Потоцкий Ярослав Юргенсович : другие произведения.

Иван- вампиров сын ( роман)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Первый роман . Скоро будет второй
  
  **Иван-Вампиров Сын.**
  **Глава 1-я "ZOOM и "Вой""**
  
  Ближе к двери шаги становятся крадущимися и вскоре затихают совсем. Скрип. В дверь просовывается всклокоченная голова с беспроводным наушником, торчащим из одного уха.
  
  - Па-а-ап...
  - Вань, я же в Zoom-созвоне. Продюсер уже три раза звонил. (**"СРОЧНО ДОБАВЬТЕ КРОВЬ И СЛЁЗЫ К 23:00!"** - кричат в чате. Думают, вампирам только и надо, что клыки точить да плакать над стаканом.)
  - Но ты обещал! - Он потряс айпадом, где мигала презентация с портретом Елизаветы Петровны.
  
  Я приглушил микрофон. На мониторе застыла строка: *"Крылатая тень взмахнула плащом..."*.
  - Геометрию сделал?
  - У меня история! - он швырнул наушник на диван. - Ты ж её видел! Вот и расскажи.
  
  Он втиснулся ко мне на колени, несмотря на свои десять лет и метр пятьдесят роста. Порода... Акселераты, хоть в НБА подавай.
  
  - Ванька. В человеческой форме ты уже слишком большой для колен... да и в щенячьей уже тоже!
  - Ну па-а-п...
  
  - Если я не отправлю сценарий через полчаса, вон те злые дяди в мониторе меня заменят ChatGPT"шником. (Надеюсь, микрофон таки выключен и "злые дяди" ничего не слышали! Хотя... **"ИСКУССТВЕННЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ УЖЕ НАПИСАЛ СЦЕНУ С ДРАКОНОМ!"** - светится новое сообщение.)
  - Ну и пусть! - упёрся подбородком мне в плечо. - Ты пишешь круче.
  - Вань!
  - Ну, ты же обещал... (Что-то, а по части нытья - мы первые.)
  - Да и видел-то я Елизавету Петровну всего пару раз на балу у Понятовского. Лучше ты Ключевского почитай.
  - А из первых рук интересней. Ты тогда уже был вампиром?
  - Нет. Ещё живым, - внезапное воспоминание неприятно кольнуло сердце. В эту гадость я вляпался уже во время Семилетней войны. В Венгрии. Но об этом я тебе уже рассказывал.
  
  - **А она была красивая?** - Ваня тыкнул в портрет на планшете. - Вот прям как на картинке?
  
  Царственная хохотушка как живая предстала перед глазами: её грузный силуэт в парчовом платье, смех, от которого дрожали свечи.
  - Для XVIII века - красавица, - буркнул я.
  - А ты с ней целовался?
  
  Я чуть не выронил мышку. В чате Zoom всплыло робкое: *"Ярослав, вы с нами?"*.
  - Что?!
  - Ну, она же царица. Наверное, всех целовала.
  
  *Поколение TikTok...*
  - Ваня, это не...
  - Пап, смотри! - он тыкнул в гравюру. - Она же совсем как тётя Липа!
  
  Я фыркнул. Тётя Липа - царица Олимпиада - мамаша Александра Македонского. Долгие годы лелеяла матримониальные планы на меня, любимого. Даже на родительские собрания в Ванькину школу пыталась ходить... Мда уж... Сравнение с Елизаветой... ничего общего!! Хотя... Ну да, обе любили роскошь и власть... и меня...
  
  #. #. #. #.
  
  Чего угодно мог ожидать я, вампир с двухсотлетним стажем, но только не этого наказания (или испытания), свалившегося на меня одиннадцать лет назад...
  
  В ту ночь я, наконец, выследил негодяя, терроризировавшего окрестности и еженедельно доводившего полицию до умопомрачения очередным девичьим трупом. Беседа наша была до чрезвычайности короткой, и в склеп я возвращался с сознанием исполненного гражданского долга и сытый до икоты. (А, надо вам сказать, вампиры икают крайне редко.) Предвкушая спокойный дневной сон, я как-то сразу не обратил внимания на писк, несущийся со ступеней костёла. Странный такой писк. И, сами понимаете, решил взглянуть. На ступенях церкви лежал какой-то белый свёрток, который и издавал эти загадочные звуки. За двести лет я многое повидал, но обнаружение среди ночи на кладбище кое-как запеленатого младенца погрузило меня в глубочайший шок. Как дурак стоял я у ворот храма, держа на руках ребёнка, который, как только я его поднял, тут же замолк и радостно загукал, тараща на меня глазёнки. К пелёнкам пришпилена была бумажка, и в свете почти полной луны я прочитал коротенькую надпись: *1 мая, 00:15*.
  
  "Бедняга", - неожиданно подумалось мне, - "угораздило же тебя родиться в Вальпургиеву ночь".
  
  Внезапно младенец снова завопил, ясно давая понять, что хочет есть, а также требуя сухих пелёнок, ибо эти были промокшими насквозь. Дальше я действовал на полном автоматизме, явно плохо соображая, что творю.
  
  Проблема пелёнок была решена при помощи большого савана, в который был завёрнут незнакомый мне, но явно добрый (не пожалел же тряпки для ребёнка) католик, возлежавший в часовне костёла и смиренно ждущий церемонии погребения. Молоко же поставила, разбуженная долгим грохотом в двери, жена кладбищенского сторожа, которой я наплел что-то о поломанной машине, погибшей при родах матери и почасовом кормлении младенца. В подтверждение каждой своей фразе я тыкал ей в нос без умолку орущим ребятёнком. Став счастливым обладателем двухлитрового термоса молока, бутылочки с соской и даже пустышки (сторожиха сама недавно обзавелась таким же вот орущим подарком), я окольными путями добрался до склепа (надо же было делать вид, что иду к сломанной машине).
  
  Через четверть часа в склепе покойных господ Лаврецких можно было наблюдать оригинальную картину: ошарашенный вампир баюкает запеленатого в саван грудничка, мирно спящего после обильной молочной трапезы.
  
  Только когда пацанёнок заснул, я понял, что с ним надо что-то делать. Только вот что?
  
  Самым простым решением было бы, конечно, пустить его в расход, но тогда чего, собственно, было столько хлопотать? Можно, естественно, вампиром сделать. Правда, на что это будет похоже? Вечный, никогда не вырастающий грудничок, которого даже кровью поить придётся из бутылочки, зубов-то нет, да и, наверное, не будет.
  
  А может, выкормить, вырастить, воспитать, а потом и сотворить себе спутника по Вечности?
  
  Основательно продумать эту, явно привлекательную, мысль мне помешал крик петуха, возвещавшего скорый рассвет. Пора было на боковую. Вынос решения откладывался до следующей ночи. Забравшись в гроб, я устроил мальца поудобнее под боком и мгновенно вырубился.
  
  Проснулся далеко заполночь (сказались мытарства прошлой ночи) от того, что кто-то, жалобно поскуливая, вылизывает мне лицо. Изумлению моему не было предела: младенец бесследно исчез, а на груди моей, недавно и весьма обильно залитой мочой, сидел крохотный волчонок!!!
  
  И только чуть позже обнаруженная на небе полная Луна кое-что мне объяснила...
  
  Так в мою жизнь (точнее, не-смерть) вошёл и более чем прочно утвердился неизвестно откуда взявшийся Ванька. Маленький вервольф.
  
  ---
  
  #. #. #. #.
  
  Вы когда-нибудь пробовали вести в чате переговоры с продюсерами и рассказывать сыну о Елизавете Петровне?
  Нет? Попробуйте на досуге - мне интересно, чем это у вас закончится... У меня вот закончилось благополучно... и в чате, кстати, тоже!
  Зря меня Липа обвиняет в том, что я хреновый отец. Да я просто отец года!!
  
  - ...После её смерти у Розумовского пытались дознаться об их браке, но тот прикинулся шлангом. Всё... Лекция окончена. Иди спать.
  Но коленям моим не дано так скоро освободиться от излишнего балласта. Сапфиры задумчиво глядят сквозь меня. Где-то там, в этом юном мозгу, бродят какие-то мысли.
  - А у них были дети?
  Нет, сказки про княжну Тараканову он от меня не дождётся. Альковные подробности там никак не обойти.
  - Вот будете проходить Екатерину II, тогда и расскажу. А сейчас дай мне, наконец, добить сценарий, будь он неладен.
  Мой ребёнок - уникальное явление для проверки причинно-следственных концепций. Слово "СЦЕНАРИЙ" приводит его к оригинальному умозаключению:
  - По кабельному сейчас фильм начнётся. Можно посмотреть? - и тут же обещание: - В школу не просплю, за мной Витька зайдёт. А его мама обязательно предварительно позвонит.
  
  - А что за фильм?
  - "Вой XIV"? - Ваня схватил пульт. - Витька говорит, там новый CGI-оборотень!
  - Нет, поистине никуда не деться от этого Воя! Эти нумерованные Вои однажды сведут меня в могилу! То есть, не в могилу... То есть, не сведут... Выведут, что ли? Идиотский каламбур какой-то...
  - В общем, Вой - это бич нашей семьи. В особенности, когда к моему чаду приходят Витька и Костик, его одноклассники. Тогда хоть святых выноси: три оголтелых вервольфа скачут по всему дому, прерывая свои дикие вопли только для того, чтобы обсудить: кто в кого попал серебряной пулей. Если эта гоп-компания является днём, нет проблем - в склепе мне не слышно ни звука. Обвойтесь хоть до хрипоты! Но если вервольфы остаются ночевать... Временами всерьёз хочется найти серебряные пули и хотя бы на час угомонить всех этих жителей деревни из книг Бранднера.
  - А чего мне стоило услышать о ночёвке гоп-компании однажды в полнолуние!!! Иван никак не мог понять, почему я так взбешён, пока я не подтащил его к окну и не ткнул носом в так любимый им естественный спутник Земли, во всей красе висящий над погостом. Поскольку отправить восвояси нежелательных-в-полнолуние гостей не было никакой возможности (воспользовавшись такой удачей, их родители укатили на уик-энд), то ничего другого не оставалось, как усыпить их сразу же после ужина. Люди не способны сопротивляться вампирическому гипнозу. Даже такие любители-ночевать-в-доме-на-кладбище... На мой вопрос, что сказали бы его друзья, если бы увидели, как он воет на луну или гоняет крыс, моё психологически подкованное чадо, не мудрствуя лукаво, ответствовало: "Да они бы умерли от зависти!" Вот вам и весь сказ.
  - У меня есть тайна: я очень хочу однажды в тёмном месте встретить Гарри Бранднера и от души потолковать. И поверьте мне - отнюдь не как писатель с писателем...
  - Вот и теперь здрасьте вам: Вой XIV!
  - Вань, ты же знаешь... - стараясь придать весомость своим словам, я приподнимаюсь над столом.
  - Пап! Но это же Вой XIV... (И хоть застрелись! Логика железная.)
  - Я бы всё же не хотел, чтобы ты смотрел эту кинохалтуру.
  
  Парень бледнеет. Кажется, он возмущён до глубины души:
  - Это шовинизм! (Где он только таких слов понабрался?) Как "Дракулу" смотришь - классика, а "Вой" - халтура.
  
  Вот вам, пожалуйста, теперь я ещё и шовинист. Со своей великовампирской идеологией я угнетаю вервольфовское нацменьшинство. Интересно, что я услышу, если (и не дай Бог, конечно) не одобрю однажды выбранную им даму?
  - Кстати, - внезапно появляется ещё одно умозаключение, - пока я буду смотреть фильм, я не смогу мешать тебе заниматься сценарием.
  
  В переводе на нормальный язык это звучит так: "Не пустишь к телевизору - не дам писать. Любым способом, но отвлеку".
  - Валяй, деваться мне некуда. Хоть до утра: и Вой, и Лай, и Писк. Но особенно советую "Топот II".
  - Папка, ты просто прелесть!
  
  Ванька крепко обнимает меня и целует в ухо. Он покидает мои колени, и в скорости через дверь начинает доноситься: крики, рев, вой, грохот выстрелов, ломающихся дверей, звон разбитых окон и идиотский американский вопрос "You okey?", задаваемый героями к месту и в отсутствие оного...
  
  #. #. #. #.
  
  Два часа я колошмачу по клавиатуре, пытаясь добить этот проклятый сценарий...
  Какое счастье, что фильмы нынче длинные, даже фильмы ужасов!
  
  В последний раз прозвучал страшный вой, в последний раз кто-то у кого-то поинтересовался, в порядке ли он, и, наконец, воцарилась тишина.
  
  - Пап... - чудо моё уже в кабинете. Лицо задумчиво.
  
  - М-мм-м?.. - не успел таки закончить.
  
  - Их опять всех убили.
  
  - Ты их жалеешь? - только этого ещё не хватало.
  
  - Да нет, они же были плохие. Монстры. Просто... - Он явно чем-то расстроен.
  
  - Что просто?
  
  - Просто я хочу сказать, меня ведь тоже могут так...
  
  Ну вот, приехали. Ах, мистер Бранднер, приеду я однажды в ваши Штаты!.. Тут уж не до сценария. Выхожу из-за стола, подхватываю его на руки.
  
  - Неужели и меня однажды так пристрелят? - от навернувшихся слёз сапфиры превращаются в опалы. Голос дрожит. - Пристрелят только потому, что я не такой, как все?
  
  Я отношу его в спальню, загадочный детск Эдем, все стены которого увешаны яркими картинками, а сотни самых разнообразных игрушек и книг, кажется, только при появлении людей (ну, скажем так, людей) застыли, перестав жить своей удивительной, полной приключений и интриг жизнью.
  
  Над изголовьем кровати со стены весело скалится велоцираптор, почему-то рекламирующий Тампакс. Этого огромного плаката здесь ещё вчера не было.
  
  - Твоё новое приобретение?
  
  Иван уже под одеялом. Я присаживаюсь на край постели.
  
  - Это Костик привязался: "Давай на Крюгера поменяю! Давай на Крюгера поменяю!.." Вот и поменялись.
  
  - Забавный плакатик.
  
  Я ненадолго умолкаю. Мне надо собраться с мыслями. Вижу ведь, что ждёт он продолжения начатого разговора.
  
  - Сынок, знания, что я тебе давал, не просто балласт для мозга. Это материал, которым можно умело пользоваться всю жизнь. Вспомни, что я тебе говорил об оборотнях: в каждом вервольфе есть два начала, две морали, два сознания. Человек и Зверь. И какое из этих начал возьмёт верх, по тому пути и пойдёт вервольф. Так же и ты. Либо, как монстры из "Воя", уничтожив в себе всё человеческое, ты будешь сеять вокруг себя смерть и кончишь с серебряной пулей в голове. Либо, даже в полнолуние, ты будешь помнить, что ты разумное существо. Разумное и человечное, какую бы форму это существо ни принимало. Если всегда и в любой ситуации ты будешь помнить, что ты, во-первых, человек, а волк - в-десятых, то никому не придёт в голову ратовать за твоё уничтожение... - я стараюсь быть убедительным, пусть и дидактичным до тошноты. Главное, чтобы Ванька мне сейчас поверил. Иначе, какой это, к чёрту, разговор по душам. Но застал он меня врасплох, ничего не скажешь. Рано, слишком рано ещё для подобных бесед, что он поймёт в свои одиннадцать?..
  
  Делаю паузу и пытаюсь понять, а верю ли я сейчас сам себе? Верю, наверное. Говорю ведь святую и истинную правду, и ничего, кроме оной. Только это далеко не вся правда...
  
  Разумность и человечность - условия, как говорится, необходимые, но ещё не достаточные. Это пока Витька с Костиком могут умирать от зависти теоретически к юному вервольфу. Дети есть дети, и его способность превращаться они воспримут, скорее всего, как игру. Тут мой ребёнок прав. (Однако экспериментировать не будем!) Но вот что потом?.. Дети ведь имеют обыкновение вырастать, и вырастают, в конце концов, к сожалению. А у взрослых это, знаете ли, не зависть. Это, знаете ли, называется совсем по-другому. Ксенофобия, будь она!.. А от того, что мы иные, не деться никуда.
  
  Я-то об этом всегда помню, и если кто-нибудь станет вас убеждать в том, что вампиры лишены чувства самосохранения, плюньте тому в лицо. Ведь даже будучи вполне добропорядочным членом общества, не поручусь, что, узнай какой благонравный обыватель, кто я есть на самом деле, ему не захочется извести меня, ну, скажем, осиновым колом. Так, на всякий случай. Во избежание грядущих бед. Как бы чего не вышло... (Нет, я не циник, просто трезво смотрю на вещи. Возраст и опыт к тому располагают.) И я их, любезных обывателей, мирных (до поры, до времени) граждан, представьте, даже не виню. Этот страх им неподвластен.
  
  Только скажите, как объяснить всю эту прозу жизни Ваньке?! Да и нужно ли? Пусть сперва подрастёт. Тогда и поговорим... серьёзно... Если он, конечно, всё ещё будет нуждаться к тому времени в моих наставлениях. Проблема отцов и детей, увы, существует, в чём каждому из нас с вами приходится убеждаться на собственном горьком опыте. Мне же это ещё только предстоит... Мда... Но я всё равно буду рядом с ним. Вампир-хранитель - это, поверьте, звучит неплохо. Мне нравится. А пока я продолжаю:
  
  - Запомни раз и навсегда: разумность, гуманность и осторожность - надо же, нашёл таки формулировочку, - вот три основы спокойной жизни вервольфа. Ты понял, что я хотел сказать?
  
  - Да, папа, - лицо его спокойно и серьёзно.
  
