшего в сомнамбулическое состояние, реципиента, не долетают ни какие посторонние звуки, черт на секунду замер, запустив на полную мощность свои рогатые мозги и когда секунда как длинный товарный поезд исчезла в тоннеле прошлого, начал молниеносно, образуя стремительными движениями почти слитные линии, чертить в воздухе сначала треугольник, потом пятиконечную звезду. Геометрические фигуры повторялись, снова и снова, казалось бесконечное число раз...
У Засохова от мелькания перед глазами, даже закружилась голова и он на мгновение снова ощутив себя спящим, надумал уж просыпаться, но неожиданно, лапка чертенка остановилась, устало повисла в воздухе. Ее владелец укоризненно посмотрел на глухонемого созерцателя и в последний раз просигналив ему, огненным взором, скорчил недовольную рожицу. Затем, подпрыгнул высоко вверх, с акробатическим вывертом, подпоясался тонкой плетью собственного хвоста, проплыл мыльным пузырем над головой Андрея и, лопнув, бесследно растворился в воздухе...
Утро наступило неожиданно.
Обычного переходного этапа - тягучего пробуждения не было, Андрей просто открыл глаза и резко сел на кровати. Во рту его была липкая кислота. Тяжелая голова еле ворочалась на неповоротливой шее. Как будто огромной бельевой прищепкой защемило затылок. На кухне стоял грохот. Это его, по-утреннему раздраженная, супруга воевала с посудой. Соваться в этот эпицентр боевых действий до поры до времени не следовало и Засохов, натянув халат, поплелся принимать душ.
-- Эй! - шум ну кухне неожиданно стих и в коридор, каким-то сверхъестественным образом почувствовав выдвижение мужа, выглянула Аня.
Как она услышала... Черт....
- Ты посуду моешь?
Какой дурацкий вопрос...
- Сегодня опять, с утра пораньше, названивали. - Жена смахнула со щеки мыльную каплю. Она совсем не выглядела сонной. Ее нахмуренное разгоряченное лицо устало наклонилось к косяку. - Завтра телефон тебе под самое ухо поставлю, со мной они разговаривать отказываются...
- Мне вроде бы звонить-то не кому, - Андрей пожал плечами. - Все звонильщики перевелись...
Вот уже почти год он был безработным и все это время, каждое новое утро, было для него неизбежно похоже на предыдущее. Быстро заработанные им на прежней работе шальные деньги, также быстро закончились и уже три пустых месяца они существовали только на мизерную Анину зарплату. Он понимал и без намеков жены, что давно уже настала пора что-нибудь придумывать, предпринимать, как-то кардинально менять собственную жизнь, куда-то спешить, искать великую материальную суть, или хотя бы чем-нибудь занять свои безработные мозги. Но, безденежье рождало неверие в собственные силы и что удивительно - привычку так жить. Поэтому, несмотря на все свои мысленные потуги, он продолжал, находится в стоячей воде, в тихой заводи своей судьбы, вдалеке от стремительного течения другой, кажущейся всегда более интересной, жизни и словно тихий алкоголик, выпивающий всего лишь по паре стопочек спиртного в день, незаметно для самого себя, он все более и более, заболевал беспробудной леностью ума и неповоротливой сонливостью, оплывающего жирком, тела.
- Ты опять, целый день дома просидишь, сходи хоть в магазин... Ты..., -Аня нервно поджала губы и снова вернулась к своей посуде. Из глубины кухни донеслось: - Сходишь?
Фразу-то не закончила, интересно, кем она меня считает? Надо, надо что-то делать...
Почти каждое новое утро он говорил себе нечто подобное, но утро на глазах, быстро перерастало в день, потом незаметными шажками наступал вечер, затем, вскоре близился уже другой день, а все оставалось по-прежнему. Перемен не было. Ему уже начало казаться, что и не могло их быть. Эпоха перемен для него закончилась в 90-х, хорошо хоть не убили - теперь, поезд ушел и его уже не догнать. Жену жалко - гробится на работе, зачем? Непонятно...? Бестолковщина, да и только!
-- Я в душе! - крикнул Засохов, вошел в ванную и закрыл на защелку дверь.
Черт еще приснился, - он устало опустился на прикрытый крышкой унитаз, - тоскливо, тоскливо, однако наплевать...
2
... однако наплевать..., - он тяжело вздохнул.
Резко поднявшись на ноги, Андрей почувствовал головокружение. Опершись обеими руками об края раковины, он подождал пока мир, перед его глазами, перестанет быть мутным и снова обретет прежнюю ясность, и открыл холодную воду. Ледяная струйка обожгла ладонь. Набрав целую пригоршню прозрачной влаги, он с силой, предвкушая бодрящий холод, плеснул ее себе в лицо. Моментально защипало глаза и чем-то вязким заложило нос. Он зажмурился. Веки словно пришили друг к дружке суровыми нитками.
Что за дьявол!
