75-летию атомной отрасли и
75-летию Великой Победе
посвящается...
Произведения Валентина Герасименко
***
Присеймье росное.
Речная кромка.
Рано.
Ромашка - вешкой
Над травой густой.
В зарю уткнулись
Башенные краны,
Как будто льют
Малиновый настой.
А фонари дрожат над корпусами
И за рассветом
Не смыкают век.
В моем краю,
Обильном соловьями,
Свое наследье
Воздвигает век.
Еще молчат сиреневые грани,
И за рекой туманится лесок.
Мой друг!
Немногословный фотостранник,
Ты загляни сюда
Хоть на щелчок.
И чтобы в кадре избежать промашки,
Возьми поля, луга и неба свод,
Но тонкая и полная ромашка
Пусть перед стройкой солнышком взойдет.
И пусть проглянет медоносный донник,
И пусть целебный светится шалфей.
Как на людской,
Как на одной ладони -
И мощь, и нежность Родины моей.
Синий Сейм
Синий Сейм.
Белеют облака.
Что же это?
Август или осень?
Может быть, душа моя запросит
То, чего не ведала пока.
Синий Сейм,
Я прихожу к тебе,
К тихому речному запустенью,
Чтобы здесь,
За ивовою тенью,
Говорить о собственной судьбе.
***
По детству моему два раза фронт прошёл,
То в громе, то в огне, то в дребезжащем рёве,
И там, где колоски теснит траншейный шов,
Есть ржавчина земли -
Железом ставшей крови.
Но слышу, как взахлёб всё прошлое бранят,
Плеская чернотой словесной дешевизны,..
По детству моему две линии горят,
Как вечные огни людской спасённой жизни.
Состав
Мне помнится, как убегал состав,
А взрывы по бокам неслись намётом,
Песок взбивался прошвой пулемётной,
И сверху вой всё больше нарастал.
А паровоз ломил беду в упор,
Израненные мышцы напрягая,
Родные околотки содрогая,
Он пробегал сквозь смертный коридор.
Осталась в прошлом чёрная верста.
Я многие пути в летах изведал,
Но в памяти живёт
Солдат Победы -
Неукрощённый бомбами состав.
Пирог
Расплывы света на хрусталь бросая,
Пирог сиял в созвездии свечей.
Он славил ослепительность хозяев,
Расстраивал изысканность гостей.
Он затмевал всей трапезы соседство,
Вкушая восхищенья и восторг...
А я другой в своём далёком детстве
Запомнил, как событие,
Пирог.
Когда "дуга" огнём отбушевала,
И в августе мы были спасены,
Ржаной мучицы
Где-то мать достала
И нарвала созревшей бузины.
И на пирог,
Как на большой гостинец,
Тогда соседей много собралось,
И даже подошедший пехотинец
Кусочек съел
И похвалил всерьёз.
И соком бузина синела густо
По детским улыбающимся ртам...
Я - за пирог высокого искусства,
Но тот, ржаной,
Вовеки не предам.
В 43-м
С крестами танк под грушей старою.
Дернину к дереву несли...
И вдруг откуда-то ударили,
Как-будто землю затрясли.
А к нам и в погреб слово "красные"
Явилось смелостью своей.
Чем ближе взрывы и опаснее,
Тем страхи были веселей.
Сюда в тревоге мать стащила нас,
И чтобы в яме не пропасть,
За всё живое, беззащитное
Она крестилась, торопясь.
А сверху небо малой горсткою:
То тёмно-красное в ночи,
То днём и чёрное, и горькое,
Как хлеб наш спёкшийся в печи.
Но вот в проеме комья кинулись:
Опять забило без конца.
И вдруг, как с неба, опрокинулась
Улыбка русская бойца.
Оцепененье мигом стаяло,
И мы - по лестнице гурьбой...
Еще горела груша старая
Уже не точкой огневой.
9 МАЯ 1945 года
Ещё дымил хребтом рейхстаг побитый,
Ещё не веря тишине, солдат,
О свой погон шурша щекой небритой,
Тяжёлый диск заправил в автомат.
