Руки на спицах, а ноги в клубке -
Я говорю на чужом языке.
Ряд перепутанных рваных петель.
День оголтелый сошёл с путей.
Сказка окончилась. Станция. Сход.
Гравий шершавый у шпал поёт.
Тёплые рельсы вторят, дрожа,
О том, как грошик на них лежал.
Память о будущем - жаркий металл.
Расплавленный грошик в траву упал.
Не прорастёт сквозь него, звеня,
Былинка грядущего дня.
98
Повторённое лето - цветы и цветы,
Поражённые насмерть бездонным закатом.
Остриё немоты, как отравленный штык,
Прорастающий сквозь земляного солдата.
Полнота одиночества - край котелка.
Пряный воздух вливается в жадные ноздри.
Благодать повторения чудно легка,
Как невысохших слёз драгоценные грозди.
И буддийский монах на премудром быке,
Поседевшем, с увитыми розой рогами.
И не выразить то, что растёт вдалеке
Ни молчаньем, ни знаками, и ни словами.
98
Я листья нашла, и листья
Сожгла... О, не осуди!
Я верю ныне и присно,
Прижавшись к твоей груди.
И морок мой каждодневный
Ложится в жертвенный круг.
И страшен умысел древний
Моих возведённых рук.
С обрыва кинуться оземь,
Всей кожею о гранит.
Какая, Господи, осень
В пределах твоих стоит.
Не высушить за листами -
Рассыплется в пряный прах.
Но Фениксом новым станет,
Забвенье и смерть поправ.
99
Осень
О, северного мира отпечаток
На зеркале... Ещё не холода,
Но жмут ладони лапами перчаток,
И чавкает ботинками вода.
Погоды ветродышащие рты
Из люльки тёплой душу вынимают,
И мертвенным ознобом поднимают
До самой животворной высоты.
99
Лиловой пронеслось ветрянкой,
Наутро ни рубца, ни жара.
Я выжала из влажной тряпки
Раствор пустячного пожара.
Болезни детской привкус летний -
Но дни короче и бесцветней:
Прозрачны, вымыты насквозь.
Всё смех под окнами моими
Ребячьей стайки. Снова с ними
Мне поиграть не довелось.
Начало холода и года,
И красоты немая мука
Гудит, как колокол, всем сводом.
Всем безъязыким слогом звука.
Моя погубленная память!
Мне с каждым вдохом легче падать
К пустому центру напрямик.
Так воздух вытесняет время,
И сеть кричащих искривлений
Безмолвной тяжестью спрямит.
99
Синяя птица
1
Вторую чашу легче пригубить,
Но осушить, как первую, не в силах,
А третьей не бывать, и стало быть,
Разбуженные, разбредёмся. Синих
Промёрзших воробьёв помойный ряд
Издалека приобретает сходство
С огромной птицей, чьи крыла навряд
Над городом недвижным воспарят
В отчаянном безумьи донкихотства.
Остуженные, разберёмся. Суть
Отсутствует, но голос воли внятен.
Острожнику понятен тайный суд,
Но гласный приговор невероятен
И необъятен названый предел
Людского одиночества. По-птичьи
Сильно единородство наших тел
И непреложно душ разновеличье.
99
2
Твой голос, от тела отдельный,
Со мной коротал вечера,
Минуя в тоске запредельной
Пропащее позавчера.
Не облик, минутам подвластный,
Не образ, подёрнутый сном,
Но звук невозможный и ясный
В бессильном владеньи моём.
И губы касались аккорда,
И ноту ласкала ладонь,
Любому веленью покорна
Твоих беспристрастных ладов.
Небесную волю бемоли,
О, не прекословь, соверши!
Твой голос, желанный до боли
Любою частицей души!
99
3
От тебя избавлюсь стихами:
Перелью - и заговорю
Неподъёмный, кромешный камень,
Замурованный в грудь мою.
А вода его точит, точит,
Обволакивает, кренит.
Посвященье, двенадцать строчек
И крошит, и кривит гранит.
Капли, камни глаза застлали,
Шевеленье реки внутри.
Стали мелкими все детали,
Уступающие любви.
И немыслимая громада
Разлетается вкривь и вкось...
Каюсь! Творчеств иных не надо,
Кроме этой волны насквозь!
99