Его ладони странным образом прилипали одна к другой. С трудом освободив руки, он попытался нащупать кран с льющейся водой, но впереди него, уже как будто, ничего и не было. Пальцы рук ощущали лишь пустоту. Это было невероятно, НЕПРАВДОПОДОБНО, тем более что он отчетливо слышал течение воды. Этот звук был, несомненно, здесь, прямо перед его носом и его нельзя спутать ни с одним другим звуком мира. Продолжая по-прежнему хватать ладонями воздух, он осторожно шагнул вперед. Правая коленка уперлась во что-то острое и совсем непохожее на раковину. Он резко нагнулся, протянул левую руку вниз к ногам, и тут же, со всего маха, влетел лбом в настенное зеркало, аккурат над злополучным умывальником. Посыпались звонкие осколки, на доли секунды ему показалось, что кожа на его израненном лбу разошлась, обнажив розоватую кость черепа. Отпрянув назад, он закружился на месте и, поймав, наконец, полу халата стал судорожно протирать глаза, пытаясь побыстрее разделаться с застилающей их белесой пеленой. Махровая ткань царапала лицо, прилипая к непонятной клейкой массе, это было все равно, что вытирать лицо липкой стороной скотча, так же неудобно и противно. Наконец, левый глаз удалось кое-как освободить, ресницы с трудом разлепились и он увидел то, что его окружало.
Он по-прежнему находился у себя в ванной. Мир не перевернулся. Он стоял, повернувшись спиной к разбитому зеркалу. Прямо перед ним, на изогнутой батарее висело Анино кружевное белье. И белье это висело точно на положенном ему месте и батарея с первого взгляда не сдвинутая ни на сантиметр, располагалась там же. Он немного успокоился и взглянул вниз, на свои руки. Они почти до запястий были покрыты чем-то желтоватым, по виду напоминающим сгущенное молоко и эта желтоватая корка, усыпанная махровыми ворсинками от его халата, уже подсыхала и шелушилась. Андрей обернулся. Умывальник на удивление, тоже находился на своем прежнем месте, зеркало над ним превратилось в острые зубья стекла. Осколки усыпали матовую поверхность раковины и плитки пола. На некоторых из них была кровь. Из крана, как ни в чем не бывало, спокойной струйкой бежала вода.
Так, что это было? Порезался?
Он осторожно, стараясь не наступать на острое стекло, подошел к раковине. Прозрачная струя, с первого взгляда, показалась ему обычной водой. Он дотронулся до нее пальцем - ничего не произошло, никакой сгущенки не образовывалось. Все было, как и всегда. Он медленно сунул под кран руку, опять ничего не случилось, ледяная вода быстро смывала с поверхности его кожи уже подсыхающую желтую коросту.
Засохов с удовольствием вымыл обе руки. Теперь, надо было срочно омыть лицо. Правый глаз все еще жгло, как будто его залили расплавленным воском. Он зачерпнул воды и, стараясь отслеживать видящим глазом каждое свое движение, аккуратно ополоснул лоб, щеки и, наконец, запечатанный странной массой глаз. Теперь ему стало очевидно, что он порезался. Холодная вода обожгла ранки на его коже не хуже йода, в зарешеченном кружочке слива появились розовые полосы. Андрей поморщился и, решив, что лучше будет, пока не вытираться, выбежал из ванной и подскочил к большому настенному зеркалу в прихожей. Представившаяся ему картина была не такой страшной, как он с перепугу представлял себе. На его лбу красовался всего один глубокий порез, еще одна маленькая ранка была на переносице и совсем уж царапина на правой щеке. Раны на лице почти не кровоточили, но все же лучше было бы их чем-нибудь обработать. Он громко позвал:
- Аня! Аня, у нас есть лейкопластырь?
В квартире стояла мертвая тишина. На его крик никто не отозвался. Удивленный, необъяснимым, слишком ранним, исчезновением жены он прошелся по комнатам. Никого в них не обнаружив, Засохов, краем глаза зацепил электронное табло будильника на при кроватном столике и, остановился как вкопанный. Неоновые цифры показывали без четверти одиннадцать. Насколько он помнил, в тот момент, когда он проснулся и пошел принимать душ, было только начало девятого. Аня уходит из дому обычно в девять. По всему выходило, что он провел в ванной больше двух с половиной часов! Это, уже не лезло ни в какие ворота. Андрей, устало, прислонившись спиной к косяку открытой в спальню двери, сполз размякшим мешком на пол. Через мгновение, перед глазами у него поплыло, в висках запульсировала, наверно с самого раннего утра притаившаяся, боль. Сжав голову руками и уже совершенно позабыв про свое израненное лицо, он попытался собраться с мыслями. Однако никакие более или менее правдоподобные объяснения случившегося в голову Андрея не приходили. То, что с ним произошло в ванной, ОБЪЯСНИТЬ БЫЛО НЕВОЗМОЖНО. Страх сдавил его горло.
Это сумасшествие, может быть первые признаки шизофрении... Но сгущенка? Ведь она была на самом деле!.
Он взглянул на свои руки, под правой ладонью еще виднелось желтоватое пятно...
Утро еще только начиналось. Где-то в глубине квартиры зазвонил телефон.
Переливчатая трель не умолкала, настойчиво требуя ответа.
Чертов телефон, кому это неймется? - Он даже разозлился.
Иду, иду...
Шевелиться ему не хотелось, было так приятно сидеть, привалившись спиной к твердой опоре - к незыблемой опоре. Его отяжелевшая голова удобно покоилась в прохладных ладонях.
Слишком много движений, бессмысленных, ненужных никому движений...
Телефон продолжал надрываться. Он оттолкнулся от косяка и, опустившись на колени, на карачках добрался до тумбочки с проклятым телефонным аппаратом. Дотянувшись до трубки, он ее выронил, непослушные пальцы, не смогли, как следует захватить скользкий пластик. Наконец, со второй попытки, трубка все же легла ему в руку и сама собой прижалась к уху:
- Да.
