Аннотация: Это рассказ-аллегория. Или метафора. Но замысел автора, основанный на игре букв в несуществующем английском слове никто, кроме самого автора, не понял х-). Но я всё равно люблю этот сюжет :)
FIREW_RKER (A/O?)
Firewarker
Fireworker
Солдата армии пятнисто-зелёных контузило не на шутку, да так, что он только по вибрации земли и воздуха ощущал красивые, и на удивление тихие взрывы, вздымающие в темнеющее небо траву и чернозём. Причиной и контузии и взрывов было орудие, простреливавшее окрестности с далёкого холма, а из средств самозащиты имелся только автомат калибра 7.65, индикатор зарядов которого мигал безнадёжным красным, пятнисто-зелёная одежда - подпалённая и прожжённая, да увесистая бинокля на кожаном ремне. Солдат поднёс к глазам треснутые окуляры, подкручивая колёсико резкости.
Из тумана мутного стекла проявилась файер-машина, не та, обычная, а военного образца - здоровая 'дура', гусеницы которой без труда перемалывали железобетонные опоры, а броня выдержала бы и прямое попадание летающих таранов. Ржавая, с лохмотьями облезлой оранжевой краски, башня файер-машины неторопливо вращалась, растопырив все двенадцать пушек, и плевалась по округе огнём и сталью. Ааа, теперь понятно, что с ним: от тех снарядов, что 'огонь' - вырубаешься и глохнешь, побочный эффект других - частичная потеря памяти, апатия, дезориентация и глупые мысли. Вот почему им были забыты его имя и звание, причина, по которой он очутился один в этом поле, а также смысл и цели этой войны. Из информации о противнике он помнил только, что неприятель одет в пятнисто-серое.
Настроив окуляры на перископическое видение, не высовываясь из травы, пятнисто-зелёный внимательно осмотрелся: поле, поле, поле, поле, далёкая лесополоса позади и обезумевшее орудие впереди. Машинист что, идиот? Зачем палить по безлюдной местности психотропными снарядами?! Может, в обшивке дыра, и оператор сам мучается потерей памяти и глупыми мыслями? Закинув за спину автомат и биноклю, солдат пополз в сторону леса, осторожно раздвигая траву, опасаясь быть обнаруженным.
Осознание собственной глухоты не привело его в замешательство, напротив, тишина была на удивление умиротворяющей. Где-то рядом падала по баллистической траектории смерть, а он её не слышал, полз себе, распахнув глаза, будто они могли воспринимать звуки, и думал о всякой ерунде. Например: умеют ли люди понимать друг друга без слов?
Добравшись до деревьев, пятнисто-зелёный долго лежал на влажных палых листьях, не решаясь подняться. Едва ощутимая характерная вибрация воздуха указывала на границу 'психотропной волны'.
Лес оказался так себе. Даже не лес - а лесок, большая роща, или вообще широкая лесополоса. Тонкие кривенькие берёзы и ещё какие-то темностволые деревья тянулись к небу, подрагивая то ли от ветра, то ли от взрывных волн с поля. С трудом поднявшись на ноги, которые тут же свело судорогой, солдат побрёл, спотыкаясь и не разбирая дороги, подальше от орудия. Оставалось надеяться, что каша в голове упорядочится, однако перед глазами то и дело вспыхивали яркие картинки чужой теперь жизни, и, прогорев, угасали.
Лесная тишина, наконец замеченная им, угнетала. Хотя... когда он в последний раз слышал стрекотание сверчков? А шум листвы перед дождём? Когда он в последний раз обращал внимание на такие глупые вещи?
Человеческое тело тоже может звучать. Не голосом, а едва уловимой вибрацией. Сердцебиение. Поворот головы. Шорох волос. Взгляд с прищуром. Шумный вдох, и почти неслышимый выдох восхищения. И молчаливая женщина в красном платье с открытой спиной тоже звучит.
От невесёлых мыслей его отвлёк умопомрачительный запах горячей тушёнки. Обламывая сухие ветви, принюхиваясь, будто пёс, пятнисто-зелёный захромал к еде, уже ощущая во рту вкус настоящего мяса.
Он вывалился на широкую просеку, густо заросшую травой. Под берёзой, в окружении разбитых коробов с оранжевыми и белыми бомбинами, сидел безоружный человек в пятнисто-сером и ел тушёнку. Саморазогревающаяся банка жгла ему пальцы, и он то и дело перебрасывал жестянку из ладони в ладонь. Ступни его были обмотаны окровавленными бинтами, а расфокусированный взгляд свидетельствовал о перенесённом воздействии снарядов боевой файер-машины.