Но чтобы подвиг был в веках изведан,
Чтоб мир в огне войны не угасал,
В ноль пятьдесят минут взошла Победа,
И маршал Жуков
Русскую сплясал.
***
Кто в бои уходил,
Тот на веки запомнил сраженья,
Боль упавших друзей
И победу огня горячей.
Кто пришёл в эту жизнь
Под смертельное грохот-крушенье,
Тот вовек удивлён
Тишине всходящих лучей.
***
Боль не тает в сердце у народа,
Хоть вдали мы от жестоких вех.
Воевать пришлось четыре года -
Обелиски ставить
Целый век.
Ветеран
Где ты, Семён Александрович?
Тих ли твой вечный причал?
Юным военным, не кадровым,
Ты Ленинград защищал.
Взрывы.
Ледовые трещины.
Как грузовик провести?
В кузове дети и женщины -
Хлеб на обратном пути.
Гул и надрывный, и муторный,
Бомбы, и бьёт пулемет,
И фронтовая полуторка
В воду идёт по капот.
Жизнь обрывается каплею,
Но разыгравшейся вдрызг
Снизу подножку внезапную
Смерти подставила Жизнь.
"Мессеры" воем охвачены.
Только бойца не распять.
Счастье судьбой обозначено -
Жить впереди сорок пять.
Крепнуть родными истоками,
Строить и сеять, и жать.
Есть что-то очень высокое
В цифре такой - сорок пять.
Птицы молчат в палисаднике,
Цветом тускнеет сирень...
Где ты, Семён Александрович?
Хмурится ласковый день.
Судьба
Я жил в краю, войной объятом.
Взрывался и зверел металл.
Но счастье в том, что в срок пятом
Я радость Родины впитал,
Что без труда в суровом детстве
Стыдился есть несчастный хлеб,
Что в старую шинель одеться
Мне довелось, чтоб рос и креп,
Что ноша совести со мною
(Какой тут ложью не томи),
И самой трудной стороною
Я шёл с хорошими людьми.
Снегири
Мне сказали:
Гляди, снегири!
Будто комьями снег горит.
Память вспыхнула: снег горит,
Я такое узнал когда-то
Не от выплеснутой зари,
Не от розового заката.
И попробуй в годах забудь,
Даже если заставят люди,
Человека с раскрытой грудью,
Человеку стреляли в грудь.
И на месте на страшном том
Вспыхнул снег.
А затем всю неделю
За промёрзшим нашим окном
Рыдали навзрыд метели.
Память
Я себя впервые помню
У калитки,
Край села.
А вокруг зелёный полдень,
И акация цвела.
Ароматом развалилась
Кисти белые на ней,
И лазурь над ней казалась
И прозрачней, и нежней...
Но пройдёт неполный месяц,
И откуда-то из тьмы
Наплывут и взор завесят
Детству
Чёрные дымы.
Не игрушки в сонной спальне,
Не стрекоз хрустальных взлёт,
Тут возьмёт иное память
И надолго унесёт.
Как от смерти печка прячет, прячут погреб и овраг,
Как становится незрячим
Под прицелом детский страх.
Как свистит сердито пуля,
Как чернеет кровь в пыли,
Как с сестрёнкой мы рискнули и коровушку спасли.
Как знакомыми местами
К ветряку, недалеко,
Я носил бойцам усталым
В тёплой крынке молоко.
Ива
Здесь бинты валялись и патроны,
И кустарник, срезанный свинцом...
Утром к уцелевшему перрону
Уносили раненых бойцов.
А когда в ветвях апрель посвистывал,
Чернозём дожди поили всласть,
Ивушка, вытягивая листики,
Прямо из окопа поднялась.
Корнем обошла осколка ржавчину -
Гнил во тьме носивший смерть металл -
И стояла робкая дрожащая,
Когда рядом поезд громыхал.
Но с годами
В ствол вливалась сила.
И вблизи забытых грозных троп
Ветви ива долу опустила
И солдатский спрятала окоп.
