Аннотация: Как доказать невиновность человека, если все улики против него? По обвинению в убийстве своей седьмой жены арестован Максим Сручкин.
С.В. ДУСТ
Жена моего мужа 2.
Как доказать невиновность человека, если все улики против него? По обвинению в убийстве своей седьмой жены арестован Максим Сручкин. Но детектив‑любитель Даша Васильева уверена, что ее бывший муж не мог выстрелить в лицо спящей женщине и аккуратно прикрыть подушечкой. Она решает найти настоящего преступника. Но силы явно неравны. Таинственный убийца все время опережает ее, оставляя на своем пути, вонючие лужи блевотины. В пылу погони Даша забывает о бдительности и за эту ошибку может заплатить своей жизнью. Но убийца не знает, с кем связался. От Даши еще не уходил ни один преступник, особенно тот, у которого не в порядке с пищеварением.
ГЛАВА 1
Я шла по темному, грязному, лесу. Дорога вилась между свежими коровьими лепёшками, потом резко свернула влево, и перед глазами предстало большое, заброшенное, сельское кладбище. Выглянувшая на мгновение из‑за туч тусклая луна, увидела из темноты старые надгробия и кресты, сплюнула и скрылась во свояси. Железные ворота под напором ветра издавали пронзительный скрип, от которого бурлило в брюхе.
Я слегка замедлила шаг, чувствуя, как холодок побежал по позвоночнику и дойдя до жопы, заставил её громко пёрнуть. Но делать нечего - придется двигаться вперед. Стало совсем темно, ноги разъезжались на коровьих лепёшках, где‑то вдалеке заорала сова. Я шла ни жива ни мертва от ужаса, в моих трусах что-то хлюпало и скользило.
Почти потеряв рассудок, задрожали ягодицы, но я двинулась на зов.
- Сюда, сюда, - звал голос, - скорей, ко мне. Наконец, с трудом вытаскивая из липкой срани ступни, я добралась до свежевырытой ямы, чьей‑то будущей могилы, и заглянула внутрь.
На дне, в луже коричневого дерьма, лежал мой бывший муж Максим Сручкин,
почему‑то одетый в женский сарафан, лифчик и о ужас, в стрингах !
- Дарья, помоги, - прошепел он и стал тянуть вверх руки.
Оцепенев, я наблюдала, как его предплечья удлиняются, удлиняются и ладонь, с крестом, подбирается к краю могилы...
Ледяная жуть сковала сердце, ноги начали мелко дрожать, из груди вырвался нечеловеческий вопль и я немного обмочилась !
Вдруг все исчезло, и я услышала легкое повизгивание, потом приятная теплая тряпочка пробежала по лицу. Глаза открылись, тело само собой село в кровати.
На постели, отчаянно, тёрся жопой посравший питбультерьер Барни. Очевидно, услышав, что хозяйка орет во сне дурниной, пес вскочил на кровать и принялся вытирать свой грязный зад.
- Спасибо, скотина, - пробормотала я, - надо же, какой кошмар приснился!
Будильник показывал ровно восемь утра, по моим понятиям - несусветная рань. Открыв тумбочку, я нашарила любимый "Беломор" и с кайфом закурила. И сын, и дочь, и невестка категорически запрещают дымить и пить в постели. Но моя спальня расположена в правом крыле второго этажа нашего дома, а их комнаты - в левом. Авось не унюхают, собаки. И притом, надо же успокоиться, экая чушь привиделась.
Я вылезла из‑под старого, засаленного пухового одеяла и подошла к окну. Наш сад, давно не цвел буйным июньским цветом. На небе ни облачка, но солнышко не припекает. День обещает быть непонятным.
Но страшный сон не выходил из головы. Совершенно не верю во всякую чепуху типа предчувствий, но мне никогда ничего не снится. Тем более Макс Сручкин.
Сручкин был вторым в череде моих четверых мужей, и прожили мы всего ничего - около двух лет. В то далекое время Максим походил на молодого колобка - белокурый, с длинной улыбкой. Характером Макс обладал замечательным. Никогда не гордился, ел все подряд, не обращал внимания на отсутствие чистых рубашек и носков, не пил и практически всегда находился в туманном настроении. Жить бы нам да радоваться, но и на солнце обнаруживаются лепёшки. У Максима их оказалось две - патологическая, невероятная любовь к дамскому белью и дворничиха, Нина Андреевна.
Возможно, я когда‑нибудь и смогла бы привыкнуть к бесконечной череде постоянно меняющихся любовниц! Хотя появление мужа около часу ночи с виновато бегающими глазами и без штанов, не радовало.
- Дусик, - раскаивался супруг, целуя меня в пятку, - Дусик, люблю тебя больше всех, а это так, для вдохновения.
И он быстренько бежал в ванную, распространяя запах вонючих трусов. Беда состояла в том, что Макс походил на колобка не только внешне, муж тоже пописывал на ходу и даже выпускал небольшой фонтанчик бздёха. Поэтическая натура требовала постоянной подпитки, отсюда - бесконечные романы и любовные приключения.
Но если с батальонами дам сердца еще можно было примириться, то любимая дворничиха - это то, перед чем я спасовала.
Забыть ее первый визит ко мне в гости невозможно. Обитала я тогда в Капотне, в двухкомнатной "распашонке" с кухней‑"мыльницей".
- Как у вас хило! Мне нравится, когда люди не гоняются за красотой и уютом, не делают фетиша из домашнего хозяйства, а просто живут, не вынося мусор, а вот как живется, так и срётся.
Я вздрогнула. Накануне три часа драила "унитаз", чтобы понравиться предполагаемой подруге мужа. Нина Андреевна присела к столу и принялась пожирать, грязными руками и расхваливать угощение:
- Тортик! Великолепно, давно не ела ничего свежего. Просто надоело: как придешь куда‑нибудь, все испорченное подсовывают - пирожки, кулебяки... А у вас свеженькое, чудесно! Правильно, деточка, нечего с молодых лет в злую мигеру превращаться.
- Но, Нина, - завел Макс.
- Замолчи, замолчи, колобок без бок - велела дворничиха. - Не позволю обижать Дашу, всегда стану на ее сторону, даже если она и чуть‑чуть не права.
Вот так! Я, после свадьбы, с бомжом Аликом, переселилась в необъятные генеральские мусорные баки на улице Тухлые пруды. Потекла семейная жизнь, закончившаяся через два месяца нашим с Аликом, поспешным бегством назад, на свалку, под Москвой. Жрачка кончилась !
Улепетывали, мы с Сручкиным, в одиннадцать ночи, пользуясь тем, что Нина Андреевна, нажравшись и наоравшись матерных песен, упала спать. У меня в руках покачивался чемоданчик с немудреными вещичками, Макс, отдуваясь, тащил в корзинке огромного, жирного и тяжеленного кота Жирбастьяна. Мы не претендовали ни на какое наше имущество, польстились только на кота, ведь это, в случае чего, 15кг. мяса !
Потом, Нина Андреевна, несколько месяцев звонила нам, призывая вернуться и продолжить застолье. Но Макс вскоре женился на Люське, и общение прекратилось. Правда, бывший супруг никогда не забывает поздравить её с Новым годом, днем рождения и 8 Марта. На самом деле он милый, но общаться с ним лучше издалека, в качестве подруги, а не жены.
