Тишина, которая на самом деле никакой тишиной не является. Просто люди привыкли не обращать внимания на звуки обычной жизни города и словно в насмешку зовут эту какофонию тишиной.
Щелчок зажигалки. Маленький язычок пламени ласково лизнул последнюю сигарету. Эту пачку она растянула на три месяца. И вот последняя тонкая палочка никотиновой отравы в руках. Она критично посмотрела на огонек от тлеющей бумаги и закуталась в плед. Пожалуй, одиночество достойная плата за возможность вот так курить, не думая ни о ком. Октябрьский ветер треплет волосы, а она улыбается ему.
Ее выбор. Мостик между жизнью и смерть. Широкий подоконник. Это сумасшествие настежь открывать окна в это время года на Урале, но ей все равно. Она сделала вторую затяжку среди этого вечера.
Тишина. Отключен телефон: он грозился без умолку трещать от смс и звонков. Сегодня ее день рождения, и эта отстраненность от него тоже... ее. Где-то на кухне в стальном друге-холодильнике бутылка коллекционного шампанского, которую она не откроет, сыр с плесенью и виноград. Она не хотела готовить... ни для кого.
Третья затяжка. Самая сладостная для нее... как всегда. Огонек пополз по белоснежной бумаге с новыми силами. Она посмотрела вниз. Туда, куда никогда не сделает шаг. Не потому что у нее есть обязательства, не потому что боится, не потому что это смертный грех. Просто... это было бы трусостью. А там, внизу, в желтом свете фонарей мокрый асфальт, кажущийся золотым, как дорога из желтого кирпича.
Затяжка. Он два года заставлял ее бросить, а она? Курила. Назло? Возможно. Кто разберет, что делается на зло, а что во благо, когда вместо двоих в любовной истории участвуют трое? Когда ты любовница? Третья. Лишняя. Но любящая. И когда мораль не главное, когда чувство - это то, чем живешь.
Она вновь затянулась. Побороть привычку, как это трудно. Вне зависимости от того к чему привычка. Первый месяц ей до боли не хватало уютного запаха трубочного табака, который он курил по вечерам. Тогда этот запах стал почти навязчивой идеей... А сейчас? Нет...
У всего своей запах, своя тональность, свой ритм в конце-концов. Вот эти ментоловые дамские сигареты пахнут одиночеством. Шампанское - вкус и запах предательства. А этот воздух... Тяжелый и невероятно плотный. Свобода, которою можно приласкать пальцами.
Затяжка. Взгляд на часы. Еще совсем немного. И снова побегут буквы между ее миром и его. Она спаслась в этом страшном мире Интернета. От одиночества? Нет. От своей привычки. От привычки чувствовать не своего мужчину, от привычки думать не о своем мужчине, от привычки жить не своим мужчиной.
Затяжка. Выдохнула дым в начавшийся дождь. А затем набрала полную грудь этой пьянящей лучше любого вина сырости. И... опустила сигарету в пепельницу. Она еще раз посмотрела на улицу, где под зонтами сумбурно, обходя лужи, перемещались припозднившиеся прохожие.
Она соскользнула с подоконника. Поправила сползший с плеч плед и подошла к компьютеру. Нажала кнопку питания. Проследила за вереницей белых цифр на черном экране, дождалась синей заставки. Привычно. Бездумно. Безлико. Она забралась с ногами на стул, поправила по-прежнему норовящий сбежать плед. Потерла кончик носа. Время отсчитывает последние секунды "до". Она надела очки, загрузила несколько программ. Из колонок в ответ полилась медленная музыка. Посмотрела на те несколько зеленых ромашек в окне интернет пейджера и до боли закусила губу. Его не было.
Она стремительно поднялась, плед упал на пол, и отправилась на кухню. Пить в одиночестве - дурной тон. Женский алкоголизм вообще неизлечим. Но... сейчас ей было все равно. Она нарезала сыр. Достала с полки узкий бокал на высокой ножке и бутылку шампанского из холодильника. С легкостью открыла. Опыт, который, говорят, не пропьешь. Она и не собиралась. Хотя... раньше был свой собственный чуточку сумасшедший сюр с том, чтобы открывать шампанское... и не пить. У них вообще были сложные отношения с алкоголем. Она была ценителем, но как смеялся ее "не ее мужчина", предпочитала "нюхать", а не пить...
