Я давно не решался взяться за перо. Писателей много, книг еще больше, да и наивно рассчитывать на успех в моем возрасте. Единственным побудительным мотивом написания сего опуса послужило желание предупредить человечество о новой угрозе для всей нашей цивилизации. Угрозе, которой мой герой помог осуществиться. Раньше говорили: "сказка - ложь, да в ней намек". Пришла пора без всяких намеков рассказать правду. Иначе может быть поздно. Иначе останутся лишь полеты во сне над мертвой планетой.
ГЛАВА I. НОСТАЛЬГИЧЕСКАЯ
Еще в школьном возрасте я начал понимать, что чем-то отличаюсь от своих сверстников. Нет, не внешне, не по характеру, хотя, конечно, у меня, как и у всех детей были свои особенности. Разница между мной и другими была в голове. Да-да, в неких умственных способностях, которые проявлялись довольно редко, но, как говорится, метко. Чтобы быть понятным, приведу один пример.
Это было в седьмом классе, когда учительница геометрии вызвала меня к доске и попросила доказать какую-то довольно сложную для решения теорему. Я же, как на грех, не нашел времени заглянуть в учебник, а провел весь вечер за чтением нового детектива. И учительница каким-то седьмым чувством догадываясь об этом, вызвала меня к доске, чтобы поставить мне "неуд". (У нас с ней вообще плохо складывались отношения: отчасти из-за меня, отчасти из-за ее характера). Выйдя к доске и подумав немного над условиями задачи, я быстро нашел правильный ответ. Но не так, как было рекомендовано в учебнике, а гораздо изящнее и проще.
Изумленная учительница смотрела на меня так, как будто впервые увидела. И поставила "пять" за сообразительность и "два" за прилежание. Уже потом, после школы, когда я был взрослым, она сожалела, что ее ученик не стал математиком.
Сегодня, на склоне лет, я неохотно вспоминаю свое детство: слишком малоприятны эти воспоминания о предвоенных и военных сороковых годах прошлого века. Да и к главному, о чем я хочу поведать миру, та моя младенческая пора существенного отношения не имеет. Единственное, что стоит отметить, коль скоро мне удалось выжить, то это, наверное, неслучайно. Есть в этом какой-то высший смысл.
После войны наша семья жила бедно, как и весь народ. Мать сумела в эвакуации сохранить не только верность мужу, но и меня - единственного в семье ребенка. Отец вернулся с фронта израненный, зато с орденами и медалями во всю грудь. Он очень редко рассказывал нам о дорогах войны, почему-то не любил смотреть кинофильмы и читать книги на военную тематику.
-У каждого своя правда о тех днях. О жизни, о смерти. И этой правды ни в книгах, ни в кино нет, - признался как-то отец. Только теперь я постиг смысл его слов.
В то голодное время он, страстный рыбак и охотник, приучил и меня в этим древнейшим, можно сказать, профессиям. К пониманию первозданной северной природы, к умению преодолевать трудности, добиваться поставленной цели. Он был мудрый, хотя не имел даже начального образования. Никогда меня не бил и воспитывал только личным примером. К нравоучениям, имеющим воспитательное значение , можно отнести только его любимую поговорку о том, что без труда не выловишь и рыбку из пруда. А отеческий совет "Привыкай, сынок, к тележному скипу". И я привыкал, учась трудиться и терпеть.
Удивляло меня, особенно в юности, его трепетное отношение к матери.
Забрав нас из эвакуации, он не позволил ей более работать, ни разу не обидел ее грубым словом. Однако отец часто выпивал, особенно после войны любил посидеть в компании таких же фронтовиков-калек (он был слеп на один глаз и плохо слышал после контузии). Однажды вечером, придя домой слишком пьяным, он схватил полено и начал гонять чертей по углам, случайно задев при этом руку матери. Утром отец хмуро выслушал рассказ о своих ночных геройствах, а увидев материны синяки, молча, оделся и ушел в лес. Вернувшись, клятвенно заверил маму, что пить больше не будет. И сдержал свое слово - до самой своей смерти с того злополучного дня не пил и не курил. Я благодарен свои родителям, что они дали мне не только жизнь, но и такие качества, как природный ум, трудолюбие, честность и упорство в преодолении всяческих невзгод.
Однажды мы с отцом ночевали в лесу. Не буду заниматься описанием всех прелестей дикой природы, скажу лишь, что тот, кто не встречал восход солнца на берегу реки или лесного озера, тот бедный человек. И мне его жаль. Ночью, снимая с костра закопченный котелок с кипящей водой, отец взял его голыми пальцами за дно и не спеша поставил на стоящий рядом пень.
-Неужели тебе не больно?- спросил я с удивлением.
-Дно совершенно холодное, правда, до тех пор, пока в котелке бурлит вода,- ответил отец.- Попробуй сам.
И я попробовал. Вновь подвесив котелок на палку, поставил его на костер. Дождавшись, чтобы вода закипела, резко снял с огня, прикоснулся пальцами ко дну. Опасаясь подвоха, действовал крайне осторожно. И лишь убедившись, что дно котелка действительно не обжигает пальцы, повторил рискованный маневр. Отец сказа, что впервые узнал о необычных свойствах кипящего котелка на фронте, но по причине своей малограмотности объяснить ничего не может. Я же долго раздумывал над природой столь примечательного факта. И со свойственным мне уже в те годы упорством искал объяснений, пытался понять физическую суть столь странного на первый взгляд явления. Оказывается, при закипании воды со дна поднимаются пузырьки воздуха, которые и отводят жар от железного дна котелка. Явление это нашло применение в холодильниках, только там для отвода тепла от морозильной камеры используется не вода, а фреон или другая жидкость с меньшей температурой закипания. Я даже фантазировал и пытался создать на этом принципе систему отопления дома, не требующего сжигания топлива. Рассуждал примерно так: если представить подвал дома морозильной камерой, где воздух моно охлаждать до минус 273-х градусов, то забираемого оттуда тепла хватит для обогрева пола первого этажа. По этому же принципу можно охлаждать атмосферу вокруг дома, а тепло отводить внутрь помещения через стены. Таким образом, отпадает нужда в традиционной системе жилищного отопления...
Однако хватит воспоминаний о детстве. Много чего интересного можно еще рассказать, да и время, отпущенное мне, истекает. Подчеркну лишь одну особенность своего характера: полнейшая неспособность попадать под чье-либо влияние. Как и у большинства сверстников, у меня, конечно, были свои кумиры, в основном, или старшие товарищи, или книжные герои. Но стечением времени наступало разочарование в их поступках, а способность мыслить критически и ничего не принимать на веру ускорила этот процесс. Помню, в день смерти вождя всех народов пожилая учительница плакала перед нашим строем, я же не чувствовал внутри себя ничего, кроме удивления - оказывается, и вожди смертны, и в этом смысле они не отличаются от обычных людей. Критический настрой ума заставлял меня уже в юности сомневаться в героизме Ивана Сусанина, который мог просто-напросто сам заблудиться в непроходимых лесах, в подвиге Зои Космодемьянской, которая зачем-то подожгла вместо штаба или склада боеприпасов конюшню с бедными лошадьми; скептически анализировать действия героев-молодогвардейцев. И в нашей школе таких "героев" было предостаточно, только никто их за воровство новогодних подарков не расстреливал. Я не пытался и не пытаюсь как-то пересмотреть историю - что было, то было. Но библейская заповедь "не сотвори себе кумира" стала моим кредо на всю жизнь.