Я завернулась в халат и пошлепала на первый этаж в столовую. Сколько же лет прошло со дня развода со Сручкиным? Страшно сказать! Так долго не живут! И за это время с нами со всеми произошло много удивительных происшествий.
В середине 90‑х моя ближайшая подруга Наташка очутилась после развода на улице. Мы тогда вместе работали училками в чурбаньем вузе на никому не нужной там кафедре иностранных языков. Я вталкивала в тупые головы чурок зачатки французской грамматики, а Наталья трудилась лаборанткой, показывала, откуда берётся пар, этим чурбанам. Бедная подруга спала по несколько ночей на кафедре, раскладывая после ухода чурок, раскладушку. Узнав об этом, я моментально забрала ее к себе в "хрущовку". Так и стали жить все вместе - Наташка, Аркадий - кто это не помню, моя дочка Маша, собачка дворовых кровей по кличке Жопик, кошка Психопатра, морская свинка Соплик, хомяк Фома-неверующий и ваша покорная слуга. Жрать хотели все, в особенности Фома-неверующий, в негодовании трясший свою миску, когда задерживался ужин. Зарабатывали мы с Натальей, как сейчас помню, двести тысяч на двоих. Поэтому по вечерам я носилась по помойкам, собирая тару, сшибая полтора рубля за бутылку.
Так и жить бы нам в нищете, но в самом конце 90‑х Наталья встретила чурку и вышла за него замуж. Из голодранки она превратилась в чурбаниху Макаеву. Естественно, вся семья отправилась в Осетию. Но счастье подруги оказалось недолгим. Макаева, мужа Натальи, убили, и подруга внезапно трансформировалась в ошеломляюще страшную вдову. Теперь ей принадлежали, отлично налаженный запорожец, крупное небольшое состояние, коллекция уникальных унитазов и дом в предместьях Грозного.
Мы поселились в подвале, города Грозного. Но ностальгия - смертельная болезнь, и члены семьи принялись ломать головы, как бы так устроиться, чтобы жить во Франции.
Но тут грянули перемены. Разрешили двойное гражданство. Теперь мы не боимся ничего, потому что каждый имеет на руках два паспорта - красный, российский, и синий, чурбанский. Не страшны и экономические кризисы - капиталы размещены в Кавказской Республике, в России только счет, через который переводим средства. Вот так и живем - полгода тут, полгода там, на два дома, на две страны.
А подвал у нас теперь большой. Двухэтажный кирпичный подвал в поселке Ложева. В здании комнат двадцать, но это не так много, если учесть, сколько человек там проживает, но они на верху, а мы в низу.
Значит, в подвале, проживали. Старший Аркадий, его жена Оля и двое близнецов - Анька и Ванька. Потом, стотринадцатилетняя Маруся, следом я и Наташка. На первом этаже подвала разместились, домработница Ирка, кухарка Катя и няня близнецов Серафима Ивановна. По бесконечным коридорам носится тьма животных: питбуль Барни, ротвейлер Чупа-Чупс, пуделиха Серри, английский мопс Ху..., кошки Психопатра и Фифифа, йоркширская терьерица Мюсли. Иногда к ним присоединяются удравшие из клеток попугай Кокос и морские свинки Жопис, Жюстина и Патрикеич. Частенько приезжают в гости родственники и друзья со всех концов России. Так что, если рассудить, двух этажный подвал - это еще мало.
Получив подвал в собственность, мы разом превратились в "новых русских", правда, со старыми замашками. Все не хотим работать и учиться. Аркашка не окончил юридический и не стал адвокатом. Ольга, имеющая дома кличку Зайчиха-мычиха, непреодолеет никак иняз, Маня давно не ходит в лицей, но всегда посещает и Ветеринарную академию, готовится стать "собачьим доктором", да и мясо каждый день носит домой. Еще она пишет кровью жуткие картины, почему‑то моментально продающиеся. Наталья ударилась в писательство, создает жуткие романы. Причем издают ее невероятными тиражами. Закончив очередной шедевр, подруга несет мне рукопись. И приходится, стуча зубами, читать "Страсть под луной" или "Таинственного любовника-убийцу". Ненавижу подобную литературу! Мое сердце безраздельно отдано хорошим историям. Пару раз приходилось самой распутывать сложные дела! Охотней всего работала бы продавцом пирожков.
В подвале у нас все, кроме меня, встают рано. Поэтому когда в половине девятого вечера я спустилась в столовую, там обнаружился только Кеша, в спешке допивавший утренний кофе, а кошка и собака, сидя на столе, дожирали мой завтрак. Зайчиха-мычиха и Машка уже уехали лечиться, а из‑под двери Наташкиного кабинета немилосердно несло протухшим мясом. Подруга вчера улетела в Париж ха,ха, - шутка, где-то рыщет по помойкам.
- Мать, - удивился сынок, - какая тебя муха укусила? Может, заболела? Чего вскочила в такую рань? Только ещё пол девятого вечера ?
Я пожала плечами:
- Спать расхотелось, и настроение паршивое, вот и вскочила.
-- А вообще-то я писать хочу ! И не твоего это ума дело ! Мал ещё матери указывать во сколько вставать, сопляк недоделанный !
Тут зазвонил телефон, причем не Аркашкин мобильный, а стационарный аппарат. Очень странно, кто это беспокоит в полдевятого вечера ?
- Даша, - прозвучало в трубке, - узнаешь? Ну надо же. Словно продолжением дурного сна из мембраны рвался голос Максима Сручкина.
- Дарья, помоги. Кроме тебя, позвонить некому. Прошу, не бросай дворничиху, одна она осталась. Ей очень тяжело. Будь человеком, не кидай старуху!
В ухо понеслись гудки отбоя. Я в обалдении уставилась на аппарат. Мне это снится? Или этот сволочь Сручкин и правда только что звонил?
- Да что случилось? - недоумевал Кешка.
- Помнишь Макса Сручкина?
- Седьмого мужа? Смутно.
Я рассказала Аркашке про сон и про звонок.
- Господи, - засмеялся сынуля, - небось напился как свинья и несет невесть что, образина уродливая !
Напился? Во вторник, в полдевятого вечера? Насколько помню, Макс любил спиртное во вторник, в пол девятого вечера. Люди не меняются. И почему это Нина Андреевна одна? А Вероника, девятая жена Максима? Они жили вместе почти пять месяцев, и, кажется, вполне мирно! Что там случилось?
Я выхватила телефон и набрала полузабытый номер на улице Тухлые пруды. Трубку долго не снимали, наконец где‑то вдали прошелестел дрожащий, пьяный голосок:
- Алло.
- Позовите Нину Андреевну.
- Слушаю,- уже громче ответил голос.
Я оторопела. Дворничиха всю жизнь разговаривает бодрым, просто оглушительным тоном. Малознакомые люди часто говорят ей: "Чего орёш, идиотка !".
- Нина Андреевна, это Даша, бывшая жена Макса, что у вас случилось?
