|
|
Во-первых, этот мелкий пиздюк Сенька Борзиков ушёл домой и унёс с собой мяч.
Во-вторых, и всё утро то не везло: во дворе крутилась одна мелкашня...
Гуля Калашникова с перекошенной недовольством гримаской на лице проводила
взглядом исчезающего в подъезде Сеньку и предложила оставшейся мелочи играть в
стоп-карикало на деньги. Малыши обрадовано засопели и полезли в карманы за
вкладышами от жевачки "Your 1-st dollar".
И тут, в третьих, нарисовался откуда ни возьмись весь растрёпанный Воробей и
сообщила запыхавшимся от стремительного продвижения по жизни в последние пять
минут голосом: "Гулька, тама... опять пацаны нашу баньку по..жгли... и два
белобрысых каких-то ещё..."
* * *
Очередь к школьному кабинету биологии состояла из персон-носителей двух видов
мировоззрения. Часть особей женского пола тринадцати лет от роду придерживалась
той точки зрения, что колоть будут в руку и больно будет не очень. Другая часть
была настроена не столь оптимистично и утверждала, что укол придётся всё же на
задницу, и спокойно сидеть после этого можно будет лишь на унитазе...
Подошедшая к кабинету Танечка - обладательница батистово-голубого ковбойского
галстука на шее и организатор внешкольного досуга учащихся школы - доступно
объяснила, что уколов вообще не будет... и все очень обрадовались... а будет
общепрофилактический медосмотр... и все очень встревожились...
Атмосфера слухов и внутренней паники охватила весь покоящийся в урочной
тишине коридор. Утверждалось, что придётся снимать трусы перед теми дядьками и
тётьками, которые сидели сейчас в кабинете и, наверняка, только прикидывались
там врачами, а на самом деле всю жизнь мечтали увидеть кого-нибудь без трусов...
При этом изначально склонная к пессимизму часть женского общества заявляла
теперь, что придётся не только снимать трусы, но и расхаживать полностью голыми
между столами с разными представителями медицинских профессий, словно на
выставке топ-моделей... Несколько раз предлагалось всем дружно взбунтоваться и
сбежать пока не поздно куда глаза глядят, к примеру в кино. Но на прошлой неделе
один из девятых классов за поход в кино был морально растерзан объединёнными
силами педагогов и родителей, в силу чего для остальных синематограф на данный
момент утратил свою привлекательность и актуальность.
Гуле весь этот трёп был полностью до пизды - она стояла, облокотившись на
стену, и читала "Дон Кихота" Сервантеса. Уколов она не боялась никогда, а пустую
болтовню слегка презирала. Рядом извечно верным пажом её ошивалась Ириска
Авицына, которая пыталась донести до подруги хоть осколки народного мнения и
возникших дебатов.
"Гуль, а ты снимешь трусы, если скажут?.. А если там дядьки эти увидят?..
Гуль, по правде, скажи а!.. Я - боюсь... Снимешь, а?...", доставала взволнованным
шёпотом Ирча.
- Сниму, не мешай!
"Да ты чё, Гуль!.. А если увидят?.. А?"
- Пусть видят, Ириска, брысь - мне три страницы осталось...
"У тебя всегда три страницы!.. Гуль, а девчонки говорят, что там на онанизм
будут всех проверять..."
- На какой ещё онанизм?
"На простой! Дрочишь ты или нет - сразу узнают!.. Олька Стасова рассказывала,
что у неё старшая сестра пошла к гинекологу и там сразу все сразу узнали, что
она онанистка и дрочит... и матери потом рассказали... и мать полдня за Олькиной
сеструхой по району с авоськой моталась, кричала "Убью, прошмандовка!"... ну ты
знаешь тёть Катю - у ней запросто..."
В это время открылась дверь в кабинет биологии, и мужчина с седыми висками
объявил, что "проходим по пять человек, по алфавитному порядку фамилий, на входе
и выходе не задерживаем себя и своих товарищей!".
Первая пятёрка, с которой исчезла и Ириска, скрылась в дверях, а Гуля
Калашникова почувствовала дрожь каменной тёплой стены под плечом и строки книги
уже минут пять не вмещались в её голову.
Дрожала, конечно, не стена. Изнутри чуть колотило бедную Гулю, которая
наслышана была о всём вреде и жуткой порочности онанизма. Вот уже два месяца она
отлично знала несколько вычитанных ею в медицинской энциклопедии научных и
полунаучных синонимов для этого позорного сексуально-физиологического явления. И
вот уже две учебные четверти она ежедневно предавалась "женской мастурбации" и
"подростковому рукоблудию", каждый уик-энд давая себе самую страшную клятву в
следующий же понедельник навсегда оставить недостойное и общественно-постыдное
занятие. Трижды ей удавалось продержаться до вечера вторника; один раз - до утра
среды... Гуля выкинула с балкона свой смешной пенал-карандаш и заставила младшего
брата отвезти на дачу её старый бэг, в который были уложены все имевшиеся в доме
шариковые дезодоранты. Никуда не удалось деть собственные пальцы, а время
проводимое ею в одиночестве на даче стало особо приятным... Гуля не верила во весь
этот девичий бред на пороге медосмотра, но даже самая зыбкая вероятность
оказаться публично уличённой в кошмарном грехе была для неё подобна внутреннему
низвержению в пропасть порока.