  - А теперь постарайся заснуть. Но для начала обдумай всё, что я тебе сказал. Что для тебя в тебе важнее: Человек или зверь, - пусть сперва решит для себя именно эту проблему.
  
  - Хорошо, папа!
  
  Я наклоняюсь, чтобы поцеловать сына. Его руки обхватывают мне шею.
  
  - Пап, не уходи сегодня в склеп. Оставайся спать в доме.
  
  - Ладно, если ты обещаешь, что утром не вздумаешь открывать ставни и отодвигать шторы, я останусь в кабинете.
  
  Иван хихикает:
  
  - Я обещаю...
  
  ---
  
  Глава 1,5
  **Интерлюдия: "Мир розового дыма"**
  
  Я шагнул в здание киностудии - и тут же споткнулся о воздух. Нет, серьёзно. Пол под ногами то становился мраморным, как гробница фараона, то превращался в болотную ряску, пахнущую дешёвым гримом. На стене висел плакат: *"Вой XV: Эльфы против Оборотней"*, но буквы шевелились, словно гусеницы, переползая в *"Пчёлы против Гномов: Мёд Апокалипсиса"*. Кино - это **мир розового дыма**, думал я, вспомнив цитату из "Трюкача". Сегодня ты снимаешь шедевр, завтра - рекламу зубной пасты для троллей.
  
  - Пап, - Ваня дёрнул меня за рукав, показывая на уши, из которых валил дымок. - У тебя опять... креатив горит?
  
  - Не креатив, - проворчал я, смахивая пепел с плеча. - Это продюсеры мозги мне топят. Их офис - тот самый **мир розового дыма**, где даже законы физики пишутся на салфетках.
  
  В холле носились эльфы в костюмах от "Безумного Шляпника":
  - **"Срочно замените вампира на говорящего ёжика! Зрители обожают колючки!"** - орал блондин с крыльями из фольги.
  - **"Нет, ёжика - на летающую тарелку! Тарелка - это метафора одиночества!** - парировала рыжая, чьи серёжки звенели, как колокольчики в храме абсурда.
  
  Розовый дым витал повсюду. Он клубился у кофеварок, сочился из вентиляции, даже кондиционеры плевались им, словно драконы дешёвым CGI. Кино - это дым, напомнил я себе, но не простой, а розовый... Красивый, ядовитый, вечно ускользающий.
  
  - Ярослав! - Продюсерша с зелёными волосами (или это был парик?) схватила меня за локоть, тыча в планшет, где танцевал мультяшный гоблин. - Нам нужна сцена, где дракон плачет! Слёзы должны светиться, как неон, и пахнуть поп-корном!
  
  - Драконы не плачут, - попытался я вставить логику в этот карнавал. - У них...
  
  - **"Слёзы = рейтинги!"** - перебил бородатый эльф, вылезая из вазона с кактусом. Его борода была заплетена в косички с бусинами, на которых красовались логотипы стримингов. - Зрители хотят эмоций! Дракон должен рыдать, как ребёнок, который потерял единорога в метавселенной!
  
  Ваня, тем временем, устроился на "стуле" из воздушных шаров и доедал бургер, котлета в котором подозрительно напоминала вампирскую печень.
  
  - Пап, - он кивнул на экран, где эльфы-аниматоры склеивали из **розового дыма** нового персонажа. - Они же не понимают, что дым рассеется. Зачем им правда?
  
  - Потому что кино - это вечный карнавал, - вздохнул я. - А карнавалу нужны маски, даже если под ними пустота. **Мир розового дыма** держится на иллюзиях, сынок. Как в "Трюкаче": зритель верит, пока дым не рассеется.
  
  Внезапно стены офиса растаяли, как сахар в адском кофе, и мы оказались на съёмочной площадке посреди леса. Актриса в платье из паутины и фаты отчаянно спорила с гоблином-стажёром:
  - Я не могу целовать его! У него бородавки шевелятся!
  - Это же грим! - кричал гримёр-гном, рисуя на лице гоблина зелёные пятна, которые тут же оживали и начинали расползаться в разные стороны...
  
  - Видишь? - Ваня тыкнул в дракона из папье-маше, с которого капали "слёзы" из жидкого пластика. - Он грустит, потому что его сделали из тизера "Воя XIV"!
  
  - Ярослав! - Блондин-эльф возник из дыма, держа в руках чашу с надписью *"Идеи"*. - Ваш сценарий! Мы его... усовершенствовали.
  
  Он дунул - дым превратился в экран, где я, в роли графа Дракулы, целовал Липу, игравшую Елизавету Петровну. За кадром визжали феи-суфлёры: *"Страсть! Боль! Рейтинги!"*
  
  - Это что за бред?! - Я попытался схватить эльфа, но рука прошла сквозь него, как сквозь проекцию.
  
  - Искусство! - запели хором продюсеры, их голоса сливаясь с гудением серверов. - Кино - это **мир розового дыма**, где правда тонет в спецэффектах!
  
  Тут Ваня чихнул - и офис задрожал. Стены поплыли, эльфы стали таять, как мороженое на асфальте. Остался лишь запах жжёного попкорна и записка в воздухе:
  **"Спасибо за вдохновение! Ваш гонорар - магические бобы. P.S. Не ешьте их перед полнолунием. 🧝♂🎬"**
  
  Я поднял бобы, но они выпрыгнули из ладони и тут же проросли в мини-кинотеатр с афишей: *"Вой XVI: Бобы против Драконов"*.
  
  - Пап, - Ваня потянул меня к выходу, где дверь уже превращалась в розовый туман. - Почему ты не сказал им, что они... ненастоящие?
  
  - Потому что **мир розового дыма** - их единственная реальность, - проворчал я, шагая туда, где асфальт ещё не умел петь, а кофе пах кофе, а не искусственной малиной. - А мы здесь лишь гости.
  
  Ваня задумчиво кивнул, доставая из кармана "магические бобы", которые уже начинали светиться.
  
  - Поэтому я и стараюсь общаться с ними только через Zoom, - добавил я, глядя, как здание студии растворяется в дымке, оставляя лишь титры нашего сюрреалистичного дня. - Хоть так можно верить, что за пикселями есть что-то настоящее...
  
  Но Ваня уже бежал вперёд, крича:
  - Пап, смотри! Они прислали новый сценарий! Тут ты играешь сценариста, который ненавидит эльфов!
  - Ваня! - громко рявкнул я и... проснулся...
  Клавиши клавиатуры больно впились в щёку... Как я мог заснуть в процессе общения с продюсерами? Вот уж истинно: - "Укатали сивку крутые горки"...
  
  Zoom-чат продюсеров моргнул:
  **"ЯРОСЛАВ, МЫ ВИДЕЛИ, ЧТО ВЫ ЗАМОЛЧАЛИ! ДОБАВЬТЕ СЦЕНУ, ГДЕ ВАМПИРЕССА ТАНЦУЕТ С ЭЛЬФАМИ НА РАЗВАЛИНАХ ГРИЛЬ-БАРА!"**
  Я прочитал и содрогнулся.
  Буквы в Zoom-чате снова мигнули:
  **"СЦЕНАРИЙ ПИШЕТСЯ САМ... ПОКА ВЫ СПОРИТЕ С РЕАЛЬНОСТЬЮ. В случае форс-мажора продюсеры оставляют за собой право превратить сценарий в мюзикл". - ПРОДОЛЖАЕМ?"**
  
  Я быстро напечатал своё согласие.
  Воистину, кино - это мир розового дыма. И иногда в этом дыму можно разглядеть своё отражение. Если, конечно, не бояться заглянуть в зеркало...
  
  ---
  
  ---
  
  **Глава 2-я: "Хочу собаку"**
  
  Склеп... Вернее, подвал под домом. Но мы называем его склепом - так романтичнее. Каменные стены, дубовые балки, электрокамин, имитирующий огонь, и даже пара кресел перед ним. Не то чтобы мне нужна была гостиная, но Ванька тащил сюда всё подряд: постеры с оборотнями, старую гитару, книжные полки. А в центре - мой гроб. Не готический, а современный, с мягкой обивкой внутри. Удобно.
  
  Итак - склеп... Непроглядная темнота... И абсолютная тишина... Точнее - *совершенно* неабсолютная! На весь подвал раздаётся громкий, ужасающий храп... Мой храп.
  
  Вы спросите: "Как же такое возможно? Ведь вампиры не дышат - значит, и храпеть не могут!"
  Я вам отвечу. Прямо и без всяких там... как на духу! ОТВЯНЬТЕ! Я не знаю, как там другие вампиры, но я - храплю! Причём храплю так, что однажды Ваня сказал: "Если бы ты жил в доме, я бы тебя выселил обратно в склеп. Пауки не оглохнут, а домовых у нас нет".
  
  И вот - склеп. Часы над камином показывают ровно полдень. Дверь в подвал приоткрывается. В проём просовывается рука. Она шарит по стене... Раздаётся щелчок, и в склепе загорается яркий свет.
  
  Дверь распахивается, и в подвал входит юный вервольф, которому сегодня исполняется 12. На губах его - радостная улыбка. Сапфировые глаза горят в предвкушении чего-то приятного.
  Иван крадучись подходит к гробу и тихонько садится сверху на него... А потом тихонечко стучит в крышку:
  - Паапа... Па-аа-па-ааа...
  
  Я приоткрыл один глаз:
  - Никого нет дома... Все уехали в командировку... Может, кто-то и вернётся к полуночи... В общем: приходите завтра!
  
  - Пап! Ты же обещал подарок! - стук в крышку гроба становится громче.
  
  Я открыл второй глаз:
  - Вань... Договор был: подарок - *после* заката.
  
  - Но после заката день рождения закончится! Не могу ждать! Хочу собаку. Или волка. - Сапфировые глаза сверкнули. - Ты же говорил, вервольфы и волки - почти родня.
  
  - Почти, - проворчал я, пытаясь проснуться. - Но если ты превратишься при собаке, она сдохнет от страха.
  
  - Привыкнет! Я научу её не бояться!
  
  Внезапно со двора донёсся рёв мотора здоровенного "Харлея", заглушивший наш спор. Иван вскочил:
  - Это дядя Гай!
  
  Я резко попытался подняться... и со всей дури впечатался лбом в крышку гроба! Результат - как в мультфильмах: искры из глаз, птички вокруг! Крышка отлетела в одну сторону, матюки полетели в другую... а я, посреди этого хаоса, продолжил их воспроизводить. Иван внимательно слушал. И, боюсь, всё запоминал.
  
  - Так! Ваня! Нечего меня слушать! Иди встречай любимого дядюшку!
  - А я всё равно ничего не понял... - сапфировые глаза сверкнули насмешливо. - Это же французский XVIII века?
  
  Я дотронулся до лба и застонал. Будь я живым - была бы шишка размером с яйцо.
  - В любом случае, урок словесности окончен!
  
  ---
  
  На лестнице в подвал раздался грохот, и в склеп ввалился Гай Юлий Цезарь Август Германик, он же Калигула, затянутый с ног до головы в чёрную кожу. (Как он не сгорает днём? Ах, да - кожаная куртка с серебряными нашивками-оберегами, шлем с тонированным стеклом. Технологии + магия = безнаказанная наглость. Опять же: ему больше 2000 лет. В таком возрасте скоро на пляже загорать будет...)
  Гай скинул шлем, и его зелёные глаза - холодные, как лезвие кинжала - сверкнули в свете ламп. Рыжие кудри (последнее напоминание о той эпохе, когда он был знаменитой рок-звездой) рассыпались по плечам.
  
  - С днём рождения, щенок! - Он швырнул Ване "Чупа-Чупс" размером с кулак. Ванька ловко поймал леденец. - А тебе, старик, кофе. - На стол приземлилась термокружка с кровью типа "А+".
  
  - Спасибо, - буркнул я, выбираясь из гроба. - И где твои очки Prada? Или солнце уже не опасно для древних идиотов?
  
  - Сломались, - Гай плюхнулся в кресло у камина, закинув ноги на стол. - Ну, что тут у вас? 12 тортов и одна свечка готовы?
  - "Тоже мне, Карлсон!" - подумал я, разглядывая вышивку на его спине. Вышивка гласила: *"Omnēs agitātiōnēs omnīnō sustineō, modo sine mē fīant!"*
  ("Я в целом за любую движуху, если она без меня").
  
  - Он хочет пса, - кивнул я на Ваньку, который уже разворачивал фантик. - Объясни ему, что это плохая идея.
  
  - Пёс? - Гай прищурился. - Зачем? Давай я тебе мотоцикл куплю!
  - Ему двенадцать! - я чуть не выронил кружку.
  - По собачьим меркам - глубокий старик, - парировал Гай. - А мотоцикл - в самый раз.
  
  Ваня захихикал, но быстро стал снова серьёзным.
  - Не хочу мотоцикл! Дядя Гай! - Ваня взмахнул "Чупа-Чупсом". - У тебя есть собака?
  - Была. - Гай подмигнул. - Однажды в полнолуние я встретил пса, который... превращался в человека.
  
  Я застонал, закрывая лицо руками. (Опять эти сказки.)
  
  - Правда?! - глаза Вани округлились.
  - Абсолютно! - Гай развалился в кресле, доставая из кармана вересковую трубку и начал её набивать. - Он даже налоги платил. Работал бухгалтером.
  
  - Вот она, идеальная собака! - Ваня вскочил. - Пап, слышал?
  - Слышал, - я выбрался из гроба. - Но дядя Гай забыл добавить, что тот пёс сбежал после первого же квартального отчёта.
  
  Гай рассмеялся, обнимая Ваньку за плечи:
  - Ладно, признаюсь. Это был оборотень-неудачник.
  Гай поднял бровь, и его лицо осветилось хитрой улыбкой. - Пока не наступило полнолуние, он лаял на налоговые декларации. А потом превращался в человека и всё равно их рвал.
  
  - Правда?! - Ваня чуть не проглотил леденец.
  
  - Правда, - я перехватил взгляд Гая. - Пока не сбежал в лес после аудиторской проверки.
  
  Гай рассмеялся, закуривая:
  - Ладно, малыш. Если хочешь пса - найдём. Но учти: они линяют, грызут мебель и требуют прогулок в три часа ночи. А ещё... - он наклонился к Ване, - они писают. На диван, за диван и... под диван!
  
  - Под диван? - ошалело повторил Иван, сморщив лоб. - Как это - под диван?
  
  - А вот так! - Гай щёлкнул пальцами, и из его рукава выпала конфетти-петарда, осыпав пол блёстками. - Заведёшь собаку - узнаешь.
  
  Я закатил глаза, но Ваня уже визжал от восторга.
  
  - Кстати, - Гай обернулся ко мне, - помнишь, как я Байрону стихи диктовал?
  "Луна исчезла; в воздухе немом
  Ни облачка, ни ветра, ничего -
  Теперь они вселенной были не нужны.
  Тьма поглотила всех..." - это вообще моя идея! Так вот, Джорджи тогда тоже хотел собаку! Я подарил ему прекрасного мастифа.
  
  - Врёшь, - фыркнул я. - Ты тогда в Риме Китса спасти пытался... Он звонил на прошлой неделе, кстати... Привет передавал...
  - Да ну его! - Гай пустил к потолку ароматную струю дыма. - Со времён распада "Pink Floyd" ничего путного не написал... Я на него всё ещё злюсь...
  - Дядя Гай!!! - Иван вытаращил глаза. - Так ты в "Пинк Флойд" играл???? Обалдеть! А под какой фамилией?
  - Пусть это останется тайной, малыш. - Гай самодовольно пыхнул трубкой.
  - Какая, нахрен, тайна??!! - взвился я. - Первая же фотка в Википедии раскроет этот секрет Полишинеля! Не слушай его! А то он сейчас начнёт рассказывать, как кормил гладиаторов акулами на арене Колизея...
  
  - Точно! - Гай хлопнул себя по лбу. - Акулы орали: "Хлеба и зрелищ!" Топали ногами и в воздух чепчики бросали!
  
  Ваня замер, впечатав в Гая взгляд, полный обожания.
  
  - Ладно, - Гай поднялся и надел шлем. - Мне пора. Но завтра... Завтра жди и помни меня. И да, - он подмигнул, - готовься к сюрпризу.
  - Если ты заявишься с мастифом, - рявкнул я ему в спину, - я пристрелю обоих! И тебя, и мастифа!
  - Не оборачиваясь, Гай поднял руку и отсалютовал мне трубкой!
  
  ---
  
  **P.S.** На следующий день Гай притащил мопса. Коротколапого, курносого, с глазами-пуговицами.
  
  - Порода - "антистресс", - объявил он. - Мини-мастиф: в полнолуние не воет, налоговые декларации не жуёт. Зато храпит, как дракон!
  - **А пукает как два!** - добавил я, глядя, как мопс, свернувшись калачиком на коленях сына, тут же засопел.
  
  Ваня обнял щенка, а тот ответил ему предательским "пфффт" прямо в лицо.
  - Пап, он как будто сдувается! - Ваня прыснул, вытирая рукавом щёку.
  Он снова прижал мопса к себе, а тот тут же пописал. На диван.
  
  - **Я назову его Цезарь!** - Ваня светился от счастья, словно перед ним был не описавшийся щенок, а древний драгоценный артефакт.
  
  - Видишь? - Гай ткнул пальцем в мокрое пятно. - Начал с малого. Завтра доберётся до "под диван".
  
  Ваня его не слушал. Он сюсюкался с Цезарем:
  - Цезарюлик... Цезарюшечка...
  - Цезарюлик? - Гай возмущённо поднял брови. - Да ты совсем офигел?
  
  - Теперь ты крёстный папа этого пёселя, - не удержался от шпильки я.
  
  - **Вот она - благодарность!** - Гай воздел руки к потолку, изображая античного оратора. - Две тысячи лет я им историю творил, а теперь меня запомнят как доставщика пердящих мопсов!
  