Впрочем, есть один человек, которому я бы поставил памятник - это Иван-дурак, персонаж русских народных сказок и одного из анекдотов хрущевских времен. Приехала как-то наша делегация на американский мясокомбинат. Экскурсовод, подойдя к современному конвейеру, рассказал, что у них безотходное производство - с одного конца запускают живого барана, а с другого выскакивают готовые сосиски. Наш Иван, почесав голову, молвил: "Все это замечательно придумано, но нельзя ли сделать наоборот: запускать с одного конца конвейера сосиски, а с другого конца, чтобы живой баран выходил. А то у нас в колхозе баранов маловато..." Именно такие люди, способные мыслить нетрадиционно, и двигают процесс.
Природная наблюдательность, цепкая зрительная память и не прекращающаяся ни на минуту работа мозга - все это вместе взятое рано вывело меня из состояния безалаберного детства.
Чувствуя свое умственное превосходство над сверстниками, я старался водить дружбу с пацанами старше себя на три-четыре года - с одногодками мне было просто неинтересно. Исключение составлял лишь одноклассник Алик, позднее - Альберт, а еще позднее - Альберт Петрович, с которым судьба сводила меня не раз. Он-то и сыграл во всей этой истории едва ли не решающую роль, а потому расскажу об Алике поподробнее.
С ним я просидел за одной партой все девять классов. Он научил меня играть в шахматы, помогал в изучении физики, что в дальнейшем имело для меня большое значение в плане объективного познания окружающего мира. Семья Алика по интеллигентности была на порядок выше, чем моя: мать преподавала физику, отец работал директором школы. Я любил бывать у них дома и, признаться, относился к ним не без некоторого благоговения и робости. В силу разного воспитания и условий жизни я рос более свободным в своих действиях и потому, в отличие от Алика, рано начал выпивать и курить, чаще общался в кругу старших и раньше стал уделять внимание прекрасному полу. А мой друг был более домашним, общения вне стен школы избегал, к табаку и алкоголю так и не привык, рано женился и был, как говорится, однолюбом. Связывала нас присущая для обоих мечтательность, шахматы, за которыми мы проводили многие часы, и книги, которых в его доме было великое множество. Телевизоров в нашем детстве не было, спорт Алик не любил, но зато как замечательно мы путешествовали в дебрях Амазонки, сражались плечом к плечу с благородным Робин Гудом и храбрым вождем оцеолов Орлиным Глазом. О, это были незабываемые вечера! Особо подчеркну значение и роль в нашей жизни книги Алексея Толстого "Гиперболоид инженера Гарина". Мой друг не только бредил этим гиперболоидом, но даже попытался собрать его в стенах школы. Главным в наших мечтах было желание создать нечто подобное, совершить какое-нибудь открытие, изобрести нечто эпохальное. Но если Алик не мыслил себя вне физики, то я смотрел на мир несколько шире и своего выбора тогда еще не сделал. Но в том, что когда-нибудь все эти открытия мы совершим, - ни я, ни он не сомневались.
ГЛАВА II. РОМАНТИЧЕСКАЯ
После окончания школы наши пути с Альбертом надолго разошлись. Я, влекомый любопытством и жаждой романтики и приключений, поступил в мореходку, с успехом ее закончил и стал работать в торговом флоте. Альберт же пошел грызть гранит науки, закончил с красным дипломом физтех, осел в Москве в каком-то престижном НИИ. Длительное время никакой связи друг с другом мы не поддерживали. Года три я плавал по заграницам, в основном, в южном направлении. Был в портах Китая, Сингапура, Японских островов. Побывал и в Европе. Писать об этом периоде жизни можно много, но к делу сие не относится. Расскажу лишь одну историю, приключившуюся с моим новым дружком, тоже мореманом.
В те годы моряки торгового флота зарабатывали вроде неплохо, но все же многие занимались фарцовкой. Посещая иностранные порты, закупали в магазинах различный уцененный ширпотреб, который затем перепродавали. У нас импортное всегда в России ценилось, так как было качественное. Капитаны судов смотрели на это сквозь пальцы, да и сами привозили домой всяких вещей предостаточно. И вот друг, находясь в увольнении в одном из европейских портов, в поисках дешевых тряпок набрел на магазинчик, приятно удививший его низкими ценами на отлично выглядевшие товары - костюмы, рубашки, галстуки и лакированные ботинки. Объяснившись жестами с продавцом, наш мореман затоварился на всю имеющуюся у него валюту, предвкушая неплохо заработать дома. Так и получилось - вернувшись на родину и съездив к себе в лесной поселок, он выгодно продал уже на рубли два чемодана красивых шмоток. Правда, через два дня покупатели вернули все добро назад, потребовав обратно свои денежки. Горе-продавец отделался сравнительно легко, если не брать в расчет красочные "фонарики" на лице, так как не успел потратить деньги. Оказывается, вся купленная одежда и обувь хотя и выглядела неплохо, но была сделана полностью из бумаги и, попав под дождь, тут же размокла. Разъяренный моряк поклялся отомстить подлым капиталистам, и, когда на следующий год вновь побывав в том порту, то сразу же помчался искать злополучный магазинчик, предусмотрительно взяв с собой двух корешей. Магазин был на месте, да и встретил его тот же самый улыбчивый продавец. На этот раз один из друзей немного понимал по-английски и сразу же разобрался в ситуации, прочитав на вывеске, что здесь торгуют одеждой для покойников. На Западе не принято хоронить в хорошей одежде и обуви - все равно сгниет, а внешний вид накрахмаленного костюма и бумажных лакированных ботинок ничуть не хуже настоящих, зато стоит дешево. Кстати, неплохой бизнес, у нас в России пока никак не развитый.
Странно все-таки устроена у меня голова. Лежа ночью на палубе и глядя в бесконечную звездную бездну, я думал не о девушке, оставленной дома, а совсем о другом. Ни с того ни с сего начинал сравнивать устройство атома с нашей солнечной системой и приходил к выводу, что они идентичны. Представив, что ядро атома - это Солнце, а движущиеся вокруг него электроны - планеты, пробовал вычислять, каких размеров и какого вещества будет молекула, но не мог этого сделать, не хватало воображения. А может, вещество - существо, атомом которого является наша солнечная система, и есть Бог? А если рассматривать атом воды в микроскоп, то там можно обнаружить и Солнце, и Землю, и нас- людей, копающихся на ней? При таком раскладе вполне логичны и объяснимы и теория относительности Эйнштейна, и параллельные миры, и переселение душ. Именно с тех пор мне стал сниться один и тот же сон: я парю над землей высоко-высоко и отчетливо вижу все происходящее на ней, все красоты мира. И я просыпался умиротворенный.
Походив по морям и океанам, утолив юношескую мечту о путешествиях в жаркие страны, о тропиках и джунглях, краснокожих индейцах и прочей романтике, я понял, что такая жизнь не для меня. Однообразная, утомительная работа на судне и обязательные коллективные и буйные пьянки на берегу, девицы легкого поведения и припортовых квартала - и дружки-мореманы с примитивными привычками, вкусами и характерами. Все это в перспективе ничего хорошего мне не сулило. И я решил окончательной сойти на берег, начать новую жизнь. В поисках лучшей профессии натолкнулся на объявление в прессе, что объявляется набор для учебы и работы в милиции. "О, это как раз то, что надо!"- воскликнул я, вспомнив все прочитанные детективы Шерлока Холмса и майора Пронина. Особых сложностей при поступлении в ряды доблестной милиции у меня не возникло: родное пароходство, учитывая мои профессиональные качества, выдало блестящую характеристику, а комсомол, членом которого я, естественно, являлся, дал путевку. Тогда это было модно.
Начал службу после краткосрочных курсов дежурным по райотделу, в тот же год успешно сдал вступительные экзамены в Высшую школу МВД СССР и заочно, без отрыва от производства, с успехом в свое время закончил. Надо сказать, что учеба давалась мне легко, выручала цепкая зрительная память. Я мог начать готовиться к экзамену за сутки до него, бегло "по диагонали" пробежав глазами учебник. Вытянув билет и сев на стол, я закрывал глаза - и пред моим мысленным взором тотчас вырисовывался текст прочитанного накануне учебника вплоть до номера нужной страницы. Правда, выйдя за дверь экзаменационного кабинета, я ощущал в голове звенящую пустоту, но это уже не имело значения. А вот прослушанные лекции я запоминал плохо, забывал имена и фамилии преподавателей, знакомых. То есть "написанное пером" нельзя было "вырубить топором" из моей памяти, что в дальнейшем хорошо помогало в работе.
