Аннотация: РАССКАЗ о последнем эмигранте из города Одессы
Последний
До отправления поезда оставалось несколько минут. Пассажиры спешили занять места, провожающие выйти из вагона. Я протиснулся к своему купе. Там, горячо выкрикивая и размахивая руками, копошилось человек десять.
- Дерутся, - опешил я, но тут же понял, - не бьют, а уговаривают.
На нижней полке сидел грузный старик в спортивном костюме. Сложив пухлые руки на рукояти палки и опустив на них лысую голову, он упрямо смотрел в пол.
- Гриша, ты же не ребенок, - вкрадчиво говорил, сидевший с ним рядом маленький, кругленький толстяк, - сегодня еще есть шанс. Но если завтра ты опять не поедешь в посольство, - он покачал головой, - тебе конец.
Толстяк хотел что-то добавить, но тут истерично закричала немолодая женщина. - Он же ненормальный, - она, нервно отмела седую прядь с виска, - уже все, все там. Он последний. На что он надеется? Я же не вечная. Если он завтра откажется, я еду одна, - твердо заявила она.
Все выжидающе стихли.
- Извините, можно мне пройти на свое место.
В мою сторону никто не посмотрел.
Тогда старик громко стукнул палкой о пол. - Тихо. Всем выйти. - Проходите, пожалуйста, - обратился он ко мне.
В купе, растянувшись на нижней полке, оказался еще один пассажир, который, не обращая внимания на шум и суету, читал газету.
Я внес вещи. Гриша попытался поднять полку. Женщина поспешила на помощь.
-У нас одна сумка. Занимайте все.
- Спасибо, - обрадовался я, - у меня сервиз в чемодане. Не знал, как пристроить.
- Сервиз? - Оживился Гриша, - Роза, ты слышала, у человека полный чемодан фарфора. - А если побьется? - Он подозрительно смерил взглядом мой багаж.
- Упаковал хорошо. Надеюсь, довезти. Не хрусталь, должен
выдержать.
- А у нас сплошной хрусталь. - Он печально покачал головой. Как его везти?
- Хрусталь тоже можно упаковать, - рассудил я.
- А я о чем говорю? - Роза, возбужденно сверкнув стеклами очков, откинула прядь волос с виска.
- Что ты говоришь? - Взорвался Гриша. - Можно брать только два чемодана на человека, а у нас одного хрусталя - контейнер. Как его упаковывать?
- Господи. Я что, виновата? Если в Риге сошли с ума и разрешают только два чемодана. А сейчас летят только через Латвию. Будь они там все счастливы, как я счастлива, - с жаром поясняла Роза.
-Рига не при чем, - строго прервал ее Гриша, - Америка, твоя хваленая Америка распорядилась только на два чемодана. Я трудился всю жизнь, а теперь должен потерять в один момент все, что собирал годами.
- Что у тебя есть? - Роза прижала ладони к вискам, покачала головой, - сплошное барахло.
- Барахло? - Гриша побагровел, - Волга в экспортном исполнении, - он загнул один палец.
- Барахло, - пискнула Роза.
- Дача, - повысил голос Гриша. - И где? На Большом Фонтане, - загнул второй палец.
- Курятник, - вставила Роза.
- Квартира в самом центре. Слева Дерибасовская, справа Приморский бульвар.
- Коммуна на сто соседей. - Роза безнадежно махнула рукой.
- Приморский бульвар. - Торжественно повторил Гриша и потряс сжатыми пальцами. - А теперь я должен бросить все это богатство ради какой-то Америки. Нет, как вам это нравится?
- Ненормальный, - чуть не задохнулась от возмущения Роза и выскочила из купе.
- Они все помешались на этой Америке, а я ненормальный. - Гриша с грустью посмотрел на меня. - Думают, там их сразу накормят цимесом. Даром, молодой человек, никто ничего хорошего не даст. - Он медленно разжал кулак, глядя на растопыренные пальцы.
- За сколько вы продали дачу? - Неожиданно подал голос сосед.
Гриша встрепенулся. - А, пустяки, разве в деньгах дело? Я жил в раю, на Большом Фонтане. А теперь какой-то Сан-Франциско.
- Там Тихий океан, - сосед отложил газету. - Пляжи не хуже, чем в Одессе.
Вы не слышали, никто не продает дачу рядом с вами?
- Никто, - Появилась в купе Роза, - уже продали все, что можно и нельзя и уехали. Вайсберги, Ройтманы и даже Карасик. Мой муж последний. Ему вазочки дороже Америки.
Роза нервно начала шарить по карманам. Ее пальцы бегло ощупывали шубу, дубленку мужа. - Сейчас, сейчас, - повторяла она.
- Роза, ты забыла билеты. - Гриша тяжело вздохнул.