  Мопс фыркнул, будто соглашаясь. Похоже, он уже стал частью семьи. А Цезарь... Ну что ж, имя обязывает. Хотя бы не Нерон.
  
  ---
  
  
  **Глава 3-я: "Ночная дорога"**
  
  Иван положил ладони на руль, слишком плотно, как будто боялся, что тот вырвется. Его пальцы побелели от напряжения, а в сапфировых глазах отражалась приборная панель - холодные цифры спидометра, мерцание автомагнитолы. Пятнадцать лет. Всего три года назад он виснул у меня на шее, требуя посмотреть очередной "Вой", а теперь сидел за рулём моего старого "Бьюика", купленного ещё в девяностых. Машина пахла кожей, пылью и временем.
  
  - Расслабься, - сказал я, откинувшись на пассажирском сиденье. - Ты не волк на трассе. Здесь не надо никуда спешить.
  
  Он кивнул, не отрывая взгляда от дороги. Мы ехали по ночному шоссе, вдали от города. Почти полная луна висела низко, заливая асфальт молочным светом. Идеальное время для вампира. И для вервольфа.
  
  - Педаль газа чувствуешь? - спросил я. - Не дави резко.
  
  - Знаю, - буркнул Ваня, но машина дёрнулась, и восьмицилиндровый двигатель взревел.
  
  Он стиснул зубы. Я видел, как дрожала его нижняя губа - тот самый жест, который выдавал его ещё с детства, когда он пытался скрыть страх. Пятнадцать лет... Казалось, ещё вчера он был щенком, засыпавшим у меня на груди, а сегодня его плечи уже выпирали из куртки, и голос ломался на неустойчивый баритон.
  
  - Сбавь скорость, - предупредил я, когда стрелка спидометра доползла до восьмидесяти. - Здесь поворот.
  
  - Я справлюсь, - он резко повернул руль. Шины взвизгнули, меня прижало к дверце, но Ваня выровнял траекторию, слишком поздно ослабив хватку.
  
  Сердце (да, вампиры помнят, как оно бьётся) сжалось. Не от страха. От осознания, что он больше не ребёнок. Что его ошибки теперь могут стоить дорого.
  
  - Остановись, - тихо сказал я.
  
  - Пап, я просто...
  
  - Останови машину. Сейчас.
  
  Он нажал на тормоз, и "Бьюик" замедлился, съехав на обочину. Выключил двигатель. Тишина накрыла нас, как одеяло. Иван не смотрел на меня, уставившись в окно. Его дыхание было частым, неровным.
  
  - Ты думаешь, я не справлюсь? - спросил он наконец.
  
  - Я думаю, ты пытаешься доказать что-то. Себе. Мне. Миру. - Я повернулся к нему, ловя его взгляд в темноте. - Но вождение - не контроль над своей природой. Не надо побеждать машину. Надо её слышать.
  
  Он сжал руль снова, и я заметил, как ногти его стали острее - вервольфья кровь реагировала на стресс. Луна светила слишком ярко.
  
  - Я не хочу быть... - он замолчал, сглотнув. - Не хочу, чтобы это во мне было. Иногда я ненавижу полнолуние. Ненавижу, что не могу просто быть человеком.
  
  Слова повисли в воздухе. Где-то вдали пролетела сова, ухнув что-то на своём языке.
  
  - Ты помнишь, как в тринадцать лет превратился в волка посреди зоопарка? - спросил я, и уголки его губ дрогнули. - Мы тогда еле отбились от смотрителей.
  
  - Ты неделю не разговаривал со мной, - он хмыкнул.
  
  - Неделю притворялся, что злюсь. А сам ржал в гробу, вспоминая, как ты гонял того льва по вольеру.
  
  Ваня наконец расслабил плечи, откинувшись на спинку сиденья. Его ногти снова стали обычными.
  
  - Машина - она как ты, - продолжил я. - Её не надо заставлять. Ей надо доверять. И себе тоже.
  
  Он кивнул, завёл двигатель. На этот раз плавно.
  
  - Поехали дальше? - спросил я.
  
  - Да.
  
  Мы ехали медленно, почти бесшумно. Он учился чувствовать дорогу, а я учился отпускать. Луна плыла за нами, как немой свидетель. В какой-то момент Ваня включил радио - заиграла какая-то старая рок-баллада. Он не стал переключать.
  - Кстати, это твой любимый дядюшка рулады выдаёт, - хмыкнул я.
  Иван удивлённо приподнял бровь.
  - Пап... - он вдруг заговорил, не отрывая глаз от шоссе. - А если я однажды... не справлюсь? С этой штукой внутри.
  - "Hey you, don't help them to bury the light. Don't give in without a fight", - удивительно к месту пропел из динамиков Гай.
  Я смотрел на его профиль, на упрямый подбородок, который всё ещё выдавал мальчишку.
  
  - Тогда я буду рядом. Чтобы напомнить, что ты - больше, чем зверь. Ты - мой сын.
  
  Он не ответил. Но поворот взял идеально, даже не вздрогнув.
  
  ***
  
  Внезапно в зеркале заднего вида мелькнул свет фар. Гул мотора нарастал, и через секунду рядом с нами поравнялся здоровенный чёрный "Харлей", изрыгающий рок-н-ролльный рёв. За рулём сидел Гай Юлий Цезарь Август Германик, он же Калигула, в косухе с шипами и шлеме, расписанном рунами.
  
  - Эй, малыш! - заорал он, снимая очки с тонированными стёклами. - Ты что, улиток возишь? Давай газку, я тебя научу!
  
  - Дядя Гай! - Ваня засмеялся, но тут же нахмурился. - Мы же тренируемся...
  
  - Тренируешься? - Гай фыркнул, обгоняя нас так близко, что ветер от мотоцикла качнул машину. - В мои пятнадцать я уже колесил по Большому Цирку на квадриге! А ты тут ползёшь, как черепаха с солнечным ударом.
  - Опять врёшь! - я высунулся в окно. - В пятнадцать тебя Тиберий никуда не отпускал. Сидел при нём как привязанный. На квадриге ты, хорошо если в двадцать пять, рассекать начал.
  Гай, которому теперь вечно было 28, расхохотался и показал мне язык. Потом газанул и поднял тяжёлый мотоцикл на дыбы.
  
  - Гай, - я попытался звучать максимально сурово, - если ты разобьёшься, я не стану тебя воскрешать.
  
  - Расслабься, старик! - он крутанул руль, сделав "восьмёрку" вокруг нашей машины. - Я пережил падение Рима, а ты думаешь, асфальт меня пугает?
  - Возникает законный вопрос: "Не ты ли его и уронил?"
  Гай отсалютовал, и мотоцикл понёсся вперёд.
  
  Ваня сжал руль, но в его глазах появился азарт.
  - Держись, пап, - он резко нажал на газ.
  
  "Бьюик" рванул вперёд, догоняя "Харлей". Гай, услышав рёв двигателя, обернулся и рассмеялся:
  - Вот это да! Щенок ожил!
  
  Мы мчались, обгоняя друг друга, как в каком-то безумном танце. Гай кричал советы, смешанные с латинскими проклятиями:
  - Поворот налево? Выдыхай и рули, как будто везешь Нерона в бордель!
  
  - Он... он вообще учил кого-нибудь водить? - Ваня едва успевал следить за дорогой.
  
  - Нерона и учил! Сначала гонять колесницы, потом болиды на Формуле-1, - пробурчал я, вцепляясь в подлокотник. - Закончилось это тем, что его талантливый племянничек умеет водить всё, что движется, за что его и обожает Голливуд.
  
  Гай вдруг резко затормозил, указав рукой на придорожное кафе. Мы съехали на парковку, где он уже ждал, облокотившись на мотоцикл с видом победителя.
  - Ну что, мальчики? - Он снял шлем, и его рыжие кудри рассыпались по плечам. - Гай Юлий даёт мастер-класс бесплатно.
  
  - Спасибо, - я открыл дверь, стараясь не шататься. - Но мы предпочтём остаться без твоих уроков.
  
  - Пап, - Ваня вышел из машины, всё ещё на взводе. - А правда, что ты гонял на квадригах?
  
  - Правда! - Гай достал из кармана серебряную фляжку и отхлебнул. - Однажды я устроил гонки в Циркус Максимус: колесницы, львы, гладиаторы с факелами... Красота! Как писал Мишель: "Смешались в кучу кони, люди..."
  
  - И чем кончилось? - я приподнял бровь.
  
  - Племянничек дисквалифицировал меня за "неспортивное поведение". - Он подмигнул Ване. - А потом попросил повторить.
  
  Ваня засмеялся, и напряжение наконец спало. Гай швырнул ему ключи от "Харлея":
  - Хочешь попробовать?
  
  - Гай! - я шагнул вперёд, но Ваня уже садился на мотоцикл.
  
  - Расслабься, - Гай хлопнул меня по плечу. - Я же с ним. В крайнем случае...
  - Никаких "крайних случаев"! - перебил я его.
  
  Они умчались в ночь, оставив меня с "Бьюиком" и бутылкой вина, которую мне сунул Гай. "Vīta est nimis brevis ut bibāmus vīnum malum", - поведал мне он. (Жизнь слишком коротка, чтобы пить плохое вино.)
  Через полчаса вернулись - Ваня сиял, а Гай орал:
  - Видал? Твой щенок - прирождённый гонщик! На следующее полнолуние устроим заезды с оборотнями!
  
  - Только через мой труп, - пробормотал я, но Ваня уже болтал о мотоциклах и древнеримских гонках...
  
  ***
  
  Когда мы ехали обратно, Ваня спросил тихо:
  - Пап, а дядя Гай... он ведь тоже не человек... Но он не боится быть другим.
  
  - Он не боится, потому что прожил две тысячи лет, - я улыбнулся. - Но ты прав. Иногда его безумие... напоминает, что наша природа - не проклятие. А дар.
  
  Он кивнул, и я понял - сегодня он сделал шаг вперёд не только в вождении...
  
  А Гай, как всегда, промчался мимо вихрем, смешав прошлое и настоящее. И, кажется, это было именно то, что нам нужно...
  
  ---
  
  **Глава 4: "Талантливый племянник."
  
  Провожать шестнадцатилетнего сына на самолет - всё равно что пытаться удержать воду в решете. Чем сильнее сжимаешь, тем быстрее она утекает. Ваня, Костик и Витька толпились у стойки регистрации, словно три птенца, выпавших из гнезда прямо в мир дешёвых лоукостеров. Костик, как всегда, пытался протащить в ручную кладь гитару, которая явно превышала лимит по размеру. Витька нервно пересчитывал паспорта, а Ваня стоял ко мне полубоком, пряча улыбку под капюшоном худи. Зонт-трость, который я сунул ему "на случай песчаной бури", болтался на ремне рюкзака - бесполезный атрибут отцовской гиперопеки.
  Я одиноко и растерянно стоял чуть в стороне и смотрел на них сквозь стекла тёмных очков.
  
  - Пап, ты прям как агент из тех шпионских фильмов, - фыркнул Ваня, поправляя наушники. - Только без пистолета.
  - В тех фильмах герои обычно погибают, - парировал я, пряча руки в карманы плаща. - А я вот... - запнулся, не найдя подходящей метафоры.
  - Жив? - подхватил Витька, споткнувшись о собственный шнурок. - Ну, типа... в смысле... не как в "Профессионале".
  
  Пока он боролся с гравитацией, Костик вытащил гитару из чехла и заиграл похабный рок-н-ролл прямо у стойки. Очередь замерла. Даже работница аэропорта, закатывавшая тележку с багажом, остановилась, вперившись в него взглядом, полным профессионального ужаса.
  
  - Парни, - я вздохнул, - вы же в Тунис летите, а не на Вудсток.
  
  Ваня фыркнул, выхватил гитару из рук Костика и сунул обратно в чехол. Его пальцы дрожали - не от страха, а от предвкушения. Я видел, как он сжимает билет, будто это пропуск в другую вселенную, где нет отцов-вампиров и мопсов-диверсантов.
  
  - Всё будет окей, - он похлопал меня по плечу. - Мы же не в первый раз.
  
  - В первый раз вы едете без присмотра, - пробурчал я, суя ему в руку пачку евро. - И если Костик ещё раз заиграет "Smoke on the Water" в аэропорту, его депортируют ещё до взлёта.
  
  Прозвучал последний вызов на рейс. Ваня обнял меня на секунду - быстро, по-подростковому неловко, - и они растворились в толпе. Я стоял, пока стеклянные двери не поглотили последний взмах его руки.
  
  * * *
  
  Цезарь встретил меня дома как триумфатора. Мопс носился по коридору, волоча за собой мой шарф, и вилял задом так энергично, что едва не опрокинул здоровенную китайскую вазу с искусственными орхидеями. Пластиковые цветы качнулись, но устояли - слава богу, попа у мопсов слишком маленькая для разрушений.
  
  - Герой, - я поднял обслюнявленный шарф, - тебе бы медаль. "За попытку снести квартиру".
  
  Он повалился на спину, подставив пузо, и застыл в позе "убей или полюби". Я выбрал второе, бросив ему резинового Ктулху. Пока Цезарь грыз крылья, я уставился в экран. Сценарий криминального боевика, который киношники требовали сдать к утру, выглядел так, будто его писала гиперактивная макака с клавиатурой. Герой стоял на краю небоскрёба, пистолет в руке, и должен был произнести: "Ты проиграл... эм... потому что я стреляю!"
  
  Стук в дверь заставил Цезаря тявкнуть. Олимпиада вошла без приглашения, как всегда. Её брючный костюм - идеальные стрелки, лаконичный пиджак - выглядел так, будто она только что покинула заседание Совета Бессмертных. Молча прошествовала к дивану и села, не глядя на меня. Из своей сумки Louis Vuitton она достала клубок шерсти цвета ночного неба и спицы, принявшись вязать с такой скоростью, будто это был магический ритуал.
  
  - Ты выглядишь, как Буцефал после атаки слонов, - бросила она, не отрываясь от узора. - Тот хоть под стрелами скакал, а ты что?
  
  - Надеюсь, я не пахну так же, - я принюхался к рукаву. - Хотя после проводов в аэропорту...
  
  - Пахнешь тревогой, - перебила она, стуча спицами. - И глупостью.
  Наконец она посмотрела на меня:
  - Вязание успокаивает. Рекомендую.
  
  Цезарь, почуяв неладное, спрятался под диван, прихватив осьминога.
  
  - Ваня встретит того, кто старше его на два тысячелетия, - Олимпиада достала из сумки второй клубок. - И это изменит всё.
  
  - Гай? - я поднял бровь. - Он уже менял его подгузники. Кажется, хватит.
  
  - Не Гай, - она ткнула пальцем в зодиакальный круг. - Того, кто знает цену вечности.
  - Загадками изволите говорить. У Сивиллы научились?
  Из сумки показалась голова королевского питона. Олимпиада немедленно запихнула её обратно.
  
  Дверь распахнулась с грохотом, и в комнату влетел Гай. В одной руке он держал термос с донорской кровью, в другой - стаканчик кофе с надписью "Я ❤ Рим". Из кармана куртки торчала собачья колбаска.
  
  - Слышал, тут собрание клуба старых вампиров? - он поставил термос на стол.
  
  - Твои шутки стары, как твои долги, - парировала она, даже не взглянув на еду.
  
  - Долги - это миф, - Гай уселся на подлокотник кресла. - Как и твои пророчества. Помнишь, ты предсказала, что Нерон станет великим поэтом?
  
  - Он стал! - Олимпиада скрестила руки. - Просто его стихи были... слишком горячими...
  - Не от них ли Рим и загорелся? - гыгыкнул Гай.
  
  - Его стихи пережили века!
  
  - Потому что их никто не читал, - вставил я, пытаясь остановить их пикировку. - Как и мой сценарий, если я его не допишу.
  
  Гай, игнорируя меня, продолжил:
  - А ещё он задолжал мне десять тысяч сестерциев. И обещал навеки VIP-ложу в Колизее. Где моя ложа, Липа?
  
  - Под руинами, - она хладнокровно считала петли. - Как и твоя репутация.
  
  - Бабушка Липа! - Гай полез в шкаф за чашками. - Связала уже шарф Нерошеньке?
  
  - Не смей называть меня так! - Олимпиада метнула в него спицей. - Только Ваня мог звать меня "тётей Липой" в детстве. И то потому, что ты его научил!
  
  - Он путал "тётю Липу" с "тётушкой Лягушкой", - Гай уселся на подлокотник кресла, открывая термос. Запах донорской крови смешался с ароматом колбасы, которую Цезарь тут же учуял. - А теперь вырос. И летит куда-то...
  
  - В Тунис, - я вздохнул, глядя, как мопс тыкается носом в руки Гая.
  
  Гай налил крови в чашку и швырнул Цезарю кусок колбасы. Тот схватил её и умчался под диван, как будто боялся, что отберут.
  
  - Ладно, - Гай обернулся ко мне. - О чём вы тут? Опять про "судьбу Вани"?
  
  - Он встретит того, кто старше его на два тысячелетия, - повторила Олимпиада, не отрываясь от доски.
  
  - Ну, я на 2000 лет старше, - Гай хмыкнул. - И что? Я ему колыбельные пел.
  
  - Не ты, - она резко дёрнула нить. - Того, кто знает цену времени.
  
  - Охренеть, - Гай закатил глаза. - Это ты, наверное, про Луция? Он до сих пор должен мне за те гладиаторские игры!
  
  #. #. #.
  