Учеба, отменное физическое здоровье и незаурядные умственные способности в сочетании с общительностью, знанием психологии и умением находить общий язык с самыми разными людьми давали возможность продвигаться по службе. Уже через полтора года я был переведен на работу в уголовный розыск, еще через три года перешел в следователи. Коллеги были уверены, что карьера мне обеспечена и, наверное, быть мне начальником УВД и носить генеральские погоны, если бы не моя слишком независимая натура. Я чувствовал, что не нашел своего места в жизни, своего предназначения, того, для чего и родился на свет. Но это осмысление придет позже, а пока расскажу лишь несколько историй из милицейской практики, историй, как-то связанных с моей дальнейшей судьбой.
В поселковом общежитии некто Т. в день получки устроил настоящий погром: топором поразбивал окна и двери, сокрушил мебель, разогнал всех жильцов. Его с трудом удалось скрутить участковому и вызванным вахтершей дружинника . В общем, типичное злостное хулиганство, что по тем временам каралось до семи лет лишения свободы. Дело очевидное, свидетелей и доказательств достаточно, но когда я сделал запрос в Москву на предмет изучения прошлого Т., то выяснилось, что он уже был судим за двойное убийство и отсидел десять лет. При первом же допросе, ожидая встретить громилу со звериными инстинктами, был удивлен, увидев перед собой интеллигентного мужчину лет сорока. Он рассказал поразительную историю своей жизни, и я, тогда еще молодой следователь, всерьез и надолго задумался о причинах преступности в нашей стране. Оказывается, Т. был родом из вполне благополучной семьи, городской житель, после школы поступил в престижный столичный институт, по направлению работал в школе крупного областного центра в Сибири, а затем стал директором этой школы. Ничего не предвещало беды - был он членом КПСС, у него была квартира, любимая жена, словом, живи и радуйся. Но все кончилось в один не очень прекрасный день, когда Т. вернулся домой в неурочное время и застал врасплох свою жену в объятиях коллеги по работе. В приступе бешеной ярости Т.Убил обоих. Когда он рассказывал о содеянном, то искренне недоумевал, как он, просвещенный человек, мог совершить такое.
-От увиденного на меня что-то накатило, я совершенно не понимал, что делаю,- повторял допрашиваемый.- Не понимаю, как в моих руках оказался топор. Очнулся лишь после того, как свершилось непоправимое.
Впрочем, допросы закончились быстро. Т. ничего не скрывал и не отрицал своей вины. Я же снова и снова вызывал его из камеры к себе, и мы вели долгие беседы "за жизнь". Как раз в то время я писал реферат на тему "Причины преступности в СССР". По существующей тогда теории основными причинами криминального поведения людей в нашей стране развитого социализма считалось тлетворное влияние загнивающего капитализма на Западе, пережитки проклятого прошлого, низкий уровень образования отдельных слоев населения и, конечно же, пьянство. В данном случае преступник не подходил под эти категории. Отсидев положенное "от звонка до звонка", Т.вышел на свободу совсем другим человеком. Он лишился работы, диплома, квартиры, семьи и по совету друзей из зоны приехал в наш лесной край на заработки. Благо, здоровья не растерял и лес валить научился. К водке он приучен не был и после первой же получки, выпив с новыми товарищами по общаге, вновь повел себя агрессивно, потерял всякий контроль и о своих действиях помнил смутно. По его словам, накатила какая-то дикая злоба на всех и вся. Но списать оба случая на временное ослепление, не поддающуюся рассудку ярость было бы слишком просто. И я попытался понять, что могло стать причиной столь тяжкого преступления.
В силу своей природной любознательности и привычки "зреть в корень", я читал Фрейда и Ницше, других западных теоретиков. В своем реферате, кроме общеизвестных, привел и такую вообще не изученную у нас причину, как плохая наследственность. Наверняка, предай этого по- своему незаурядного человека большой физической мощи и непосредственности, или разбойничали с ятаганом на большой дороге, или славно воевали в армии Дениса Давыдова. В каждом человеке природой заложены способности творить добро и зло, только отпущены они разными порциями и при определенных жизненных обстоятельствах эти способности, обычно дремлющие, вдруг просыпаются и начинают руководить действиями человека помимо его воли. Эти причины я даже сделал главенствующими в реферате, который, кстати, мне не вернули с рецензией, как обычно, а оставили почему-то на кафедре в Высшей школе МВД.
О том, плохо или хорошо я работал в должности оперуполномоченного уголовного розыска и следователя, пусть судят мои бывшие начальник, многих из которых уже нет в живых. Записи в трудовой книжке, в том числе присвоение внеочередных офицерских званий, говорят сами за себя. Из сотен расследованных уголовных дел расскажу еще об одном, переданном мне как очередной "глухарь", то есть нераскрытое преступление. Суть его такова: в поселке после танцев в местном ДК при выходе на улицу между молодыми парнями завязалась драка, быстро перешедшая в массовую потасовку, в которой участвовало не менее пятидесяти человек. В ходе этой всеобщей свалки одному из участников драки кто-то ударил ножом в спину. Парень, правда, не погиб, но в больнице провалялся долго. Кто его ударил и за что, он, естественно, сказать не мог, а свидетели ничего вразумительного показать не могли. Все происходило в полутьме, все были нетрезвы и даже о причинах драки говорили по-разному. Вообще групповые хулиганства расследуются крайне тяжело - трудно определить степень вины каждого и его роль в совершении преступления. Так и тут: органами дознания были опрошены все, кто находился в тот вечер в клубе, были установлены зачинщики драки, но кто ударил ножом потерпевшего, который стал невольным участником потасовки, так и не смогли.
Приняв дело к производству, я стал рассуждать примерно так: все мы в молодости любили помахать кулаками, но чтобы ударить ножом, да еще в спину, должна быть весьма веская причина. "Шерше ля фам",- говорят французы, и я стал выяснять, с кем из девчонок в тот вечер танцевал потерпевший. Так я вышел на некую Ольгу, девицу красивую и довольно легкомысленную. Во время беседы она призналась, что давно дружит с Н., который ей, якобы, надоел, и в тот вечер она проводила время в основном с потерпевшим. Ранее допрошенный Н.ничего существенного по делу не сказал, так как в драке не участвовал, что подтвердили и другие свидетели. Часа три, которые я потратил на повторный допрос, дали результат: Н. подробно рассказал, как и за что ударил потерпевшего, куда выбросил нож и что сам вызвал скорую и даже навещал раненого в больнице, чтобы отвести от себя подозрение. Подробно запротоколировав и дав их подписать, я спросил, почему он рассказал мне о содеянном, почему признался, ведь без его показаний мы не сумели бы раскрыть это преступление?
Поначалу парень промолчал, закрылся. А потом, с трудом подбирая слова, произнес:
- Потому что ты один оказался не мент, а человек.
Этот ответ врезался в память навсегда - и слова, и интонация, с которой их сказал свидетель, который сам себя толкнул на скамью подсудимых. Чтобы хоть немного смягчить его участь, я оформил показания как явку с повинной, приобщил к делу характеристику с места учебы и заявление потерпевшего о том, чтобы Н. не наказывали слишком сурово. В результате суд определил наказание ниже низшего предела - условно с испытательным сроком.