- Андрюха, ты?
- Да.
- Это Мишка Колесников. Помнишь, в институте вместе учились...
- Косолапый?
- Ну, вот вспомнил. У тебя там все в порядке, а то дакаешь, понимаешь, через слово...
- Да.
- Ну, да, так да, - Мишка усмехнулся. - Нам бы встретиться, сегодня сможешь?
- Где?
- Что где?
- Где будем встречаться?
- А, ну подъезжай ко мне, адрес прежний. Помнишь еще?
- Твой адрес незабываем, как вкус водки, - Засохов немного оживился, - часа через полтора буду...
- Жду! - рявкнул Косолапый и неожиданно оборвал разговор. В трубке сразу зазвучали противные гудки.
3
Вагон метро сильно качнуло. Андрей едва успел погасить инерцию, в последний момент, ухватившись за поручень. Целлофановый пакет, отяжеленный литровой бутылкой водки, задел своим содержимым его колено. В тот же миг, ногу прострелила сильная боль. Чуть не вскрикнув, он нагнулся и потер рукой ушибленное место. Боль медленно отступала. Перенеся вес тела на другую ногу, он выпрямился, стараясь удерживать равновесие и переложил пакет с водкой в другую руку. В последующие пять-семь минут он с удивлением, все еще чувствуя ушибленное место, силился вспомнить, откуда взялся этот ушиб. Каждый раз, когда он снова, переступал на больную ногу, боль вновь усиливалась. При ходьбе он вполне мог начать хромать. В конце концов, в его памяти всплыло утреннее приключение в ванной, но и тогда, сильного удара по колену не было, он, можно сказать, просто соприкоснулся с чем-то. И потом, ведь именно на коленках, опираясь на руки, он добрался до телефона, когда звонил Мишка. И нога тогда не болела. Совсем не болела...
Неожиданно, почувствовав некоторое неудобство - странную не комфортность внутри себя, он огляделся. Его окружали унылые лица, погруженные в свои, отделенные самой сущностью человеческого тела, переживания и маленькие, или наоборот, большие заботы и мыслишки. Для него они все, были одинаково далеки и никчемны, абсолютно ненужные ему в его собственном мире, вместе со всей своей озабоченностью и размышлениями. Все ВСЕГДА одиноки, пусть даже разделенные всего несколькими сантиметрами или миллиметрами воздуха, каждый в своей оболочке, законсервированный в собственном соку, каждый сам по себе - одинокий странник собственной плоти. Ни одно из лиц даже не посмотрело в его сторону, как будто его и не существовало вовсе. Однако внутренний дискомфорт не пропадал и он, стараясь поменьше утруждать больную ногу, развернулся всем корпусом, зацепив плечом чью-то газету и сразу наткнулся на пристальный и ничего не выражающий взгляд. Его просто рассматривали, с этаким безразличным любопытством, так же как, например, смотрят на какую-нибудь ненужную вещь в магазине. Ее тоже могут разглядывать довольно долго, бес толку, убивая время, без особого желания ее приобрести - так, из чистого любопытства.
Взгляд принадлежал сухонькой старушке, сидящей прямо за его спиной. Ее бесцветные, рыбьи зрачки не дрогнули и не отошли в сторону, как это обычно бывает - теперь, она смотрела на него в упор, прямо ему в глаза. Андрея словно окатило горячей волной, его, без сомнения, вызывали на поединок, в котором отвести взгляд или отвернуться - значило проиграть. И он принял вызов. Повиснув на одной руке, вполоборота, он замер на месте. Время остановилось. Перед ним остались только эти выцветшие зрачки, и в них что-то мелькнуло. Поначалу, безразличный взгляд, теперь превращался в нечто иное. Еще через мгновение, он понял - на него сейчас, не просто смотрела какая-то выжившая из ума старушка, она его НЕНАВИДЕЛА. Ее, до этого момента, расслабленные губы, внезапно собрались складками и сжались в тонкую изогнутую линию, лоб нахмурился, между седых бровей прорезались глубокие морщины. Теперь, все это обрамленное сединой, лицо отражало ненависть. Засохов почувствовал озноб, ему стало страшно, первый раз в жизни столкнулся он с такой неприкрытой ненавистью.
За что, за что, можно так ненавидеть?.
Словно прочитав его мысли, старушка зло ухмыльнулась, что-то зашептала и, сложив в "триперстие" пальцы, осенила его крестным знамением.
Вот это да... - теперь Андрей удивился, - все же сумасшедшая.... - Он, наконец, разорвал ниточку взглядов и, прихрамывая, протиснулся ближе к дверям. За окном замелькали знакомые очертания станции. Поезд замедлил ход и вскоре совсем остановился. Едва не сбив с ног какого-то щуплого мужичка, дыхнувшего ему в лицо густым перегаром, Засохов, припадая на одну ногу, выскочил на платформу. Стараясь не замечать дребезжащий сбоку от него поезд, он поковылял к эскалатору.