  Фото от Вани пришло ровно в полдень - они уже были на пляже. На снимке он стоял у кромки моря, счастливый и мокрый, держа в руках раковину размером с его голову. Костик и Витька по бокам строили рожи. Рядом с ними - рыжий парень лет тридцати пяти, атлетического сложения, с короткой бородкой и добрыми близорукими глазами цвета морской волны. А на горизонте, едва заметная, виднелась лодка с алыми парусами.
  
  Подпись гласила: "Это Луций. Он нас встретил. Знает тут каждую пещеру!"
  
  - Бабушка Липа, а ты была права, - Гай тыкнул пальцем в экран. - Ваня встретил моего племянника. И он таки на 2000 лет старше.
  
  - Как он может ходить под солнцем? - Олимпиада вскочила, роняя клубок. - Я бы отдала два века за этот секрет!
  
  "Нерон хранил много секретов, - подумал я, увеличивая фото. Рыжие волосы Луция горели, как медь. - Но этот... самый желанный для нашей расы".
  
  - Да ладно, - Гай махнул рукой. - Он просто нашёл хороший крем от загара!
  Цезарь громко пукнул, будто соглашаясь.
  
  Я ещё больше увеличил фото. Вокруг лодки виднелись тёмные силуэты.
  - Дельфины, - пробормотал я, больше для себя.
  
  - Дельфины, - подхватил Гай, заглядывая через плечо. - Умные твари. Один как-то украл мой трезубец.
  
  - Ты никогда не владел трезубцем, - Олимпиада встала, поправляя пиджак. - Но если хочешь верить в сказки...
  
  - Сказки - это всё, что у нас есть, - неожиданно серьёзно сказал Гай. - Кроме долгов.
  
  #. #. #.
  Они ушли под вечер, оставив меня наедине с Цезарем и допитым термосом. Мопс спал, прижавшись к резиновой Ктулхе, а я дописывал финальную сцену. Герой опускал пистолет, говоря: "Иногда лучше отпустить".
  Продюсеры ответили мгновенно: "Гениально! Особенно моральный выбор!". Я не стал объяснять, что это Цезарь сел на клавиатуру и стёр половину текста.
  
  А потом я снова посмотрел на фото. Луций улыбался, будто солнце было его союзником. (Боже! А ведь так и есть! Он всегда поклонялся Аполлону - неужели Солнце его захочет обидеть?) И я вдруг понял: море - не враг. Оно просто есть. Оно хранит тайны, которые даже старым вампирам не снились. А Ваня... Ваня больше не тот щенок, что боялся полной луны. Он входит во взрослую жизнь, и никакие двухтысячелетние монстры ему не страшны.
  
  - Ладно, - я потрепал Цезаря за ухом. - Завтра купим новый зонт. С УФ-защитой. На всякий случай.
  Он хрюкнул во сне, и я впервые за ночь улыбнулся. Олимпиада ошибалась. Не страх грыз меня. Страх - это когда не знаешь, что делать. А я знал. Пусть море пишет свои истории. Я буду здесь - с резиновой Ктулхой, глупым мопсом и бесконечным сценарием жизни.
  
  
  **Глава 4,5:
  Интерлюдия: Бог подгузников**
  
  Так или иначе, я всегда ошивался возле императорского престола.
  Я менял пелёнки Нерону. И Коммоду. И даже Гелиогабалу - редкостному засранцу во всех смыслах этого слова. У того, кстати, пелёнки были из шёлка, вышитые золотом, а писал он так, будто Марс проливал дождь на поле битвы. Но Ванька... Ванька превзошёл всех.
  
  *"Счастье длится, только если остаётся неосознанным"*, - говорил я когда-то одному поэту, пока он не сжёг Рим. Ладно! Я знаю, что ничего он не сжигал. Это я вернул для красоты изложения. Так или иначе, что счастье я говорил именно так. Теперь понимаю: счастье - это когда ребёнок спит, а ты не пахнешь мочой.
  
  ---
  
  Ярослав приволок его среди ночи, завернутого в саван, словно крошечную мумию из дешёвого музея. Младенец был голоден и орал так, что летучие мыши в подвале попадали с потолка, а пыль с книжных полок поднялась туманом, будто сам Аид решил напомнить о себе. Липа, конечно, сбежала сразу - "проверить зелья", как будто в её сумке Louis Vuitton не было снадобий от всех болезней, включая идиотизм. А я остался. Потому что этот самый идиотизм мне никто никогда не лечил. А ещё потому что я проиграл спор. Ярик поставил амфору вина IV века против моего серебряного кинжала - и, чёрт возьми, я не ожидал, что он вспомнит, как Цезония жульничала в кости.
  
  - Держи. - Ярослав сунул мне свёрток, от которого пахло болотом Стикса. - Тут всё есть.
  
  Я развернул ткань. Внутри лежали:
  1. Тряпки, напоминающие обрывки моей тоги времён Веспасиана (я узнал узор - их ткали в той же мастерской, где шили плащи для преторианцев).
  2. Склянка с надписью "От колик. Не пить!" (спасибо, Липа, как будто я собирался её *пить*).
  3. Набор бумажных трусов. Так я впервые за 2000 лет узнал, как выглядят подгузники.
  4. Игрушка-оборотень, которая пищала при нажатии. На боку красовалась бирка: "Для развития моторики!".
  - Ты смеёшься? - Я поднял пищащий комок меха. - Это что, тренировка перед полнолунием? Ты хочешь, чтобы он, превратившись в волчонка, гонялся за этой дрянью по кладбищу?
  
  - Просто помоги. - Ярик закатил глаза, поправляя чёрную водолазку. Он до сих пор одевается, будто готовится к похоронам. - Я должен найти молоко.
  
  Он исчез, оставив меня наедине с орущим свёртком. И знаете что? Ванька тут же перестал плакать. Уставился на меня своими сапфировыми глазами (чертовски знакомый цвет - такие же были у моей прабабки Ливии, жены Августа) и... ухмыльнулся. Будто знал, что я последний, кто хотел этим заниматься.
  
  *"Люди умирают - и они несчастливы"*, - твердил я когда-то сенаторам, водя их по Риму на поводках. Теперь я словно на поводке и вожусь с младенцем, который пахнет прокисшей амброзией. Ирония? Нет. Абсурд.
  
  ---
  
  - *Salve*, малыш. - Я склонился над ним, пытаясь вспомнить, как успокаивал Луция в его первые дни. - *Memento mori*. А забудешь, так дядя Гай тебе напомнит.
  
  Он захлопал ресницами и затих. Успех! Но тут Ванька решил показать, на что способен. Фонтан его нежности взмыл вверх, заляпав фреску с Венерой, которую я нарисовал ещё в эпоху Возрождения.
  
  - *Futue te ipsum!* - Я отпрыгнул, как от греческого огня. - Ты что, гидравлическую катапульту проглотил?!
  
  Ванька рассмеялся. Пискляво, мерзко. Я уже хотел вызвать гарпию на помощь, но... заметил, что он перестал орать. Его глаза блестели, будто он знал, что поставил мне мат.
  
  *"Боги не существуют. Я заменю их"*, - провозглашал я когда-то, водружая статую себя в храме Юпитера. Теперь я - бог подгузников и срыгиваний. И знаете что? Это куда сложнее.
  
  ---
  
  - Ладно. - Я вытер лоб краем рубашки (чёрт возьми, XXI век, а плащей нет - как люди вообще выживают?). - Ты выиграл. Но это война, а не битва.
  
  Когда Ярик вернулся с бутылочкой молока ("Без лактозы!", - гордо объявил он, будто это нектар богов), я уже заворачивал Ваньку в третью пелёнку. Идеально, как скульптуру Праксителя.
  
  - Неплохо. - Ярик оценил мою работу, тыча пальцем в аккуратные складки ткани. - Думал, сбежишь.
  
  - Я бежал от гуннов. От персов. От кредиторов. - Я бросил грязную тряпку ему в лицо. - Но этот... - кивнул на Ваньку, который мирно сосал молоко, - он страшнее.
  
  Мы замолчали. Ванька засопел, засыпая у меня на руках. Его крошечная ладонь сжала мой палец - железная хватка, достойная гладиатора.
  
  *"Свобода - это право не лгать"*, - говорил я поэтам, пока они не начали слагать оды моему безумию. Теперь моя свобода - это право не орать, когда младенец писает тебе на сапоги.
  
  ---
  
  - Знаешь. - Ярик сел напротив, его лицо внезапно стало серьёзным. - Иногда я думаю... Может, это мы, бессмертные, и есть самые большие дети?
  
  Я посмотрел на Ваньку. На его морщинистый лоб, на смешные брови, на губы, подёрнутые молочной пеной. Всё это я уже видел: у Нерона, у Коммода, у десятков других. Но впервые за два тысячелетия мне захотелось, чтобы этот комок плоти выжил.
  
  *"Я выбираю луну!"* - кричал я сенату, требуя принести её в жертву. Теперь луна - это Ванькины глаза, и я молюсь, чтобы они никогда не потухли. Однажды он вырастет, и луна выберет его. Эта связь продолжится всю его жизнь.
  
  - Дети не платят налоги. - Я буркнул, передавая ему свёрток. - И не разбивают амфоры с моим лучшим фалернским.
  
  ---
  
  С тех пор прошло шестнадцать лет. Теперь Ванька дерзит, ворует мой кофе ("Дядя Гай, ты же не пьёшь!") и называет "старикашкой". Но когда он смеётся, я всё ещё вижу того младенца, который обнёмсал меня фонтанчиком мочи.
  
  *"Я жив, и это смертельно"*, - шепчу я себе каждое утро, глядя, как он гоняет друзей по кладбищу. Возможно, Камю был прав: абсурд - это единственное оружие против вечности.
  
  И знаете что? Я бы не променял это даже на VIP-ложу в Колизее. Хотя... может, на две ложи. И бочку фалернского.
  
  А Липа до сих пор вяжет ему носки. Говорит, для "защиты от сглаза". Но мы-то знаем - она просто боится признать, что этот волчонок стал ей роднее всех Птолемеев вместе взятых.
  
  *P.S. Если вы думаете, что бессмертие - это власть, вы ошибаетесь. Это вечность смены подгузников. И я, Калигула, это подтверждаю.*
  
  ---
  
  **Глава 5: "Дочь болотного царя"**
  
  Переговоры с продюсером начались как обычно - с абсурда. Дмитрий Волков, человек с голосом, напоминающим скрип несмазанных дверей, тыкал пальцем в экран:
  - Ярослав, сцена в доке - это скучно. Нам нужен символизм! Пусть герой прячется не в ящиках, а среди клеток с экзотическими птицами. Бандиты стреляют, перья летят - зритель заплачет от метафоры хрупкости красоты!
  - Но это же нуар, а не цирковое шоу, - попытался возразить я, глядя, как в чате Zoom мелькают сообщения ассистентов: **"ПОПУГАЙ ДОЛЖЕН КРИЧАТЬ ЦИТАТЫ ИЗ КАМЮ!"**
  - Именно! - Волков хлопнул ладонью по столу. - Зритель любит, когда мозг напрягается. А ещё добавьте слепого рыбака, который вяжет сети и бормочет про экзистенциальный ужас.
  
  Я почувствовал, что экзистенциальный ужас обволакивает меня, и уже открыл рот, чтобы напомнить, что действие происходит в 1950-х, а не в параллельной вселенной, но тут в дверь просунулся чёрный нос Цезаря. Мопс фыркнул, уставившись на экран, будто понимал весь маразм происходящего. Я собирался швырнуть в пса резиновым Ктулхой, но тут вслед за псом в дверь появился Ваня.
  
  Иван стоял, переминаясь с ноги на ногу. Наушники болтались на шее, а в руках он мял учебник по биологии, словно пытался выжать из него ответы на вселенские вопросы.
  
  - Пап... можем поговорить?
  Я взглянул в монитор.
  - Дмитрий, мне нужно... - начал я, но Волков перебил:
  - Я всё понял! Семья важнее. Но к завтрашнему утру хочу новую сцену с попугаем!
  
  Дверь кабинета приоткрылась. Иван замер на пороге, лицо его выражало смесь решимости и паники. За спиной у него маячила Алёна - высокая, с фиолетовыми глазами, которые светились даже в полутьме.
  
  - Пап, можно тебя на минуту? - голос Вани дрожал.
  - Дмитрий, мне нужно... - начал я, но Волков перебил:
  - Я всё понял! Семья важнее. Но к завтрашнему утру хочу новую сцену с попугаем!
  
  Экран погас. Я повернулся к сыну:
  - Я весь внимание. Уроки не сделал? Витька опять подбивает тебя полазать в даркнете?
  - Нет, я... - он сел на край стола, задев клавиатуру и случайно запустив Zoom.
  Чат ожил: *"Гармонист должен играть на расстроенной гармошке! Это символ дисгармонии бытия!"*
  Я послал им первый попавшийся смайлик, снова выключил чат и откинулся в кресле.
  
  - У нас в классе новая девочка. Она очень красивая и...
  
  Сердце (или то, что его имитирует у вампира) ёкнуло. *"Я люблю её"*. *"Я хочу пригласить её на выпускной"*. *"Мы целовались за гаражами"*. *"Она беременна"*. Стандартный набор фраз, от которых у отцов случается вегетативный кризис.
  Но Ваня выдохнул:
  
  - И она странно пахнет.
  
  Я приподнял бровь:
  - Шампунем "Клубника-мята"? Дезодорантом с ароматом северного сияния?
  
  - Нет... - он покраснел, будто признавался в убийстве. - Как будто... лес после дождя. Но не просто лес. А древний. Где деревья помнят динозавров. Как будто её кожа впитала запах сосен, которым пятьсот лет. И глаза... фиолетовые.
  (Охренеть!!!)
  
  - Пап, ты знаешь, кто это?
  
  - Знаю. Но лучше бы не знал.
  
  * * *
  
  Гай ввалился в дом со здоровенным термосом донорской крови (мы так скоро совсем разучимся охотиться!) и пиццей "Четыре сезона", где вместо грибов были трюфели, а вместо ветчины - хамон. Пахла пицца отвратительно, но и Ваня, и Цезарь тут же повели в её сторону носами.
  
  - Эльфийка? - фыркнул Гай, отвинчивая крышку термоса. - Это ж лучше, чем та русалка, что влюбилась в тебя в 1927-м! Помнишь, она требовала, чтобы ты поселился в океанариуме?
  
  - Она была ихтиологом! - огрызнулся я. - И это не смешно.
  
  - А я смеюсь. - Гай отогнал Цезаря, обнюхивавшего коробку. - Эльфы! Ходячие конфетки с ядом. Красивые, но если что - проклянут твой род до седьмого колена. Потом этих колен не соберёшь...
  
  Олимпиада, вязавшая в углу шарф с греческим орнаментом, подняла глаза:
  - В древности эльфов считали духами леса. Они частенько заключали брачные союзы с людьми, чтобы... - она сделала паузу, подбирая слова, - разнообразить генофонд.
  
  - То есть они используют людей как производителей? - Ваня побледнел.
  
  - Нет, - Олимпиада улыбнулась. - Они верят, что смешанная кровь даёт силу. Полуэльфы наследуют магию и долголетие.
  Гай радостно заржал:
  - Что, будущий дедуля? Будут твои внуки вечными, похлеще нас с тобой!
  Я хлопнул ладонью по столу, отчего пицца подпрыгнула:
  - Никаких полуэльфов! Ты ещё школу не закончил! Где твоё сочинение про "Войну и мир"?
  
  - Пап, я просто спросил! - Ваня вскочил, рассыпая куски пиццы. - Она даже не смотрит в мою сторону!
  
  - Скоро посмотрит! - Гай залпом выпил полную чашку. - Эльфы чуют нелюдь за версту. Как Цезарь - жареную курицу.
  
  Цезарь, услышав "курицу", радостно залаял.
  
  * * *
  
  На следующий вечер я пошёл в школу. Под видом "узнать, как там у сына с успеваемостью". Завуч, женщина с лицом, как у совы, вела меня по коридору и вещала о том, "какой Иван способный".
  И тут я увидел её...
  Эльфийка сидела у окна, заплетая волосы в косу, в которой, кажется, запутались лучи света. Фиолетовые глаза, острые уши, прикрытые прекрасными платиновыми волосами, и запах... Да, он был таким, как описал Ваня: древний лес, мох, время...
  Я резко остановился. Завуч проследила за моим взглядом:
  - Алёна... Недавно перевелась к нам в школу... Необычная девочка. Очень одарённая. Хотя... - она понизила голос, - на биологии она как-то заспорила с учителем о симбиозе грибов и деревьев. Утверждала, что их связь магическая.
  
  Я посмотрел "сове" в глаза своим гипнотическим взглядом:
  - Спасибо. Вам пора идти по своим неотложным делам...
  Отделавшись от ненужной свидетельницы, я направился к окну.
  
  - Здравствуйте, - она повернулась ко мне, и я понял, почему Ваня забыл, как дышать. - Вы отец Ивана?
  
  - Да. А вы... - я прикинулся наивным, - увлекаетесь косплеем? Ушки такие... оригинальные.
  
  - Наследственное, - она улыбнулась, показывая маленькие острые клыки. (Да, у эльфов они тоже есть.) - Ваш сын пахнет интересно. Волком и... чем-то древним. А вы пахнете смертью... Вы не вампир, случайно?
  
  **Чёрт**.
  
  - Я... веган! - выпалил я. - Отсюда бледность.
  
  - Веганы не пахнут кровью, - она прищурилась. - Не волнуйтесь. Моя бабушка однажды выходила оборотня. Говорит, они милые.
  
  * * *
  
  Дома Ваня сидел, уткнувшись в планшет. На экране - переписка:
  **"Привет. Это Иван. Ты сегодня забыла учебник... Может, занести?"**
  **"Привет. Это Алёна. Ты спёр мой учебник. Значит, ты приглашаешь меня на кофе)))"**
  
  Гай, читая это через плечо, ржал:
  - Щенок, она тебя как котёнка заворачивает! Эльфы любят, когда их добыча сама идёт в руки.
  