Проработав на передовом крае борьбы с преступностью (именно так называли службу в уголовном розыске и следственном отделе) около шести лет, я надумал уйти из милиции, хотя, казалось бы, видимой причины для столь странного решения не было. Дослужился до капитана, школу МВД закончил, по карьерной лестнице продвижение обеспечено, казалось бы, что человеку надо? Плюс к тому мне легко удавалось наладить контакт с самыми разными людьми, помогала привычка докапываться до психологических корней любого поступка. Однако, в отличие от своих коллег, я не был честолюбив и все еще искал свое истинное призвание, свое место в жизни. Расскажу еще один эпизод из следственной практики. Как и два предыдущих, это тоже было рядовое дело, где не требовались дедуктивные способности Шерлока Холмса или его учеников - виновный был очевиден.
Молодой мужчина, назовем его П., холодным осенним вечером направлялся с супругой из гостей домой. Шли они по улице родного села, а рядом, по проезжей части дороги, возвращалась из клуба группа ребят школьного возраста. Неожиданно из-за поворота вылетел грузовик, водитель которого в условиях гололеда мог задавить детей. И гражданин П., не раздумывая, бросился под машину. Тем самым он спас детей, но сам, к сожалению, погиб. Возбудив уголовное дело по факту наезда на П., я провел тщательное расследование случившегося, в том числе ряд экспертиз. Словом, картина получалась вполне ясная. Закончив дело, с обвинительным заключением и направив его в суд, я был твердо убежден в невиновности шофера, который неправильно выбрал скорость на скользкой дороге, в результате чего неминуемо задавил бы школьников, если бы не смелый поступок П., погибшего под колесами грузовика. Каково же было мое удивление, когда районный суд полностью оправдал шофера, а дело прекратил за отсутствием состава преступления. Мотивировал это решение суд тем, что Т. "будучи в нетрезвом состоянии, выскочил на проезжую часть дороги в непосредственной близости от движущегося транспорта, вследствие чего водитель не мог предотвратить наезд. П. грубо нарушил ПУД (правила уличного движения), что и послужило причиной его гибели". Если рассматривать поступок П. с точки зрения морали и с позиции родителей спасенных им детей, то, конечно же, это был очень благородный поступок, на который способен далеко не каждый. С точки зрения его собственной жены, теперь уже вдовы, П. поступил опрометчиво, оставив без отца своих троих детей. Ей пришлось потом долго ходить по инстанциям, пробивая пенсию по случаю потери кормильца. А с точки зрения закона П. - обычный преступник, избежать наказания которому удалось благодаря своей гибели. Вот так...
До этого случая для меня все было ясно; есть закон, есть люди, нарушающие его, и моя задача изобличать их с тем, чтобы суд по справедливости мог наказать виновных. Впервые моя вера в нашу Фемиду заколебалась - а так ли обстоит все на самом деле? Недаром статую этой богини изображают с завязанными глазами. Правосудие должно быть слепо по определению и не подвластно чувствам и эмоциям. Умом я понимал, что так и должно быть. Но душа протестовала против слепого и бездушного, во многом формального, механического исполнения закона. Я стал представлять себе в виде дорожного катка, который может ехать только прямо, давя при этом всех, кто не успел отбежать. А вместе с тем я все чаще и чаще сталкивался в своей следственной практике со случаями, когда вполне реальные люди, в основном стоящие у власти, разными методами пытались кого-то вывести из-под этого катка. Я как мог, сопротивлялся этому, но не всегда успешно - сказывалась мощь системы власти. Это были времена Брежнева, министра МВД Щелокова и его зама Чурбанова. Если молодежи эта фамилии уже ничего не говорят, то мои сверстники помнят времена, когда борьба с преступностью затушевалась манипуляциями с отчетностью, сокрытием преступлений от учета, двойному подчинению всей правоохранительной системы и всесилию партийных функционеров. Работая и учась одновременно, я не мог не заметить огромной разницы между теорией и практикой. В школе милиции меня учили с помощью методов следствия устанавливать истину по делу, а более опытные, умудренные жизнью следователи считали, что вообще-то истину установить практически невозможно, главное, чтобы дело, которое ты вел, прошло через суд без сучка и задоринки. Как говорил мой наставник, самый радостный день у следователя наступает тогда, когда утром, придя на работу и открыв сейф, он видит, что в нем нет ни одного уголовного дела. Он учил, что когда получаешь материал из органа дознания, то первым делом изучи его и найди законную причину отфутболить по подследственности в другое ведомство. Если это не удается, то ищи законную причину прекратить дело вообще. Ну а если и это не проходит, тогда постарайся расследовать дело так, чтобы ни один прокурор и суд не смогли найти повода для возвращения дела на доследование или - упаси Боже!- прекратить его за отсутствием состава преступления, то есть оправдать обвиняемого. А установлением истины по делу пусть занимаются писатели детективного жанра, у них это хорошо получается.
Вскоре я начал с тихим ужасом думать, что через некоторое время превращусь в такого же циника, формалиста, убеленного сединой язвенника и радикулитчик, каковым был мой старший товарищ. Кроме того, меня стала раздражать атмосфера карьеризма в системе МВД, дух подсиживания, мелкой подлости, узкий кругозор коллег, ограниченный рамками профессии. Я все больше и больше понимал, что служба не даст мне того, ради чего я родился на свет. А ради чего? Во всяком случае, работая в области юриспруденции, нельзя совершить нечто такое, что могло бы повлиять на судьбы многих людей, а, может быть, и страны в целом. Удариться в политику? Нет, это не для меня - слишком грязное дело, да и не любил я широкой публичности. Время революционных идей, которыми можно было увлечь народ, кануло в лету, и мне претила сама мысль подло обманывать людей, как это делали коммунисты или Гитлер, а затем и наши доморощенные демократы. Я уже понимал, что пока мои незадействованные ресурсы заключены в моей голове, в умении видеть то, чего другие просто не замечали. Как всегда, на помощь пришел случай, который и подтолкнул меня к уходу из милиции. Случайности в нашей жизни, вообще-то, далеко не случайны.
Как-то по причине праздника и выходного дня собрались мы с коллегами по службе и их женами на природу. Отдых был традиционным: дача, берег речки, шашлыки, ну и конечно, спиртное. Большинство моих милицейских товарищей хотя и обязаны были бороться с пьянством, но сами спиртное употребляли, а некоторые и вовсе были тихими пьяницами. Ни одна получка, праздник, очередное звание или должность, а также дни рождения свои или начальства не обходились без коллективной попойки. Я в те годы не был исключением, хотя всегда помнил слова отца: "Сынок. Как только после выпитой бутылки водки ты будешь терять память - завязывай с этим навсегда, иначе плохо кончишь". Такого со мной еще не случалось - мог выпить много и не терял над собой контроля, за что в шутку меня даже прозвали "железным Феликсом".
В тот день я был в ударе. Так во время застолья о делах старались не говорить , но тут поведал, смеясь, об одной из своих многочисленных идей, неизвестно откуда берущихся в моей бедной голове. Спросил у присутствующих, почему у большинства людей, в отличие от животных, плохое зрение. Разные ответы были, мол, виноваты школа, телевизор и так далее. Я же рассказал о своих наблюдениях над котятами, у которых глаза медленно открываются только на второй неделе их жизни. Думаю, что в первобытные времена, когда женщины рожали детей в темных пещерах, зрение у младенцев сохранялось лучше, может быть, они даже способны были видеть в темноте. С развитием цивилизации, особенно с изобретением электричества, ребенок при родах из кромешней темноты сразу же попадает под яркий свет и тем самым изначально повреждает зрение. Я высказал мнение, что глаза ребенка должны привыкать к свету постепенно. Кроме того, высказывал мысль, что если у матери - гипертоника роды проходят в период резкого понижения атмосферного давления, то у новорожденного, как у водолазов, может развиться кессонная болезнь, и необходима постепенная адаптация ребенка к внешним раздражителям. Практикуемые иногда роды в воде, скорее всего, есть попытка выравнивания внутриутробного и внешнего атмосферного давления. Подобная идея вызвала смех моих коллег.
