Я вообще-то из обычной семьи, но по нашим меркам - меркам казахстанской провинции, практически потомственный интеллигент. А то! Мама - бухгалтер, отец - юрист. Оба на заводе работали - чуть не самом главном в городе. Получали вполне сносную зарплату. Правда, о том, что толковый бухгалтер и приличный юрист стоят несколько больше двухсот рублей образца 1961-го года в месяц, мои родители начали догадываться довольно поздно. Во времена советские даже фильмы иностранные с актёрами-интеллектуалами, говорящими своим случайным подругам: "Я юрист, детка!" (случайные подруги обычно при этих словах становились податливыми, как пластилин), ни на какие мысли их не наводили. А что? Как люди ведь жили: телевизор цветной - "Рубин" купили, не абы что, в Венгрию с Чехословакией съездили, дети обуты-одеты. В общем, нормально жили, и по поводу несправедливостей оплаты интеллектуального труда особо не переживали. Я, кстати, помню, когда для нашей семьи прозвенел "первый звоночек", извещающий о наступлении новых времён и приходе новых реалий, в которых юристы с бухгалтерами очень ценны...
В советские годы к работникам торговли было принято относиться с почтением и пренебрежением одновременно. Ибо именно в их ведении было распределение так называемого "дефицита", главного понятия советской поры. Торговля была мишенью карикатур в сатирическом журнале "Крокодил", а многие граждане всерьёз считали, что именно "торгаши" помешали делу построения коммунизма в отдельно взятой стране. Работники торговли жили своей обособленной жизнью, редко допуская в неё посторонних - чаще всего, это были такие же, "очень нужные", люди: хорошие врачи, "костоправы"-автослесари... Мои родители в число "нужных людей" никогда не входили, и единственным знакомым продавцом у нас была некто Клавдия Васильевна, завотделом иностранной литературы в центральном книжном магазине. Мама этим знакомством немного тяготилась, а отцу, яростному книгочею и библиофилу, во времена тотального книжного дефицита не оставалось ничего, кроме как таскать в благодарность за какого-нибудь "Графа Монтекристо" столь важной персоне дефицитные же коробки конфет к 8 марта и Новому году, приглашать её на дни рождения, и организовывать по профсоюзной заводской линии работнику торговли турпоездки в "почти капиталистическую" Югославию... А может, то не отец организовывал, а какой-то другой собрат-книголюб?
Я Клавдию Васильевну терпеть не мог. Я даже точно помню, за что. Из моего имени, Андрей, вообще-то трудно сделать просторечно-хамоватую производную. Даже "Андрюха" звучит не столь панибратски, как "Серёга" или "Толян". Но Клавдия Васильевна "скреативила" мне новое имя и только им и называла... "Ондря" она меня звала, представляете?
- Что, Ондря, выучил столицу Лихтенштейна? - с поддельным умилением спрашивала она пятилетнего меня. Стоящий рядом отец виновато улыбался, а я, как самый воспитанный ребёнок на свете, опускал голову и тихонько говорил:
- Да-а-а, Вадуц...
Не мог же я ей сказать, что столицу Лихтенштейна мне не надо было как-то особенно учить, потому как одной из самых любимых игр в моём детстве было лазить с отцом по разложенной на полу карте мира и отыскивать "заказанные" им архипелаги, озёра и мысы. До сих пор визуально помню, где примерно находятся Шетлендские острова и залив Москитос. Что уж говорить о таких мелочах, как знание столиц государств мира...
Был год, наверное, 1989-й или 1990-й - я повзрослел, и Клавдия Васильевна не спрашивала меня больше про столицу Лихтенштейна. Тем более что актуальность знакомства с нею немного снизилась, ибо на смену "товароведам из книжных" пришли "жучки", вполне в открытую торгующие востребованной литературой по воскресеньям около местного ДК Железнодорожников. От тамошних цен, конечно, иногда хотелось плакать, но отец всё-таки время от времени притаскивал в своём портфеле парочку бестселлеров с книжной "толкучки". Я даже, помню, "прикрывал" его от маминого гнева - например, разговором каким-нибудь её отвлекал, пока отец втихую расставлял свои приобретения в огромные книжные шкафы, главные предметы мебели в нашем доме...