Улица встретила его дождем и мокрым снегом. Солнечное утро исчезло без следа, уступив место обычной, Питерской пасмурности. Втянув голову в плечи, он заспешил к Мишкиному дому. Хромота неожиданно прошла, нога как будто и вовсе не болела. Тем более что идти было не далеко - всего пару троллейбусных остановок. Лишних денег на общественный транспорт у него не было и Андрей, на ходу закурив, упрямо прошел мимо затормозившего перед самым его носом троллейбуса. Жизнь брала свое - холодный ветер, вперемешку с мокрым снегом, подействовал на него не хуже освежающего душа. Следующие одна за другой странные ситуации, видимо переполнили чашу его восприятия, и он даже постарался не думать о пережитом им утреннем кошмаре, предвкушая в мыслях теплую радость встречи со старым приятелем. Однако совсем уж не думать не получалось мысли перемешивались, наскакивали одна на другую, возвращая его к безрадостной действительности. Последние приключение в метро, конечно не шло ни в какое сравнение с утренней сгущенкой, но оно было ВТОРЫМ. По самой простой жизненной логике из всего этого, можно было сделать только один вывод - ЕМУ СЛЕДОВАЛО ЖДАТЬ ТРЕТЬЕГО, это еще не конец и наверняка даже не середина. Житейский пессимизм в его голове безапелляционно заявлял - это только начало дружок, всего лишь первый маленький кошмарик - преддверье настоящего большого ужаса, все еще впереди дружок, расслабишься в могиле... - Ему даже почудился дикий хохот той самой старухи из метро.
Надо же, крестить начала старая ведьма. А ведь только ко мне и прилипла, черт! Как будто ей других людей в вагоне было мало...
Сбоку от него промелькнул покосившийся козырек остановки, половина пути была пройдена. Поглубже засунув руки в карманы он продолжал идти. Снова послышалось жужжание троллейбуса.
Надо было не жмотиться, и проехать эти чертовы остановки.... Вымокну ведь весь!
Троллейбус пролетел мимо. Впереди показалась грядка коммерческих ларьков. Он пошарил в кармане, нащупывая сигареты, вытащил помятую пачку и заглянул внутрь. Сигарет было слишком мало. Подсчитав в уме оставшиеся у него деньги, он подошел к ближайшему ларьку.
Поймав в окошечке протянутую ему продавцом пачку, он услышал:
- Эй! - кто-то дернул его за рукав куртки.
Андрей обернулся. Перед ним стоял потрепанного вида красномордый, обросший щетиной, мужичок и протягивал в его сторону дрожащую руку.
- Помоги старичок, беженцы мы.... Дай хоть на хлеб, - мужичок жалостливо всхлипнул. - Дети по лавкам...
- Бог тебе подаст... Что на бутылку не хватает? - Засохов разозлился. - Нет у меня.... Отстань!
- Вон, какие сигареты куришь, - красномордый, вдруг перестал быть жалостливым, в его голосе появились визгливые нотки, - ты лучше себя пожалей, душу свою пожалей. Продался дьяволу...
И этот туда же...
- С чего это ты взял мужик?
- С того самого, - мужичок глумливо ухмыльнулся, - родился уродом, уродом и помрешь!
- Да я тебя сейчас урою поганец, - руки Андрея непроизвольно сжались кулаки, он шагнул вперед.
- Эй! Не трогайте его, пожалуйста!
Засохов обернулся. Из ларечного окошка выглядывала молоденькая продавщица:
- Он не в себе, задирается тут ко всем, вчера ему уже накостыляли...
Андрей прекрасно понимал, что драку затевать не стоило, тем более сегодня, он опять посмотрел на мужика и примирительным тоном спросил:
- Я что тебе, что-нибудь плохое сделал?
- Нет, - красномордый пожал плечами и вдруг отбежав к краю тротуара, закричал:
- Ты нелюдь! У тебя лицо стерто! Только лишь одно название осталось, - он ткнул в Андрея корявым пальцем. - Лицо стерто, стерто... - мужичок отбежал еще на несколько шагов в сторону. - Уходи, уходи...
Гнаться за красномордым было бессмысленно.
Он, наверное, действительно сумасшедший...
Засохов повернулся и пошел дальше к Мишкиному дому. Сзади до него донеслось последнее: - Нелюдь!
Он продолжал идти. Потом не выдержал, остановился и оглянулся через плечо. Около ларька уже никого не было, только мокрый снег тихо ложился на опустевший тротуар.
4
Мишкин подъезд типового многоэтажного дома, встретил Андрея запахами мочи и сырости. Бетонная лестничная клетка, соединяющая множество квартир словно отражала общее настроение своих огородившихся толстыми дверями, друг от друга и от остального мира, обитателей. В каждой отдельной квартирке наверняка было свое подобие уюта, свое тепло и свой дух, но общее для всех них все равно оставалось одно, вот такое вот отрешенно-бетонное, сырое и вонючее подобие единения. Это было все и в то же время ничего. Каждый из них все равно жил по своим, придуманным им самим, законам и принципам, подчиняясь, только по необходимости, общепринятым стандартам и стараясь особо не выделяться на таком вот, под цвет этой лестницы, серо-грязно-зеленом фоне.
Засохов, набрав в рот побольше слюны, сплюнул вниз и отслеживая глазами свой плевок потянулся за сигаретами. Белая точка, не долетев каких-то несколько метров до пола первого этажа, неожиданно пропала. Андрей, сразу позабыв про сигареты, оперся ладонями на перила и нагнулся вниз, пытаясь рассмотреть на светло-коричневой плитке пола хоть какие-нибудь следы падения. Внизу ничего видно не было, коричневые квадратики выглядели достаточно чистыми, его плевок просто растворился в воздухе.