- Да тебе надо было родиться женщиной.
- может, он и не мужик вовсе?
- А давайте сейчас и проверим, не откладывая в долгий ящик... Одна из женщин, довольно умная и циничная, работавшая как раз гинекологом, заметила, что при такой наблюдательности из меня вышел бы неплохой врач, даже возможно светило медицины, но, к сожалению, мой поезд ушел. В запальчивости я ей возразил, сказал, что сменить профессию следователя на медика мне вполне по силам, что у меня все еще впереди. С ехидной усмешкой она продолжала подзуживать меня, и я даже поспорил с ней на ящик шампанского, что уже в текущем году поступлю на медицинский факультет. Сидящие за столом поначалу восприняли это как шутку, и только близкий друг, кстати, сыщик от Бога, всерьез стал отговаривать меня от необдуманного, спьяну затеянного поступка. Но меня уже "понесло". Вскоре были собраны необходимые документы, подано заявление в престижный ВУЗ, и я стал усиленно готовиться к экзаменам.
Слухи о моем эксцентричном поведении дошли до руководства, а так как на медицинский факультет нет заочного обучения, начальники быстро поняли, что я решил уйти из органов. Начались воспитательные беседы, ведь я числился в резерве министра на выдвижение. Понимая, что так просто из милиции уйти не удастся, я в один прекрасный день прямо на рабочем месте напился в дым, крупно поругался с начальником райотдела, наградив его теми эпитетами, которые он, вне сомнения, заслуживал, и в результате был с позором уволен за "дискредитацию работников МВД". В глазах окружающих мой имидж, конечно, сильно пострадал, но мне было в общем-то наплевать на это - я как танк двигался к намеченной цели и успешно сдав экзамены, в 31 год оказался в столице, где три года с безусыми юнцами и длинноногими девицами совершенно сознательно терпел бедственную студенческую жизнь, хотя работать врачом я не собирался.
Чтобы покончить с романтическим воспоминаниями о днях своей молодости, скажу несколько слов о взаимоотношениях с прекрасным полом, надо же отдать дань писательской традиции искать повсюду женщину. Кстати, с той женщиной-гинекологом я более не встречался, наш спор был шутейный и я о нем давно забыл. Я не был женоненавистником, определенное место в моей жизни особы противоположного пола занимали - природа, с ней не поспоришь. Но при всем уважении к институту семьи и понимании необходимости продолжения рода человеческого, я считал, что для меня лично семейные узы и дети нечто чуждое, что цепи Гименея не позволят мне совершить намеченное судьбой и найти свое предназначение в жизни. И стоит пойти обычным для всех мужчин путем, то есть увлечься какой-нибудь Джокондой местного разлива настолько, чтобы посетить Дворец бракосочетания - и я превращусь в отягощенного бытовыми проблемами, пусть даже преуспевающего и по своему счастливого гражданина, накрепко привязанного к жене, детям, квартире, работе и т.д. И об осуществлении своей мечты можно забыть. Кстати, миллионы мужчин так и делают. По-своему счастливые, летать во сне они уже не могут. У меня же с женщинами отношения были простые, не особенно продолжительные и в основном без серьезных конфликтов и последствий. Я им давал, что им хотелось, они мен отвечали тем же. Вот и все. Попытки подцепить меня на обычные женские наживки были, но я оказался рыбой сообразительной и не клевал на все подряд. Кроме того, многие считали меня не столь серьезным человеком, чтобы можно было бы доверить свою судьбу, и не особо зацикливались на моей колоритной фигуре. Так что тему эту закрываю и на наших страницах больше к ней не вернусь.
ГЛАВА III. АВАНТЮРИСТИЧЕСКАЯ
Чтобы читателю был более понятен дальнейший ход событий, позволю себе немного пофилософствовать. В силу своего образования и склонности расширять кругозор за счет прочтения громадного количества книг, я был разносторонним человеком, в основном, гуманитарием, так как к технике и техническим наукам способностей не проявлял - нельзя объять необъятное. Изучая историю, все человечество условно поделил на два лагеря, резко отличающихся друг от друга: народы и государства так называемой западной цивилизации Европы и Северной Америки - и древнейшие азиатские и африканские народы, создавшие основные религии мира. Россия, в силу своего географического положения занимает как бы промежуточное звено и в разные периоды тяготе к той или иной цивилизации в большей или меньшей степени. Деление такое, конечно, условно в силу все увеличивающейся миграции и ассимиляции, но все же оно существует. На мой взгляд, западная цивилизация, более прогрессирующая, основанная на рыночной экономике, конкуренции, техническом прогрессе, демократии - в ходе своего развития как "общества потребления" неизбежно погибнет. Здесь и нарушения экологии вследствие бурного развития техники и промышленности, и варварское истребление природных богатств, особенно энергоносителей, и создание комфортных условий проживания в крупных мегаполисах, что ведет к потере связи с природой. Вообще-то на эту тему много пишут, так что не буду повторяться. Скажу лишь еще об одной причине, которая, на мой взгляд, ускорит гибель нашей цивилизации - это, как ни странно, развитие, причем бурное, современной медицины.
Стремление человека жить дольше, искусственное продление своей жизни с помощью всевозможных лекарственных препаратов, количество которых уже не поддается подсчету, победа над грозными эпидемиями смертельных инфекционных болезней в XX веке сделали свое дело: средняя продолжительность жизни в развитых странах достигает уже 80-ти лет. И в то же время жизнь в удовольствии и комфорте снижает уровень рождаемости, воспроизводство замедляется, население стареет.
Государствам Европы все сложнее и сложнее становится за счет сокращающегося работоспособного населения содержать увеличивающееся количество стариков. Кроме того, развитая медицина, спасая от смерти детей и трудоспособных граждан, нередко не способна возвратить им стопроцентное здоровье и тем самым обрекает их на неполноценную жизнь инвалидов, взваливая на государство дополнительную ношу. Почитайте Ницше, Фрейда, Гитлера, наконец ("Майн Кампф" еще можно кое-где найти), и вы поймете, что деление людей на нации не выдумка, а природа или Бог. Можно запретить читать эти книги, можно даже в паспорте не писать национальность человека - от этого различия людей по национальному признаку никуда не денутся, это как породы собак, а их смешивание между собой приводит к общей деградации и вырождению. В нацистской теории много неверного и опасного, но есть и объективная правда, не замечать которую или замалчивать, может быть, еще опаснее. Отсутствие всякой национальной идеологии, свобода и демократия по-западному разобщают людей внутри одной страны, делает эту страну слабой по отношению к древним цивилизациям и государствам с сильными религиозными законами, духом коллективизации по национальному признаку и традицией подчинения всей власти одному вождю.
Изучая историю развития мира, внимательно отслеживая динамику взаимоотношений между народами за последнее столетие, я пришел к выводу о неизбежности конца западной цивилизации. Конца не в результате какой-то атомной войны, а просто в силу внутренних процессов, происходящих в ней и стремительно развивающихся. И наоборот, азиатские народы, и в первую очередь древнейший Китай, просто обречены на успех и должны поглотить всю территорию так называемой западной цивилизации. Как точно подметил академик Сахаров - их смысл жизни в экспансии. Ну а то, что Китай в борьбе за жизненное пространство неизбежно потеснит вымирающую Россию - это мне было ясно давно. Так почему же я решил изучал медицину и выбрал себе профессию кардиолога? Попытаюсь ответить на этот вопрос, хотя некоторым мои выводы могут показаться чудовищными.