  - Заткнись, - пробурчал Ваня, но уголки губ дрогнули.
  
  Я вздохнул, глядя, как Цезарь грызёт ножку стула. Эльфийка. Полуэльфы. Вечность родительских тревог. Но когда Ваня показал её фото, где она смеялась, держа в руках улитку, я понял - эта война проиграна вчистую.
  
  * * *
  
  Вечером Гай устроил "совет старейшин".
  Олимпиада, достав из сумки очередное вязание, заявила:
  - Эльфы Серебряных Рощ не смешивают кровь с болотной нечистью. Они слишком горды для этого.
  
  - Горды? - Гай достал гитару. - В 54 году до н.э. я видел, как эльфийский князь проиграл в кости собственный плащ. Потом три века ходил голым и твердил, что это "единение с природой".
  
  - Всё ты врёшь, - проворчала Олимпиада, но Гай уже заиграл. Его голос, грубый и насмешливый, заполнил комнату:
  
  *"О, игуанодоны Берниссара!
  Как вас судьба безжалостно бросала,
  И не было на свете вам угла,
  И ваша ниша стала вам не ваша,
  И горечью налита ваша чаша,
  И ноша ваша слишком тяжела!
  О, игуанодоны Берниссара!"*
  
  Цезарь завыл в такт, а я поймал себя на мысли, что напеваю мотив. Гай закончил на драматичной ноте и поклонился невидимой публике:
  
  - Ну как?
  
  - Ужасно, - сказала Олимпиада. - Ты напоминаешь пьяного рок-палеонтолога.
  
  - Я не палеонтолог! Я пьяная окаменелость! - Гай потянулся за вином. - Как же хочется иногда хоть глоточек фалернского... Кстати, ты дописал сцену с попугаем, которую так жаждет Волков? Я насобирал для него цитат из Камю.
  
  Я застонал, вспомнив о продюсере. Волков, несмотря на эльфийскую кровь, вёл себя как типичный киноделец - одержимый абсурдными метафорами и вечными правками.
  
  - Он хочет, чтобы птица кричала: "Бунтуйте!" - пробормотал я.
  
  - А почему бы нет? - Гай подмигнул. - В 41 году я научил ворона кричать: "Калигула - бог!" Потом его съел Клавдий. Эх... Жалел, что не научил говорить "прости".
  
  ***
  
  Когда Ваня и Алёна вернулись, луна уже висела высоко. Она шла чуть позади, её серебристо-зелёное платье сливалось с ночной прохладой. Ваня нёс её шаль - неловко, как подросток, впервые пригласивший девушку на танец.
  
  - Мы гуляли у озера, - сказал он, избегая моего взгляда.
  
  - Оно прекрасно в лунном свете, - добавила Алёна. - Как зеркало, в котором спят древние духи.
  
  Гай фыркнул, но под моим взглядом смолк. Олимпиада протянула Алёне чашку чая:
  
  - Ваш род всё ещё правит в Серебряных Рощах?
  
  - Мы наблюдаем, - ответила Алёна, принимая чашку. - Но не вмешиваемся. В отличие от некоторых.
  
  Её взгляд скользнул по Гаю, который делал вид, что настраивает гитару.
  
  - Однажды я видел, как эльф пытался договориться с драконом, - начал он. - Закончилось тем, что...
  
  - Гай, - я предупредительно поднял руку.
  
  - Ладно, ладно! - он вздохнул. - Тогда дорасскажу лучше про осла!
  
  Олимпиада закатила глаза, но Ваня заинтересовался:
  
  - Про какого осла?
  
  - В 38 году я назначил осла сенатором, - Гай выпрямился, наслаждаясь вниманием. - Не смейтесь! Он был мудрее половины этих болванов. Когда его спросили, как спасти Рим, он заржал: "И-а!". И знаете, это был лучший совет!
  
  Алёна рассмеялась - звонко, как ручей, бегущий по камням. Даже Олимпиада улыбнулась.
  
  - А ещё он любил инжир, - добавил Гай. - На заседаниях жевал его прямо с трибуны. Сенаторы злились, но боялись возражать - вдруг это новая метафора?
  
  ***
  
  Позже, когда Алёна ушла, а Ваня закрылся в комнате, я застал Гая на крыльце. Он курил трубку, глядя на звёзды.
  
  - Волков - её отец, - сказал я. - Чистокровный эльф. И продюсер.
  
  - Знаю, - Гай выпустил дым кольцами. - В 90-х он снимал фильм про лепреконов. Говорил, это аллегория экономического кризиса.
  
  - И что?
  
  - Лепреконы забирали у всех деньги и выдавали ваучеры... Фильм провалился. - Гай усмехнулся. - А вдруг он захочет снять нуар про нас?
  
  Я поморщился. Мысль о том, что наша жизнь станет сюжетом для его абсурдных метафор, вызывала тошноту.
  
  - Алёна не позволит, - сказал Гай неожиданно серьёзно. - Эльфы ненавидят публичность. Если Волков и правда её отец, он сменит планы.
  
  - Или использует нас как "символ вечного конфликта", - пробормотал я.
  
  Гай хмыкнул и затянул новый куплет:
  "В эпоху электричества и пара
  убогой техники рабы, а не творцы,
  мы - не борцы. Мы отдадим концы,
  в чаду авторитарного угара -
  как игуанодоны Берниссара,
  которых затолкали подлецы!
  Как игуанадоны Берниссара
  Которых растерзали подлецы!"
  ***
  
  На следующее утро, пока я ещё не лёг, Волков прислал новый сценарий. Вместо попугая в нём фигурировала слепая сова, которая цитировала Сартра. Я удалил письмо, глядя, как Ваня и Алёна идут в школу. Её платье колыхалось на ветру, словно сотканное из тумана, а Ваня нёс её сумку, стараясь шагать в такт.
  
  - Переживаешь? - Олимпиада положила руку на моё плечо.
  
  - Они эльфы. Мы - нет.
  
  - Любовь сильнее крови, - она протянула мне носки с вышитой надписью " Смирись, отец" - Носи. Это защита от глупых решений.
  
  Гай, проходя мимо, схватил один носок и натянул на гитару:
  
  - Отличный резонатор! Теперь мои баллады будут ещё громче!
  
  Я вздохнул. Что бы ни готовила судьба, с такими союзниками нам было не ничего не страшно. Даже эльфийская метафора.
  
  
  **Глава 6: "Игуанодоны Берниссара"**
  
  Я стоял у колонны, потягивая кровь из фляжки, и наблюдал, как мой любимый щенок в чёрном смокинге, с галстуком, который я при покупке обозвал "удавкой для пингвина", кружит в танце с Алёной. Её платье, сотканное из лунного шёлка, переливалось сиреневым, будто впитало закаты Средиземноморья.
  - Гляди, Ярик, - ткнул я друга в бок, - Иван танцует, как будто пытается не раздавить хрустальный шар. А эльфийка-то! Смотрит на него, будто он последний кусок амброзии в Аиде.
  Ярослав молчал, но в уголках его глаз заплясали искорки. В толпе мелькали обычные смертные: подвыпивший Костик в смятой рубашке, Витька, краснеющий под гневным шёпотом матери ("Ты что, нарочно надел носки в крапинку?!"), и учительница литературы, пытавшаяся спрятать фляжку в букете. Учитель физкультуры незаметно для других (как он думал) гладил математичку по попе. Та стояла красная, но довольная. Завуч, похожая на Сову из мульта про Винни-Пуха, пыталась прожечь их взглядом из другого конца зала.
  - Сейчас они полыхнут... - пробормотал я.
  
  А потом мой взгляд поймал Костика. Бедолага, зелёный, как болотная тина, уже второй раз шмыгнул к кустам во дворе. Из кустов раздалось хорошо знакомое "буэ-э-э". Я видел, как Ярослав подошёл, сунул руку в кусты и вытащил Костика, как цапля рыбку. Потом положил ладонь ему на лоб и прошептал что-то вроде: "Ты трезв, как стёклышко, и ненавидишь алкоголь всеми фибрами души". Костик выпрямился, потрогал живот и... заорал: "Где моя минералка?!"
  
  Иван и Алёна кружились под "Оду к Элизе", превращённую диджеем в электронную мелодию. Её волосы пахли можжевельником, а его ладони дрожали, будто держали не талию, а древний артефакт.
  - Ты... как будто светишься, - пробормотал Иван.
  - Это люминесцентный лак для волос, - засмеялась Алёна. - Папа настаивал, чтобы я "соответствовала эстетике".
  "Слишком много романтики - как бы и меня не стошнило... Ну хоть гипноз работает", - усмехнулся я, ловя взгляд Волкова. Эльф-продюсер шагал к нам, его бархатный фиолетовый пиджак с драконами шелестел, словно крылья летучей мыши.
  
  ---
  - Наши дети - живая метафора, - начал Волков, сверкая аметистовыми глазами. - Оборотень и эльфийка... Это же диалог света и тьмы!
  
  Ярослав молчал, но я видел, как его пальцы сжались - он всё ещё боялся, что Ваню утянут в эльфийские сказки.
  
  - Метафоры - это как клещи, - вставил я. - Впиваются незаметно, а потом хрен вытащишь.
  
  Волков нахмурился, а я продолжил, наслаждаясь моментом:
  - В 39 году меня укусила такая тварь в германских лесах. Температура, бред, кожа желтеет, как папирус. Олимпиада, моя милая подруга, сидела у постели и читала мне лекции о "бренности бытия". Потом плюнула и влила в меня свою кровь со словами: "Будешь вечно болтать глупости - это твоё проклятие!"
  
  - И это... сработало? - Волков выглядел так, будто слушал сценарий для своего нового фильма.
  
  - В ответ я прошептал ей, что смерть - это просто плохой день, но вскоре ожил и тут же спросил, не хочет ли она стать моей женой. Она швырнула в меня амфорой.
  
  Ярослав фыркнул, а Волков записал что-то в блокнот. Видимо, решил, что это "символ борьбы эго и судьбы".
  
  - А вскоре после этого, в 41 году... - я продолжил, глядя, как Алёна поправляет Ване галстук. - Меня прирезали за углом Форума. Тридцать три удара кинжалом. Я смеялся, пока раны не затянулись. Заговорщики умерли от страха - их лица я до сих пор помню. Кассий Херея, главный затейник, орал: "Он нечеловек!"
  
  - Помню историю, которую мне рассказал один актёр, - вмешался Ярик. - В одном московском театре готовили к постановке "Калигулу" Камю. Текст пьесы завлитша быстро разбила по ролям и распечатала. Актёр, игравший заглавную роль, с изумлением прочитал в своей распечатке следующий момент:
  КАЛИГУЛА (херея): Да подойди же ты сюда и отвечай!!
  Все последующие репетиции начинались именно с этой фразы:
  Калигула (херея): ...
  Я громко и неприлично заржал. Учительница литературы вздрогнула и выронила флягу.
  
  - Получается, вы... стали вампиром из-за клеща? - Волков переспросил, будто не верил, что история может быть проще его сценариев.
  
  - Нет. Липа сделала меня вампиром, чтобы я не доставал её любимого сыночка в загробном мире. А клещ... это просто штрих к портрету. Впрочем, мне пора. Разрешите мне откланяться.
  
  Я изящно развернулся и направился к выходу, по пути подняв флягу и вручив её разулыбавшейся педагогине.
  
  Когда я садился на "Харлей", я подумал, что единственный способ по-настоящему понять смысл жизни - это противостоять возможности смерти. Я противостою этой возможности более двух тысяч лет и дальше буду! Камю мне как-то сказал: "Абсурд рождается из столкновения между человеческим призывом и безответным неразумием мира". Я тогда ещё подумал: "Мой мир мне всегда отвечал. Иногда ножом в спину".
  
  ---
  Дом Ярослава пах кожей, пылью и вечностью. Цезарь храпел на диване, обняв резинового тираннозавра. Я развалился в кресле, глядя на трещину в потолке, напоминавшую контур Пангеи.
  Почему я приехал сюда, а не домой? Сложно сказать... К тому же - это тоже мой дом. Ярослав неоднократно предлагал мне переселиться. Но я всё выкобениваюсь...
  Посижу тут, поиграю... дождусь их с выпускного...
  Достал гитару.
  Как там бишь?..
  
  "Среда важна для всех, младых и старых. Как часто не хватает нам её!
  Поймёт ли юный завсегдатай бара
  за что боролись бравые гусары?
  Кто лирой нефальшивой воспоёт
  смерть игуанодонов Берниссара?"
  
  Эх... юный завсегдатай бара уже отца своего не понимает. Куда там до гусаров?
  
  "У нас теперь уютные пещеры,
  где газ на кухне и вода течёт.
  Не то, что гаду мезозойской эры -
  то солнце жарит, то метель сечёт..."
  
  Год назад Луций прислал своё новое стихотворение, и оно, несмотря на совершенно необычное содержание, меня чем-то зацепило. Я написал на него рок-балладу.
  
  "В эпоху электричества и пара
  убогой техники рабы, а не творцы,
  мы - не борцы. Мы отдадим концы,
  в чаду авторитарного угара -
  как игуанодоны Берниссара,
  которых затолкали подлецы!
  
  Как игуанадоны Берниссара
  Которых растерзали подлецы!" - завопил я что есть мочи. Цезарь проснулся и завыл.
  
  Я покопался в карманах и достал монету с профилем Нерона. Презрительно оттопырив губу, на меня смотрел мордатый, незнакомый бородач. Как же хреново римляне передавали внешность...
  В памяти всплыл Рим, 68 год. Луций Домиций, истекая кровью на полу виллы, бормотал:
  - *Qualis artifex pereo...* ("Какой великий артист погибает...")
  На моих глазах уходил в небытие мой последний кровный родственник...
  - Жить хочешь? - я склонился над ним, обнажая клыки. - Будешь моим должником.
  - *Да...* - едва слышно прошептал Нерон, и я впился зубами ему в шею... Когда появилась Акте, Луций уже сидел и улыбался, а Спор перевязывал руку - первая трапеза племянника...
  
  Теперь тот разъезжает по Тунису на золотистом Cadillac Fleetwood Brougham выпуска 1974 года, коллекционирует прижизненные издания Байрона и строит виллу с бассейном в самом центре Карфагена. Ну и продолжает писать стихи всякий раз, когда у него случается перерыв между съёмками.
  "Семья - это совсем не то, когда ты готов убить за них... - подумал я. - Семья - это когда ты готов слушать их стихи".
  Я снова запел:
  
  "Суд эволюции страшнее инквизиции.
  При вашей тонкости организации
  вас уничтожить - много ли труда? Мелькнувшей Искрой,
  тОнкой ниткой бИсера,
  о, игуанодоны Берниссара,
  вы в вечности исчезли без следа..."
  
  Я бренчал струнами, представляя, как Нерон танцует под этот ритм на своей вилле. *"Мы - те же игуанодоны, - подумал я. - Просто нам повезло застрять в янтаре времени"*.
  Я напишу рок-альбом. Эээ... например, рок-альбом "Плачь, мезозой!" Как-то так...
  Достал блокнот, испещрённый рисунками, и начал писать:
  "Трек-лист:
  1. *"Блюз брахиозавра"* - про шею длиннее, чем очередь в римские бани.
  2. *"Тираннозавр-налоговик"* - рэп про аудиторские проверки юрского периода.
  3. *"Игуанодоны Берниссара"* - это уже готово.
  4. *"Баллада о мозазаврах". С цитатой Камю об абсурде.
  - Вот она, моя жизнь! - сообщил я Цезарю, представляя, как Волков танцует под гитарный риф. Подумал минуту и отправил тому mp3 с "Игуанодонами".
  
  ---
  Машина Ярослава появилась часа через три. Я успел сочинить новую балладу.
  Пошёл дождь. Замечательный летний дождь. В доме стало тепло и уютно.
  
  Волков прислал сообщение: **"ВАША БАЛЛАДА - ЭТО БОМБА! НУЖЕН РОК-ТУР!!!"**. Я выключил телефон.
  
  - Ты плачешь? - Тихо подошедший Ярослав протянул бокал с кровью.
  
  - Нет, это пыль из Помпей. Она вечно лезет в глаза, - я глянул в окно, где Иван и Алёна целовались под дождём. - Мы, старики, как музейные экспонаты. Только нас не за стеклом держат.
  - Тебе же вечно двадцать восемь...
  Он усмехнулся, а я затянул новую балладу:
  
  "И нет мозазаврам спасенья в конце Мезозоя.
  Умрут на закате Триаса. Их море зароет.
  
  Шипы их скелетов, наросты, рогатые звёзды,
  признают потомки уродством - убогие звери!
  А новые мерзкие твари
  на яростной тризне
  сожрут всё, что было так важно в живом организме...
  И тысячи фораминифер, прозрачных и тонких,
  укроют под сводами рифов костей их останки.
  Да сбудется всё по писанью: всё тленно земное!
  И нет мозазаврам спасенья в конце Мезозоя".
  
  *P.S.* Олимпиада позвонила утром: "Перестань писать про динозавров. Ты не палеонтолог". Я ответил: "А ты не Сивилла, но всё равно гадаешь". Она бросила трубку. Кажется, я всё ещё её любимый грех.
  
  
  **Глава 6,5: Интерлюдия "Морской волк"**
  
  Иван разложил на столе брошюры с университетскими программами. На обложке одной из них красовался силуэт подводного аппарата, освещённого прожекторами в морской пучине.
  - Океанограф, - пробормотал он, водя пальцем по фотографии ската. - Хочу изучать глубины. Там, где даже лунный свет не достаёт.
  