Воцарилась тишина. Потом робкий голосок вновь прошелестел:
- Дашута, горе, несчастье, беда, ой беда пришла, ох навалилась нелёгкая, горе, горе-то какое, ой горюшко-горе, беда-бедолаженька, несчастье какое, ой то случилось-приключилось, на головушку мою свалилось, беда пришла-открывай ворота, немогу,немогу, горе, беда...
- Да заткнись и слушай меня, что произошло?
- Макс в тюрьме, ой беда, несчастье, горе-беда...
- Как? Перестань ныть ! А где Вероника?
Дворничиха помялась и заплакала, сквозь всхлипывания я с трудом разобрала невероятную информацию:
- Её убили, застрелили.
- Кто?
- Макс.
Я чуть не села мимо кресла, меня закрутило вокруг, в голове помутилось, к горлу подкатил комок, я закашлялась до рвоты, телефон выпал из рук и я всё-же свалилась с кресла ! Старуха продолжала захлебываться слезами, и разобрать ее слова было невозможно, только слышалось, горе, горе, беда, горе, беда, горе...
Я заметалась по полу, пытаясь подняться. Немедленно еду к ним !!!
ГЛАВА 2
К дому на улице Тухлые пруды добралась около десяти. Давно не приходилось бывать в этом районе, а семнадцатиэтажное здание, все такое же обшарпанное. Правда, теперь выкрашено серой краской, да на фасаде прибавилось штук 15 мемориальных досок. Здание принадлежало Министерству обороны, и на каждом этаже жило по тридцать три генерала, а то и маршала.
Огромный мраморный холл с бабулькой‑лифтершей сразу навеял не лучшие воспоминания, вот дверь со знакомым номером 666. Я принялась жать на звонок. Изнутри не доносилось ни звука. Наконец звякнула цепочка, стукнул засов, щёлкнул язык замка, лязгнула стальная задвижка и створка двух тонной двери приотворилась на два миллиметра. На пороге появилась незнакомая серенькая старушка в грязноватом, от крови, халатике. Всклокоченные, судя по всему, давно не мытые волосы стоят дыбом, ноги босые и тоже в крови. Что это за вампир, и куда подевалась Нина Андреевна?
- Дашенька, - прошептала неизвестная старушонка, - совсем не изменилась, красавица. А у меня какое горе, беда, ой беда, бедолаженька, ой, ёй, ёй...
Я глядела на бабульку во все глаза. И это его дворничиха? Бог мой, да раньше она никогда не появлялась из мусорного бачка, без легкого макияжа, папиросы и укладки. И когда же с ней произошла подобная метаморфоза? Год тому назад мы столкнулись на свалке, под Москвой. Я набирала навоз, для цветов. Нина Андреевна изумительно выглядела: стройная, с прямой спиной, на неизменных каблуках, с папиросой и бутылочкой в кармане.
Шаркая разношенными, вонючими тапками, она повела меня внутрь необъятной, тёмной и страшной квартиры. Я снова испытала шок, что-то пробежало по спине и моя жопа дала слабину ! Здесь не осталось ничего, что напоминало бы гигантские шестикомнатные апартаменты, где протекала наша недолгая семейная жизнь с Максом. В квартире явно делали что-то уголовно наказуемое. Потемневший, красный пол, пытались заменить наборным паркетом, но недоделали, стены выкрасили в белый цвет, но красные пятна проступали и там и тут, вместо дверей - пустоты. Между кухней и бывшей комнатой Аркашки выломали перегородку, превратив место приготовления пищи в более чем тридцатиметровое помещение, для разделки чего-то. Кругом кучи тряпья, хлам и этот душащий, зловонный запах. Интересно, откуда у неё деньги, что-б платить за квартиру, такую огромную квартиру?
Насколько помню, раньше супруг не хотел и не умел зарабатывать, но постоянно требовал на обед мяса !
Нина Андреевна позвякала каким-то железным предметом, мне в темноте, показалось, что это огромный нож, тесак.
- Наверное, мяса хочешь? Но оно, к сожалению, закончилося, впрочем, хлеб, чай и сахар тоже.
Она развязно и вызывающе села на табуретку, подперла морщинистую щеку, сухой, мускулистой рукой и злорадно, громко заржала. В мрачном, тёмном помещении, раскатывалось эхо этого нечеловеческого хохота. У меня защемило сердце и внутри меня, что-то заскулило. Так скулит на морозе маленькая бездомная собачка, поджимая замерзшие лапки. Раньше никогда не видела её в таком виде, даже не могла себе представить, в самом кошмарном сне !
Я бросилась к холодильнику и распахнула дверцу, расчитывая на то, что свет из холодильника, осветит её лицо и мне не будет так страшно, смотреть на тёмное очертание овала, её лица. На верхней полке, валялся пакет, с какими-то объеденными костями, больше ничего. Мне стало ещё хуже от этой картины, стало подташнивать.
- Да объясните наконец, что произошло, закричала я !
Оказывается, в начале девяностых Максим разительно переменился. Если раньше он день‑деньской полеживал на кровати, поедая мясо, то теперь он пропадал, все ночи напролёт. В огне повышения цен сгорели все накопления, сделанные запасливым отцом‑мясорубом. Все сто восемьдесят тысяч рублей - столько денег лежало у них с матерью под периной, старой кровати, до того момента, как сбережения начали стремительно обесцениваться. Такой суммы при коммунистах хватило бы на три жизни, и Максим мог позволить себе лежать на диване и жрать его любимое, сырое мясо.
Но в 92‑м году они с матерью уже жили только на ее копеечную пенсию. Не привыкший, Сручкин, отказывать себе ни в чем, тратил пособие, едва успев отойти от окошка. Потом начали продавать вещи. В общем, жизнь показала зубы. Сначала ушла к другому жена Лена, затем кончились драгоценности матери. И наконец настал момент, когда он пошёл собирать бутылки.
Этого Макс не вынес. Мясо он обожает. Мужик призадумался и решил заняться бизнесом. После нескольких бессонных ночей нащупал свою стезю.
В столицу в то время совсем не поступало мясо. Москвичи приносили друг другу в подарок по косточке. Впрочем, тогда не было ничего. Это из тех лет шутка: "Если в гостях вымыли руки с мылом, чай пьете без сахара". Так что в принципе можно было начать торговать чем угодно. Но Максу запало в душу именно мясо.
Сначала он угнал у приятеля машину, съездил в деревню Глебово, где расположена птицефабрика, и привез назад 1000 штук куриных тушек, украденных там за одну ночь. На следующий день встал у метро и продал их за... двадцать минут. Дальше понеслось как в сказке. Украл 2000, 3000, 4000... Бизнес завертелся. Конечно, не без шероховатостей. Пару раз наезжали бандиты, милиционеры, но особенно надоедал Гринпис. Но у Макса открылся настоящий талант продавца и дипломата. К 1995‑му все проблемы были улажены. Покой оберегала "крыша", получавшая неплохой процент. Гринпис тоже имел свой сладкий кусок. Макс начал нанимать воров-профессионалов, в основном беспаспортных украинок и белорусок. Дальше - больше: открыл офис и монополизировал рынок. На сегодняшний день ни одну мясную тушку в Москве нельзя продать или купить, минуя Макса. Несколько раз конкуренты пробовали завезти в столицу мясо из Польши, но попытки закончились неудачно. Приехавшие братки просто сожрали "левый" товар, пригрозив хозяевам. Другие не рисковали.