- Показалось, - он хлопнул ладонями по перилам, - просто показалось!
Глупо улыбнувшись, собственному прозвучавшему в тишине голосу, он подошел к нужной ему двери и надавил на кнопку звонка. Никакого звука не последовало, на все его нажатия кнопка попросту не реагировала.
- Не работает! - он постучал костяшками пальцев по белой поверхности двери и... не услышал обычного стука. Ничего не услышал, на лестничной площадке повисла тишина. Автоматически он постучал еще сильнее, опять никакого результата. Вскоре окончательно убедившись в том, что все равно ничего не слышно, он отошел на шаг и достал сигарету, затем, сунув ее в рот, он снова вернулся к двери и постучал по стене рядом с дверным косяком. На этот раз удары были отчетливо слышны - привычный глухой стук, такой же, как и всегда звук ударов по крашенной бетонной поверхности.
- И что из этого следует? Мать твою... - Андрей разозлился и со всего маху ударил ногой по двери. В тот же миг опять заныла коленка. Запрыгав на одной ноге, он крикнул:
- Косолапый открывай, черт тебя побери!
- Эй, ты чагой-то такой квелый, прыгаешь здесь как кенгуру, что дверь мне разломать решил?
Засохов обернулся. Улыбающийся Мишка Колесников, собственной персоной, стоял около желтого проема, только что раскрывшегося, лифта.
- Я здесь в магазин сбегал, купил поесть чуток, думал, успею вернуться до твоего прихода.... Давно ждешь?
- Чего это у тебя с дверью? - вместо приветствия, раздраженно спросил Андрей, совсем не воспринимая веселости друга.
- Да ни чего особенного, обычная дверь, расскажу... проходи, - Мишка, как ни в чем не бывало подошел к злополучной двери своей квартиры и, пощелкав замком, распахнул ее перед носом друга.
Стараясь случайно не задеть плечом белую, дверную поверхность, Андрей, прихрамывая, бочком протиснулся в прихожую и остолбенел. Уже давно, еще лет пять назад, Косолапый собирался сделать "евроремонт", но то, что увидел Засохов, было явно чересчур. Вся квартира оказалась выкрашенной в белый цвет - стены, потолок, мебель, телевизор, письменный стол в бывшей Мишкиной детской комнате и даже на полу, вместо паркета, было постелено что-то белое и блестящее. Правда, сам белый цвет все же незначительно различался - пол был несколько темнее стен, на потолке, присутствовал едва заметный розоватый оттенок. Но самое странное, что поразило Андрея, это то, что внутри квартиры совсем не было видно дверей, то есть их попросту не было. Ну, двери Мишка, предположим, мог еще не успеть поставить, но дверные проемы, без малейшего намека на коробки, носили явно законченный вид. Вот проем в ванну, вон там, в туалет с торчащим одиноким унитазом, чуть в стороне виднеется кухня, там дальше спальня и кабинет. Все комнаты просматривались из прихожей, как на ладони, высвечивая в пустых промежутках свои побеленные стены.
- Ну, ты чего замер, раздевайся, проходи на кухню, - Мишка был явно доволен произведенным на друга эффектом.
Попав на кухню и усевшись за стол, Андрей вытащил из пакета бутылку водки.
- Ну вот стопки, - ответил Косолапый, ставя две рюмки на стол. - Вот сейчас, огурчики... Что у тебя с ногой?
- Утро было тяжелое. Это не ты мне названивал по утрам? Аня ругается...
Мишка, не ответив, достал из холодильника большую банку консервированных, соленых огурцов, торжественно водрузил ее на стол и задумчиво разглядывая ее округлые, поблескивающие зеленью бока спросил:
- Кстати, как она?
- Да все по старому, - Андрей махнул рукой, - бесится помаленьку...
- Теперь ты рассказывай, что у тебя случилось и что, скажи на милость, ты сделал со своей квартирой, у тебя прямо как в больнице и дверей нет?
Засохов откупорил бутылку и разлил водку по рюмкам.
- Ш-шш,- Косолапый приложил палец к губам. - Давай сначала махнем за встречу. Только, стоп! Подожди, - он стал задумчиво оглядываться по сторонам, - у меня тут к водочке одна настоечка припасена, отбивает весь сивушный запах, попробуем? Водка-то наверняка, паленая...
Мишка, порыскав по кухне, торопливо выдернул, откуда-то из под холодильника, маленькую аптекарскую бутылочку.
- Ну что попробуем?
Андрей молча пожал плечами. Косолапый, тем временем, покапав немного темной, густой жидкостью в две, мерцающие хрусталем, стопки, продвинул одну из них в сторону гостя, поднял свою и торжественно выкрикнул:
- Ну, за встречу! - не дожидаясь реакции товарища, он выплеснул содержимое рюмки себе в горло.
Андрею ничего не оставалось, как последовать примеру друга. Настойка, действительно, оказалась хороша, отбивая излишнюю горечь, она выгодно дополняла своей кисловатой сладостью, вкус водки. Он расслабился. Приятное тепло растеклось по его жилам. С раннего утра исковерканный день теперь уже показался ему не таким уж страшным. Его вполне можно было отпустить в прошлое.