Неприятель, наконец, заметил врага, замер прижимая к себе еду, и пятнисто-зелёный солдат не знал, за что хвататься - за банку или бесполезный автомат. Они уставились сначала друг на друга, потом на тушёнку, а после всё произошло очень быстро: оба что-то неслышно кричали, катались по земле и наносили друг другу слабые, безвольные удары.
Их драка была прервана взвившимся совсем рядом вихрем, забросавшим их землёй и оставившим после себя небольшую воронку. Тушёнка была тут же забыта. Бинокля мерцанием светодиодов отчаянно привлекала внимание и извещала, что данный квадрат территории, и конкретно два живых существа на нём пойманы в прицел неустановленного орудия и вскоре попадут под обстрел. Согласно показаниям прибора, с помехами ловившего сигнал, боевая машина на холме пришла в движение и направляется к лесу.
Пятнисто-серый со злостью ткнул пальцем в пятнисто-зелёного, потом в сторону орудия, и покрутил пальцем у виска. Вот это наглость! Солдат в пятнисто-зелёном проделал то же самое, с той разницей, что считал боевую машину собственностью армии неприятеля. Замечательно, их теперь трое - два глухих, безоружных и хромых и один явно сумасшедший.
Вдруг боец вражеской армии указал в один из ящиков, а после - за спину недругу, отчаянно и возбуждённо жестикулируя. Пятнисто-зелёный обернулся - как он мог проковылять мимо и не заметить?
Она смотрела на него потухшими, подбитыми фарами - файер-машина, принадлежащая детству, тёплому вечеру, и чёрному, в звёздочку, небу. Маленькая копия того стотонного чудовища военного образца, что сейчас намеревается их убить. В угоду войне её выкрасили в пятнисто-непонятный, выкормили боевыми снарядами, и выбросили ржаветь на изжёванной взрывами просеке.
Картинка вспыхнула в сознании подобно праздничному фейерверку: лето, лиловый с малиновым вечер, трава, такая приятная для босых ступней, люди, лиц которых он не видел и не помнил, но каким-то чувством понимал - они его. Файер-машина, поднявшая все двенадцать пушек к небу, и отставной майор с жёлтыми от курева усами, щербатый, красноносый, заряжал мелкие круглые бомбины, похожие на яркие мячи. Грохот, и расцветившаяся высь. И множество запрокинутых голов и забытых дел. Фейерверк!
Кабина и борта этой покинутой машины напоминали дуршлаг. Три облезлых кресла с разодранной в клочья обивкой, разбитая приборная панель, спидометр без стрелок, обмотанный изолентой руль. Кто-то очень не любил файер-машину. Крови не видно: похоже, операторы оставили её сразу после обстрела.
Ключ зажигания был на месте. Стрелка 'бомбометра' подрагивала на жирном нуле, но топливный индикатор показывал наличие в баках горючего. Увы, достаточными скоростью и манёвренностью для того, чтобы уйти от боевого орудия файер-машина похвастаться не могла.
Умеют ли люди понимать друг друга без слов? Как выяснилось - умеют. Подгоняемые тревожным мерцанием индикаторов на бинокле, два солдата, беззвучно ругаясь, хромали к ящикам и обратно - к машине, укладывая тяжёлые оранжевые и белые бомбины в снарядоприёмники. У них было немного шансов подбить непонятно кому принадлежащее ржавое орудие, но всё же лучше, чем ничего.
Наконец снарядоприёмники были заполнены, а файер-машина с трудом заведена. Тут же выяснилось, что рычаги управления заклинило, но автопилот весело моргал, показывая, что готов принять на себя всю непростую работу по поиску и ведению цели, а также её скорейшему уничтожению. Пятнисто-зелёный нажал большую красную кнопку автопилота, выбрался из кабины и они с недругом, насколько могли, отхромали от машины подальше.
Однако, вместо того, чтобы самонацелиться на приближающееся боевое орудие, файер-машина подняла пушки вертикально, к небу, загудела и задрожала, надрывно, с дымным шлейфом исторгнув в ночное небо первый снаряд. Крохотная точка ушла наверх, потерявшись из виду, а затем с чудовщиным, и в то же время неслышимым двум неприятилям грохотом разорвалась в гигантский - в пол-неба - разноцветный шар. Тысячи ярких звёзд осветили и ночь, и поле, и лес, и холм. Громоподобного сияния этих звёздя хватило даже на окопы, блиндажи и боевые позиции, расположившиеся вокруг этой местности. Грозное боевое орудие замерло посреди поля. Следом пошёл другой снаряд, послушный заложенной в автопилот программе.
Белые и оранжевые бомбины психотропным эффектом не обладали, но на те десять мирных минут, что продолжался фейерверк, и оператор ржавой боевой машины, и солдаты пятнистых армий, сражающиеся друг с другом далеко за холмом, и даже их командование, забыли не только свои имена и звания, но также смысл и цели этой войны.