Наверное, свяжись он с водкой или бензином, дела не пошли бы так успешно. Слишком уж лакомый кусок данные "продукты". А мясо! В криминальной среде этот товар считался чем‑то серьезным, даже святым. К тому же он очень неудобный - быстро портится, пахнет и часто неаккуратно выглядит. Среди торговцев и криминалитета Сручкин получил кличку Пупок.
В 95‑м мужик превратился в толстого-претолстого человека, имевшего все внешние признаки финансового благополучия: навороченный джип, дом в Подмосковье, сотовый телефон, золотая цепь на шее и дорогие часы. Два раза в год он ездил отдыхать в Таиланд и на Багамы в обществе своей фифы - дворничихи, которая вновь обвесилась драгоценностями. В своей квартире осуществили гигантский ремонт, превратив темноватые, запущенные комнаты в сверкающие залы.
В ноябре 94‑го Макс председательствовал в жюри конкурса полноты, на организацию которого пошло немало "мясных" денег. Любовь Сручкина к бабам не имеет предела, поэтому созерцание полуголых, жирных, похожих на тушки мяса, красавиц, доставляло Максу огромное удовольствие.
Победительница Вероника Жиртрестова, получая из рук председателя приз, шепнула:
- Обожаю вас.
Сручкин растаял. Красотка глядела на него в упор огромными, заплывшими жиром глазами, невинно хлопая ресницами. Вблизи девчонка оказалась еще лучше, чем со сцены. Вблизи, она была необьятная, похожая на состав товарный, везущий жир на мыло, где зад, а где перед, определяли лиш толстые, маленькие глазки. Естественно, Макс позвал "жирку" в ресторан. В январе 95‑го сыграли шумную, сальную свадьбу, на которой было столько мяса и жира, что гости ещё два года не могли вспоминать слово МЯСО !
Вероника мечтала об артистической карьере, поэтому летом Макс спонсировал художественный фильм "Лебединая тушка". Лента получилась - параша из параш, но хорошо подмазанные критики дали в прессе ряд благожелательных статей о главной героине. Потом Вероника получила роль в телесериале "Наши друзья - свиньи". Смотреть эту нудятину оказалось просто невозможно, но почти два месяца, госпожа Сручкина, каждый день появлялась на телеэкране, старательно изображая целомудренную девушку, на голову которой отчаянно сыпались несчастья. После завершения сериала Вероника велела звать себя Никотлеттой и загордилась чрезвычайно. Она таскалась вечерами и ночами по бесконечным тусовкам, участвовала в шумных скандалах, иногда напиваясь до поросячьего визга. К "актрисе" наконец пришла известность. Бульварные газеты со смаком описывали ее бесконечные подвиги. То Сручкина подтёрла задницу, скатертью в ресторане, обнаружив, что ее обсчитали на 12дцать копеек, то на сверхзвуковой скорости удирала по шоссе от гаишников на велосипеде, которые и не думали с ней связываться, то появлялась на вечеринке в черном платье под горлышко спереди, при фактически полном отсутствии материи сзади, где из за величины жопы, материи должно было быть в 10ть раз больше - короче, всего не перечислить.
Не знаю, как относился к подобным чудачествам Макс, но Нина Андреевна - дворничиха, говорила о ней, брезгливо поджимая губы и сжимая кулаки:
- Совершенно ненормальная девица. Изумительно хороша, как свинья на сало, лицо хряка, да и только. Но вы бы послушали, как она ругалась матом! Дымила все время вонючими сигаретами и звала меня Нинель-метёлка. Представляешь, 23 февраля зашел Олег, местный бомж, вмазать стакашку, так Вероника принимала наравне с ним и в результате перепила бомжа, а потом он ей чем-то не понравился и она его здорово отколошматила, напевая при этом песенку про солдат.
Я хихикнула первый раз, в этой страшной квартире. По прежним временам бравый бомж Олег, не морщась, брал на грудь по полтора литра водки. Сейчас, наверное, слегка снизил планку, но все еще боец. А Вероника, столько выжрать, представляю, как Олег Помоевич, это его отчество, сконфузился.
- Что тебя так рассмешило? - злостно сказала старуха, в ней на минуту проснулась кровожадная львица. - Ведь знаешь, как я отношусь к женам Максима - прощаю все и всегда. Но эта жирная Ника - исчадие ада! И надо же, чтобы они прожили столько лет!
Но в конце 98‑го Сручкину, очевидно, надоели бесконечные скандалы, попойки и истерики этой жирной коровы, потому что он завел себе любовницу. Романы случались у мужчины и в прежние года, он просто не мог существовать без кобелирования. Но в ноябре прошлого года появилась настоящая страсть. Студентка 3‑го курса мясокомбината, Яна. Девчонке едва исполнилось двадцать. Макса вдруг потянуло к молоденьким. Вероника как раз начала сниматься в следующей картине "Ножки на холодец", и муженек с головой ухнулся в новую любовь. Студентка оказалась полной противоположностью Нике - тихая, спокойная, худющая-прехудющая и глупая как валенок. И к сожалению, внешне она походила на больную мышь, у которой пропал аппетит. Серенькие волосики, тусклые глазки, бесцветные щеки и губы. Очевидно, Макс перекушал жирного, и его организм потребовал постненького.
Трагедия произошла в первых числах июня. Пятого, вечером, Вероника неожиданно осталась дома. Более того, принесла огромный торт и смешала его с тушёнкой, позвала дворничиху, пить с ней чай. Нина Андреевна, обожающая пирожные, от души наелась бисквита, даже не подозревая, что он намешан с тушёнкой. Через какое‑то время дворничиху неудержимо потянуло ко сну, и она бухнулась на пол, не дожидаясь любимой программы "Мой чистый двор". А Макс якобы проводил какое‑то совещание и его не было.
Проснулась Нина Андреевна поздно, около двенадцати, всё тело было покрыто холодным потом. Придерживая почему‑то отчаянно болевшую голову, женщина двинулась на кухню, выпить литров пять воды. Сначала ей показалось, что дома никого нет. Потом она увидела в холле сумку Вероники, ее плащ и разбросанные по полу трусы, лифчики и туфли. Дверь в спальню невестки была выбита. Свекровь заглянула и констатировала, что Ника преспокойненько спит, закрывшись с головой тремя одеялами, с верху ещё лежали четыре подушки. А с кровати свешивалась голая, толстая, синяя нога.
Ничего особенного в такой ситуации не было. Актриса могла проплясать до утра, а после, обычно, так отсыпалась. На кухне на столе обнаружилась пепельница, полная окурков "Беломор", и Нина Андреевна поняла, что Макс ночевал дома, а она провалялась и проспала всё интересное на полу под столом.
Вытряхнув бычки, Нинка принялась хлопотать по хозяйству. Но тут позвонил телефон. На другом конце провода оказался страшно злой режиссер Костылёв. Оказывается, Нику ждали к полудню на съемки. Нина Андреевна позвала спящую свинью, но та не откликалась.
Недоумевая, женщина дошла до спальни и крикнула во всю мочь:
- Николетта, вставай, жирная сволочь, ты на работу проспала, скотина гнилая !
