Поезд шёл в никуда. Только что в глаза светило солнце, пробегали полустанки, тянулись длинные зелёные полосы, и вдруг всё кончилось. Не слышно ни стука колёс, ни гудков, ни иного шума, но поезд не стоял на месте, а нёсся куда-то, разрезая чёрную мглу пространства. Это знали все. Знали и молчали, боясь пошевельнуться.
Худенький паренёк в разорванной куртке осторожно выпрямился и потрогал разбитую голову. Ни крови, ни даже ссадин, словно по волшебству прошла жгучая боль в затылке. Наверное, такой и бывает смерть, ведь его убивали. Никто из пассажиров не заступился за одинокую жертву, а значит, точно -- убили.
Он посмотрел на хулиганов, которые затеяли перепалку. Притихшие, недавно лихие драчуны смирно сидели на скамье напротив.
-- Слушай, ты, -- заговорил один из них, долговязый парень с холодными серыми глазами, -- твоя, что ль, работа? Я ваших не люблю, но к тебе лично ничего не имею...
-- Хорош нюни распускать! -- вмешался его приятель, крепко сбитый здоровяк, потерявший глаз в какой-то старой потасовке. -- Дурачит он нас. А ну прекрати, слышь?
Одноглазый толкнул человека с разбитой головой, однако удар получился на удивление мягким, словно в воде. Бандит отдёрнул руку.
-- Эй, ребятки, -- окликнул их один из пассажиров, худощавый старичок с газетой, раскрытой на странице, которую он просматривал, когда началась драка. -- Порезвились и будет. Аль кино снимают?
Старик обернулся на сидевших сзади, но ему никто не ответил.
-- Мне, между прочим, домой надо, -- раздался бас другого пассажира, полного и розовощёкого. -- И на ваши киносъёмки или разборки там наплевать! Не имеете права задерживать! Вот вызову полицию, узнаете!
Он встал и направился в конец вагона к переговорному устройству, но, сделав несколько шагов, остановился и оглянулся с опаской. Его не преследовали. Розовощёкий уже более уверенно подошёл к маленькому ящичку на стене и нажал кнопку:
-- Алё, машинист, э-э... У нас тут безобразия творятся.
Ответа не последовало.
-- Эй, оглох что ли?
Возмущённый мужчина постучал по бесполезной коробке.
-- Вечно у нас ничего не работает! Или киношники отключили?
И снова в ответ лишь тишина.
-- Я этого так не оставлю! Не с тем связались!
Розовощёкий двинулся в сторону головного вагона и, подойдя к тамбуру, резко распахнул дверь. За ней стояла та же непроглядная чёрная бездна, что и за окнами.
Молодая женщина, прижимая к груди сумки с продуктами, молча наблюдала за решительным мужчиной. Она тоже увидела, что впереди ничего нет, кроме пустоты. Их вагон будто оторвался от поезда и мчался неизвестно куда.
Пассажиры сидели на своих местах, застыв от ужаса. Кто-то с опасением поглядывал на человека с разбитой головой, считая его виновником происходящего, кто-то пытался заговорить, даже шутить, но слова тонули в охватившей всех пучине страха.
Вдруг пожилая женщина в очках встала и, почему-то виновато улыбаясь соседям по несчастью, прошла к скамейке, на которой сидел пострадавший с разбитой головой.
-- Я знаю, вы отождествляете справедливость, -- произнесла она спокойным уверенным голосом.
-- Что?.. -- паренёк с удивлением взглянул на неё.
Нет, ничего подобного за ним никогда не замечалось. Жил, как все, не воровал, правда и не помогал никому, не пришлось как-то.
-- На всю жизнь камень на душе... -- Женщина достала платок и вытерла слёзы. -- Моя мать, такая же старая, как я сейчас, приехала ко мне. А я её даже не встретила и на звонки не отвечала. Она больная была. Неизлечимо больная. Так и посадили её в поезд чужие люди, денег дали на дорогу и отправили назад. Знаю, это мама с того света напоминает мне...
-- Да нет, что вы! -- растерянно промямлил человек с разбитой головой, обращаясь не то к даме в очках, не то вообще к пассажирам. -- Я совсем не тот, за кого вы меня принимаете... Просто... обычный...
Женщина словно ничего и не слышала. Теребя платок, она говорила с ним так, как будто он и был её матерью:
-- Но мамочка, вспомни, ты же придиралась к Гошке моему. И внуков от него не хотела, говорила, кровосмешение будет. Муж вспыльчивый был, южный человек, обидчивый. И его уж нет, чего теперь зло держать.
Всхлипывая, бедняжка вернулась на своё место. Вместо неё подошла другая, помоложе, в серой кофточке. Присев рядом, она сразу начала рассказывать:
-- И я не без греха, но никому не желала бы своей доли. Супруг изменяет и не скрывает того. В лицо смеётся, а у нас трое детей. Куда мне теперь от него деться? Вот и надумала отравить его сожительницу, да не смогла, жива она осталась. Слава Богу, миловал от греха. Если бы померла, мой всё одно, другую нашёл бы...