Когда через две на третью пятёрки пришла очередь Гули, она была максимально
подобрана и немного бледна. Чтобы пальцы не вздрагивали, приходилось всё время
поджимать их в кулаки. Гуля даже почти не запомнила, как снимала с себя школьную
сумку и верхние вещи, как взвешивалась и приседала перед женщиной в больших
округлых очках, как прошла ещё через несколько врачей в дальний угол... Очнулась
она перед сверлящим взглядом мужчины с серебристо-седыми висками блуждающим от
её пупка к глазам и обратно. Гуля стояла полностью голая, в спущенных до коленок
трусах, и автоматически прикрывала обеими ладошками покрытый мягкою шёрсткой
лобок...
- Гуля. Калашникова. Так, значит, да? А вы драчунья, оказывается, моя
милая!!! - врач с едва заметной улыбкой поднял пристальный взгляд и на этот раз
оставил его смотреть Гуле прямо в глаза. - Не ожидал, не ожидал...
- Я... нет... что вы... - Гулины смоляные зрачки стремительно забегали по сторонам,
ища невесть откуда сочувствия и скорой помощи и, не найдя, рухнули вниз,
вытеснив из-под нижних век две непрошенные слезы.
Густая краска стыда залила постепенно всё лицо Гули, спустилась на тонкую
шейку и заалела на пунцовых от волнения вздёрнутых вверх сосках зажатых между
предплечьями грудей...
- Вот что, Гулечка! - врач что-то писал в своих бумажках. - Зайдите-ка ко мне
после уроков! Я буду в вашем школьном медкабинете. Мне необходимо поговорить с
вами, перед тем как я буду разговаривать с вашими родителями...
Стоит ли говорить, что два последних урока Гуля Калашникова провела в
состоянии тихого ужаса... "Но как?!", - билась сдерживаемыми с трудом слезами о
внутреннюю поверхность глаз несчастная мысль, - "Он ведь даже не посмотрел...
туда...". А слова доктора о предстоящей беседе с родителями приводили Гулю просто
в ступорный шок...
Он сидел за столом медкабинета, занимая место школьной медсестры Раечки, и
спина его молчала вместе с замершей на пороге Гулей... "Не говорите, пожалуйста...",
молвила Гуля заготовленную загодя фразу, как выяснилось про себя...
- Не говорите, пожалуйста, родителям!.. Я больше не... буду!.. - повторила Гуля
с трудом и уже вслух.
- Вы уверены? - спина обернулась, и строгие глаза доктора вновь упёрлись Гуле
прямо в зрачки. - Вы и впрямь уверены, что этого не повторится?!
В голосе его звучала настолько жёсткая сталь, что Гуля поневоле вспомнила
оброненный с балкона, а на следующее утро найденный в царапучих кустах шиповника
пенал-карандаш. И ей стало до невозможного стыдно - уверенной быть за себя она,
похоже, больше уже не могла...
- Да... - едва слышно произнесла Гуля с опущенными ниже школьного этажа
глазами. - Не говорите, пожалуйста, родителям, что я... мастурбирую... Меня мама не
так поймёт!..
- Ч..что? - в глазах доктора мелькнула лёгкая растерянность, и в воздухе
повисла неловкая пауза, по истечении которой растерянность доктора сменилась
некоторой заинтересованностью. - Гуля... это с вами... давно?
- Нет... не очень... наверное с осени... - Гуля снова заливалась румянцем перед
врачом.
А он уже подобрал скользнувший было смех сквозь улыбку и серьёзно произнёс:
- Что ж, родители пока подождут! Но мне необходимо тщательно исследовать ваш
феномен, Гуленька! Раздевайтесь, пожалуйста!
И могучая спина в тёмно-сером обтягивающем пиджаке вернулась на место.
- Совсем? - голос Гули немного осел, но хоть сколь-нибудь положительное
решение вопроса с родителями крайне ободрило её саму.
- Нет, до трусиков! - донеслось из-за квадрата спины. - А трусики с тебя
снимать буду я!
Гуля оценила иронию и аккуратно сложила трусы поверх стопки с одеждой: "Я
всё...".
- Присядь, Гуля, вот здесь! - доктор развернулся теперь полностью и поставил
напротив себя стул в двух шагах. - Писю уже можно открыть - ты на приёме у
врача, а не на собственной свадьбе!
Он снял её ладони с лобка и положил их ей на расцарапанные загорелые коленки.
"Погоди-ка!", он быстро поднялся, прошёл к двери и щёлкнул замком.
- Так, ну что тут у нас? - врач снова сел перед ней и, наклонившись,
осторожно развёл в стороны её ножки.