Лечить людей с целью продления им жизни, обрекая тем самым на дальнейшие страдания в условиях тогдашней России, вернее СССР, я считал делом бессмысленным. Задумываясь об устройстве человеческого тела, об отличиях живой материи от неживой, о разуме человека и его душе, - я не уставал восхищаться работой столь замечательного механизма, как сердце. Именно в нем, а это я чувствовал интуитивно, таится нечто такое, что способно удовлетворить мою честолюбивую мечту познать самого себя и свершить то, для чего я вообще появился на свет. Если, работая следователем, можно влиять на судьбы отдельных людей, то теперь я жаждал иметь возможность влиять на судьбы отдельных народов, никак не меньше. Для этого нужны были капитальные системные знаки, которые мог дать только университет. Занимался я кое-как, целиком отдаваясь изучению только выбранной темы - сердце человека и все, что с ним связано. После трех лет учебы мог заткнуть за пояс любого профессора, изучив труды маститых отечественных и зарубежных специалистов. Хотя жилось мне нелегко: заедал быт, финансовая недееспособность, да и для сокурсников я был "белой вороной". Но именно к тому времени в моей голове созрел четкий план действий, который, как покажет дальнейший ход событий, был успешно претворен в жизнь.
Думаю, что первым толчком к созданию столь грандиозных планов, как способность влиять на судьбы мира, стал нелепый случай, произошедший в бытность мою следователем. Я тогда вел допрос по какому-то уголовному делу. Свидетель, цветущего внешнего вида, средних лет мужчина, ни с того ни с сего начал бледнеть, схватился руками за грудь и тихо сполз со стула на пол. Я вызвал скорую, попытался, как учили, сделать искусственное дыхание - все было напрасно. Врачи, быстро приехавшие по вызову, тоже не смогли помочь бедолаге, который скончался у них на руках. Меня попытались было в чем-то обвинить, но, слава Богу, я был тут совершенно ни при чем.
Патологоанатом констатировал у свидетеля смерть от приступа острой сердечной недостаточности, попросту говоря, у него было дольное сердце, которое остановилось так не вовремя. Как свидетель, покойный был фигурой незначительной, от его показаний уголовное дело почти не зависело. Вызов на допрос мог, конечно же, спровоцировать у него стрессовую ситуацию, но я был при исполнении своих прямых служебных обязанностей и полномочий не превышал, действовала в рамках должностных инструкций, да и нужды в противозаконных действиях не было. Так что случай этот для меня, как и для других коллег по службе, прошел без последствий, но чисто по-человечески он глубоко запал в мою душу. Я все не мог взять в толк, как может человек, минуту назад совершенно спокойно обсуждающий проблемы бытия, вдруг ни с того ни с сего умереть безо всяких на то видимых причин. Физически здоровый человек свое сердце просто не замечает, знает лишь, что оно находится где-то там, в левой стороне груди. При этом по статистике более половины людей умирают именно из-за сердечнососудистых заболеваний.
Чем больше я думал об этой проблеме, тем больше удивлялся совершеннейшему механизму, созданному природой в любом живом организме - сердцу и связанной с ним кровеносной системой. Я начал читать все подряд об этом чуде природы, связанные с болезнями сердца в сторону ухудшения его ритма вплоть до полной остановки. Тысячи ученых умов столетиями занимались изучением устройства сердца с целью научиться распознавать сбои в его работе и предотвращать их. Прогресс достиг определенных успехов в кардиологии. И раз люди научились продлевать работу сердца за счет всяких лекарств, то, наверное, можно найти и способы остановить сердце без грубой физической силы или химических препаратов. Короче: в моей голове созрел план создания нового вида оружия, действующего на расстоянии. Направил прибор на человека, нажал кнопку - и он умирает от остановки сердца без всяких внешних повреждений. Это было бы самое гуманное оружие, не оставляющее после себя раненых, инвалидов и не причиняющее людям физических страданий. Если же создать прибор помощнее, то живую силу противника можно уничтожать с воздуха, то есть по существу создать новый вид оружия массового поражения ез страшных разрушительных последствий. Правда, такой прибор, попав в руки киллера, обезопасит его от правосудия, но ведь любые изобретения или открытия можно использовать в разных целях - этот самого изобретения не зависит.
Продумывая план действий, я с самого начала понял, что для достижения поставленной цели мне нужно иметь, во-первых, крепкие фундаментальные знания сердечнососудистой системы человеческого организма, во-вторых, помощника или даже помощников, сильных в определенных областях физики, и, в-третьих, деньги для воплощения мечты в жизнь. Первого за годы учебы на медфаке я добился. Заиметь помощника опять- таки помог случай - в Москве случайно встретился со своим школьным товарищем, теперь уже солидным на внешний вид Альбертом Петровичем, человеком довольно известным в определенных научных кругах. Вернее, первая после школы встреча с ним произошла действительно случайно еще в бытность моей работы в милиции: Альберт приехал в наш город на похороны какого-то родственника. Мы провели отличный вечер воспоминаний, обменялись адресами, телефонами. И вот теперь он мне пригодился- позвонив, я договорился о встрече. Альберт пригласил к себе в гости. Нам было о чем поговорить - хотя судьбы наши сложились по-разному, но школьная дружба не угасла, и мы сами мало изменились в своих привычках и характерах. Так что прежние доверительные отношения были легко восстановлены. Как бывает, перво-наперво выпили за встречу.
- Вот видишь, живу я один, вдовцом,- вздохнул Альберт.- Ты должен помнить нашу одноклассницу Марину, с которой мы поженились сразу после школы.
- А что случилось с Мариной?
- Гиподинамия сердца.
- То есть учащенное сокращение сердечной мышцы даже в состоянии покоя...Скорее всего, это было врожденное.
- Скорей всего, - повторил Альберт, наливая и предлагая выпить за Марину.
Выпили не чокаясь. Разговор, как водится, зашел о работе. Я поведал о своей службе в рядах доблестной милиции и учебе в университете, Альберт - о работе в своем закрытом институте, который занимался приборостроением для авиации.
Вскоре, после очередной рюмки, я узнал, что работа моего друга связана с космосом, институт принадлежит военному ведомству и разрабатывает новые виды вооружения...
-Ты пойми,- горячился Альберт,- у меня голова тоже не опилками набита. В своем секторе, что касается оптических приборов, я большой дока. И знания, и опыт есть, а свежие идеи...Ведь мы государственное учреждение, работаем над темами, которые спускают сверху. Свободный полет мысли никому не нужен, он не оплачивается, не проходит по кассе...
Я слушал пытающегося шутить подвыпившего Альберта и понимал, что судьба дает мне в напарники нужного человека.
- Годы идут, время уходит, а мы все суетимся, суетимся, как будто вечно жить собрались... Помнишь, как в школе мы мечтали совершить нечто грандиозное, открыть новые законы или изобрести машину времени.
- А что такое время, Альберт? В одной книге я вычитал, что оно никуда не уходит, никуда не бежит - это мы с тобой бежим от своего рождения к смерти. Все живое движется от своего начала к концу, а часы, сутки, месяцы и годы человек придумал лишь для удобства жизни.
- Так- то оно так, а почему один человек умирает рано, а другой - позднее? Вот я сейчас сыграю в ящик, а ты завтра Богу душу отдашь. Почему такая несправедливость? А ведь живем мы по большому счету в одинаковых условиях, пьем-едим одни продукты. И у сердца тоже есть свой запас прочности.
- Ты молодец, что пошел в медицину, в кардиологию. Наверное, будь ты в те минуты около Маринки, то не жил бы я бобылем,- сказал Альберт и потянулся за бутылкой.
- Подожди, Альбертик, ты же ученый, а не лох какой-нибудь. Всему есть свое объяснение. Сердце у человека запрограммировано на определенное количество сокращений, значит, можно вывести и формулу срока жизни каждого из нас.
Взяв карандаш, я на салфетке написал известную формулу определения линейной скорости V=s/t, где V- частота пульса, то есть количество сокращений или ударов сердца в минуту, а S - это количество ударов сердца, на которое оно рассчитано природой.