Может, память приведёт однажды
Тех, кто рвал бинты с себя в бою,
И с седых высот припомнит каждый
Молодость окопную свою.
Соберутся братья по оружию,
Радостью засветятся глаза...
В тишине, ветрами не нарушенной,
Русской ивы падает слеза.
Живу я на Красной
Живу я во Льгове на улице Красной.
Не просто подобран для адреса цвет.
По улице этой проехали красные,
Проехали здорово, в самый рассвет.
На чёрных ухабах гремели тачанки,
Слова каменели:
Комдив впереди!
И сабли сверкали,
И кони стучали,
И кто-то ремни поправлял на груди.
И день оживал над худыми домами,
Скрипучие ставни распахивал всем.
Полки Примакова,
Полки Эйдемана
В лихие бои
Уходили на Сейм.
Тогда и пришли старожилы
К единому:
Быть улице Красной
В награду сынам.
Встаёт моя улица
В высь голубиную
Делами людей
И углами красна.
Приезжай
Ты во Льгов приезжай.
Под июнь здесь такое творится!
До рассветной зари -
Соловьиные соревнования,
И у Сейма - черёмухи,
Ты таких никогда не знавала,
А в затонах прохлада и тишь,
Как на озере Рица.
Я тебя поведу
В заповедное наше Подушное.
Там под мягкой подушкой листвы
Суетятся опята.
Даже самая вешняя
Стала б завидовать Ялта
Изумруду травы
Под цветущими грушами.
А когда через город
Поведу тебя к дому Асеева,
Мы вдвоём постоим
Там, где воин склонился над братской.
Мы с тобой погрустим:
Здесь кровинки гвоздики рассеяны -
Эта лучшая жизнь
За красоты земные
Могла обрываться.
В селе
Свежестью настоян палисадник.
Запахи -
Роднее не найти.
И душа моя справляет праздник
После знойно-пыльного пути.
Чистота морщинок у старушки.
Сколько лет ей выпало прожить?
И теперь:
Мне - затаенно слушать,
Ей - степенно память шевелить.
"Красные по белым
Как ударят -
Я была в невестах той весной -
Тут и хоронили комиссара
Под высокой стройною сосной.
Как подумать -
Вроде и недавно,
А годами конца и края нет..."
И косятся старенькие ставни,
И в оконце лег закатанный свет,
А в листве -
Ни шороха, ни вздоха.
И, быть может,
Это дар судьбы,
Что я здесь дослушаю эпоху,
В палисаднике
Маленькой избы.
Курчатов
Здесь улицы очень недавние,
Дома алебастра светлей,
С балкона соседнего здания
Пускает малыш голубей.
Играет на солнце и плещется
Мозаикой дома торец...
Всё сможет,
Что было обещано,
Строитель - великий творец.
Ему с высоты видеть проще
И клумб разноцветных круги,
И новую школу,
И площадь,
И просто людские шаги,
И стройку в величии строгом,
И лес у недальней реки,
И первые в городе новом
Рябин молодых огоньки.
Курская АЭС
Присеймье росное.
Речная кромка.
Рано.
Ромашка - вешкой
Над травой густой.
В зарю уткнулись
Башенные краны,
Как будто пьют
Малиновый настой.
А фонари дрожат над корпусами
И за рассветом
Не смыкают век.
В моём краю
Обильном соловьями
Своё наследье
Воздвигает век.
Еще молчат сиреневые грани,
И за рекой
Туманится лесок.
Мой друг!
Немногословный фотостранник,
Ты загляни сюда
Хоть на щелчок.
И чтобы в кадре избежать промашки,
Возьми поля, луга и неба свод,
Но тонкая и полная ромашка
Пусть перед стройкой
Солнышком взойдёт.
И пусть проглянет медоносный донник,
И пусть целебный светится шалфей.
Как на людской,
Как на одной ладони -
И мощь, и нежность Родины моей.
Монтажники
Шагаю я с монтажниками
Рядом,
Широкие, на зависть, пояса.