- Почему забыла? - Я ничего не забыла. Конечно, я, везде я, ты только читаешь газеты и смотришь телевизор, - испуганно тараторила Роза.
- Нет, вы видели такое? - Торжествующе произнес Гриша. - Она забыла билеты, нас сейчас высадят из поезда, а я ненормальный.
- Не волнуйтесь, найдете, принесете, - проводница вышла.
- Почему высадят? Не имеют права. Ты - инвалид войны. Гриша, а где папка с документами?
- Там, наверно, где и билеты, дома забыла, - Гриша стукнул палкой о пол и встал.
- Вот она, - закричала Роза так, что пассажиры из коридора недоуменно заглянули в наше купе. - Ты ж на ней сидел. - Она повеселела, достала билеты и побежала к проводнице.
- Черт знает куда положила, - Гриша явно был смущен. - Вообще она замечательная хозяйка, но положить документы на постель. И какие документы! Конечно, я на них сел. Сейчас она вспомнит, что не выключила газ, не закрыла на кухне воду. У нее же полный сумбур в голове, но я ее люблю. - Гриша добродушно рассмеялся, - женщины, как дети, за ними нужен глаз да глаз.
Я вышел в тамбур, покурить.
Роза стояла у окна и отрешенно вглядывалась в расписанное морозом стекло.
- Ой, мне неловко, вы не угостите сигареткой? Только ему не слова. Он ненормальный и может убить. - Неумело прикурила и, не затягиваясь, задымила.
- Никогда в рот не брала, хотя двадцать лет проработала на табачной фабрике. Нет, вру, закурила, когда маму похоронила. Отец еще до войны умер - туберкулез. - Роза погасила сигарету. - Жуткая гадость, сейчас все и везде - гадость. Наш цех выпускал знаменитые папиросы "Сальве" с фильтром, а какой табак - сплошной аромат. А сейчас? Сплошная гадость. Что он знает? Я уже два года сплю на таблетках. Все думаю - ехать или не ехать? Если сейчас мы не уедем, я сойду с ума, я больше не выдержу.
Я открываю записную книжку - мне некому позвонить. Приходит праздник - мне некого пригласить. Его сестры там, моя тетка там, его бывшая жена с сыном там, даже новый муж первой жены там. А больше у нас никого нет. Он с виду такой грозный, а оставьте его без присмотра - умрет с голода, кастрюлю с борщом в холодильнике не найдет.
А если со мной завтра что-нибудь случится? Ему семьдесят лет, ранение с фронта, диабет, больные сосуды. А там ему сделают операцию, поставят на ноги. Его сестры работают там врачами. Здесь закончили институт, а там устроились врачами. Это было
безумно трудно, но они сумели.
Они пишут, что их хирурги на сто очков вперед наших и заменить сосуды им раз плюнуть. У них полным полно лекарств. А здесь? Прежде, чем лечь в больницу, надо запастись всеми
лекарствами, нет даже зеленки. Если он попросит еще одну отсрочку в посольстве, его вообще никуда не выпустят. Вы же видите, что творится.
Старое разбили, новое не построили. - Роза раскраснелась, холод в тамбуре был ей нипочем.
Мы вернулись в вагон. Гриша сидел на откидном стульчике в коридоре. Роза скользнула в купе.
Старик обратился ко мне.
- Что вам сказать, молодой человек, я тоже раньше любил покурить после обеда. Курил только "Сальве". А теперь нельзя - диабет. В молодости можно было все, но ничего не было, а теперь ничего нельзя, но все есть. Несправедливо.
Я не пожелаю своему заклятому врагу в семьдесят лет ехать в какую-то Америку. Как мне там может быть хорошо, когда здесь я прожил всю жизнь. Сколько я еще проживу? Ну, пять, десять лет. Нет, семь не больше. А здесь я прожил семьдесят и каких лет. Все было - и фронт, и ранение, мама погибла, отца забрали в тридцать шестом, потом реабилитировали. Только какой мне прок, что его сначала расстреляли, а потом прощения попросили.
Ну, это общее горе. После фронта я днем работал, а вечером учился. Снимал углы. Потом еще всякое бывало. Наконец, пенсия, диабет. Но это все здесь, а не там. У меня была дача на Большом Фонтане. Рай. - Гриша лукаво оглянулся по сторонам. - Ни одна женщина не могла устоять. А как устоишь?
Внизу шумит море, поют цикады. Вверху - звезды и луна с полнеба. Стол ломится. Тут тебе и скумбриечка малосольная, ставридка жареная, юшка из бычков-песочников, помидорчики, огурчики, икра из синеньких, колбаска и мясцо копченое с базара. Шампанское сладкое, вино сухое, водочка "Столичная", коньяк "Белый аист". И главное мне все можно и я все могу. Разве там будет такое, я вас спрашиваю?