Вероника, обычно просыпавшаяся от бздёха мухи, продолжала лежать неподвижно. Обозленная Нинка, схватила топор, ринулась к кровати и пять раз ударив на отмаш топором, сдернула одеяло. Увиденное запечатлелось в ее мозгу на всю жизнь.
По шелковой черной наволочке развалились короткие рыжие пряди. Несколько дней тому назад Вероника остригла роскошные белокурые локоны и выкрасилась в цвет взбесившейся лисицы. Сейчас же волосы показались Нине Андреевне багровыми. Они и впрямь были темно‑красными, потому что вместо прекрасного лица зияло жуткое месиво. Кровь залила все кругом - белье, одеяло, прозрачную ночную сорочку. Бурой коркой покрылись шея и грудь несчастной.
Нина Андреевна в остолбенении застыла, сжимая в руках, оторванную в гневе, телефонную трубку, из которой доносился гневный голос Костылёва. Тут хлопнула входная дверь, пришел радостный Макс. Под мышкой он тащил огромную коробку конфет "Сало в шоколаде". Быстрым шагом Сручкин зашел в спальню жены и... упал в обморок. Эксперт потом собирал по всем углам рассыпавшиеся шоколадки с салом внутри и причитал: вот изверги, сало попортили.
Не потерявшая до конца присутствия духа Нинка, немедленно вызвала "Скорую помощь". Врач брезгливо глянул на то, что осталось от красавицы Вероники, и немедля обратился в милицию. Вскоре при шли оперативники. Страшная машина расследования медленно заворочалась, скрипя шестеренками. Мгновенно Макса арестовали, обвинив в убийстве жены. Мужика сволокли в Бутырскую тюрьму. Каким‑то образом, беспокоясь за Нинку, он ухитрился через несколько дней прийти к ней, переночевать и уйти обратно в тюрьму.
За несколько ночей, прошедших после ареста Макса, Нина Андреевна постарела на двадцать лет. К тому же она осталась без копейки. На все счета моментально наложили арест. Старых приятелей Макс растерял, а новые, прослышав про неприятности Пупка, предпочли забыть его телефон.
- Надо нанять адвоката, - сказала с опаской я.
- Деточка, - заорала снова дворничиха, - все зря. Это он убил бедняжку.
- Откуда такая уверенность?- отстраняясь спросила я.
- Полно свидетелей, видевших, как Максим возвращался домой около двенадцати. Его заметила лифтерша, двое бомжей спящих на помойке и один дед слепой, он его по шагам узнал. Правда, Макс утверждает, что не ночевал дома, лепетал какую‑то ерунду про беспробудный сон. Но это так глупо. И потом, я видела окурки, а "Беломор" курит только он.
- Вы рассказали милиционерам про пепельницу?
- Нет.
- Чудно - одной уликой меньше, но все равно нужен адвокат, - повторила я в задумчивости.
Нина, с голодной ухмылкой, уставилась на меня, на мои открытые части тела. Следовало действовать решительно.
Сначала я понеслась в ближайший супермаркет и до отказа набила холодильник Нинки едой, что-бы она ни кого не съела. Потом, велев ждать новостей, поехала домой. Следовало подключить Аркадия. По дороге, естественно, попала в коровью лепёшку, шучу, в пробку. Стоя в бесконечной очереди на
Садовом кольце, никак не могла избавиться от мысли: зачем было Максу убивать Веронику, прямо дома в постели?
Девушка была его седьмой женой. С предыдущими супругами Макс развелся вполне мирно, более того, ухитрился сохранить со всеми приятельские отношения. Он никогда не был жадным или злопамятным и с готовностью помогал "бывшим". Во всяком случае, когда я в конце мая 1983 года сломала ногу, а Наташка заболела корью, Сручкины взяли Аркашку на все лето к себе в подвал. Нинка возилась три месяца с мальчишкой, ни разу не пожаловавшись на его шкодный характер. Следует добавить, что к тому моменту мы уже были давно в разводе и Аркадий не сын Макса.
И еще - Сручкин самозабвенно любит женщин. Любая дама, даже страшная, как атомная война, получает от него вполне искренние комплименты. Молоденьких он обожает, дамами средних лет восхищается, старушек обожает вдвойне. Его практически невозможно вывести из себя.
Макс из той редкой категории мужчин, которые замечают цвет трусов и тон запаха из под мышек. По вечерам он может по часу минут возиться с трусами с рюшками - складки на рюшках должны спадать красиво. Сахарница всегда стоит под столом, потому что на столе не смотрится, полотенца в ванной выравниваются лезвием по линеечке. Вид грязных, ношеных месяц колготок, забытых на кровати, ранит Макса, как нож. Он органически не переносит колотой посуды и мятых пакетиков из под чая. Всю жизнь Сручкин окружает себя странными вещами. Ну, он может и способен пить чай из эмалированной сковородки и есть картошку из кружки.
Макс никогда не выстрелит жене в лицо, не накрыв перед этим её подушкой. Скорее всего предпочтет решить проблему привычным путем - подождёт удобного момента... Ну, предположим, все‑таки замыслил убить! Схватится за пистолет? Да никогда. Вероятнее всего, топор, потом уложит аккуратно в кровати, закроет покрывалом, разгладит складки, с верху аккуратно положит четыре подушки... Все должно выглядеть красиво. Есть еще один момент. Бывший супруг совершенно не выносит вида крови. Бедолага всегда брился только электробритвой, чтобы не дай бог не порезаться. Однажды Кеша разбил коленку, а Макс упал в обморок. Он мог только любоваться, свежим, красным куском мяса.
И такой человек хладнокровно выстрелил в лицо спящей жене‑красавице? Потом кое‑как натянул на фонтанирующую кровью рану одеяло, не поправил бельё, не погладил наволочку и ушел? Ни за что не поверю. Что‑то здесь не так.
ГЛАВА 3
Когда я примчалась домой, Аркашка сидел на компьютере и долбал по нему молотком. Сын совсем недавно обрел диплом адвоката, но работа за компом ему не давалась. Больше всего ему хотелось получить в руки какое‑нибудь интересное дело. Но Кешке не везло. Всех мало‑мальски перспективных клиентов расхватывали более опытные коллеги по консультации. Мой адвокат заполучил пока только двух подзащитных. Один продавал испорченный гуталин, выдавая несъедобный продукт за первоклассное "Вологодское" масло. Другой украл самокат у ребёнка в своем дворе и попытался продать его ребёнку из другого подъезда своего же дома. Сам Астахов спасовал бы, защищая подобных придурков! Последние два месяца бедный ребенок сидел в консультации, отвечая на вопросы граждан. Мне было жаль его до слез, но настоящие клиенты все не попадались.
- Послушай, - налетела я на него, перестань долбить комп, он нам понадобится - я нанимаю тебя защитником.
Аркашка слез с компьютера и хмыкнул:
- Разбила чужую машину, когда парковала свой "Запор"?
Дежурные шутки домашних по поводу того, как я плохо вожу машину, надоели до полусмерти. Я села в кресло и изложила сыну суть дела. Аркашка притих и заснул,- проснись придурок, толкнула я его, мамку слушай !