Поразглагольствовав какое-то время о прошлой беззаботной и пьяной студенческой жизни, и споив другу, между делом, еще пару стопок, Мишка, наконец-то, заговорил о главном:
- Я ведь тебе, Андрей, не случайно позвонил. Ты помнишь наши студенческие споры о скорости света, о делении мира, а свои стихи помнишь?
- Ну, что-то было, - потерев лоб ладонью, вспомнил захмелевший Засохов. - К чему это ты?
- Да так, ты всегда ведь, выделялся из толпы. Вроде и такой же, как и все - тихий, тихий, и в то же время, чуть-чуть другой. Что-то в тебе тогда было... Я это, между прочим, всегда замечал.
- Да брось, - отмахнулся от него Андрей, - ничем особенным я не выделялся, как ты говоришь, из толпы.... Это водка нас выделяла. Поверь, мы такие же, как и все.... Или я не прав?
- Ну, это ладно... Ты, когда стучал в дверь, что-нибудь почувствовал?
- Когда ногой стучал или рукой...?
- Брось, я серьезно, - Мишка потер себе подбородок и выжидательным взглядом посмотрел на Андрея.
- Звука ударов не было, - глухо ответил Засохов. - Я уж подумал - глюки начались. Может, просто показалось?
- Ну, звуки, это понятно, - махнув рукой, пробормотал Косолапый.
- Ты дверь то, как чувствовал?
- Обычная дверь, - пожав плечами, ответил Андрей.
- А из чего, по-твоему, она сделана?
- Ну, что-то белое, пластик или что-то покрашенное эмалью.
Засохов повернулся в сторону входной двери.
Черный прямоугольник отчетливо выделялся на фоне белых стен небольшой прихожей.
- Ты это что, с этой стороны дверь черной краской вымазал? - удивленно спросил он и повернулся обратно к Мишке.
- Да нет Андрюша она же, белая была, ты же сам говорил, - ухмыльнулся Косолапый. - Просто свет на лестничной площадке выключили.
- Какой свет? - не понял Андрей и удивленно посмотрел на друга.
Мишка загадочно улыбался.
Резко встав и чуть было, не опрокинув стопки с налитой, и уже по новой перемешанной с настоем, водкой, Засохов направился в сторону входной двери. В голове у него шумело. Ушибленная нога опять не болела, только вот шатало из стороны в сторону.
Вроде бы всего три стопки выпил, уже голова кругом, - подумал Андрей, ощущая под собой свои нетрезвые, вертлявые, как на шарнирах, ноги. Опираясь на стены, он добрался до прихожей. Опершись рукой об косяк и взглянув поближе на дверь, он вдруг ясно разглядел, что дверной проем на самом деле был пуст. Свет из прихожей ровной линией обрывался на пороге и по необъяснимой причине не проникал дальше в темноту лестничной клетки! А то, что в проеме была именно лестница, Засохов не мог ошибиться - теперь, он явственно видел ее застывшие в густом сумраке очертания. Он поднял левую руку и неловко, слишком сильно, выкинул ее вперед, в черноту проема. Рука беспрепятственно ушла в темный воздух, увлекая за собой, по инерции, все тело.
- Руку не суй! Нельзя! - где-то сзади завопил Мишка.
Андрей, однако, не успел остановить движение и выдернуть руку - ее кисть внезапно сковало жутким холодом, ледяные мурашки быстро побежали выше, стремительно подбираясь к его плечу, и через секунду, он уже совсем не чувствовал ни своей руки, ни своего предплечья. Чьи-то сильные руки, больно стиснув его плечи, рванули назад, но волна холода уже захлестывала мозг Засохова и он, теряя сознание, проваливался в ледяную бездну.
5
Чье-то бессвязное бормотание, на неизвестном Андрею языке, доносилось до его ушей. Говорящего совсем не было видно, кругом простиралась морозная тьма, но Засохов, непонятным для него образом, сразу осознал, что заговорил с ним опять, его старый знакомый, черт. Этот путаник, несомненно, был здесь, совсем рядом с ним и все повторялось вновь. Страшная игра, помимо его воли продолжалась, и ему оставалось теперь, только одно - подыгрывать. Ничто уже не зависело от его воли, он был просто игрушкой - податливым пластилином в руках слепого рока. Его утренний кошмар, стеклянные глаза старушки из метро, сумасшедший мужик около ларька, выпитая с приятелем водка - все то, что произошло с ним за этот долгий, из ряда вон выходящий, день, сложилось вдруг в один огромный знак вопроса и ответ на этот вопрос, был несомненно рядом с ним, быть может всего лишь на расстоянии вытянутой руки, ему нужно было только одно - ЗАХОТЕТЬ ПОНЯТЬ то, что хочет от него добиться этот рогатый посланец в его сны.
Тем временем бормотанье усиливалось, неразборчивые звуки складывались в слова, и отчетливо прозвучал обрывок фразы:
- ...бель, бе блю эстетхуар, захоло сей мит!
Во тьме загорелись две красные точки.
- Я не понимаю, - попытался выговорить Андрей, но звуки словно притормаживались на мгновения, и замерзали прямо у него в горле, чтобы потом, уже скользкими льдинками, выпрыгнуть наружу. Его язык в одну секунду превратился в неповоротливое замороженное мясо, и теперь, царапался где-то в глубине нечувствительного ледяного рта.
- Бель бе блю... гости, гости...- продолжал лепетать черт.