- Гриша, - послышался тревожный голос его супруги, - ругай меня, как хочешь, но я забыла закрыть воду на кухне и выключить газ. Надо немедленно дать телеграмму соседям.
- Что я говорил? - Гриша подмигнул мне. - Это же дети. Розочка, никаких телеграмм давать не надо. У тебя есть муж, который все помнит. Я все закрыл, - торжественно произнес он и отправился в купе.
Роза снова вышла в коридор.
- Сколько он уже выпил из меня крови? Тянет, тянет. Чего ждать? Все вокруг сошли с ума. Отделяются, все паны - голые зады хотят командовать. Завтра этим начальникам стукнет в голову, и они никого никуда выпускать не будут. Ему этого не втолкуешь, он ведь упрямее хохла. Он же не такой, как все нормальные люди. Все разобрались, в чем дело, распустили партию, побросали партбилеты, а он заявил, - спросите у тех, с кем я в окопах лежал, хотят
они распускать партию или нет? Разве ему что-нибудь докажешь? -
Роза схватила меня за руку, отвела в сторону. - Я вас умоляю, уговорите его не брать отсрочку. Гриша здесь пропадет. Знаете, как ему тяжело пришлось в жизни? Отца репрессировали. Мальчишкой ушел на фронт. Мать с двумя дочками эвакуировали, но по дороге случилось горе. Самолеты разбомбили эшелон. Мама на глазах детей сгорела заживо. Он получил тяжелое ранение, но, слава Богу, остался жив, вернулся, отыскал сестер, помог девочкам встать на
ноги, работал, учился. Никакой личной жизни. Устроил сестер, и уж потом женился, а они умотали в Америку.
Я тогда дурой была и считала такихпредателями. Теперь прозрела. А Гриша так расстроился, что не отвечал на их письма. Все уговаривали его помириться, но он и слышать не хотел. Но, как говорят, не было счастья, да несчастье помогло.
Гришина жена, вроде порядочная женщина, из хорошей семьи, в момент уходит от него к какому-то таксисту. Гриша чуть ума не лишился. Циля, вы ж понимаете, и вдруг таксист Сидоров - пьяница и дебошир.
Дальше, хуже. Родной сын, Лева, в кого он только вдался, бросил школу, записался Сидоровым и пошел на завод. В голове одни босяцкие штучки. Говорит: "Папа, ты меня прости, но я хочу быть русским". Это можно пережить? Но слава Богу, все уладилось. Левка одумался, решил ехать в Америку, но как? Он бежит к Грише, падает в ноги: "Папочка, напиши тетям, пусть помогут, я же их родной племянник". Гриша спрашивает: "Скажи, ты русский или еврей, ты мой сын или таксиста Сидорова?". А этот негодяй отвечает: "Папочка, я готов быть негром или китайцем лишь бы попасть в Америку". Представляете, что значило для Гриши
написать туда? Но они помирились. Сестры так обрадовались, что выслали гарант Левке, Циле, Грише и даже таксисту Сидорову. Они втроем умотали.
Там дурь из головы Левки вылетела, он понял, что там надо вкалывать. Пристроился в магазин и так наловчился по-английски, как там родился. Потом окончил какой-то институт и стал специалистом по экономике. Его пригласили в Москву, в советники президента. В прошлом году приезжал на Мерседесе.
Не Левка, а настоящий джентельмен. Он так и сказал: "Папа, я наших босяков- эмигрантов не вижу в упор. У меня друзья только
американцы". Гриша развел руками: "Или я сошел с ума, или в Америке сошли с ума? Как ты сумел заморочить им голову?". Левка рассмеялся и отвечает: "Никто с ума не сошел, просто я твой сын и поэтому кое-что смог".
Еще тогда он уговорил Гришу ехать в Америку. Мы добились разрешения. Сколько здоровья на это ушло. Эти американцы только на словах демократы, а на деле такие же сволочи, как и наши. Даже хуже - взяток не берут. Но я добилась.
Умоляю вас, помогите. Наш сосед в купе известный художник. Его картины покупают здесь и везут туда. Он был в Америке и обещал убедить Гришу ехать немедленно, а вы только соглашайтесь. Это поможет. - Роза потянула меня обратно.
- Гришенька, пора кушать, - она захлопотала, накрывая на стол.
Сосед встал.
- Не уходите, только все вместе.
Мы достали свертки с провизией, но Роза их отмела.
- Обижаете, я столько всего приготовила. Колбаска-кровяночка, мяско копченое, судачок жареный, фаршированная куриная шейка, - быстро перечисляла, извлекая из сумки банки и баночки, пакетики и коробочки.