- Так вот, дорогой, зная числитель S, мы сможем узнать и знаменатель.
-Т - это не что иное, как срок жизни человека. И эта формула универсальна, она подходит для всех живых организмов, имеющих сердечно-сосудистую систему.
- То есть раз у Маринки был учащенный пульс, гиподинамия, то и жить ей оставалось недолго.
- Вот именно. Раз природой отпущено сердцу совершить определенное количество ударов, то срок его работы находится обратно пропорциональной зависимости от частоты пульса. И чтобы дольше жить, надо научиться замедлять пульс, а если наоборот... На этом я прервал свои рассуждения. В тот вечер они уже не воспринимались моим школьным другом. Но вскоре, при очередной нашей встрече, предложил Альберту подумать над созданием счетчика пульса - прибора по типу электронных часов, которые бы показывали не просто частоту пульса в минуту, а отслеживали бы количество сердечных сокращений хотя бы в течение суток. Как спидометр в машине считает пройденные километры. Наладив серийный выпуск таких счетчиков, можно при умелой рекламе добиться того, чтобы они были в каждой семье, как градусник. Если люди стараются продлить свою жизнь, то пусть следят за работой сердца.
- Это было бы замечательно, это очень нужный прибор,- с воодушевлением воскликнул Альберт.- Вот если у нас с Маринкой...
Наживка была проглочена. Теперь оставалось умело вывести клюнувшую рыбку к тому месту на берегу, где ей уже никуда не уйти от рук рыболова, и я постепенно, шаг за шагом, подводил Альберта к мысли о возможности создания не только счетчика, но прибора, способного замедлять работу сердца. А там уже недалеко и до полной его остановки. Так я заимел толкового и надежного помощника. Оставалось выполнить третье условие для осуществления задуманного - раздобыть нужное количество денег. В России как раз наступили годы великих реформ, когда в одночасье рухнула коммунистическая идеология и все дружно бросились строить капитализм. То есть настал час зарабатывать, вернее, делать деньги в самый разгар "прихватизации".
Оставив учебу, я развил кипучую деятельность, вспомнил все свои старые связи по работе в торговом флоте. Вскоре, наладив поставки оптовых партий товара из Китая и Японии, за полтора года сумел поиметь приличный капитал. Занимался в основном переправкой в Россию подержанных "иномарок", различного ширпотреба, стал даже совладельцем двух морских судов, состоял в учредителях нескольких фирм, зарегистрировавшись в оффшорных зонах. Об этом периоде жизни можно писать. Было все: бандитские разборки и жестокие конкуренты, "крышевание" и хитроумные махинации с обналичиванием денег, постоянная борьба с государственными органами власти - таможней, налоговиками, чиновниками различных ведомств, которые тоже хотели "есть икру большой ложкой". Заработать приличные деньги было легко, но также легко можно было расстаться не только с ними, но и с жизнью. Мне помогала природная способность сходиться с людьми, опыт работы в милиции, привычка выполнять обещанное, сравнительно четкое ведение дела. И, конечно же, везение. Довольно близко познакомился и с представителями так называемой "триады" - китайской мафиозной группировкой "Зеленый дракон". В дальнейшем мне эти связи пригодились.
Не то, что тогда в России, подробно описано беллетристами. Скажу лишь одно - я занимался этим опасным бизнесом с риском для жизни, как и все, из-за денег. Денег, которые не тратил на рестораны и казино, дорогих красоток и фешенебельные апартаменты. А как только "в чулке" оказалось достаточно по моим понятиям, "зеленых", решил остановиться, бросать бизнес, ведь недаром говорят, что жадность фраера губит, и хотя были заманчивые предложения, заставил себя продать все акции, рассчитаться с партнерами, смог и собрать долги, после чего вернулся в Москву. Инфляция и дефолты мне уже были не страшны. Вернулся, чтобы приступить, наконец, к осуществлению своих замыслов, о которых не забывал даже ночами. Я все также летал во сне, но если раньше просто любовался земными красотами, то теперь, окидывая взглядом огромные пространства, будто чего-то искал и просыпался обеспокоенным. Умиротворения уже сны не приносили.
ГЛАВА IV ФАНТАСТИЧЕСКАЯ
Вернувшись в Москву, я первым делом навестил своего школьного дружка. Он по-прежнему грыз гранит науки, защитил кандидатскую диссертацию, стал в своем институте начальником отдела, под его руководством работало немало светлых голов. Он даже похвастал, что получил премию правительства России за участие в создании какого-то нового типа оружия. Правда, в последнее время государство перестало финансировать науку в прежних размерах, госзаказов стало совсем мало, ученые умы разбегаются кто в коммерцию, кто за границу. Но Альберт Петрович никуда уезжать не собирался, да и к большим деньгам относился чисто по-советски, считая, что все они зарабатываются преступным путем (видимо, начитался Маркса). Занимаемая должность позволяла ему существовать прилично, он второй раз женился, стал примерным семьянином, не пьяница, и такая жизнь его вполне устраивала. Единственное, что его угнетало - так это отсутствие перспектив в работе, в науке и неважные отношения с нынешней женой. Но нет худа без добра: отсутствие оборонных заказов подтолкнуло Альберта по совместительству стать генеральным директором коммерческого предприятия, работавшего в стенах того же института и выполняющего любые заказы частных фирм по созданию новейших приборов и оборудования на базе высоких технологий. При институте под Москвой был даже свой завод, этакий надежно охраняемый "почтовый ящик".
После нескольких встреч и застолий мой школьный друг охотно согласился поработать над созданием медицинского прибора под названием "счетчик пульса". Параллельно с этим он начал исследования по поиску излучений, способных замедлять работу сердца, то есть уменьшать частоту пульса. Согласие было получено не сразу, но основной аргумент - деньги - на Альберта подействовали безотказно. В то вечер мы просидели в кафе допоздна, пытались оговорить все детали совместной работы. И со следующего дня я развил бурную деятельность - зарегистрировал частную фирму на подставное лицо, заключил с институтом договор на изготовление "счетчика пульса", открыл счет в банке, профинансировал начало работ. Сумму, которую запросил мой друг, я увеличил вдвое с условием сокращения сроков исследований и изготовления опытного образца.
С этого момента все для меня, да и для Альберта, отошло на второй план. Все было брошено ради воплощения моей мечты. Мы днем и ночью "горели на работе", перевели тонну кофе, спорили до хрипоты. Он, конечно, побеждал, где мен тягаться с маститым ученым! Ведь я, не отягощенный физическим постулатами и табу, просто извергал новые идеи и технические решения, многие из которых не выдерживали никакой критики, но заставляли и мозг моего дружка напрягаться. Счетчик, как таковой, был не особо важен - для меня было куда важней создать малогабаритный прибор, излучение которого могло замедлять сокращения сердца. Работы велись параллельно в двух лабораториях разными сотрудниками Все славу первооткрывателя я сразу же отдал другу - это было оговорено в контракте с одним условием: официально работы велись лишь над созданием счетчика, второй прибор нигде не фигурировал, как и моя фамилия.
В институте был пропускной режим, так что встречались мы с Альбертом в основном у него дома вечерами. Петрович оказался не только толковым ученым, но и настоящим трудоголиком, работая днем и ночью. Уже через полгода был создан опытный образец - наручные электронные часы, только вместо времени они считали и суммировали количество ударов сердца за сутки, сохраняя в памяти все полученные результаты. Разработали и техническую документацию, чтобы запустить счетчик в серийное производство. Подали бумаги на получение авторитетного заключения Минздрава о полезности сей игрушки, провели различные экспертизы, но меня это уже мало волновало. Голова болела за результаты работ по второму направлению, которые пока не обнадеживали. Много времени было затрачено на лабораторные исследования различных излучений, начиная от рентгеновского и кончая радиационным. Остановились на излучении бета-частиц, которые в ходе экспериментов над собаками показали обнадеживающие результаты. Суть заключалась в том, что при ионизирующем потоке этих частиц, направленном в область сердца, датчики показывали изменения диаграммы в сторону уменьшения частоты сокращения сердечной мышцы животных. А разработанный Альбертом уникальный способ автоматической фокусировки человеческого глаза на любом расстоянии и в любой точке. Так сама природа подсказала нам верный путь.