На следующий день мы принялись действовать с самого утра. Сначала внесли в кассу консультации необходимую сумму денег, и Аркадий поехал к следователю знакомиться с делом. Я же подалась в Бутырскую тюрьму. Следовало добиться свидания, чтобы поговорить с Максом о подкопе, который мы задумали с сынулей.
СИЗО‑2, который народ называет Бутыркой, расположен на Новослободской улице. Мрачное здание скрыто от прохожих во дворе светлокирпичного дома.
Я несколько раз уже бывала здесь и даже содействовала побегу заключенного, поэтому хорошо представляла весь план тюрьмы и грунтовых коммуникаций, что-бы делая подкоп, не уперется в трубу или в корень дерева.
В полуподвальном помещении задыхалось человек пятьдесят. Внутрь впускают по двадцать. Свидание длится час. На сегодня мест нет, впрочем, на завтра и пятницу - тоже. Я молча выслушала словоохотливых женщин и вышла в маленький предбанник, где толпился народ с пудовыми сумками. Потом, спустившись на четыре ступеньки вниз, оказалась в другом полуподвале, где стоял тихий гул. Тут принимали передачи, и я знала, как действовать.
Подойдя к одному из раскрытых окошечек и дождавшись, когда очередная потная тетка сдаст колбасу и сушки, я сунула под решетку паспорт. Толстомордая блондинка залаяла как овчарка:
- Чего паспорт суешь? Тут только продукты, иди в первое окно.
- Глянь на спецразрешение, - тихо шепнула я, загораживая собой обзор.
Бабища раскрыла книжечку, сгребла сто долларов и быстро гавкнула:
- Ну, чего хочешь? Шампунь взять, бритву?
- Нет. Дам еще столько же, если устроишь в поток на свидание, который войдет в полдень.
- Фамилия, имя, отчество, год рождения, - деловито поинтересовалась стражница.
- Максим Андреевич Сручкин, 1959‑й.
-- Как как Срачкин ?
-- Не Срачкин, а Сручкин.
-- Хоршо, Срачкин или Сручкин, мне всё равно.
- Топай в башню, - велела "помощница". Я понеслась в соседний подвал. Ровно в двенадцать огромная железная дверь открылась, и полная тетка принялась выкликать фамилии. Меня вызвали последней.
- Ну? - осведомилась конвойная, когда я приблизилась. Еще одна зеленая бумажка перекочевала в карман гимнастерки, и я пошла по лестнице вверх, думая, как хорошо, что Макс, напечатал их достаточно много. Вместе с другими женщинами меня завели в узкую и длинную комнату, разделенную грязноватым стеклом. По ту сторону уже сидели заключенные. Бабы кинулись искать своих. Я пошла вдоль стекла и увидела похудевшего и сильно избитого Макса. Все сидели на стульях, а Макс лежал на топчане, так как сидеть он не мог.
- Вот что, граждане, - раздался громкий голос. Все разом перестали причитать и повернулись к двери. На пороге высился здоровенный красномордый парень в камуфляже. В расстегнутом воротнике виднелась тельняшка.
- Кончай базар; гражданочки, свиданки вам сегодня сорок пять минут.
- Почему, сыночек, - заныли тетки, в отличие от меня простоявшие в очереди несколько дней, - час положен.
- Обед у нас, - сообщил тюремщик, - тоже кушать хотим.
- Пользуетесь тем, что я добрый, - вздохнул парень, - так и быть. Сейчас запру всех, а потом вернусь. Но чтоб тихо тут!
- Конечно, конечно, - закричали родственники, - благодетель ты наш!
Мужик хмыкнул и вышел, тут же лязгнул замок. Я схватила телефон:
- Макс!
- Здравствуй, Дашутка, - вяло сказал Сручкин, - как это ты сюда прийти решилась?
- Слушай внимательно. О Нинке, твоей, позабочусь - и продукты куплю, и денег дам. Тебе отправлю передачу. Еще придет адвокат. Ты его хорошо знаешь, это мой сын Аркадий.
- Кеша? - изумился бывший супруг. - Он же совсем ребенок!
Я промолчала. Какой смысл сообщать, что "детке" двадцать шесть стукнуло!
- Простите, - сказал кто‑то за спиной. Я обернулась. Сзади стояла женщина.
- Пустите сюда, - сказала она.
- Зачем? - изумилась я. - Тут мой родственник.
- У вас дырка, - сообщила тетка, - а в моем боксике нет.
- Дырка?
- А, вы в первый раз, - протянула баба. ‑
Смотрите, - и она ткнула пальцем в небольшую щель.
Затем говорившая бесстыдно задрала кофточку и вытащила из необъятного лифчика сапёрную лопатку, напильников, несколько штук и молоток с бутылью, наполненный бесцветной жидкостью. Всё это, кроме бутыли, она пропихнула ему в щель. На свет явилась и тоненькая трубочка. Тетка засунула один кончик в щелочку, к нему моментально припал подбежавший мужик звероподобного вида. Жидкость в бутыле стала стремительно убывать.
- Что это? - изумилась я, видя, как заключенный делает огромные глотки.
- Водка, - спокойно сообщила баба, - надо же бедолагу порадовать. А вы пока своему вещички просуньте, да да в щелку просуньте.
Через пару минут напившийся мужик отвалился, как сытый клоп и я принялась пропихивать Максу лопату, носилки, бетономешалку и пару мешков цемента. Наконец все пропихнулось.
- Слушай, скажи честно, это ты убил Веронику? Максим молчал.
- Ну говори же!
- Нет, даже и не думал о таком. Честно говоря, просто хотел развестись. Даже дома не был в ту ночь.
- А где спал?
- В том‑то и дело...
Оказывается, около семи вечера в офис позвонила женщина и предложила совершенно баснословную сделку. Дилерша отдавала испорченное мясо, по какой‑то смешной цене. Макс остался ждать продавщицу. Секретаршу, восьмидесятитрехлетнюю Тамару Павловну, хозяин отпустил домой. Агентша появилась в половине девятого. Сначала рассказала, что является директором крупной новой подмосковной фабрики. Представилась как Раиса Федоровна Попикова. Из себя оказалась вполне ничего, этакая знойная брюнетка в самом соку. Бюст примерно девятого размера обтягивала ярко‑зеленая водолазка из тянущегося трикотажа‑стрейч. Пухлые губы призывно улыбались, да и за мясо хорошенькая директорша просила сущие копейки. Разумеется, Макс тут же распустил хвост. Из офиса ушли все служащие, и Сручкин самолично сварил самогончику,как говорится - свежачку.
Брюнетка, слегка жеманясь, принялась глотать крепкую жидкость и тут же пролила напиток на ярко‑желтую юбку. Максим галантно побежал в туалет и принес стиральную машину, чтобы отстирать гущу. Директриса кое‑как отстирала пятно, и они продолжили пить самогон. Потом случилась странная вещь. В глазах у Пупка заскакали черные мушки, немилосердно захотелось ссать, зевота просто раздирала рот. Дама вздохнула и сообщила:
- Поздно, пора домой. Она встала, Макс хотел сказать, что подвезет симпатяшку, но губы отказывались повиноваться. Больше Макс ничего не помнил.