  Гай, полулёжа на диване, допивал вторую флягу "гладиаторской крови", как он её называл. Где и как он выкачивал кровь из бойцов муай-тай, для меня оставалось загадкой.
  - В семье появится морской волк! - фыркнул он, швырнув в Ване пустую флягу. - Только смотри, не превратишься в акулу посреди экспедиции. Учёные сдохнут от восторга.
  
  Я стоял у окна, вглядываясь в летнюю ночь. От слов Гая рука произвольно сжалась в кулак. Моя тень на стене дрогнула, будто вспомнила, как двести лет назад тонула в чёрных водах Вислы.
  - Полнолуние в океане... Волны, штормы... А если тебя унесёт, и ты превратишься посреди команды?
  
  - Пап, я же не щенок, - Ваня закатил глаза. - Контролирую себя. И... эээ... можно брать отпуск "по здоровью" в критические дни.
  
  Гай громко заржал, чуть не поперхнувшись кровью:
  - Представляю: "Уважаемый капитан, у меня сегодня полнолуние. Отпустите за борт поплавать?"
  
  - Не смешно, - буркнул я, но уголки губ предательски дрогнули.
  
  - Ладно, старик, - Гай поднялся, потягиваясь. - Есть вариант. Отправь щенка в Тунис. Пусть учится там, у тёплого моря, а заодно присматривает за моим племянником. Ну или племянник присмотрит за ним. Луций там виллу построил с подводной лабораторией. Говорит, ищет затонувшие триремы с сокровищами Ганнибала.
  
  - Племянник? - Я нахмурился. - Тот, который "какой артист погибает"?
  
  - Он теперь "какой археолог выживает", - Гай достал телефон, листая и показывая фото: Нерон в солнцезащитных очках и гавайской рубашке позировал на фоне яхты. - У него даже батискаф есть. Назвал "Золотой осёл". В честь Апулея, понимаешь ли.
  
  Иван загорелся:
  - Подводная археология? Это же круто!
  
  - Круто, - проворчал я. - Пока он не устроил под водой гладиаторские бои с кальмарами.
  
  - Не волнуйся, - Гай похлопал меня по плечу. - Луций теперь тише воды. Да и вообще: это всё придумал Тацит в 113-м году. Чёрный пиар, как это нынче называют... Не было никаких гладиаторов, да и всего остального. Просто хотел человек стихи писать, в театре играть и на колесницах гонять. Но... Низяяяя! За то и пострадал. Да и... - он понизил голос, - если что, я всегда рядом.
  
  - Ты? В Тунисе? - Я приподнял бровь.
  
  - У меня там вилла. Ну, точнее, дворец. Ещё точнее - руины дворца. Но с Wi-Fi и склепом.
  
  ***
  
  На следующий день Алёна сидела на крыльце, запуская в небо светлячков, заплетённых в косы.
  - Карфаген... - протянула она, глядя, как насекомые мерцают в такт её голосу. - Папа говорит, там до сих пор бродят призраки пунийцев.
  
  - Буду искать их вместо русалок, - Иван обнял её, чувствуя, как её волосы пахнут морем и миндалём.
  
  - Только осторожнее с превращениями, - она ткнула ему в грудь пальцем. - Если превратишься в волкá под водой, я тебя спасать не буду.
  
  - Обещаю, - он засмеялся. - Буду нырять только в человечьей шкуре.
  
  ***
  
  Через неделю Гай вручил Ване билет на самолёт и набор для выживания:
  - Тут компас, нож, упаковка "Чупа-Чупсов" и подарок Нерону. Такой крови у них в Африке и близко не бывает!
  
  - Ты же говорил, он теперь спокойный, - Ваня покосился на нож с гравировкой *"Смерть кальмарам"*.
  
  - Спокойный, - кивнул Гай. - Но если начнёт читать стихи - беги. Или затыкай уши печеньем.
  
  Я с трудом подавил желание расхохотаться и положил сыну в рюкзак амулет из осинового дерева.
  - От серебряных пуль не спасёт, но от глупости... Может, поможет.
  - Зачем ты постоянно хаешь его стихи? - Иван повернулся к Гаю. - Ведь сам же на них баллады пишешь.
  - Чтоб у Луция не случился рецидив звёздной болезни. Прошлый раз она ему боком вышла.
  
  ---
  
  Я наблюдал, как Ваня упаковывает рюкзак, запихивая между учебниками по океанографии серебряный амулет. Его глаза горели азартом - тот самый огонь, что когда-то заставлял меня нырять в ледяные реки за утопленниками. Но сейчас я видел в них не только восторг. Видел страх. Мой страх.
  
  - Ты уверен, что готов? - спросил я, поправляя воротник его рубашки. - Океан... это не кладбище. Там не спрячешься в склеп, если что-то пойдёт не так.
  
  - Пап, я не из фарфора, - он фыркнул, но тут же смягчился. - И Луций же справляется. Он вообще ещё и под солнцем ходит! Почему бы и мне не относиться к морю как к дружественной стихии?
  
  - Потому что Нерон - аномалия, - резко оборвал я, почувствовав, как древний страх сжал горло. - Он везде как дома - и в море, и на солнце! И даже Гай не знает, как это работает.
  
  Дверь распахнулась, впустив Гая с пакетом круассанов и бутылкой "Колы Марабу" - новомодного напитка среди молодёжи.
  - Слышал, старина, ты тут теорию заговора строишь? - он швырнул в меня круассан. - Нерон просто удачно загорает, вот и всё.
  
  - Загорает? - я прищурился. - Ты же сам говорил, что его превратил. Значит, он вампир. Но вампиры не выносят солнца. Объясни.
  (Цезарь немедленно утащил круассан.)
  
  Гай замер, будто наткнулся на невидимую стену. Его вечная ухмылка сползла, обнажив ту самую древнюю усталость, что прячется за шутками о динозаврах.
  
  - Это... семейный секрет, - пробормотал он, отворачиваясь к окну. - Липа помогла.
  
  - Липа? - я почувствовал, как Ваня замер за моей спиной. - Ты же говорил, что она сделала тебя вампиром после укуса клеща.
  
  - Клещ был только началом, - Гай вздохнул, разминая пальцами круассан. - Когда я превратил Луция... это был 68 год. Он истекал кровью, а я... - он замолчал, глядя на свои руки, будто они до сих пор были в крови племянника. - Олимпиада дала мне эликсир. Сказала, что это "подарок от богини Нейт". Смесь крови феникса, пепла дракона и ещё какой-то египетской чертовщины. Я влил его Луцию вместе со своей кровью.
  
  В комнате повисла тишина. Даже Цезарь перестал жевать круассан.
  
  - И это... позволило ему ходить под солнцем? - спросил Ваня, широко раскрыв глаза.
  
  - Не только, - Гай обернулся, и в его зелёных глазах вспыхнули искры старой магии. - Он не просто вампир. Он... мутант. Его тело не отторгает солнечный свет, потому что эликсир переписал саму суть превращения. Но цена... - он нервно сглотнул. - Каждый раз, когда он выходит на солнце, он теряет часть памяти. Крошечные кусочки. Запах материнских духов... имя первой любви...
  
  - Почему ты никогда не говорил об этом? - я шагнул к нему, сжимая кулаки. - Вечно распинался, что не знаешь, в чём загадка Нерона. Ты мог...
  
  - Потому что это был случайный эксперимент! - рявкнул Гай, и комната дрогнула от силы его голоса. - Я не знал, сработает ли. Просто надеялся, что всё получится. Он был почти мёртв. Меч торчал из груди. Я боялся, что одной моей крови будет недостаточно!! И если бы ты был на моём месте... - он вдруг смолк, уставившись в пол. - Ты бы тоже попробовал спасти своего ребёнка.
  
  Ваня медленно подошёл к окну, где за шторами прятались первые лучи рассвета.
  
  - Интересно, если я приму этот эликсир... Я перестану превращаться в полнолуние?
  
  - Нет! - мы крикнули с Гаем в унисон.
  
  - Это не для тебя, щенок, - Гай схватил его за плечо. - Этот эликсир отменяет только смертельную аллергию на солнце. Олимпиада создала тот эликсир на остатках древней магии. Сейчас её не восстановить. Да и... - он горько усмехнулся, - ты хочешь забыть, как пахнет дом? Как смеётся Алёна?
  
  Иван побледнел, словно впервые осознав цену "нормальности".
  
  - Тогда почему Нерон согласился? - прошептал он.
  
  - Потому что он умирал и понятия не имел, чем напичкал его любимый дядюшка, - в дверях появилась Олимпиада, её голос звенел, как лезвие. - Сам того не понимая, Нерон предпочёл вечную жизнь с пустотой в сердце, чем встретить свой конец как человек.
  
  Гай вздрогнул, но не стал спорить.
  
  - Ты не жалеешь... - я посмотрел на Гая. - Что спас его такой ценой?
  
  - Я был его дядей, - он повернулся к окну, пряча лицо в тени. - А не богом.
  - Хорошо, что ты не бог, - прошептал я. - Ибо боги злы...
  
  ***
  
  Позже, когда Ваня ушёл досыпать перед вылетом, мы сидели с Олимпиадой в склепе, пережидая день. Спать совершенно не хотелось. Она перебирала амулеты в своей сумке, словно ища ответы среди костей и сушёных трав. Гай улёгся на диване в гостиной.
  
  - Эликсир Нейт... - я разглядывал старинный свиток с иероглифами, который она принесла. - Ты действительно веришь, что это дар богини?
  
  - Это был коктейль отчаяния... Я так надеялась воскресить сына... - она хмыкнула. - Кровь феникса - на самом деле кровь огненной саламандры. Пепел дракона - прах сожжённой библиотеки Александрии. Но... - её пальцы дрогнули на амулете в форме глаза, - это сработало. Ценой, которую Нерон даже не понимает.
  
  - А Гай? - я спросил тише. - Он ведь тоже...
  
  - Он боится солнца, как и ты, - она резко захлопнула сумку. - Но его проклятие иное. Он обречён помнить всё. Каждый миг. Каждый день. Каждый век.
  - Ты давала ему эликсир?
  - Я отпаивала его им, пока он метался в бреду. Он не вылечил его, так же, как и Александра... - она вздохнула. - Но сделал сильнейшим вампиром в истории. Гай и Луций обладают мощью почти божественной, но оба об этом даже не догадываются...
  
  Наверху заиграла гитара. Гай пел свою новую балладу - о море, что стирает память, но не боль. Я понял, что никогда не спрошу его, почему он спас Нерона. Некоторые ответы тонут глубже, чем затонувшие триремы.
  
  ***
  
  В аэропорту Хамамета Луций приветствовал Ваню стихами про русалок. Когда тот спросил, не боится ли он забыть себя, Луций усмехнулся: "Забывать - это и есть свобода, малыш. Ты когда-нибудь видел, чтобы море цеплялось за свои волны?" Ваня не понял. Но, может, это и к лучшему.
  
  **Глава 7: "Тайны Танит"**
  
  Самолёт приземлился в аэропорт Де Тунис-Картаж глубокой ночью, когда пустыня дышала прохладой, а небо было усыпано звёздами, будто кто-то рассыпал сахар по чёрному бархату. Алёна и я вышли на лётное поле, где запах жасмина смешивался с ароматом горячего песка. Вскоре мы уже обнимались с Ваней, встречавшим нас в здании аэровокзала. Гай, в чёрных очках и футболке с похабными надписями, уже торговался с таксистом, тыча пальцем в потрёпанный "Мерседес" 80-х:
  - *Monsieur, cinquante dinars, pas plus!* Или я тебе расскажу, как твой дед продавал верблюдов римлянам!
  Таксист, щурясь на его очки, плюнул в пыль и махнул рукой:
  - *D'accord, mais silence! Les flics dorment pas ici...*
  
  Машина рванула по дороге, петляющей меж дюн, словно змея. За окнами мелькали силуэты финиковых пальм, выгибающихся под тяжестью плодов, и аккуратные белые домики с голубыми ставнями, сквозь которые пробивался казавшийся тусклым свет. Где-то вдалеке, на краю горизонта, маячили огни рыбацких лодок - жёлтые точки, пляшущие на воде. Вскоре домики сменились садами и роскошными виллами Карфагена.
  
  - *Regardez!* - таксист ткнул в стекло, где в лунном свете белели развалины римских терм. - *C'est Romain! Deux mille ans!*
  - Ага, - Гай высунулся в окно, доставая флягу с кровью. - Я там с друзьями в своё время вино пил. Вон та арка - идеальное эхо для песен!
  
  Алёна, сидевшая между Иваном и Ярославом, потянула из сумки пакет с гранатовым соком:
  - Папа говорил, в пустыне лучше пить это. Восстанавливает силы.
  Гай фыркнул, откручивая крышку фляги:
  - А мне моё восстановит душу. Надо бы добыть кровь страуса, между прочим. Местный деликатес.
  - Хотел бы я увидеть, как ты гоняешься за страусами! - гыгыкнул Ваня.
  
  Я молчал, впитывая пейзаж. Пустыня ночью казалась иной - не враждебной печью, а загадочной спящей красавицей. Песок переливался серебром, как кожа древнего дракона, а ветер шептал на языке, который не менялся тысячелетиями.
  
  ***
  
  Вилла Нерона возникла внезапно - огромная, высеченная из медового мрамора, который добывали здесь ещё карфагеняне. Колонны, украшенные резьбой с морскими чудовищами, блестели под луной, а за воротами журчал фонтан, окружённый кактусами-великанами.
  
  - *Salvete, старые вурдалаки!* - навстречу выбежал Луций в шёлковом халате с вышитыми осьминогами. - Дядюшка, ты как живой! Ну, почти.
  
  Внутри виллы пахло солью, карри и ладаном. Стены украшали мозаики с триумфами Нептуна, а вместо люстр висели сети с ракушками. Цезарь, Ванин мопс, которого он привёз с собою ещё год назад, встретил гостей, виляя баранкой своего хвоста. Его короткая шерсть была заляпана синим - видимо, после недавней встречи с банкой краски для рыбацких лодок.
  
  - Он теперь наш талисман, - Луций потрепал пса по загривку. - Рыбаки говорят, синий цвет отпугивает злых духов. Хотя сам он больше похож на толстого призрака.
  
  ***
  
  Часом позже, сидя у бассейна, Иван рассказывал о находках: затонувшие триремы, амфоры с вином, которое Гаю следовало бы попробовать ("Оно ещё старше тебя!"), и странные артефакты - бронзовые диски с рунами, которые светились в лунные ночи.
  
  - Вчера нашли ящик, - он щёлкнул фото на планшете. - Серебряные слитки... но с отметинами. Как будто их кусали.
  Гай, потягивая "коктейль" из фляги, закашлялся:
  - Вампиры-пираты? Наконец-то достойные конкуренты!
  
  Алёна, сидевшая на шезлонге, потягивая гранатовый сок, вдруг нахмурилась:
  - Папа говорил, в этих водах... исчезают люди. Рыбаки. Туристы.
  - И что? - я почувствовал, как по спине пробежал холодок, не связанный с ночным бризом.
  - Говорят, их забирает *Морской Волк*, - Луций сделал паузу, драматично закатив глаза. - Местный фольклор. Типа, оборотень, который топит корабли в полнолуние.
  - Тогда уж - "Морской дьявол", - хмыкнул я. - Вот где, оказывается, Ихтиандр доживает свой век.
  
  Иван засмеялся, но слишком громко - я знал этот смех. Так он смеялся в тринадцать, когда разбил вазу Олимпиады.
  - Чушь. Мы тут каждый месяц ныряем - никого не видели.
  - Кроме того грузина на яхте, который путал акул с дельфинами, - добавил Луций. - Напившись, он так им красиво пел вечерами...
  
  Гай вдруг встал, подошёл к краю бассейна и плюхнулся в воду в одежде. Всплыл, отряхиваясь:
  - Значит, завтра ныряем! Я покажу вам, как искать сокровища. В 79 году я так нырял за сокровищами Помпей... пока Везувий не спутал все карты.
  
  Следующей ночью "Золотой осёл" - яхта Луция с головой ослика на носу - покачивался на волнах в миле от берега.
  
  Иван, проверяя баллоны, вдруг замер:
  - Пап... Ты как?
  Я стоял под тентом, в одних плавках. Совершенно непривычное для меня ощущение.
  
  - Лучше, чем Гаю в его облачении. Выглядит, как помесь Венома и Бэтмена.
  
  Гай, облачённый в гидрокостюм с нашивкой "I❤ Carthage", раздавал снаряжение:
  - Щенок, вот тебе подводный фонарь. Ярослав, держи гарпун - мало ли, встретишь русалку-людоеда.
  - Русалки не едят людей, - проворчала Алёна, закручивая волосы в пучок. - Они их... очаровывают.
  
  Иван, проверяя регулятор, вдруг замер. Глаза его сузились, ноздри дрогнули - вервольфье чутьё уловило что-то.
  - Тут... не только мы.
  - Рыбы, - фыркнул Гай, но рука его потянулась к ножу за поясом.
  
  Погружение началось в кромешной тьме, которую разрезали лишь лучи фонарей. На дне, среди обломков римского судна, лежали амфоры, опутанные водорослями, словно зелёными щупальцами. Иван поднял одну - из горлышка выскользнул угорь, мелькнув серебристым боком.
  
  Внезапно вода содрогнулась. Из темноты вынырнула тень - огромная, с перепончатыми лапами и горящими жёлтыми глазами. Морской Волк. Настоящий.
  
  - ВАНЯ! НАЗАД! - Я попытался закричать под водой, рванул вперёд, но чудовище было быстрее.
  