Налила искрящийся напиток в бокал. Медленные и быстрые пузырьки стали подниматься со дна бокала к поверхности игристого вина, чтобы оборвать свое существование. Она долго смотрела на это движение, прежде чем поднесла хрусталь ко рту. Шампанское ласково коснулось сомкнутых губ. Она сделала маленький глоточек. На кончике языка умирали пузырьки. Еще одна привычка, теперь уже родом из детства. Она никогда не пьет вино просто так, не распробовав, не дав себе полностью насладиться его вкусом. Тогда, чуть больше восемнадцати лет назад, она всего лишь сидела под дверью в дегустационный зал, где родители пробовали знаменитые вина Абрао Дюрсо, и от скуки слушала лекцию о правильном питье вин. Тогда было лишь сожаление о том, что не может отправиться к великолепному озеру, сейчас... еще одна привычка.
Она собиралась сделать глоток, но не успела: звонок в дверь изменил ее планы. Поставила бокал на стол и отправилась к двери, было интересно: кто решил оспорить просьбу о том, чтобы сегодня ее никто не трогал и не навещал. Чуть больше десятка шагов до входных дверей. Навалилась плечом, толкнула незапертую тяжеленную внутреннюю дверь. И на мгновение застыла в дверном проеме, чтобы прокрасться на цыпочках к тонкой железной двери и заглянуть в глазок. Она судорожно вздохнула, когда увидела вместо человека цветы. Астры цвета розовых аметистов. О них знал только он.
- Зачем? - шепотом, потому что сил нет. Потому что чувствуешь, как рассыпается мир.
- Хотел поздравить тебя, - голос властный и уверенный. Точно такой, как она и представляла.
- Ты все испортил, - обвинение, в котором нет ни капли логики. Она сама это понимает, но не может по-другому.
- Ты бы предпочла безликое "С праздником" с экрана монитора? - капелька любопытства и укор.
- Да, черт возьми, да! Я бы предпочла это безликое поздравление. Я так хотела верить в том, что можно просто стучать по клавишам и ни о чем не думать.
- Трусишь, - презрительно.
- Да! - она не собиралась лгать. Сейчас не собиралась. "Мне нравится, что вы больны не мной...". Песня из такого родного и привычного кинофильма. Да, она слушала ее по пять раз на дню, понимая как точно все ее сказанное. И сейчас...
- Откроешь?
- Нет.
- Ладно. У меня еще сорок минут.
- Что прости?
- У меня есть еще сорок минут, а потом... потом мне надо будет спешить на самолет обратно.
Она присела на корточки, словно спряталась от всего и... всех. И вдруг почувствовала запах сигаретного дыма. Вишневые сигареты. Странно для мужчины, но ей всегда нравился именно этот запах. Она вдохнула полной грудью и промолчала. Так странно, но это ощущение его присутствия почти не пугало, в отличие от первых мгновений. Но встать и открыть дверь. Нет. Слишком страшно. Слишком опасно для несуществующего вместе, которого она боялась как огня.
Они так и просидели эти сорок коротких минут молча. Он курил, она думала. В какой-то момент, она словно увидела, как незваный гость поднимается и выходит на площадку к лифту. Последний шанс успеть, но она продолжает сидеть на полу. Он нажимает кнопку вызова, и женщина отчетливо слышит, как откликается лифт, чтобы через десяток жалких ударов сердца открыть двери. Она просидела так еще почти полчаса, прежде чем решиться заглянуть в глазок. Коридор был путь, только букет астр сиротливо лежал перед ее дверью.
Она долго стояла перед закрытой дверью, прежде чем решилась выглянуть из-под ее защиты и забрать букет. Ей почему-то казалось несправедливым оставлять букет там. Словно мышка выскользнула из квартиры, чтобы забрать цветы.
Она вернулась в квартиру. Поставила цветы в вазу и с грустью посмотрела на бутылку шампанского. Потом сумасшедшая улыбка коснулась ее губ, и женщина за горлышко, как будто пытаясь задушись стекло, схватила бутылку. Шампанское полилось под аккомпанемент ее смеха в раковину. И с каждой каплей льющегося в канализацию благородного напитка, ей становилось проще. Свободнее.
Это был странный вечер, остатки которого она провела, глядя на город. Было что-то от исповеди в том, чтобы просто сидеть в одиночестве, завернувшись в плед, и вдыхать упоительную сырость осеннего воздуха.