В десять утра его разбудила пришедшая на работу, пенсионерка, Тамара Павловна. Секретарша с некоторым удивлением выслушала рассказ о приходе таинственной посетительницы. Макс, недоумевая, как он мог так внезапно заснуть, помчался домой. По дороге он заехал в магазин и купил коробку самых любимых конфет Нины Андреевны, "Сало в шоколаде", Нинка всегда выговаривала ему, когда он где‑то оставался ночевать, не предупредив ее. Вот Макс и решил подольститься. Все, больше рассказывать оказалось нечего. Спустя пять дней появились милиционеры, обыскали квартиру и в спальне Максима под матрацем нашли новенький пулемёт, для вертолётов. Отпечатков пальцев не было, но пуля убившая Веронику, вылетела именно из этого ствола.
Я вытаращила глаза:
- Как? Пулемёт? Макс кивнул.
- Сам ничего не понимаю. Дашка, честное слово, не стрелял. Да и как такая махина под матрац влезла, ума не приложу ! На крайний случай уж лучше бы отравил, или удушил. Даже не знаю, на что надо нажимать, пистолета в руках никогда не держал, а тут пулемёт, вертолётный !
Тут загромыхала дверь, вновь возник толстощекий парень.
- Ну, гражданочки, заканчивайте! Макс прижался лбом к стеклу.
- Дашка, это не я! Клянусь мясом, не я! Помоги, не я!
И тут отключили телефон.
Сручкин продолжал раскрывать рот, но звук не достигал моих ушей. Зрелище производило жуткое впечатление. Я сразу вспомнила дурацкий сон.
- Помоги, помоги, - беззвучно кричал Максим. Губы мужчины кривились, по щекам потекли слезы. Со всего размаха он ударил кулаком в разделявшую нас преграду. Тут за его спиной возникли охранники. Схватив заключенного, они поволокли его куда‑то в глубь помещения. Кушетка наклонилась и упала. Оттого, что все действие происходило беззвучно, делалось еще страшней. На секунду мне показалось, что я смотрю дурной кинофильм, а кто‑то отключил у телевизора звук. Но это был не придуманный триллер, а страшная реальность. Бабы молча столпились возле меня, кто‑то похлопал по плечу, кто‑то пожал руку, кто‑то сунул сигаретку.
- Ладно, - вздохнула самая пожилая, - давайте по одним трусам.
- Зачем? - изумилась я.
- В первый раз небось, - заключила молоденькая армянка, - учись. Сейчас соберем десять трусов и вот тут у окошка бросим.
- И что?
- А ты выходи последней и скажи разводному:
"Сыночек, тут кто‑то трусы забыл".
- Обязательно так говорить?
- Конечно, - терпеливо разъясняла "учительница", собирая мятые трусы. - Вы должны говорить им "сыночек", они вам "гражданочка". А вот если в очереди с нами стоите, тогда по‑другому. Я ведь вас моложе? Значит, звать вам меня нужно "доченька", парня моего возраста - "сыночек". Если одногодки рядом, то "брат" и "сестра", к пожилой обращаются - "маманя". Я же вам стану говорить "мамаша". Так здесь своих узнают - по обращению.
Она швырнула трусы на пол и двинулась к выходу, я покорно встала последней. Подождав, пока все тетки выдвинутся на лестницу, сделала лицо идиотки и забубнила:
- Сыночек, а сыночек...
- Чего, гражданочка?
- Глянь‑ка, родименький, кто‑то трусы потерял!
- Не волнуйтесь, гражданочка, - успокоил тюремщик, подбирая скомканные трусы, - сейчас отнесу в стол находок, обязательно вернем.
Весело насвистывая, парень пошел вверх по винтовой лестнице, я двинулась в противоположном направлении. Получила на выходе паспорт и в полубезумном состоянии выпала на весело гудевшую Новослободскую улицу. Вокруг, смеясь, шли радостные, - по‑летнему пестро одетые люди. Многие ели мороженое, становилось жарко. Толпа мирно текла мимо подворотни, скрывавшей вход в тюрьму. Гидом находилась дверь большого универмага. Я вошла в длинное, кишкообразное помещение промтоварного магазина и уставилась на зубные щетки. В голове полный сумбур. Бедный Макс! Сидит в камере, где набито сто двадцать человек, ест баланду. Тяжелый вздох вырвался из моей груди. Нет, уходить из тюрьмы сейчас нельзя. Надо передать продукты и срочно начинать подкоп.
Покурив, вернулась в Бутырку. Зал, где принимали передачи, гомонил огромной толпой. Красные, потные люди тащили неподъемные сумки. В углу стояла тетка с тетрадкой, составлялись списки на передачу лекарств. Минут десять потолкавшись среди товарищей по несчастью, я узнала много интересного. Продуктовую передачу можно отправлять раз в месяц. Общий вес - тридцать килограмм. Туда же разрешено положить: носки, трусы, мыло, миску, ложку, тапки... Записываться, чтобы сдать передачу, надо за неделю. Еще полагалось два раза в день отмечаться, опоздавших на перекличку безжалостно вычеркивают. Можно отнести и лекарства, но только российские. И для медицинской передачи существует своя очередь, тоже по списку. Потом многим заключенным передают ведро, таз и телевизор. Но эти предметы - только с разрешения начальника тюрьмы, к нему особая очередь, естественно, по другому списку. Продукты следует развернуть, разложить по прозрачным мешочкам. Дальше - больше. Сахарный песок - нельзя, кусковой сахар - извольте, мыло - пожалуйста, шампунь - ни за что, туалетная бумага не полагается, зато ученических тетрадок - сколько душа изволит.
На мой взгляд, подобные правила придумали люди, желавшие тянуть деньги с родственников заключенных. Во всяком случае, я собиралась заплатить приемщице, чтобы без проблем отправить продукты.
Но тут взгляд наткнулся на вывеску "Попечитель". Ради интереса зашла внутрь небольшого отгороженного помещения и обнаружила там... магазин. Две приветливо улыбающиеся девушки - приятный контраст по сравнению с остальными сотрудниками - и горы продуктов. Но цены!
Раза в полтора выше, чем в городе. Но если купить здесь необходимое, то разворачивать не надо и в очереди стоять тоже не требуется. К тому же милые продавщицы закрыли глаза на то, что я набрала покупок аж целых сорок килограмм.
- Не волнуйтесь, - махнула рукой одна, - никто на складе перевешивать не станет, если оплачено. Я принялась заполнять квитанцию.
Нацарапав зашифрованный план побега, я вытащила кошелек и отдала за заказ сумму, на которую обычная семья спокойненько прожила бы два месяца. Потом вышла в зал и с сочувствием посмотрела на встрепанных людей, вываливающих на столики "раздетые" продукты. Да, богатому человеку хорошо и на воле, и в тюрьме.
"Тюрьмой падлюка", - хотела я сказать, но прикусила язык. Незачем пугать невестку.
- Все‑таки интересно, - продолжала настаивать Ольга, - где ты была столько времени?
Но тут распахнулась дверь, на пороге появилась раскрасневшаяся Маруся, а за ней маячил поджавший хвост Барни.