  Огромная лапа ударила Ивана по груди, отбросив к скале. Фонарь выскользнул из руки, осветив на миг острые клыки и чешую, покрытую ракушками. Алёна вскинула руку - её амулет вспыхнул фиолетовым, и вода вокруг чудища забурлила, словно вскипев.
  
  Гай, выхватив нож, вонзил его в бок твари. Из раны хлынула чёрная кровь, смешавшись с водой. Морской Волк взревел, ударом хвоста сбив Гая на дно.
  
  - Держи! - Луций ткнул мне в руки сеть, сплетённую из серебряных нитей.
  Сам не могу понять, каким образом я смог извернуться и накинуть её на чудовище, и там, где сеть коснулась этой твари, она зашипела, словно раскалённое железо. Это было слышно даже под водой. Морской Волк взвыл и рванул к поверхности, увлекая за собой меня, в растерянности всё ещё сжимающего конец сети в руке.
  
  Вода взорвалась пеной, когда мы вырвались на поверхность. Морской Волк, запутавшийся в серебряной сети, бился как бешеный кит, а Алёна, вынырнувшая следом, висела у него на спине, вцепившись в амулет. Его фиолетовое свечение прожигало чешую, оставляя дымящиеся раны.
  
  - Держись! - заорал я, но голос потонул в рёве твари.
  
  Иван вынырнул рядом, его глаза уже светились волчьим сапфиром. Когти порвали гидрокостюм, но он сжал зубы, сдерживая превращение - мышцы на руках ходили ходунами, будто под кожей бились две сущности.
  
  - Пап... сеть... - он хрипло выдохнул, хватая край серебряных нитей.
  
  Мы навалились вдвоём, пытаясь прижать чудовище к яхте. Серебро жгло ладони, но боль была ничто по сравнению с мыслью, что эта тварь может утащить Алёну в пучину.
  Чудовище полезло вверх, на яхту, таща нас с Алёной следом. Вскоре оно перевалилось через борт. Я почувствовал под ногами палубу.
  
  - Эй, морской пёс! - Гай выскочил из-за рубки с гарпуном в руках. - Попробуй мой фирменный коктейль!
  
  Гарпун вонзился в бок твари, и та завизжала - звук, похожий на скрежет ржавых якорей. Чёрная кровь брызнула на палубу, оставляя дымящиеся пятна.
  
  - Отойди! - Алёна вдруг вскочила, её голос звенел, как разбитый хрусталь. - Она зовёт... Танит зовёт!
  
  Морской Волк замер, будто услышав пароль. Его жёлтые глаза помутнели, чешуя начала осыпаться, обнажая под ней... человеческую кожу. Старик, худой как скелет, с татуировками в виде волн на лице.
  
  - *Вы... разбудили Её...* - прохрипел он, падая на колени. - *Печати сломаны... Теперь Оно выйдет...*
  
  Луций, вытирая кровь с подбородка, взобрался на борт, швырнув к нашим ногам серебряный слиток с пунийскими письменами:
  - Всё, что нашли на дне - не серебро. Это зубы. Зубы *Её* стражи.
  
  Иван поднял слиток, и тот вспыхнул синим пламенем. Он застонал, схватившись за голову:
  - Голоса... Они кричат...
  
  Я выхватил слиток из его рук. Металл обжёг пальцы, но боль была сладким отвлечением - хоть что-то реальное, осязаемое, а не этот кошмар.
  
  - Что за "Оно"? - я тряс старика за плечи, но он уже захлёбывался чёрной жижей, вытекающей изо рта.
  
  - Древнее... до богов... - успел прошептать он, прежде чем тело рассыпалось в прах.
  
  Тишина. Только волны бились о борт, да Цезарь скулил в рубке, раздирая когтями дверь. Алёна опустилась на колени, её амулет потух.
  
  - Надо плыть, - сказал Гай неожиданно тихо. - Туда, где нашли слитки.
  
  - Ты с ума сошёл? - я заслонил Ваню, будто монстр мог выскочить из ночи. - Он едва сдерживается!
  
  - Именно поэтому! - Гай ткнул пальцем в слиток у меня в руке. - Это не ловушка, Яр. Это *ключ*. И он выбрал Ивана.
  
  Ваня поднял голову. Глаза его снова были человеческими.
  
  - Они... просят помощи, - прошептал он. - Как я тогда... на кладбище.
  
  Сердце упало куда-то в бездну. Я вспомнил ту ночь: свёрток на церковных ступенях, писк, который оказался не крысой... Судьба, которую я не смог отменить.
  
  - Ладно, - я сжал слиток, стирая кровь с ладони о борт. - Но если хоть один волосок...
  
  - С него не упадёт, - Алёна встала, поправляя амулет. - Или я превращу тебя в морского ежа, Гай.
  
  Он рассмеялся, но смех звучал напряжённо, как туго натянутая струна.
  - Но уже светает, - нахмурилась Алёна. - Вам пора в укрытие... а ТУДА мы поплывём завтра!
  
  Луций кивнул, завёл моторы, и "Золотой осёл" развернулся носом к берегу.
  Цезарь, вырвавшись на палубу, залаял на луну - синий и бесстрашный, как маленький стражник Карфагена.
  
  ***
  
  Я сидел на краю мраморного фонтана, сжимая в руках серебряный слиток. Его ребристые края впивались в ладонь, словно напоминая: *ты держишь не артефакт - держишь бомбу*. Луна отражалась в воде у моих ног, разбиваясь на тысячи осколков, будто само небо решило сыграть в мозаику. Где-то за спиной Гай с Луцием:
  - Да я в твоём возрасте уже три пирамиды обокрал! А ты не можешь даже карту без пятен кофе сохранить!
  Но его голос казался приглушённым, будто доносился из другого века. Я закрыл глаза, пытаясь заглушить жужжащий в висках вопрос: *Какого чёрта я вообще согласился отпустить Ваню в эту авантюру?*
  
  - Пап. - Его тень упала на воду, и я вздрогнул. Даже после стольких лет его шаги оставались бесшумными, как у настоящего хищника. - Ты опять себя грызёшь?
  
  Он сел рядом, пахнущий солью и йодом. Повязка на груди - была чистой, но я знал, что под ней скрывается шрам от когтей Морского Волка.
  
  - Ты мог погибнуть, - выдохнул я, глядя, как его отражение в воде дрожит. - Или превратиться там, под водой...
  
  - Но не превратился, - он ткнул меня локтем, как в детстве, когда боялся признать страх. - Потому что помнил твои слова: *Разумность, гуманность и осторожность*. Хотя... - засмеялся, - осторожность я немного проигнорировал.
  
  Где-то в кустах зашуршало. Цезарь выкатился из темноты, волоча в зубах серебряную цепь - видимо, украденную у Гая. Его синяя шерсть сливалась с ночью, оставляя только белые пятна глаз, как у призрачного пса.
  
  - Смотри, - Ваня поднял цепь, и звенья запели тонким звоном. - Пуническое серебро. Такое же, как в слитках.
  
  Я взял цепь. Металл жёг пальцы, словно пытался прожечь кожу до кости. *Проклятие*. Или защита?
  
  - Старик говорил, что "теперь ОНО выйдет". - Ваня понизил голос. - Там есть... голоса. Они зовут.
  
  Я резко обернулся, но он уже смотрел куда-то за моё плечо, туда, где волны бились о скалы. Его сапфировые глаза стали мутными, как у слепого.
  
  - Ваня?
  
  - Они поют, пап, - прошептал он. - На языке, которого я не знаю... но понимаю.
  
  Я схватил его за плечи, встряхнул - слишком резко. Он моргнул, и взгляд снова стал ясным.
  
  - Прости, - он потёр виски. - С тех пор, как коснулся этого слитка...
  
  Где-то внутри всё сжалось в ледяной ком. Я вспомнил старую легенду, которую Липа рассказывала у камина: *Богиня Танит берёт плату за секреты - либо жизнь, либо разум*.
  
  - Всё, - я встал, с силой швырнув цепь в фонтан. - Завтра летим домой.
  
  - Пап...
  
  - Нет! - мой голос грохнул, как дверь склепа. Цезарь заскулил, прячась за колонной. - Ты слышишь голоса, Ваня. ГОЛОСА. Это не игра!
  
  Он вскочил, лицо вдруг стало чужим - острым, волчьим, даже без превращения.
  
  - Ты всегда так! - зарычал он. - В десять лет запрещал смотреть "Вой", в пятнадцать - водить машину, а теперь...
  
  - Потому что я твой отец! - заорал я, и эхо подхватило слова, разнеся их по вилле.
  
  Тишина. Даже Гай замолчал где-то в глубине сада. Ваня дёрнул головой, будто стряхивая невидимые оковы, и ушёл, не оглядываясь. Его следы на песке светились слабым серебром.
  
  Я рухнул на скамью, сжав голову руками. В ушах звенело, а в груди ныло, будто кто-то вырвал клыки вместе с корнями.
  
  - Эй, старик. - Гай вынырнул из темноты, как демон из курильницы. В руках он держал две фляги. - Держи.
  
  Я взял флягу, автоматически открутил крышку - запах донорской крови смешался с анисом.
  
  - Он не ребёнок, - Гай плюхнулся рядом, расплёскивая содержимое своей фляги на песок. - И ты не Бог. Даже я не Бог! Хотя... - он хмыкнул, - иногда веду себя как ветхозаветный.
  
  Я хотел огрызнуться, но вместо этого выдавил:
  - Он слышит голоса, Гай. Как...
  
  - Как я после того зелья Липы? - он усмехнулся. - Да, помню. Голос Марка Аврелия в моей голове три века читал лекции о стоицизме. Я уже начал подозревать, что и Марка кто-то обратил в вампира... Но! - он ткнул пальцем в мою грудь, - я справился. Потому что рядом были друзья. Или враги. Не важно.
  
  - Это не смешно.
  
  - И не должно быть. Марк Аврелий - вампир?!! Это совершенно не смешно! - Гай внезапно серьёзнел. - Но если ты сейчас сломаешься, кто ему поможет? Олимпиада с её носками?
  
  Я застонал, глядя на звёзды. Они мигали, будто смеялись над моим страхом.
  
  - Что делать? - спросил я у ночи, у Гая, у богини Танит, если она слушала.
  
  - Слушать, - сказал Гай, вставая. - Иногда голоса - не враги. Иногда... это эхо тех, кто хочет, чтобы их услышали.
  
  Он ушёл, оставив меня наедине с флягой и Цезарем, который осторожно положил морду мне на колени. Его синяя шерсть пахла краской и глупостью.
  
  А где-то вдалеке, за песчаными дюнами, завыл ветер - точно так же, как сто лет назад, и тысячу.
  
  Я смотрел, как Ваня вслушивается в вой ветра, и думал, что самое страшное в вечности - не монстры, а понимание: рано или поздно приходится отпустить. Даже если весь мир кричит "нет"...
  
  ***
  
  "Золотой осёл" плыл туда, где море сливалось с ночью - к подводному плато, отмеченному на карте Луция как "Глаз Танит". Ваня стоял на носу, сжимая серебряный слиток, который под его пальцами светился синим, будто металл впитывал лунный свет и превращал его в магию. Я пытался не думать о том, что этот свет напоминал вампирские клыки в темноте.
  
  - Здесь, - Луций остановил яхту, указывая на приборы. - Глубина - сто метров. Пески скрывают вход... или выход.
  
  Гай, повязывая на голову бандану, бросил взгляд на слиток:
  - Надеюсь, эта богиня любит гостей. А то как-то неловко врываться без приглашения.
  
  Мы погрузились в воду, оставив Цезаря охранять яхту. На дне, среди заросших кораллами колонн, зиял провал - вход в пещеру, обрамлённый каменными фигурами женщин с головами львиц. *Танит*.
  
  - Печати, - прошептал Иван в гидрокоммуникатор, указывая на ниши в стенах. В каждой лежал серебряный слиток-зуб. - Их нужно вернуть...
  
  Алёна коснулась амулета, и фиолетовый свет окутал нас, отгоняя тени. В глубине пещеры что-то зашевелилось - огромное, бесформенное, пульсирующее тьмой.
  
  - *Оно*... - голос Гая прозвучал в моей голове через гидрокоммуникатор. - Похоже на осьминога, скрещённого с ураганом.
  
  Иван поплыл вперёд, не дожидаясь команды. Его слиток вспыхнул ярче, и остальные зубы в нишах засветились в ответ. Тварь запульсировала, щупальца тьмы рванули к нему, но Алёна выставила вперёд амулет - свет отбросил их, как удар молнии.
  
  - Ваня, быстрее! - закричал я, но он уже вставлял свой слиток в центральную нишу.
  
  Пещера содрогнулась. Серебряные зубы вспыхнули сетью лучей, пронзив тварь. Она завизжала, рассыпаясь на чёрный песок, который смешался с водой и исчез. На дне осталась лишь мозаика - женщина с львиной головой, держащая змею и якорь.
  
  - Печать восстановлена, - Алёна опустилась на колени, касаясь мозаики. - Танит спит.
  
  ***
  
  На вилле Нерона рассвет застал нас за столом, заваленным едой и пустыми пакетами из-под донорской крови. Гай, с повязанной банданой головой, орал песню про морских чертей, а Луций пытался отобрать у него гитару, дабы показать "как правильно надо!"
  
  - Ты видел её? - Ваня присел рядом, вертя в руках ещё один слиток, теперь обычный. - Танит... Она была как мать. Грустная.
  
  - Боги редко бывают счастливы, - я отодвинул бокал с кровью, которую Гай назвал "эксклюзивным миксом от местных вампиров". - Они несут то, что люди не могут удержать.
  
  Он кивнул, глядя на Алёну, смеявшуюся с Луцием. Синий Цезарь спал у её ног, похрапывая, как старый моряк.
  Луций ушёл и вернулся с кифарой. Он принял позу классического кифареда и ударил по струнам.
  Гай громко расхохотался, зажимая уши обоими руками: - "Случилось страшное!!"
  Глаза Нерона недобро сверкнули, но потом он прыснул и заголосил, что есть мочи:
  - "СЛУЧИЛОСЬ СТРАШНОЕ!!!"
  
  Я простонал, наливая себе ещё "коктейля". Но сейчас, под шум волн и смех Гая, даже вечность мне казалась не такой уж страшной.
  
  
  **Глава 7.5. Интерлюдия: "18 минут Лузитании"**
  
  Я сидел у камина, перебирая струны гитары и второй час ждал, когда же Ярик закончит совещаться. Пепел от сигары, которую я курил, падал на ковёр, вытканный сценами из Троянской войны - Олимпиада купила его на распродаже в Измайловском Кремле, утверждая, что "это улучшит фэн-шуй склепа". Ярослав пялился в Zoom-чат продюсеров, где светилось: **"Пусть он будет серфером! Накачанным и мокрым! Женская половина зрителей такое очень любит!"** Цезарь спал. С возрастом он спал всё больше...
  
  - Старина, - я ткнул носком сапога в его стул, - если бы я так тупил в 41-м, меня бы уже распяли. Отвлекись, послушай балладу!
  Я дёрнул струну и с придыханием запел:
  
  "Луна опять висит в ночи над Римом...
  И освещает мне мою беду!
  Я перед зеркалом неумолимым...
  Хочу понять: куда же я иду?!"
  
  Ярик обернулся и, задев чашку, пролил кровь на клавиатуру. На экране всплыло: **"Ярослав, вы добавили красный акцент! Гениально!"**
  
  "Кто утолил бы жажду неземную?
  Нет, Геликон не принесёт луны!..
  О, если бы молитвы, поцелуи
  Могли спасти от долга и вины!"
  
  - Это Нерон написал, - я фальшиво взял слишком высокую ноту. - Парень талантлив, как... как я в свои 28!
  
  - Тебе и сейчас 28. И будет 28 до скончания веков. - Ярослав промокал платком клавиатуру. - А Нерону, если уж на то пошло, всего лишь 30...
  
  - Такое впечатление, что тебе не 37! Ты, конечно, старше нас, но ведёшь себя, как старый дед! И всё киснешь, как уксус в амфоре. Щенок в Тунисе, а ты тут скулишь.
  
  Огонь в камине потрескивал, выплёвывая искры. Ярослав отвернулся к окну, где луна висела, как серебряный слиток из пещеры Танит.
  Я увидел на журнальном столике конверт и потянул его на себя:
  - Это кто в наше время рассылает письма на бумаге??? Логотип кинокомпании? О, как интересно...
  Вскрыл зубами - привычка двухтысячелетней давности.
  
  "Ярослав, ваш сценарий о кораблекрушении 1915 года требует доработки. Зрители жаждут драмы: предлагаем использовать контрабас как символ борьбы за жизнь. Историческая метафора с Вандербильдом - идеально! Любовная линия между капитаном и германской шпионкой добавит романтики. Зрители обожают, когда страдают красиво. Ждём правок.
  P.S. Прилагаем копию подписанного контракта".
  - Боги, они хотя бы Википедию открывают. Идиоты, - я швырнул письмо в камин. - Хотел бы посмотреть, как они страдают "красиво" в ледяной воде с тысячью трупов вокруг!
  - Помнишь "Лузитанию"? - Ярослав спросил это шёпотом, будто делился тайной. - 1915 год. Мы с тобой тогда на корабле были... Ты тогда ещё орал: "Если я утону, меня Нерон убьёт!!!"
  