Короче, только месяцев через десять после подписания договора работа была близка к завершению. При испытаниях созданного прибора выявились некоторые побочные эффекты - с помощью регулятора прибор можно было настроить на такую мощность, что облучаемое сердце просто останавливалось, наступала клиническая смерть. А несфокусированное излучение, направленное на объект, вызывало его стерилизацию, то есть бесплодие, как у мужских, так и у женских особей. Мой друг был несколько напуган результатами многочисленных испытаний нашего детища и стал было поговаривать об опасностях дальнейшего участия в разработке прибора, но...
К тому времени я успел несколько раз съездить якобы по коммерческим делам в Китай, где возобновил контакты с "Зеленым драконом" - сначала с рядовыми членами мафии, а затем вышел и на одного из их боссов. Кстати, по- моему именно в Китае мафия и правительство как-то мирно уживаются друг с другом. Видимо, мафиозные деньги, добытые преступным путем в других странах, идут в Китай и работают на их экономику. В России же все наоборот: бизнесмены стараются вывезти за границу любой капитал, даже нажитый честный путем, из-за боязни его экспроприации. В общем, когда Альберт начал путано говорить о нецелесообразности продолжения работ я с ним согласился. Мол, действительно вся эта история с прибором заходит слишком далеко и может иметь нехорошие последствия. Поэтому предложил напарнику принести прибор домой, продемонстрировать мне его работу, передать всю имеющуюся документацию и получить окончательный расчет. Новая жена Альберта нас не особо тревожила, она уже давно не интересовалась ни нашими разговорами, ни делами мужа, и как мне казалось, жила своей жизнью, махнув на все рукой.
И вот настал долгожданный день: на столе в гостиной рядом с часами с нарисованным на циферблате ангелочком стоял ничем не примечательный черный прямоугольный ящик размером с футляр от скрипки. Вес его тянул килограммов на десять. На задней крышке был пульт управления, на передней - два окуляра. И вот хозяин квартиры, манипулируя тублерами и кнопками, направил оба "глаза" прибора на аквариум с рыбками. Через некоторое время яркие, экзотические создания как бы в удивлении замедлили свое движение, а потом и вовсе замерли. С волнением подводя регулятор мощности к красной черте, Альберт как-то неловко переступил с ноги на ногу, неожиданно споткнулся и, боясь удержаться за стол, на котором стояло наше детище, упал. Его грудь оказалась между прибором и аквариумом. Побледнев и держась руками за сердце, он тихо осел на пол. На моих глазах Альберт умирал. Умирал так же, как тот свидетель на моем допросе у него остановилось сердце.
В квартире никого, кроме жены Петровича не было. Я позвал ее из другой комнаты, и мы вместе вызвали скорую помощь. Как я и предполагал, врачи констатировали смерть от сердечной недостаточности, чему супруга, верней уже вдова моего бывшего друга, ничуть не удивилась. Она вообще была спокойна, как будто только что скончался не ее муж, а подохла одна из аквариумных рыбок. Кстати, рыбки те благополучно вышли из анабиоза и продолжили свои красочные танцы под яркими лучами искусственного света.
Для меня смерть Альберта была как гром среди ясного неба. Даже не ожидал, что буду столь потрясен случившимся. Смутно помню объяснения, которые давал в милиции. Но так как признаков насильственной смерти экспертиза не установила, то всякие подозрения с нас двоих были сняты. А прибор, убранный мною со стола, так и простоял за занавеской на подоконнике всю ночь. Лишь наутро, придя в себя от случившегося, я его забрал и спрятал в надежном месте. Честно расплатившись с институтом и женой покойного, затаился. Как говорится, лег на дно. Надо было выждать, чтобы приступить к реализации дальнейшего плана действий.
Лишь через несколько месяцев я вышел на своих китайских подельников, начал активные переговоры с боссами "Зеленого дракона" о продаже моего детища, которое назвал "Легкая смерть". Проведенные испытания, а в первую очередь случайная смерть Альберта, не давали повода для сомнений в его эффективности. С помощью этого прибора, размещенного на космическом спутнике, можно было проводить систематическое рассеянное облучение огромных территорий, вызывая у населяющих их людей рост числа сердечно-сосудистых заболеваний, внезапный смертей от остановки сердца, снижение рождаемости, что в конечном итоге приведет к значительному сокращению численности всего живого на облучаемой территории. Я знал, что китайские мафиози обязательно вступят в контакт с коммунистическим правительством, и был уверен что "Легкую смерть" вместе с технической документацией они купят у меня за большие деньги, а затем перепродадут спецслужбам своей страны. Китаю необходимо жизненное пространство, а военным путем они его не добьются. Но можно тихой сапой, незаметно, не сразу (а китайцы умеют ждать) потеснить слишком могущественного соседа, обескровить его, обезлюдить Сибирь, а затем...
В те дни о том, что будет затем, я не задумывался. Настал день, когда мои планы осуществились полностью. Я не только доказал сам себе, что могу совершить нечто выдающееся, но и заимел кругленькую сумму в иностранном банке, достаточную для безбедного существования до конца моей бурной жизни. А вскоре и сам перебрался к моим денежкам, покинул страну, как до меня делали миллионы россиян, нисколько не сомневаясь в своей правоте и не мучаясь совестью - Россия должна пожать плоды своей политики по отношению к человечеству вообще и к своим гражданам в частности. Что Россия больна, согласятся многие. Но я вместо лечения предложил ее эвтаназию.
XXX
Cегодня, купаясь в роскоши, я иногда слушаю новости, в которых российские политики говорят об ежегодной убыли населения на миллионы человек. И думаю, что я сделал правильно, приведя мое изобретение в действие. И только усмехаюсь, когда ученые медики начинают перечислять причины все увеличивающейся смертности в стране от сердечных болезней в связи с геомагнитными бурями или перепадами давления в атмосфере, нездоровым образом жизни или нарушениями в экологии. Неужели никому не приходит в голову простая мысль, что все эти причины существовали и сотни лет назад, когда население России росло, даже несмотря на войны и мир - мусульманский, буддийский, индуистский, в конце концов! Меня к тому времени уже не будет, но осознание того, что это обязательно произойдет и что я внес лепту в процесс глобального изменения мира, - делает меня в собственных глазах по меньшей мере Наполеоном. А, может, я просто шизофреник? Но от этого не умирают.
...А полеты во сне продолжаются. Только теперь, куда бы я не кинул свой взгляд, все живое останавливается. Как те рыбки в аквариуме. Я пытаюсь закрыть глаза, но не могу. Пытаюсь повернуться и смотреть вверх, но меня слепят жгучие лучи солнца. И я вновь поворачиваюсь к земле и продолжаю убивать все живое. Надеюсь, что и мне уготована легкая смерть. А с ней прекратятся и эти полеты во сне. Я выпустил джина из бутылки, и он вершит свои дела уже помимо моей воли.
ПРОХОРОВ ЮРИЙ МИХАЙЛОВИЧ - бывший фермер с юридическим образованием, любитель юмора, но основания для шуток у него всегда серьезны. Неоднократно печатался в местной и республиканской прессе. В злободневных статьях, в лучшем смысле этого слова, он предстает перед читателем глубоким оригинальным мыслителем. Эта книга призвана познакомить с философскими, нравственными взглядами писателя, с его размышлениями о человеческой жизни.