Тут и остальные пассажиры начали наперебой рассказывать о своих тайных прегрешениях. То ли верили, что пострадавший в драке человек способен прекратить движение в никуда, то ли и впрямь искренне раскаивались.
-- Да, развёлся, да, оставил с ребёнком-инвалидом. Не мог же я один тянуть их всех! Вернуть бы то время, да поздно...
-- Девица только налево и смотрит, станет она со старухой возиться! Прижали её легонько, чего греха таить...
-- И что ему до того, что отец содержит две семьи! Пришлось потрясти мерзавца...
-- А можно я не буду каяться? -- спросил молодой человек в плаще и шляпе. -- Нет за мной ничего. Не убивал, не грабил, не сидел.
Никто ему не ответил, наоборот, воцарилась гробовая тишина. Парень усмехнулся и сдвинул шляпу на затылок:
-- Ладно, раз положено. Мне отец говорил, всего попробовать в жизни надо. Я и пробовал. Никому от того плохо не было, только хорошо. Когда со мной расставались. А мне что, нужны эти ноющие дамочки, которые ищут в тебе личность?
Две подружки подсели вместе.
-- По-любому, девушка всегда виновата, -- начала одна серьёзно. -- Мол, спровоцировала.
Вторая только посмеивалась, застенчиво отворачиваясь.
-- Никуда не ходи, по моде не одевайся, вообще не живи! И всё равно будешь виноватой. А раз так, я и стала плохой. Назло!
Ничего больше не объясняя, девчонки вернулись на свои места в конце вагона, и оттуда ещё долго доносился их беззаботный смех.
-- Как вы полагаете, -- спросила у соседки маленькая старушка, теребя недовязанный носок, -- будет удобно, если я тоже подойду?
Дородная блондинка, к которой она обращалась, во время драки пила лекарство и показалась старушке сердобольной дамой.
-- Расплодились тут всякие! -- неожиданно выпалила та. -- Едут, едут, словно здесь резиновое им... Честному человеку места нету!
А поезд всё шёл в никуда...
Все смотрели на одноглазого.
-- А ну, давай, выкладывай! -- не выдержал старичок с газетой.
-- И что ты мне сделаешь? -- визгливо закричал бандит. -- Да ничего! Ничего не сделаешь! Лучше заткнись, старый пень!
Однако трагическое молчание остальных пассажиров подействовало на одноглазого удручающе, и он сдался.
-- Чего сказать-то? С этими по-другому нельзя, на шею сядут. Раскаиваюсь? А то! Из-за таких вот сидел, семью потерял. А кто виноват? Не я, государство виновато!
Слушая приятеля, сероглазый кивал головой.
-- Верно, -- подтвердил он, -- государство. Мы пешки. Я в шестнадцать лет в колонию угодил. После как жить? Никуда не брали. Халявщиков убирать -- та же работа. Заслужили они. Честных работяг не трогал, клянусь.
-- Точно подметил, работа, раз бабки платят. Не мне, так другому достанутся. Вина не наша, заказчика, с него и спрашивайте.
Их уже почти никто не слушал, в вагоне становилось шумновато. Старичок нервно постукивал газетой по колену, то и дело повторяя:
-- Да сколько ж может так продолжаться!
Блондинка напряжённо всматривалась в чёрное стекло и, поджав губы, барабанила по нему длинными ярко накрашенными ногтями. Маленькая старушка, про которую все забыли, беспокойно перекладывала шерстяной клубок с места на место.
-- Ой, только бы выйти отсюда, только бы выйти! -- причитала женщина в серой кофточке. -- Свечку поставлю, буду в церковь ходить, деньги пожертвую. Всё-всё буду...
-- Да прекратите вы своё дурацкое бормотание! -- буркнул розовощёкий. -- И без вас тошно. Раз уж мы попали в некую... не знаю, как и назвать-то, ситуацию, все должны внести свою лепту. Мне, например, каяться не в чем. Никого не отравлял, не убивал и не подсиживал начальство. Всегда законопослушным был. А меня били. В детстве. Не хотел драться, мальчишки таких не любят. Зато кнопки обидчикам на стулья подкладывал, меня никто ни разу и не заподозрил. Думали, не способен. А я способен!
Женщина с сумками словно очнулась:
-- Да о чём вы все? Ђ крикнула она. -- Неужели не понимаете? Не искать виноватых и не каяться надо, а жить по-другому!
Её никто не слышал.
Поезд резко затормозил и выехал из темноты. За окнами замелькали вокзальные пристройки.
Молодой человек в плаще шёл по платформе, ссутулившись, засунув руки в карманы и надвинув шляпу на лоб. Время от времени он чему-то ухмылялся. Старичок маршировал, размахивая сложенной газетой. За ним поспевала женщина в серой кофточке, а рядом с ней другая, с сумками. Розовощёкий, чуть не наступая обеим на пятки, думал: "Почудится же такое! Всего лишь в туннель въехали". Две подружки хихикали сзади. Бывшие пассажиры быстро расходились кто куда. Все спешили по своим делам, и только худенький паренёк в разорванной куртке так и остался сидеть в вагоне в странной, противоестественной позе.