Не совсем детская уже Гулина писька выглянула из длинных бело-розовых губок
покрытых ещё редким тёмным пушком сбегавшим узкой струйкой завитушек к стиснутой
попе. Гуля почувствовала, как неожиданно вместо всё заслоняющего стыда её
наполняет привычно тёплое чувство из-под низа живота...
- Показывай! - произнёс доктор и убрал руки.
- Ч..что... показывать?.. - Гуля замерла с приоткрытыми коленками.
- Показывай, как ты мастурбируешь! - пояснил доктор. - Дать тебе совет и
оказать посильную помощь я смогу, лишь составив полное представление о виде и
степени развитости заботящего тебя процесса! Пожалуйста...
Он взял её правую ладошку и вновь приблизил к голому Гулиному животу.
- Но... нет... я не могу... так... - слабо запротестовала Гуля, в то время как
указательный и средний пальцы её привычно ухватились за выступающую нежную
складочку на самом верху письки.
- Ты хочешь, чтобы я отвернулся? - в глазах доктора играла неприкрытая
ирония. - Как считаешь - мне так удобней будет ставить диагноз?! Успокойся,
пожалуйста, Гуленька, и продолжай... как будто меня нет здесь, и ты находишься
наедине лишь с собой... Ну? Как обычно... В мягкой постели... или под тёплым душем...
или перед школой, в утреннем туалете...
Спокойный, мягкий голос доктора завораживал, а рука его ласково коснулась
свободной коленки и очень нежно щекотнула чувствительный край вчерашней царапки.
Гуля чуть прикрыла глаза и забегала пальчиками в ставшей скользкой промежности...
Доктор оказался добрым, родителям такие точно ничего не рассказывают, возможно и
даже скорее всего он вообще её вылечит... а привычный волнующий щёкот между
пальцами наполнял Гуленьку такими радужными чувствами, что она совсем позабыла о
приводивших её в ужас четверть часа назад проблемах и самозабвенно дрочила
теперь на глазах у внимательно созерцающего увлекательное действо доктора.
Но доктор не вылечил Гулю... Когда ей было совсем хорошо, она приоткрыла глаза
и в полном отчаянии решила, что наоборот она сама заразила врача! Доктор ловко
шевельнул пальцами в застёжке штанов, и извлёк на свет розовато-коричневый
кожистый ствол, от вида которого скромница-Гуленька пятнадцать минут назад впала
бы в обморок, а теперь пребывала в таком восторге, что животик её мелко затрясся
и задрожал от нахлынувшей радости!.. Гуля застонала и забилась взмокшей задницей
на скользком сиденьи стула, вспомнив о том, что неизбежно следовало за каждым её
потаённым оргазмом и служило едва ли не основным стимулом всех её опасений и
вытекающих из них нравомучений: в приступе эйфории Гуленька каждый раз
непроизвольно описывалась... обильно... неудержимо порывисто... и очень заметно, если
речь шла о простынях!.. Поэтому единственное, о чём неверно предположил доктор,
была "мягкая постель" - Гуля не дрочила в кровати. И сейчас это должно было
случиться прямо перед доктором, который к тому же, для того чтобы удобней было
наблюдать Гулю, чуть придвинул к её коленкам свой стул... Но Гуле уже было всё
совсем всё равно. Она увидела, как большая и фиолетовая золупа оголилась у
доктора в кулаке и от этого невиданного зрелища всю Гулю выгнуло мостиком на
стуле. Вскрикнув, она пустила стремительную тугую струю далеко от себя...
Серебрянный поток ударился доктору в яйца. Доктор качнул кулаком ещё пару раз и
из золупы его в ответ раскрывшейся на стуле Гуле полетели шариками густые
молочные капельки. Одна из них достигла Гулиной пизды и повисла утончающейся
сверкающей нитью на самом краю хорошенько отдроченной раковины...
* * *
- Гуленька, всё это, конечно, прелестно... - доктор улыбался над ней,
застёгивая штаны и подавая приходящей в себя после порыва столь безумных чувств
невиданного оргазма Гуле её вещи. - Но, во-первых, дай мне слово, что
перестанешь с этой минуты считать болезнью вполне нормальные проявления
человеческого организма... А во-вторых, Гуля, я должен тебе признаться, что хотел
поговорить с тобой о совершенно другом! Ну скажи мне, пожалуйста, за что ты
вчера столь варварски избила моих бледнолицых оболтусов? А те майки, которые
были на них и которые ты превратила в груду утиль-сырья, всего три дня назад
были впервые надеты на них обожающей их мамочкой и моею женой!..
- Но они подожгли... нашу баньку... - Гуля замерла всё ещё голая с прижатым к
животику платьицем: в сознание её начинало входить всё понимание её нечаянной
ошибки. - Как... но вы же сказали, что я...
Гуля прикрыла глаза и вдруг совсем уже неожиданно для себя поняла, что больше
ничуть не смущается своей обворожительной тайной привычки...
Возможное продолжение и развитие произведения на сайте =Ластонька=...
|
|