Андрей с трудом, вытолкнул из себя очередную порцию льдистых слов и они сами собой, образовали вопрос:
- Какие гости?
- Эх! - воскликнул нечистый и внезапно целиком замерцал тусклым, переливающимся, голубым светом. Из непроглядной тьмы явственно проступили очертания его маленькой рогатой фигурки. Хитрые угольки его глаз с грустью смотрели на Засохова.
- Бель бе блю... - оборвав фразу на полуслове черт, видимо решив, показаться собеседнику в своем мерцающем обличье, лишь на короткое время, начал вдруг тускнеть и поспешно исчезать во тьме.
Андрей почувствовал досаду - ничего не прояснилось. Он выкрикнул:
- Постой! - но застывшее слово слишком медленно сползло с его языка, его уже не слышали. На месте голубого силуэта заискрился воздух, откуда-то сверху пробился свет и быстро рассеяв тьму, яркой вспышкой резанул Андрея по глазам. Он вскрикнул, и непроизвольно заслонился рукой. Его глаза мгновенно наполнились туманом слез, на ресницах тут же захрустел лед. Он быстро заморгал, каждым новым движением век, ломая застилающую его глаза ледяную корку. И, только когда, последние, мельчайшие осколки льда слетели, наконец, с его ресниц, он смог осмотреться.
Картина была безрадостной. Его окружал бескрайний снег. Снежная пустыня, местами, вспученная беспорядочными нагромождениями торосов простиралась до самого горизонта. Метрах в ста от него, около необычного вида ледяной скалы, напоминающей по форме, то ли бивень слона, то ли зуб тюленя, копошились блестящие, словно отлитые из серебра, фигурки людей...
- Андрей, Андрюха...- что-то мокрое и холодное хлестнуло Засохова по лицу, прогоняя, прочь страшный ледяной сон. Он осторожно приоткрыл глаза, никакого льда на его ресницах не было, прямо перед ним покачивалась, словно воздушный шарик, раскрасневшаяся физиономия Косолапого.
- Ты слышишь! Очухивайся давай! - заорал Мишка и мотнул перед носом Андрея полотенцем.
- Не ори, - едва ворочая своим непослушным, все еще замороженным языком, попросил его Засохов. - У меня в голове и так холодильник...
- Ну, ты меня и напугал дружище. Я и не думал, что будет такая реакция, это, по меньшей мере, странно...
- Что тебе странно? - прорычал Засохов, чувствуя подступающую злость. - Ему странно! Ты меня чуть не угробил этой своей дерьмовой дверью... Еще этот черт меня достает, откуда он только взялся!
Андрей с трудом поднялся на ноги и побрел на кухню.
- Какой еще черт? - оторопело спросил семенящий за его спиной Косолапый.
- Ну, этот... с пятачком... во сне, - уже более спокойным голосом ответил Засохов.
- А... у тебя, значит черт, - многозначительно протянул Мишка. - Ну, ты, теперь-то в порядке?
- Я не в порядке с самого утра...
- Да не волнуйся ты так, я думаю, рука скоро пройдет, давай садись, кофе сделаю...
Усадив друга за стол, Колесников, замявшись на несколько секунд, рассеянно обвел глазами кухню и, наконец, словно вспомнив, зачем он здесь находиться, устремился в угол кухни, туда, где стояла белая кофеварка.
Засохов только теперь почувствовал, что может двигать не только пальцами левой руки, но и всей рукой, все еще онемевшей и болезненной, но уже вполне живой, шевелящейся и трудоспособной.
Это тебе не сгущенка, черт... - подумал он. - Пожалуй, похлеще будет.
- Все началось с чертовых таблеток, - через четверть часа, подождав пока Андрей окончательно придет в себя, начал рассказывать Косолапый. - Ты помнишь того профессора, наркошу с третьего "фака"? Его еще потом милиция забрала, наркотиков у него так и не нашли, анализ крови тоже ничего не показал, в конце концов, в психушку отвезли...
- Ну, было что-то, - вспомнил Андрей.
- Он мне, этот профессор коробочку тогда оставил, сказал хранить и ни кому не показывать, видимо, чувствовал, что скоро заберут. В этой самой коробочке таблетки были черные... Я их выкинуть сначала хотел, потом куда-то положил и забыл про них. С этими пьянками, помнишь, не до таблеток тогда было.
- Ну-у? - протянул Засохов.
- Вот, года два назад, когда ремонт затеялся, они и нашлись за старым холодильником. Но это не важно - теперь главное... - Мишка многозначительно помолчал.
- Я их, с похмелья и попробовал, - он немного подумал и добавил:
- Случайно...
- Как это попробовал? - уже заинтригованный историей друга спросил Андрей. - Ну, и-и...?
- Но дело не в этом, не отравился - Мишка глубоко вздохнул. - Вещи оказались разные...
- Какие такие, разные? - переспросил Засохов
- Одни вещи есть постоянно, земля, например. Другие, вроде как на половину, а некоторых так и вообще нет. То есть мы их видим, даже чувствуем, но их на самом деле как бы нет.
- Не понимаю, что ты хочешь этим сказать, - признался Андрей. - Причем здесь вещи?
- Ну, ты дверь-то видел, она же была, когда ты пришел?
- Была, - согласился Засохов.
- А сейчас посмотри.
Засохов обернулся и заглянул в прихожую. Входной двери действительно не было. На ее месте опять зиял черный прямоугольник.