  ---
  **7 мая 1915, 14:10. Борт "Лузитании".**
  
  Первый взрыв вышвырнул меня из каюты, как пробку из шампанского. Воздух наполнился вонью горелой плоти и человеческой паники. Палуба "Лузитании" превратилась в цирк сумасшедших: дамы в кринолинах цеплялись за перила, дети визжали, а капитан Тёрнер орал что-то про "зигзаги", которые он, чёрт побери, не стал делать. Ярослав, бледнее лунного света, пытался запеленаться в здоровенный чёрный плащ:
  - Гай! Steinway в салоне - внутри пусто!
  - Ты гений или идиот? Хочешь взять в шлюпку рояль?
  - Отнесём на верхнюю палубу! Выпотрошим! Залезем внутрь! Закроем крышку. Когда корабль утонет - рояль всплывёт!
  Мы вломились в музыкальный салон, где рояль уже плавал в воде по колено. Оторвали у него ножки. Выдрали струны, выкинули молоточки - инструмент выл и стонал, будто молил о пощаде. С матюками отволокли его наверх... Рояль захлопнулся над нами, как гроб с музыкальным прошлым... Я вспомнил свой первый саркофаг в Риме: те же тесные стенки, тот же запах страха.
  
  Вскоре мы почувствовали, как рояль заскользил по наклонной, потом короткий полёт, и мы с грохотом рухнули в воду.
  Вокруг стоял вой человечьих голосов. Корабль издавал странные, страшные металлические звуки. Рядом, судя по всему, рухнула труба...
  От страха я начал подвывать что-то себе под нос.
  Пел сквозь стиснутые зубы, пока вода просачивалась сквозь щели. Ярослав матерился на латыни, церковнославянском и идише - редкая смесь для вампира.
  
  ---
  **7 мая 1915 г., 14:25. Воды Атлантики.**
  
  Я приоткрыл крышку и в щель смотрел на происходящее. Корабль ложился на правый борт, выплёвывая людей в воду. Паника усилилась, когда волна смыла шлюпку с женщинами и детьми.
  Какой-то мальчишка лет десяти цеплялся за нашу импровизированную лодку. Его крики "Спасите! Я не умею плавать!" резали слух острее, чем скрежет металла. Я замотал голову пиджаком, высунулся из рояля и втянул его внутрь. Как только пацан оказался в безопасности, он мгновенно потерял сознание...
  Тут раздался второй взрыв: очередная труба рухнула в воду. Огненный шар вырвался из трюма - котлы, 173 тонны снарядов для Союзников или угольная пыль? Немцы позже орали про "военную контрабанду", но трупы детей - слабое оправдание.
  
  Когда я снова выглянул из рояля, я увидел лицо Тёрнера. Капитан стоял на мостике, мокрый, седой, с глазами затравленного зверя. Мы обменялись взглядом - два бессмертных в море смертных. Он стоял на мостике, а "Лузитания" погружалась всё быстрее. В конце концов его смыло за борт...
  
  ---
  
  - Я до последнего сомневался, что рояль будет держаться на воде! - Гай вскочил, размахивая гитарой. - А ещё я вытащил того мальчишку... Как его...
  - Томас. Он стал джазменом. Умер в 93-м. - Кто бы сомневался. Сколько лет я потратил на его обучение музыке...
  - Вот только кроме музыки ты его ничему не учил... Хорошо, что в конце концов нашёлся его отец.
  - А я до сих пор помню, как он орал: "Дядя, вы супермен!" - Гай сел, вдруг сникнув. - Супермен... А щас вот сижу, баллады пою. Время - оно, как песок. Протекает сквозь пальцы, а потом оказывается, что это не песок, а...
  - Сушёное молотое верблюжье дерьмо! - В дверях возникла Олимпиада с подносом. На нём высились три бокала с кровью и блюдо с печеньем в форме черепов. - Выпейте. Кровь с мятой. От депрессии.
  - Липа, ты всегда вовремя, - я схватил печенье, изображая укус. - Ммм... Вкуснятина...
  - Это Цезарю.
  Олимпиада подала мне бокал.
  - Пей. Для нервов.
  - Хм... Так я тоже - Цезарь. - Я гордо выпрямился. - Ты бы ещё пирожков испекла.
  - Вампиры не едят пирожки.
  - А я не вампир. Я - легенда.
  
  Олимпиада, одетая в платье, напоминающее хитон (но с биркой *"Gucci"*), села напротив. Её взгляд скользнул по гитаре:
  - Ты сегодня не поёшь. Что-то обсуждали?
  - Лузитанию. Плавание в рояле.
  - Да-а... Не повезло вам. - Олимпиада достала своё вязанье. - То ли дело - я на "Титанике".
  - "Титаник" тонул три часа. И ночью! - сказал я, потягивая кровь с мятой. - У них даже оркестр успел сыграть *Nearer, My God, to Thee*. Ты даже чемодан собрала и спокойно в шлюпку села. А мы? Восемнадцать минут! Носились по палубе, как в задницу укушенные!!
  Олимпиада, разбирая петли, бросила мне амулет:
  - Ты не сгорел на солнце, даже в такой кошмарной ситуации. Это достойно уважения.
  - Это всё Ярик придумал. Без него - может, бы и сгорел...
  Ярослав, отодвигая бокал, вздохнул:
  - Иван второй месяц не звонит. Пишет только: "Всё ок".
  - "Всё ок" - это код, - я подмигнул. - Значит, нашёл подводный город, женился на русалке и стал королём кальмаров.
  - Или связался с теми, кто старше нас, - добавила Олимпиада, разглядывая ноготь с позолотой.
  
  Тишину разорвал звонок. На экране телефона высветилось: *"Луций"*. Я нажал на громкую связь:
  - Алё! Малыш, как там твой подводный рай?
  - Дядя... - голос Луция дрожал, как парус на ветру. - Мы нашли кое-что. В пещере. Тут... эээ... лучше приезжайте.
  Раздались гудки...
  Олимпиада и Ярослав переглянулись. А я уже тыкал в телефон, заказывая билеты:
  - Ближайший рейс - через три часа. Липа, собирай свои зелья. Ярослав, бери мопса.
  - Цезарь остаётся, - Ярослав вскочил, роняя стул. - И какого чёрта вы все решили за меня?!
  - Потому что ты упрямый осёл, - Олимпиада встала, поправляя клатч. - А ослов надо подгонять. Как в 41-м.
  - В 41-м я был императором! - рявкнул я, натягивая куртку с черепами.
  - И что? - она повернулась ко мне, сверкая глазами. - Ты до сих пор им являешься. Только без тоги.
  Я замер, потом рассмеялся:
  - Липа, ты бы в цирке выступала. Дрессировать львов. Или меня.
  
  Мы вышли в ночь, где луна, как свидетель веков, освещала путь к новым тайнам. А Цезарь, оставшись охранять дом, грыз печенье в форме черепов и гавкал на тень от фикуса.
  
  Внезапно дверь распахнулась: Ярослав схватил со стола свой паспорт, остановился, минуту подумал, а потом нагнулся и сунул Цезаря подмышку.
  
  *P.S. Лузитания до сих пор лежит на дне с 4 миллионами пуль в трюме. Иногда мне кажется, мы все - как те пули: ржавые, ненужные, но впившиеся в историю навеки.*
  
  
  **Глава 8: "Совершеннолетие"**
  
  Луна над Карфагеном была неестественно большой, словно богиня Танит выронила серебряный диск из рук. Я стоял на террасе виллы Луция, наблюдая, как волны лижут берег, будто старые псы, выпрашивающие кость. Я всё ещё злился: этот "Великий артист" разыграл нас, вынудив приехать. Он хотел устроить большой пир, посвящённый совершеннолетию Ивана! А я-то думал, что Ваня прилетит домой и мы отметим в кругу семьи и близких.
  
  В кармане звякнул мобильник - очередной сценарий пришёл одобренным, с пометкой **"ДОБАВЬТЕ БОЛЬШЕ СЛЁЗ И МОРДОБОЯ!"**, но мысли мои были далеко. Завтра Ивану исполняется 21. Совершеннолетие для вервольфа - не просто цифра. Это граница, где детские страхи встречаются с древними законами.
  
  - Старина, ты опять киснешь, как недопитое фалернское! - Гай ввалился на террасу, размахивая бутылкой вина с фирменной этикеткой *"I век н.э. - выдержанное в амфоре"*. - Ты должен радоваться! Щенок вырос. Скроет шкуру - и в люди. Или не скроет - и в волки.
  
  Он плюхнулся в плетёное кресло, задев ногой Цезаря. Мопс фыркнул и уполз в кусты, волоча украденный носок Гая.
  
  - Если бы всё было так просто, - пробормотал я, глядя, как вдали мерцают огни рыбацких лодок. - Его первое полнолуние после совершеннолетия... Ты помнишь, что говорили вервольфы-старейшины?
  
  - "Кровь решит"? - Гай скривился, откупоривая бутылку зубами. - Чушь собачья. В данном конкретном случае - чушь волчачья... Кровь всегда хочет одного - течь. А мы решаем, куда.
  
  Он протянул мне бокал. Вино пахло пылью веков и иронией. Где-то внизу, у бассейна, смеялась Алёна - её голос переплетался с шумом прибоя, как нить в древней мозаике. Иван молчал. Слишком много молчал в последние дни.
  
  ---
  
  **21:00. За день до рождения.**
  
  Мы сидели в подвале виллы, превращённом в подобие склепа: каменные стены, готический канделябр и мой новый гроб, любезно предоставленный Луцием ("Чтоб чувствовал себя как дома!"). Иван щёлкнул зажигалкой, поджигая свечи в форме черепов - подарок Олимпиады "для атмосферы".
  
  - Расскажи о Париже, - попросил он неожиданно. - Не о войнах или императорах. О том, как пахли улицы. О том, что забыли учебники.
  
  Я удивился. Он всегда бежал от прошлого, как от надоедливого комара.
  
  - Улицы пахли чесноком, потом и надеждой, - начал я, смакуя воспоминания. - И свежим хлебом. Ремесленники таскали корзины с овощами, а мальчишки играли в кости на ступенях Нотр-Дам. Однажды Бонапарт...
  
  - Не Бонапарт. Ты. - Он прищурился, сапфировые глаза поймали отблеск пламени. - Каким ты был до... всего этого?
  
  Тишина загудела, как раненый шершень. Я отхлебнул вина, чтобы прогнать ком в горле. И тут же сплюнул.
  
  - Живым. - Слово обожгло язык. - Боялся темноты. Писал стихи, которые сжигал на рассвете. Влюбился в девушку, которая смеялась, как ручей... Потом пришла война... Она, я...
  
  Костёр свечи дрогнул, отбрасывая тень на стену - силуэт с клыками. Иван не спускал с меня взгляд, будто видел сквозь века.
  
  - Ты всё ещё пишешь стихи? - спросил он тише. - Гай говорил, что нашёл твой дневник в Риме...
  
  - Гай - болтун, - я резко встал, опрокидывая бокал. Багровая лужа поползла по столу, как карта забытых стран. - И если он покажет тебе хоть строчку, я превращу его "Харлей" в металлолом!
  
  Он рассмеялся - искренне, по-детски. И вдруг я увидел того мальчишку, упрямо забиравшегося ко мне на колени.
  
  - Боишься, что я узнаю, какой ты сентиментальный? - Он подмигнул, доставая из-под стола потрёпанный блокнот. *Мой* блокнот. - "Луна - рана на теле ночи..." Неплохо.
  
  Я выхватил блокнот, но было поздно. Он уже повторял строчки, пародируя мой голос:
  
  - *"О, время, старый карлик, ты крадёшь
  не годы - мгновенья, что пахнут, как мёд..."*
  
  Сердце (или его подобие) ёкнуло. Я не писал такого со времён смерти Байрона...
  
  - Верни, - прошипел я, но он отпрыгнул к двери, держа блокнот над свечой.
  
  - Сначала расскажи, кому посвящено! Той девушке из Парижа?
  
  Пожар в груди оказался слаще страха. Мы гонялись по подвалу, как школьники, опрокидывая стулья и пугая Цезаря, пока блокнот не упал в камин. Я рванулся спасать стихи, Иван - меня.
  
  - Вы что, дети?! - В дверях возникла Олимпиада с корзинкой вязания. Её взгляд скользнул по обгоревшим страницам. - Ярослав, ты... романтик?
  
  Она рассмеялась, и мир рухнул.
  
  ---
  
  **4:00. Рассвет.**
  
  Я сидел на пляже, наблюдая, как намёк на солнце вырезает из ночи силуэты рыбацких лодок. В кармане жалил пепел стихов. Гай нашёл меня первым.
  
  - Держи, - он швырнул свиток пергамента. - Переписал, пока ты ныл у моря.
  
  Жестом фокусника он выхватил из ниоткуда большой чёрный плащ и укутал меня с ног до головы: - Расселся, понимаешь ли, а восход через пять минут!
  
  На жёлтом пергаменте мои строчки соседствовали с похабными рисунками Гая. В углу красовался Нерон в образе Купидона.
  
  - Зачем? - я не поднял глаз.
  
  - Потому что стихи - как дети. Даже уродливые заслуживают жизни. - Он прилёг на песок, закинув руки за голову. - Ты же научил меня этому.
  
  - Когда?
  
  - В 1920-м, когда Новочеркасск горел. Ты спас ту девочку-поэтессу, а не полковую казну.
  
  Память всколыхнулась, словно рыба в сети. Её звали Марина. Она писала оды луне и умерла в моих руках, проклиная красных варваров.
  
  - Я тогда сказал: "Слова переживут нас", - прошептал я.
  
  - И они пережили, - Гай указал на пергамент. - Даже твои.
  
  ---
  
  **18:00. За час до праздника.**
  
  Вилла сияла огнями. Бесконечные слуги Луция развесили на пальмах сети с фонариками, превратив сад в созвездие. Алёна, одетая в платье из лунного шёлка, командовала расстановкой блюд:
  
  - Папа прислал осьминогов в чернильном соусе! И... эээ... живого барашка.
  
  - Для Гая, - кивнул я, - он обожает средневековый колорит.
  
  Иван вышел на террасу. В чёрном смокинге, с галстуком-бабочкой, он казался чужим - взрослым, уверенным. Только глаза выдавали волнение.
  
  - Готов? - я поправил ему воротник, прятая дрожь в пальцах.
  
  - Нет, - он усмехнулся. - Но ты говорил, храбрость - это когда страшно, но ты идёшь.
  
  - Я говорил много глупостей.
  
  - И это была лучшая.
  
  ---
  
  **20:00. Полнолуние.**
  
  Гости собрались у бассейна: местные рыбаки-вервольфы с гитарами, пара-тройка незнакомых мне вампиров, Луций в тоге (его "исторический эксперимент"), Олимпиада, вязавшая тёплые носки "на всякий случай". Даже Волков со свитой прилетел. Все молодые, красивые, остроухие. Их смех звучал как колокольчики.
  
  - Внимание! - Луций взобрался на стол, звеня ножом по бокалу. - Сегодня наш щенок становится волком! А значит - пора пройти *Испытание Танит*!
  
  Толпа загудела. Иван побледнел. Я сжал руку кресла - обряд совершеннолетия у вервольфов? Об этом не было ни слова в планах.
  
  - Что за бред? - прошипел я, но Нерон уже спрыгнул, ведя Ивана к берегу.
  
  - Древний ритуал! - крикнул он, размахивая ножом (зачем - боги знают). - Нужно войти в воду в человеческом облике и выйти зверем! Иначе...
  
  - Иначе духи моря сожрут душу! - подхватил Гай, явно навеселе.
  
  Алёна шагнула вперёд, но отец опередил её:
  
  - Остановись. Это не твой ритуал.
  
  Тишина стала гуще средиземноморской ночи. Иван стоял на границе прибоя, дрожа.
  
  - Я сделаю это, - сказал он, не оборачиваясь.
  
  Сердце упало в песок. Он снял смокинг, шагнул в воду.
  
  - Иван, не надо! - закричала Алёна, но волна уже накрыла его.
  
  Мы замерли. Секунды тянулись, как века.
  
  И тогда море взорвалось светом.
  
  ---
  
  **20:15. Испытание.**
  
  Из пены возникла фигура - не волк, не человек. Существо с сапфировыми глазами и кожей, мерцающей, как лунная дорожка. Оно шло по воде, оставляя серебряные следы, а вокруг невидимые, словно пели киты - низко, будто вибрации самой земли.
  
  - Морской волк... - прошептал Луций. - Легенда Карфагена...
  
  Алёна упала на колени, её амулет вспыхнул. Я понял всё: голоса, зов Танит, слитки. Море выбрало его.
  
  Иван (был ли это ещё он?) подошёл, касаясь моей руки. Глаза говорили на забытом языке.
  
  - Он принял дар, - проговорила Олимпиада. - Но сохранил разум.
  
  Гай засмеялся, разливая кровь и вино в бокалы:
  - Видишь, Яр? Он сильнее нас обоих.
  
  Гай повернулся к Ване: - Ихтиандр, мальчик мой, или сюда!!
  
  Праздник продолжился. Волки, эльфы и люди танцевали под старинные напевы, а Луций читал стихи, путая латынь с пуническим. Гай, не выпуская из рук гитары, пел балладу за балладой.
  
  Иван сидел на песке, обняв Алёну, и море светилось в его глазах - уже не угрозой, а обещанием.
  
  ---
  
  **Эпилог.**
  
  Утром я нашёл на подушке в гробу пергамент. На нём знакомым почерком было написано:
  
  *"Спасибо за стихи. И за то, что спас меня тогда, в корзинке из звёзд. А ещё - за то, что ты - мой папа!!!
  Твой морской волк".*
  
  Я подошёл к окну. Приоткрыл штору. Мимо промчался Цезарь, за которым гнался Нерон. Мопс украл и погрыз его лавровый венок. Обоим было страшно весело. Солнце ласкало обнажённые плечи Луция.
  
  Я аккуратно сложил пергамент и спрятал на груди.
  За окном раздался радостный смех. Ветер подхватил и унёс его к горизонту, где начинался новый день и новый роман - но это уже совсем другая история.
   **Конец первого романа.**
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"