Клавдия Васильевна появлялась тогда у нас уже довольно редко, и в магазин к ней мы заходили "просто так" - поддерживая знакомство, а не в надежде наткнуться на очередной припрятанный под прилавок книжный дефицит. Дружба с потерявшей вдруг свою самоуверенность и надменность завотделом иностранной литературы шла к закату, и тем удивительнее для нас был её звонок в один из осенних воскресных дней. Клавдия Васильевна просилась прийти к нам в гости со своей подругой - от моего отца нужна была юридическая консультация.
Подруги явились под вечер - второй гостьей оказалась маленькая и толстенькая казашка по имени Роза. Ну, да - бывают у казахов такие красивые имена, певицу Розу Рымбаеву, может, кто помнит, очень популярна была в своё время. Роза (для меня, юнца, естественно, "тётя Роза") была очень простодушной и довольно шумной, а к нам её привела семейная драма, достойная шекспировского пера. Пару недель назад у неё умер отец, а все документы на оставленное наследство: машину, квартиру и прочий нехитрый набор материальных ценностей, были коварно изъяты братом тёти Розы. Собственно, от моего отца требовалась консультация - что именно нужно предпринять "пострадавшей стороне", дабы восторжествовала справедливость. Отец посвятил тёте Розе целый вечер, составляя исковые заявления в суд и другие юридические бумажки - уезжали наши гостьи уже на такси ближе к полуночи.
Через неделю Клавдия Васильевна вновь напросилась к нам в гости с тётей Розой. Снова целый вечер за журнальным столиком в гостиной в окружении чашек с кофе, исписанных листочков и толстенных книг, сконцентрировавших в себе все тайны советского права... Ещё через неделю тётя Роза приехала уже одна, а потом - опять одна, затем - снова одна... Мы уже начали привыкать к тому, что по воскресеньям к нам приходит маленькая и шумная казашка, беспрерывно жалующаяся на своего подлеца-братца и с трудом воспринимающая голос моего отца, который добросовестно пытался перевести её жалобы на строгий юридический язык.
Месяца через три-четыре тётя Роза вновь пришла с "подругой нашей семьи", Клавдией Васильевной. На сей раз "клиентка" моего отца явилась к нам с благодарностью - суд был вчистую выигран "нашей" стороной, с братцем удалось помириться, уступив тому "всего лишь" машину, и вообще солнце справедливости, наконец-то, засияло на жизненном пути тёти Розы. Благодарность её была скорее символической: большая коробка конфет и бутылка вполне приличного коньяка "Казахстан". Честно сказать, ни о каких деньгах мои родители тогда даже не думали. Во-первых, за что деньги-то? За десяток-другой вечеров с кофе и кодексами вместо телевизора и английского детектива, купленного пару лет назад у той же Клавдии Васильевны? А во-вторых, это же подруга нашей хорошей знакомой! Какие деньги могут быть между друзьями?! Мы же "тёте Клаве" никогда не переплачивали за книги, она просто придерживала для нас один экземплярчик, это уж потом отец голову ломал, как её отблагодарить... Да, если честно, я думаю, ещё и социальный статус тёти Розы смущал моих родителей, чтобы так запросто просить у неё денег - тётя Роза была всего-навсего приёмщицей химчистки в местном доме быта. Что это за профессия такая, "приёмщица химчистки"? Я вот в детстве мечтал стать инженером-авиастроителем, дядька у меня был милиционером, а в каком ВУЗе или хотя бы техникуме учат принимать грязные пальто с пиджаками, а потом аккуратно срезать с них пуговицы и металлические застёжки?..
Итак, дело было выиграно, коньяк выпит, а конфеты отложены "до праздника", но мы даже не могли представить себе, что запас тётирозиной благодарности далеко не исчерпан, и благодарность сия будет следствием именно того социального статуса, который с такой наивностью был воспринят моими родителями как не очень солидный...
Однажды в субботу раздался телефонный звонок. Я поднял трубку.
- Аллё, Андрюша? Маму позови, это тётя Роза, - торопливо сообщила трубка. У казахов очень интересная манера говорить - скороговоркой и с интонацией, очень похожей на вопросительную; "русскоязычные" тоже так частенько говорят, я сам избавился от этого "прононса" только после пары лет проживания в России и до сих пор без труда могу определить по говору "гостей с родины".