На следующий день она как обычно отправилась на работу. И уже там узнала, что разбился самолет, который пытался взлететь из их аэропорта. Она не придала этому большого значения, хотя ей несомненно было жаль погибших людей, а еще больше она сочувствовала родственникам и друзьям этих несчастных. Но ее жизнь продолжалась. Надо было заниматься делами, и она полностью погрузилась в работу. Лишь вечером, за пару минут до конца рабочего дня, она смогла вынырнуть из рутины. И эти несколько минут были потрачены на чашку восхитительно горячего чая.
Она не стала сразу возвращаться домой, а наоборот долго гуляла в одиночестве по улицам города. Она посмотрела на часы и обнаружила, что до "сеанса связи" осталось десять минут. Но она должна была успеть, благо уже почти вышла к дому. Она долго ждала лифт, а внутри все замирало. Вот только понять женщина не могла от страха, предвкушения или плохого предчувствия. Но ленивый лифт все же появился, и она бесстрашно шагнула в его раскрытую пасть дверей.
Вскоре она уже открывала дверь, чтобы ураганом ворваться в квартиру, бросить вещи в коридоре и бегом отправиться к компьютеру. Она нажала заветную кнопку включения и заставила себя вести соответственно возрасту. Надо было повесить верхнюю одежду и подобрать обувь, а еще заглянуть на кухню. Чтобы поставить чайник. Она вернулась в комнату как раз в тот момент, когда экран начал светиться синей заставкой. Несколько привычных кликов мышью. Сердце замерло. Последние секунды ожидания. Да или нет?
Его не было.
Она пила горячий час перед монитором, сама не зная, на что надеется. Но он так и не появился.
История повторилась и следующим вечером. Она начала волноваться, но сделать ничего не могла.
Всю ночь ее мучили кошмары, словно она куда-то не успевала. Не успевала, и это было фатально. Женщина проснулась за минуту до звонка будильника в холодном поту. Душ. Кофе. Путь на работу. Все бездумно. Все привычно. Она поднималась к себе в кабинет, когда услышала обрывок новостей. Как раз говорилось о том, что сегодня состоится день траура по погибшим в авиакатастрофе.
Что-то щелкнуло в ее мозгу. Мозаика выстроилась. И она зашлась нервным хохотом. Слезы брызнули из глаз. Истерика - отметила какая-то сторонняя часть ее сознания. Слезы и смех. Смех и слезы. Вперемешку. Истерика.
Она плакала и смеялась. Смеялась и плакала. И никак не могла успокоиться.
К реальности ее вернул звук пощечины. Щеку обожгло болью, зато смех прекратился. Остались лишь беззвучные слезы. Кто-то помог подняться. Проводил в кабинет и дал стакан воды в руки. Руки дрожали. Ей казалось, что она сторонний наблюдатель. Вот ее проводили к машине с шашечками, которая доставила ее к дому. Вот она, словно ведомая чьей-то чужой волей, вошла в здание. Вот подошла к лифту. Нажала кнопку вызова, и он тут же открыл двери.
Замок на двери в ее квартиру. Ключи. Она долго пыталась попасть в замочную скважину и не могла. Истерика вновь начинала набирать обороты. Она прокусила губу до крови, но ключ попал в нужное место. Четыре оборота. И она в своем маленьком мирке.
В прихожей остались все ее вещи, а женщина прямо с порога прошла в душ. Шагнула в ванну. Открыла вентиль. Холодная струя воды ударила по плечам и голове. Она долго стояла так, пока не смогла вновь мыслить. Потом добавила горячей воды и начала отмывать потоки туши с лица.
Так больно терять того, кто никогда не был твоим. Ни в какой мере. Но... Она смотрела на свои руки. И ей казалось, что они в крови. Если бы... если бы она открыла... Никуда бы он ни ушел... Если бы... Если бы они не начали общаться там... в нереальном мире. Где есть только черные буквы выстучанных слов. Если бы...
Слез больше не было. Она пила горячий черный кофе молча.
Надо жить... дальше.
"Дальше" у нее получилось каким-то скомканным. Она механически ходила на работу и обратно. Механически заставляла себя есть, пить, спать. Механически жила. Две недели. Но заставить себя притронуться к компьютеру, кому-то хотя бы виртуально улыбнуться она не могла.
Она пила обжигающий чай, когда раздался звонок. "Интересно кто?" - мелькнула мысль на краю сознания, и женщина отправилась открывать.
Заглянула в глазок. И... обзор закрывали астры цвета аметистов...