- Ну, я же уже смотрел, даже, кажется, попробовал на ощупь, - Андрей нахмурился и посмотрел на свою левую руку.
- Это я уже научился...- с гордостью произнес Мишка, разливая дымящийся кофе. - Но ты все равно должен был упереться рукой в поверхность. Я даже не подумал, что ты можешь проникать сквозь...
- Я все равно ничего не понимаю, - Засохов, с надеждой, посмотрел на Косолапого. - Объясни популярнее...
- Это просто, - Мишка оценивающим взглядом посмотрел на друга. - Съешь таблетку и сразу все поймешь, словами сложно.
Принимать какие-то странные таблетки, пусть даже из рук друга, у Андрея никакого желания не было, у него итак был сегодня слишком напряженный день.
- Нет, Миша, уволь, мне и так хватает неприятностей, никакую таблетку я не хочу, попробуй все ж таки объяснить, - попросил он.
Косолапый на минуту задумался.
- Помнишь как в философии - основные постулаты.
- Ну-у? - промычал Засохов
- Постулат первый, - Мишка на секунду замолчал. - Вещи всегда разные, то есть, изменяемые так сказать. Постулат второй - белый цвет почему-то их фиксирует, как бы делает временно постоянными. Третий - на непостоянные вещи можно влиять, даже переносить их с места на место. Может быть, можно, не знаю точно, менять также и форму этих самых непостоянных вещей. Четвертый - кто-то или что-то пытается помешать мне, проводить эксперименты с этими чертовыми таблетками. И, наконец, пятый - все это можно понять до конца, только приняв вот эту пилюлю.
Тут он достал из кармана джинсов спичечный коробок и вытащил из него черную, овальной формы таблетку.
- Это как в матрице, что ли? - Андрей вспомнил известный американский фильм.
- Да нет, мы то на самом деле есть, - серьезно возразил Косолапый.
- Но мне почему-то кажется, что не все.... Поэтому-то я тебя и позвал, мне нужен помощник.
Глава 2
Активированный уголь
1
Таблетка по вкусу напоминала активированный уголь, предварительно посыпанный сахаром. Мишка после еще нескольких стопок водки, все-таки, уговорил, в тот вечер, Засохова съесть половину черной пилюли. Ну не травить же, собирался, в конце концов. Как утверждал Косолапый, эта половинка должна была действовать не долго - всего часа два, может три. Но вот уже второй день близился к концу, а кошмар, в эпицентр которого, по воле приятеля, угодил Андрей все еще продолжался...
Посредине его комнаты зияла прямоугольная дыра. Из этой дыры поднимался вертикально вверх голубоватый, плотный туман имеющий такую же, строго соответствующую размерам провала, прямоугольную форму. Туман казался ему кубом матового, голубого стекла с острыми прямыми гранями. Рассматривая это странное явление, он сидел на кровати и тихо ругался. Ему уже надоело обходить стороной этот дурацкий голубой квадрат застрявший, как назло, в самом неудобном месте, надоело стараться не прикасаться к уродливым темным пятнам на стенах, к полупрозрачным, словно сделанным из темного стекла ящикам собственного письменного стола. Решив, в конце концов, уже больше, ничего не бояться и ничему не удивляться, Андрей уговорил себя дождаться окончания действия наркотика и таким образом, естественного прекращения галлюцинаций. Однако собственной памяти приказывать невозможно. Первые минуты кошмара все еще стояли у него перед глазами.
Все началось в поезде метро, уже под самый конец того злополучного дня. Тогда, возвращаясь от приятеля домой, уже немного протрезвевший, после пятнадцатиминутной ходьбы по мокрым снегом, он неожиданно почувствовал первые перемены. Сначала в салоне мигнул свет, и изменились сразу несколько больших вагонных стекол, превратившись вдруг, в белую студенистую массу, дрожащую в такт движения поезда. Потом, также внезапно изменились лица у окружающих его людей. Это было настолько неожиданно и выглядело так чудовищно, что Андрею едва удалось подавить, уже почти сорвавшийся с губ, вопль ужаса.
Это галлюцинация, всего лишь галлюцинация, Мишкины чертовы таблетки, - начал уговаривать он сам себя, но уговоры не помогали.
Изменения выглядели настолько ЕСТЕСТВЕННЫМИ и ПРАВДОПОДОБНЫМИ, что ему только нечеловеческим усилием воли удалось взять себя в руки и заставить свои глаза дальше наблюдать за происходящим.
Некоторые лица стали просто нечеткими и расплывчатыми как отражения в мутном зеркале, некоторые вообще превратились в темные пятна, иногда коричневые или кроваво-красные. Вагон в одно мгновение как будто наполнился монстрами из фильмов ужасов. На некоторых людей невозможно было смотреть без содрогания. У женщины стоявшей совсем близко, всего в метре от Засохова, в один миг, стали прозрачными как стекло, оба глаза, превратившись в две блестящие, кровавые впадины. Она немного повернула голову и посмотрела на него. Взгляд ее багряных глазниц, пройдя мурашками по позвоночнику, сковал его холодным ужасом.
- Вам плохо? - губы женщины зашевелились. Несколько секунд Андрей не отвечал, он не сразу осознал, что спрашивают именно его.
- Не-ет, все в порядке, - он попытался выстроить на своем, бледном как мел, лице дрожащее подобие улыбки.