- Ой, спасибо тебе, Роза, большущее! - очень искренне сказала мама, послушав трубку, и повернулась ко мне совершенно изумлённая, - собирайся, Андрюш, езжай в магазин "Джасыбай", найдёшь там продавщицу Асель, она даст тебе три килограмма сахара, - заявила она.
Напоминаю, на дворе стоял не то 1989-й, не то 1990-й год, на горизонте каракумским миражом маячила программа перехода к рынку под названием "500 дней", из магазинов в этой связи стремительно исчезали даже самые обыденные продукты и товары, а народ развлекал себя просмотрами съездов народных депутатов и еженедельными телевизионными заговорами психотерапевта Кашпировского. Три килограмма сахара в те времена были совсем не лишними для семьи, получавшей советскую "пайку" в четыре килограмма (по количеству едоков) ежемесячно. А потому без лишних разговоров я оделся и отправился в самый обычный гастроном в каком-то "не нашем" спальнике искать продавщицу Асель.
Через недельку у нас опять зазвонил телефон.
- Андрюша, здравствуй! Мама дома? - спросила меня суетливая тётя Роза. Мамы на сей раз дома не было, и казашка расстроилась: - Ой, жалко как... А я тут в магазине "Айгуль" для вас мыло туалетное приготовила - может, соберёшься, сходишь?
Я в те времена был юношей, остро чувствующим экономическую конъюнктуру, поэтому меня не надо было долго уламывать сходить в крупный универмаг в паре кварталов от нашего дома за вторым советским дефицитом времён перестройки. Продавщица Сауле (тётя Роза назвала её Саулешкой), как и обещалось, продала мне кусочков пять "Земляничного" мыла.
Ещё через пару недель я вновь мчался в какой-то магазин на противоположном конце города, дабы приобрести безо всяческих талонов литра полтора растительного масла у продавца Серика... А потом ещё куда-то - у девушки по имени Айгуль можно было взять стирального порошка "Лотос"...
Дефициты меж тем крепчали - по талонам и строго лимитировано стали продавать носки, табак, чай, крупу (какую повезёт - чаще всего, пшёнку или овсянку, гречка почему-то в наших краях стала страшным деликатесом ещё в 70-е), макароны... Дело дошло до того, что в ЖЭКах начали выдавать "номерные" талоны - каждый месяц нужно было внимательно читать в местной газетке, что именно будут давать по талону Љ5, а что - по талону Љ7. Но окончательно я понял, что советской власти пришёл "трындец", когда из наших магазинов исчезла соль. В городе, стоящем на соляных озёрах, это воспринималось символически - именно тогда появился анекдот про талоны на песок для жителей Сахары, которые должны были стать первоочередной мерой коммунистов в случае прихода к власти в Северной Африке.
Мы тоже, как все остальные горожане, целыми днями носились из ЦУМа в "Универсам", и из магазина "Прогресс" в магазин "Белочка", пытаясь отоварить разноцветные бумажки (талоны тогда были важнее тех бумажек, что назывались деньгами), но нам всё же было чуточку легче - у нас была тётя Роза. И носки (они не имели цвета и даже размера, это были "просто носки"), и чай (тоже, мягко говоря, небрендированный продукт), и макароны с тушёнкой мы иногда сверх норматива доставали через Кайратов, Асемок и Саулешек - многочисленных знакомых приёмщицы химчистки, причём инициатива всегда шла от тёти Розы...
В общем, пережили как-то "горбачёвскую голодуху" - даже неприкосновенный запас сформировали, он хранился у нас в гостиной в огромном комоде. Последнюю банку тушёнки из этого запаса я съел, будучи студентом новосибирского университета, году в 94-м, а кое-какие "супы стратегического назначения" в грязных бумажных пакетиках родители выбросили перед переездом в Россию...
С тётей Розой, кстати, отцу вновь удалось посотрудничать в середине 90-х - он помогал ей правильно приватизировать тот самый дом быта. Возможно, она до сих пор является его хозяйкой. Но тогда, конечно, консультировал её мой отец уже за деньги - времена-то изменились!