Как и вчера
Высотная бригада
С утра опять взойдет под небеса.
Лишь бригадир
Разгоряченный очень
В сердцах бросает непростой вопрос:
"Ну, сколько можно голову морочить
С колонной на двенадцатую ось?"
На главном без нее
Ну нет движенья.
Опять вести монтаж по ряду "А".
И вот на высоте сооруженья
Монтажники видны едва-едва.
А крановщик в просторе свеже-синем
Стрелою скрипнул:
Тяжесть нипочем,
В бадье - бетон,
Стальная в тросах сила,
В стекле кабины -
Солнечный пучок.
Мне по душе
Такое окруженье.
У громкой стройки
Я не праздный гость.
Она в моей судьбе,
В моем движенье -
Колонна на двенадцатую ось.
***
В Курском крае есть глушковские места.
Тороплюсь туда в июле, как за дивом,
Там хлебов густых такая чистота,
Будто землю ровным золотом рядили.
Там в оранжевой вечерней тишине
Над водою вербы листья оросили,
И сомы, в речной играя глубине,
То плывут на Украину, то в Россию.
Там в лугах цветы и травы - все свои,
И роднее, и ровней в полях дорожки,
И весною распевают соловьи
На черемухе у самого окошка.
Тополя там устремились к облакам,
И грачиных гнезд темнеющие метки.
Может, детство, забираясь по стволам,
Зацепилось хоть за маленькую ветку.
В августе
Упал на куст
Лучом горячим август.
В росинках краски
Весело пестрят.
Неторопливо
Плавнокрылый аист
Выводит на прогулку аистят.
Они спешат,
На крылья налегая,
Оглядывая землю под собой.
Какую память им окрест слагает?
Какую песню купол голубой?
Внизу вершины тополей упругих,
За сизой речкой -
Желтое жнивье.
И аист вновь и вновь ведет по кругу
Потомство повзрослевшее свое.
Над крышами,
Над сельскими угодьями,
Пред солнцем,
Что так пламенно взошло.
И очертанье утреннее родины
Вдыхает силу
В слабое крыло.
Колодец
Когда под зноем зелень листьев
Брала удушливая мгла,
Тогда в селе колодец чистили,
Оставив срочно все дела.
На дно кого-то опускали,
Припоминали не впервой:
Когда колодец открывали?
В каком году?
Какой порой?
И суетились всем народом,
И становились веселей,
И вновь давал колодец воду
Всему живому на селе.
И, может, в том причина счастья
И глубина большой мечты,
Чтоб жить,
Служить,
И очищаться
До родниковой чистоты.
Старушки
Шли старушки в Успенскую церковь
Среди буйных, горластых детей,
Среди бывших партийцев и зэков,
Среди просто рабочих людей.
Золотые российские горы
Обещали им -
Ложь наплели,
И они в непредвиденном горе
Съели все, что на гроб берегли.
А преступники стаями целыми
Грабежом насыщаются всласть...
Шли старушки в Успенскую церковь
Попросить за Советскую власть.
Изба
Синька в занавесочке оконной,
Печь, полать,
Да в сумраке угла
За лампадкой старая икона
В строгом лике Бога берегла.
Трудовая русская изба
Взносила на престол высокий
Дождь и солнце, пашню и хлеба.
Но случалось в нарушенье лада
Время в дверь стучалось на постой
Фронтовым винтовочным прикладом,
Голодушной торбою пустой.
Но изба, кривясь и прозябая,
Стрехи лоб подставив ветру влет,
Будет жить, пока ее хозяин
От землицы в землю не уйдет.
Восход
Ещё готовлюсь к временам,
Хоть впереди крутые скаты,
И все закаты да закаты,
И нет тепла ни тут, ни там.
А в жизни неизменна суть,
Ее я опытом потрогал:
У зла есть длинная дорога,
А у добра короткий путь.
И пусть мне сверху кто-то врет.
Восход не взять в тиски обмана.
Он по России пыль тумана
Лучами чистыми пробьет.