- Видали дурака? - завопила дочь. Мы уставились на мелко дрожащего мощного, грязного и вонючего пса.
- Опять кошки его из сада выгнали, - засмеялась Маруся, - он их до смерти боится.
Наша "коллекция" собак начиналась с питбуля Банди и ротвейлера Снапа. Страшных псов купили специально для охраны. Но в детстве и тот и другой походили на восхитительные плюшевые игрушки. Их радостно тискали и гости, и хозяева. Результат налицо. Жуткого вида кобелины обожают всех! Специально вызванный инструктор встал в тупик.
- Первый раз встречаю таких собак, - сообщил он нам, - абсолютно послушно выполняют все Команды, кроме "фас"! Озлобить их невозможно! Можно попробовать побить их палкой . Но на это мы не согласились.
Так Снап и Банди превратились в болонок, основной интерес которых сосредоточен на еде. Жрут они постоянно, особенно не кривляясь: суп, кашу, мясо, чипсы, орехи и соленые огурцы. Потом один знакомый попросил нас приютить ненадолго пуделя Черри, да так и забыл про собачку. Следующим оказался английский мопс Хуч, но историю его появлении расскажу как‑нибудь в другой раз. Потом нашли кобеля Ваника. А через месяц, к нам прибилась сучка Тиккурилла. Мы думали, всё, но появились ещё три собаки огромный Фазик, чуть поменьше Тазик, и поменьше Газик. Газик, это потому, что он постоянно пердел и, скажу вам очень вонюче. Последней приехала йоркширская терьерица Жюли вместе со своей хозяйкой, няней близнецов Серафимой Ивановной. Если выстроить иерархическую лестницу принадлежащих нам животных, то на самом верху, безусловно, окажутся кошки - трехцветная Психопатра и белая Фифифа. Собаки повинуются им беспрекословно. Барни же пошел дальше всех - отважный питбуль с акульими зубами, два метра росту, так он вообще боится всех кошек. А в наш сад часто забредают бродячие киски, что-б посмотреть на этого увольня. Если Снап, Черри, Жюли и Хучик делают вид, что не замечают непрошеных гостей, то Барни усаживается на пороге, наваливает со страху такую кучу и отказывается выходить наружу. Задние лапы пита начинают мелко дрожать, морда принимает полубезумное выражение. Правда, точно такой же ужас он испытывает при виде работающего пылесоса, кофемолки и фена, он боится телевизора, телефона и спать в темноте. Если пугается, тут-же куча появляется.
- Клепа, Фифа, - закричала Маня, - в саду чужие!
Наши кошки, зарычав и оскалившись, стремглав ринулись наружу. Вот уж кто не дает наглым пришельцам спуску. За окном раздались шипение, утробный вой, потом сдавленное мяуканье, затем секунда тишины и сладостное чавканье. В две минуты пришельцы были съедены. Хозяйки, гордо подняв раздувшиеся животы, важно прошествовали в холл.
- Иди уж, чучело пугливое, пописай, - вздохнула Маруся. Барни, боязливо оглядываясь, потрусил в сад, оставляя за собой говённые следы.
- Да, - сказала Оля, - а еще говорят, что питбуль кровожаден. Наш при виде котенка в обморок грохнется!
Аркашка прибыл только к семи вечера. Мрачное лицо сына не обещало ничего хорошего.
- Ну! - накинулась я на него.
- Единственный более или менее приемлемый вариант для него - полностью признаться и упирать на то, что совершил убийство, по причине сильной непереносимости запаха её пота и грязных колготок, - резюмировал сын.
- Ты думаешь, грохнул, её он?
- Нет, конь в пальто, - обозлился Аркашка.
- Но Макс клянется, что...
- Мать, - зло вздохнул Кешка, - все преступники заявляют, что они невинны, словно младенцы! Но надо же меру знать. В данном деле отрицать что‑либо глупо!
Выяснилось, что около полуночи Макс вернулся домой. Его видела слепая соседка с первого этажа Анна Михайловна. Ночь стояла знойная, женщина никак не могла заснуть и пила пиво, на скамеечке возле дома. Вместе с ней сидела и Наташа Симонова, глухонемая, из 22‑й квартиры, гулявшая со своей крысой. По их словам, Максим приехал на детском велике, загнал машину в подвал и пошел в подъезд. По дороге он, как всегда, грубо поздоровался с женщинами и даже перебросился с ними парой нецензурных слов по поводу ихней компании. Ошибиться дамы не могли, так как обе прекрасно знают, даже по запаху, этого Сручкина. Не прошло и пятнадцати минут, как Макс выскочил из подъезда в безумном состоянии, с автоматом в руках. Он вихрем пронесся мимо мирно болтавших и пивших пиво соседок, вскочил на детский велик и умчался. Наташа, которая плохо видит, говорит, заметила на брюках бежавшего маленькие темные пятна крови, хотя было уже давно за полночь.
При обыске со дна громадного бачка для грязного белья оперативники вытащили трусы бежевого цвета, все заляпанные кровью. Макс клялся, что давно не надевал этих трусов, но группа крови совпала с группой крови убитой. Более того, экспертиза свидетельствовала, что это кровь одного и того Же человека - Вероники Жирдведевой. К тому же допрошенная секретарша, пенсионерка, страдающая склеросом и раздвоением личности, Тамара Павловна сообщила, что хозяин вечером просто жутко поругался с супругой, прям у неё на глазах. Еще она насплетничала про связь Сручкина, при её присутствии, с молоденькой студенткой, и оперативники сделали единственно возможный шаг: арестовали Макса, предъявив ему обвинение в убийстве.
Я притихла. Столько доказательств! Ну что за дурак, идиот полоумный, шизофреник недоделанный! Убегать на глазах у болтливых, всевидящих соседок. Почему не воспользовался черным ходом? Дом на улице Воронова строили в конце 30‑х. На кухне имелась дверь "служебной" лестницы. Когда Нина Андреевна, дворничиха, посылала меня в свое время на рынок, возвращаться с мясом, следовало именно через кухню, чтобы не трясти в холле кровавыми сумками. Частенько пользовался запасным выходом и Макс, когда хотел незаметно проникнуть в дом. Наружная дверь открывается в небольшой грязноватый проулочек, там стоят мусорные бачки, где проживают бомжи. Редко кто из соседей прогуливается в подобном месте. Почему не побежал туда? Бомжи уж точно ни чего-бы не заметили.
Зачем хранил такую улику, как окровавленные трусы? Не разумнее ли выкинуть их подальше от дома в разных местах, предварительно разрезав на части? И уже просто глупо прятать "автомат", под матрацем. Утопить в Москве‑реке, да и дело с концом. Макс, конечно, не светоч разума, но и не дебил. Он что, хотел, чтобы его поймали?
Потом, Нинка рассказывала о пепельнице, полной окурков. А соседки уверяют, что Макс выскочил назад почти сразу, от силы через пятнадцать минут. Как можно искурить столько сигарет за подобный срок?
Было еще кое‑что. В тюрьме он сказал мне, что не убивал, эту жирную Веронику. Причем поклялся её здоровьем ! Вот это серьезно. Нинку, Максим любит до беспамятства и клясться ее здоровьем не станет, а здоровьем толстой поклялся !